17. «Что в имени тебе моем?..» (Образ А. С. Пушкина в творчестве М. Цветаевой)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

17. «Что в имени тебе моем?..» (Образ А. С. Пушкина в творчестве М. Цветаевой)

ЦЕЛИ:

1) ознакомление учащихся с цветаевским пониманием творчества А. Пушкина и отношением к его личности («мой Пушкин»);

2) развитие любви к родной литературе.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

1) чтецы;

2) первый ведущий;

3) второй ведущий;

4) третий ведущий;

5) четвертый ведущий;

6) Пушкин;

7) Дантес;

8) секунданты в сцене дуэли.

ХОД ВЕЧЕРА

Первый чтец (стихотворение М. Цветаевой «Я тебя отвоюю у всех земель…»):

Я тебя отвоюю у всех земель, у небес,

Оттого, что лес – моя колыбель и могила – лес.

Оттого, что я на земле стою – лишь одной ногой,

Оттого что я о тебе спою – как никто другой…

Первый ведущий :

«Бывают странные сближенья…». Хотя что же странного в том, что из всех поэтов, русских и зарубежных, классиков и современников, Марина Цветаева отвела в своей жизни особую роль и особое место именно Пушкину?

Первый чтец (стихотворение «Встреча с Пушкиным»):

Я подымаюсь по белой дороге,

Пыльной, звенящей, крутой.

Не устают мои легкие ноги

Выситься над высотой.

Слева – крутая спина Аю-Дага,

Синяя бездна – окрест.

Я вспоминаю курчавого мага

Этих лирических мест.

<…>

Пушкин! Ты знал бы по первому слову,

Кто у тебя на пути.

И просиял бы, и под руку в гору

Не предложил мне идти…

Не опираясь на смуглую руку,

Я говорила б, идя,

Что глубоко презираю науку

И отвергаю вождя,

Как я люблю имена и знамена,

Волосы и голоса,

Старые вина и старые троны, —

Каждого встречного пса. —

<…>

Мы помолчали бы оба – не так ли? —

Глядя, как где-то у ног,

В милой какой-нибудь маленькой сакле

Первый блеснул огонек.

И – потому, что от худшей печали

Шаг – и не больше – к игре,

Мы рассмеялись бы и побежали

За руку вниз по горе.

Второй ведущий :

В центре существования Марины Цветаевой была поэзия, и в ней – непреходящая величина – Пушкин.

Первый ведущий :

«Мой Пушкин». Так назвала она одно их своих эссе – воспоминаний. Местоимение «мой» в сочетании с именем великого поэта показалось многим современникам М. Цветаевой вызывающим, было воспринято как притязание на единоличное владение и единственно верное толкование.

Второй ведущий :

Между тем М. Цветаева преследовала совсем иную цель: она не отнимала Пушкина у остальных, ей просто хотелось, чтобы они увидели Пушкина ее глазами – «глазами любящих».

Первый ведущий :

У М. Цветаевой есть цикл стихотворений, приуроченный к столетию со дня гибели поэта, – «Стихи к Пушкину». Однако меньше всего они похожи на юбилейные: «страшно резкие», «страшно вольные», они «ничего общего с канонизированным Пушкиным не имеют и все имеют – обратное канону».

Второй чтец (стихотворение «Преодоленье косности русской…»):

Преодоленье косности русской —

Пушкинский гений?

Пушкинский мускул

На кашалотьей

Туше судьбы —

Мускул полета,

Бега,

Борьбы.

С утренней негой

Бившийся – бодро!

Ровного бега,

Долгого хода —

Мускул. Побегов

Мускул степных,

Шлюпки, что к брегу

Тщится сквозь вихрь.

Не онедужен

Русскою кровью —

И не верблюжья

И не воловья

Жила (усердство,

Из-под ремня!) —

Конского сердца

Мышца – моя!

Больше балласту, —

Краше осанка!

Мускул гимнаста

И арестанта,

Что на канате

Собственных жил

Из каземата —

Соколом взмыл!

То – серафима

Сила – была:

Несокрушимый

Мускул – крыла.

Первый ведущий :

М. Цветаева – поэт оригинальный, страстный и мятежный. Притягательная сила бунтарских стихий, счастье и горечь противостояния, упоительная власть слова открылись ей еще в детстве. Но еще раньше – до слова – она полюбила Пушкина. Увидев его на картине убитым, она поделила мир на «всех» и Пушкина, на «других» и поэта – и выбрала Пушкина, поэта.

Второй ведущий :

М. Цветаева острее большинства чувствовала непревзойденность его гения и уникальность личности, но, при этом, самым отличительным в ее отношении к Пушкину была свобода, любовь – лишенная подобострастия, – на равных, глаза в глаза.

Третий чтец (стихотворение «Вся его наука…»):

Вся его наука —

Мощь. Светло – гляжу:

Пушкинскую руку

Жму, а не лижу.

Прадеду – товарка:

В той же мастерской!

Каждая помарка —

Как своей рукой.

Пелось – как поется

И поныне – так.

Знаем, как дается

Над тобой пустяк,

Знаем, как потелось!

От тебя, мазок,

Знаю, как хотелось

В лес – на бал – в возок…

И как спать хотелось!

Над цветком любви

Знаю, как скрипелось

Негрскими зубьми!

Перья на востроты

Знаю, как чинил!

Пальцы не просохли

От его чернил!

А зато – меж талых

Свеч, картежных сеч —

Знаю, как стрясалось!

От зеркал, от плеч

Голых, от бокалов

Битых на полу —

Знаю, как бежалось

К голому столу!

Первый ведущий :

«Друг другу чужды по судьбе. Они родня по вдохновенью», – писал А. Пушкин о поэтах. М. Цветаева была поэт, и как поэт соучаствовала в пушкинском «стрясении», в преодоленье немоты, в обретении слова.

Четвертый чтец (стихотворение А. С. Пушкина «Стихи, писанные ночью во время бессонницы»):

Мне не спится, нет огня,

Всюду мрак и сон докучный.

Бой часов лишь однозвучный,

Раздается близ меня.

Парки бабье лепетанье,

Спящей ночи трепетанье,

Жизни мышья беготня…

Что тревожишь ты меня?

Что ты значишь, скучный шепот?

Укоризна или ропот

Мной утраченного дня?

От меня чего ты хочешь?

Ты зовешь или пророчишь?

Я понять тебя хочу,

Смысла я в тебе ищу….

Второй ведущий :

Пушкин М. Цветаевой – живой Пушкин. Первое, что маленькая, еще не умеющая читать Марина поняла о нем, это то, что Пушкин был негр. У Пушкина были бакенбарды. У Пушкина были волосы вверх и губы наружу, и черные, с синими белками, как у щенка, глаза – черные вопреки явной светлоглазости многочисленных портретов (раз негр – черные).

Пятый чтец (стихотворение А. Пушкина «Моя родословная»):

Решил Фиглярин, сидя дома,

Что черный дед мой Ганнибал

Был куплен за бутылку рома

И в руки шкиперу попал.

Сей шкипер был тот шкипер славный,

Кем наша двигнулась земля,

Кто придал мощно бег державный

Рулю родного корабля.

Шестой чтец (стихотворение М. Цветаевой «Петр и Пушкин»):

Сего афричонка в науку

Взяв, всем россиянам носы

Утер, и наставил – от внука

От негрского – свет на Руси.

Первый ведущий :

«Черного не перекрасить в белого – неисправим!» – писала Марина Цветаева о Ганнибаловом правнуке – русском поэте. Для нее эта связь значила гораздо больше, нежели для кого-либо другого.

Второй ведущий :

Няня водила Марину гулять на Тверской бульвар, и памятник А. Пушкину, тот, что на Тверском, был конечным пунктом их прогулочного маршрута. В этом тоже можно увидеть предопределение судьбы Марины. У нее была маленькая фарфоровая куколка, и вот эту куколку она любила приставлять к подножию памятника и мысленно отсчитывать, сколько таких куколок уместится в нем. Получалось так много, что Марина каждый раз сбивалась со счета.

Первый ведущий :

Таким образом, памятник А. Пушкину стал первой встречей М. Цветаевой с черным и белым: такой черный! Такая белая! И так как черный был явным гигантом, а белая – комической фигуркой, и так как непременно нужно было выбрать, она тогда же и навсегда выбрала черного, а не белого, черное, а не белое: черную душу, черную долю, черную жизнь.

Седьмой чтец (стихотворение «Роландов рог»):

Как нежный шут о злом своем уродстве,

Я повествую о своем сиротстве…

За князем – род, за серафимом – сонм,

За каждым – тысячи таких, как он,

Чтоб, пошатнувшись, – на живую стену

Упал и знал, что – тысячи на смену!

Солдат – полком, бес – легионом горд,

За вором – сброд, а за шутом – все горб.

Так, наконец, устала я держаться

Сознаньем: перст и назначеньем: драться,

Под свист глупца и мещанина смех —

Одна из всех – за всех – противу всех! —

Стою и шлю, закаменев от взлету,

Сей громкий зов в небесные пустоты.

Второй ведущий :

Раз и навсегда выбрав черного, а не белого, М. Цветаева готова была защищать его – себя – поэта от всех: от толпы, от времени, яростней же всего, непримиримей всего – от тех, кого М. Цветаева пренебрежительно именовала «пушкиньянцами», кто пушкинское «чувство моря, о гранит бьющегося» пытался подменить пресловутым чувством меры.

Первый ведущий :

М. Цветаева со всей ее бескомпромиссностью, безудержностью, страстностью, «невписанностью в окоем» восставала против всех лицемеров тогда и теперь. Против тех, кто пушкинской классической простотой пытался ограничить творческую свободу новых поэтов, кто живого, противоречивого, непредсказуемого Пушкина умудрялся превратить в «непреодолимую зевоту» хрестоматий, в наставника, в «классную даму».

Восьмой чтец (стихотворение «Бич жандармов, бог студентов…»):

Бич жандармов, бог студентов,

Желчь мужей, услада жен —

Пушкин – в роли монумента?

Гостя каменного? – он,

Скалозубый, нагловзорый

Пушкин – в роли Командора?

Критик – ноя, нытик – вторя:

«Где же пушкинское (взрыд)

Чувство меры?» Чувство моря

Позабыли – о гранит

Бьющегося? Тот, соленый

Пушкин – в роли лексикона?

Две ноги свои – погреться —

Вытянувший, и на стол

Вспрыгнувший при самодержце

Африканский самовол —

Наших прадедов умора —

Пушкин – в роли гувернера?

Черного не перекрасить

В белого – неисправим!

Недурен российский классик,

Небо Африки своим

Звавший, невское – проклятым,

Пушкин – в роли русопята?

Ох, брадатые авгуры!

Задал, задал бы вам бал

Тот, кто царскую цензуру

Только с дурой рифмовал.

К пушкинскому юбилею

Тоже речь произнесем:

Всех румяней и смуглее

До сих пор на свете всем,

Всех живучей и живее!

Пушкин – в роли мавзолея?

Уши лопнули от вопля:

«Перед Пушкиным – во фрунт!»

А куда девали пекло

Губ, куда девали – бунт

Пушкинский? Уст окаянство?

Пушкин – в роли пушкиньянца!

Что вы делаете, карлы,

Этот – голубей олив —

Самый вольный, самый крайний

Лоб – навеки заклеймив

Низостию двуединой

Золота и середины?

«Пушкин – тога, Пушкин – схима,

Пушкин – мера, Пушкин – грань…»

Пушкин, Пушкин, Пушкин, – имя

Благородное – как брань

Площадную – попугаи.

– Пушкин! Очень испугали!

Второй ведущий :

Более всего остального Цветаева ценила в Пушкине его внутреннюю свободу. Ничей слуга. Никому не раб. Но она же и понимала, как трудно было сохранить эту свободу, особенно в последние годы жизни.

Первый ведущий :

Тут нужен был «пушкинский мускул» – «мускул полета, бега, борьбы» «на кашалотьей туше судьбы».

Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит —

Летят за днями дни, и каждый день уносит

Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем

Предполагаем жить, и глядь – как раз умрем.

(Смена ведущих)

Третий ведущий :

Год 1836 – последний год жизни А. Пушкина. Это был горький год. Мать – Надежда Осиповна – опасно больна. Денежные дела плохи, как никогда.

Четвертый ведущий :

Когда-то А. Пушкин вдоволь позубоскалил на предмет российских доморощенных журналистов, «не знающих более, за что приняться, да ни к чему более и не способных, кроме как издавать журнал». Вольно ж тогда было шутить.

Третий ведущий :

– Господи боже мой, вот уж четвертый месяц живу в Петербурге, таскаюсь по всем передним, а до сих пор не могу получить места.

Четвертый ведущий :

– Да… Знаешь ли что? Издай альманах.

Третий ведущий :

– Как так?

Четвертый ведущий :

– А вот как: выпроси у наших литераторов по нескольку пьес, кое-что перепечатай сам. Выдумай заглавие, закажи в долг виньетку да и тисни с богом.

Третий ведущий :

Теперь же самому Пушкину приходилось думать, как с помощью журнала выпутаться из долгов.

Четвертый ведущий :

– Журнал? А в самом деле, почему бы и нет?

На это скажут мне с улыбкою неверной:

– Смотрите: вы поэт уклонный, лицемерный,

Вы нас морочите – вам слава не нужна,

Смешной и суетной вам кажется она,

Зачем вы пишете?

– Я? Для себя!

– За что же

Печатаете вы?

Третий ведущий :

Из письма А. Пушкина к П. Нащокину: «Мой любезный Павел Воинович, я не писал тебе, потому что был в ссоре с московскою почтою. Болезнь матери моей заставила меня воротиться в город. Думаю побывать в Москве, коли не околею по дороге. Есть ли у тебя угол для меня? То-то бы наболтались! А здесь не с кем. Денежные мои обстоятельства плохи, я принужден был приняться за журнал. Не ведаю, как еще пойдет».

Четвертый ведущий :

Журнал не пошел. Цензурный комитет поставил, кажется, целью не пропускать ни одного сколько-нибудь животрепещущего материала, да и сам А. Пушкин очень скоро потерял интерес к своему детищу. Звание журналиста, альманашника претило ему: оно ставило его в один ряд с Н. Полевым и Ф. Булгариным – предметами вечных насмешек Пушкина. Это было унизительно. Оставалось одно – иронизировать над собой.

Девятый чтец (Из частного письма А. С. Пушкина):

«Вижу, что непременно нужно иметь мне 80 000 дохода. И буду их иметь. Недаром же пустился в журналистскую спекуляцию, а ведь это все равно, что золотарство: очищать русскую литературу есть чистить нужники и зависеть от полиции.

…К. Брюллов сейчас от меня. Едет в Петербург, скрепя сердце: боится климата и неволи. Я стараюсь его утешить и ободрить, а между тем у меня самого душа в пятки уходит, как вспомню, что я журналист. Мордвинов будет на меня смотреть, как на Фаддея Булгарина, как на шпиона; черт догадал меня родиться в России с душой и с талантом. Весело, нечего сказать».

Третий ведущий :

«А. Пушкин на веку своем написал несколько острых и бойких журналистских статей, но журнальное дело было не его делом. Журналист – поставщик и слуга публики. А Пушкин не мог быть ничьим слугой. Он принялся за журнал вовсе не из литературных видов, а из-за экономических. Думал, что совладает с журнальным предприятием не хуже другого. Не боги же обжигают горшки. Нет, не боги, а горшечники. Но он именно не был горшечником. Он ошибся и обчелся и в литературном, и в денежном отношении». (П. А. Вяземский)

Четвертый ведущий :

«Современник» продавался хуже некуда. В. Белинский ругал журнал, говорил о падении таланта А. Пушкина. С нелестным отзывом о «Современнике» выступил и кумир юности поэта – П. Чаадаев.

Третий ведущий :

Между тем деньги, полученные за первую книжку, пошли на уплату неотложных долгов, в том числе на покрытие расходов, связанных с похоронами Надежды Осиповны. Кредиторы атаковали беспрестанно.

Четвертый ведущий :

И все же не это занимало больше всего мысли Пушкина. История с Жоржем Дантесом продолжалась и, кажется, близилась к развязке.

(Перед началом следующей сцены желательна инсценировка бала пушкинских времен, включающая исполнение мазурки Н. Н. Гончаровой с Ж. Дантесом)

Третий ведущий :

Наталья Николаевна Гончарова… Жена, «женка» А. Пушкина – его мадонна, его смертная мука, смертная боль. Спустя восемь лет после смерти поэта вышла замуж за Ланского.

Четвертый ведущий :

К Наталии Николаевне Марина Цветаева относилась недвусмысленно: «Было в ней одно: красавица, только красавица, просто красавица». Это определение в устах М. Цветаевой звучало и как приговор: виновна, и как оправдание: без вины, ибо от «просто красавицы» можно ли было ожидать возвышенности ума и тонкости чувств?

Десятый чтец (стихотворение «Счастие или грусть…»):

Счастие или грусть —

Ничего не знать наизусть,

В пышной тальме катать бобровой,

Сердце Пушкина теребить в руках,

И прослыть в веках —

Длиннобровой,

Ни к кому не суровой —

Гончаровой.

Сон или смертный грех —

Быть как шелк, как пух, как мех,

И, не слыша стиха литого,

Процветать себе без морщин на лбу,

Если грустно – кусать губу

И потом, в гробу,

Вспоминать – Ланского.

Третий ведущий :

В одном из своих эссе М. Цветаева трактует брак А. Пушкина с Н. Гончаровой как исполнение судьбы. Она пишет: «Гончарову, не любившую, он взял уже с Дантесом in dem Kauf в придачу, то есть с собственной смертью».

Четвертый ведущий :

О том, как это было, рассказывают люди, близко знавшие А. Пушкина и его жену.

Одиннадцатый чтец :

Из письма С. Н. Карамзиной А. Н. Карамзину, 19 сентября 1836 г.: «В среду мы отдыхали и приводили в порядок дом, чтобы на другой день, день моего ангела, принять множество гостей из города. Среди гостей были Пушкин с женой и ее сестрами, Дантес, Голицын и другие. Бал получился настоящий и очень веселый, если судить по лицам гостей, всех, за исключением Пушкина. Его блуждающий, рассеянный взгляд с вызывающим тревогу вниманием останавливался лишь на Наталье Николаевне и на Дантесе, который издали бросал нарочито долгие, нежные взгляды на Натали и который все-таки танцевал с ней мазурку. Пушкин стоял напротив них в дверях, молчаливый, бледный и угрожающий. Боже мой, как все это глупо».

Двенадцатый чтец :

«Еще за месяц или полтора до рокового дня Пушкин, преследуемый анонимными письмами, послал Дантесу вызов на поединок. Названый отец Дантеса, старик Геккерн, не замедлил принять меры. Я встретился с ним на Невском, и он стал рассказывать мне горестное свое положение: говорил, что всю жизнь свою он только и думал, как бы устроить судьбу своего питомца, что теперь, когда ему удалось перевести его в Петербург, вдруг приходится расстаться с ним; потому что, каков бы ни был исход дуэли, разлука несомненна.

Он передавал мне, что желает сроку две недели для устройства дел, и просил меня помочь ему. Я отказал. Но Жуковского старик разжалобил: при его посредничестве Пушкин согласился ждать две недели.

История разгласилась по городу. Барон Геккерн с сыном прибегли к следующей уловке. Старик объявил, будто сын признался ему в своей страстной любви к сестре Натальи Николаевны, Катерине Николаевне Гончаровой, будто эта любовь заставляла его так часто посещать дом Пушкиных. Для самолюбия Пушкина дело улаживалось как нельзя лучше: стреляться ему было уже не из чего, а в городе все могли понять, что француз женится из трусости». (Из рассказа Петра Андреевича Вяземского П. И. Бартеневу)

Тринадцатый чтец :

А. С. Пушкин – В. А. Соллогубу, 17 ноября 1836 г.: «Я вызвал господина Н. Геккерна на дуэль, и он принял вызов, не входя ни в какие объяснения. И я же прошу теперь господ свидетелей этого дела соблаговолить рассматривать этот вызов как не имевший места, узнав из толков в обществе, что господин Жорж Геккерн решил объявить о своем намерении жениться на мадемуазель Гончаровой».

Одиннадцатый чтец :

«Мы застали у Катрин Тургенева, Виельгорского и Дантеса со своей невестой, которая завтра станет его женой. Ведь завтра, в воскресенье, состоится эта удивительная свадьба; Александр и Вольдемар будут шаферами, а Пушкин проиграет несколько пари, потому что он, изволите видеть, бился об заклад, что эта свадьба – один обман и никогда не состоится». (С. Н. Карамзина – А. Н. Карамзину, 9 января 1837 г.)

Третий ведущий :

Свадьбу играли в первой половине января. Друзья А. Пушкина успокоились, воображая, что тревога прошла, как будто весь этот фарс мог заставить «умного поэта», как они называли Пушкина, поверить в искренность намерений Дантеса.

Четвертый ведущий :

Дом Пушкиных давно уже был закрыт для Геккерна и оставался таковым после его брака со свояченицей поэта. Но они встречались в свете, и там Геккерн продолжал демонстративно восхищаться своей невесткой, Натальей Николаевной. Он мало говорил с ней, но находился постоянно вблизи. Это была настоящая бравада, и Пушкин не принял такого положения вещей. Он воспользовался случаем, чтобы вспыхнуть и написать старому Геккерну, барону, известное письмо, которое могло быть смыто только кровью.

Первый чтец :

Из воспоминаний Веры Федоровны Вяземской: «С понедельника 25 числа, когда все семейство (Пушкин, Дантес с женой и Александрина Гончарова) провело у нас вечер, мы были добычей самых живых мучений. Пушкин вечером, глядя на Жоржа Геккерна, сказал мне:

– Что меня забавляет, так это то, что этот господин веселится, не предчувствуя, что его ожидает по возвращении домой.

– Что же именно? Вы ему написали?

– Да, его отцу.

– Как! Письмо уже послано?

– Да, сегодня.

– Неужели вы думаете об этом? Мы надеялись, что все уже кончено».

Второй чтец :

А. Пушкин – Л. Геккерну, 26 января 1837 г.: «Барон! Позвольте мне подвести итог тому, что произошло недавно. Поведение вашего сына было мне известно давно и не могло быть для меня безразличным. Я довольствовался ролью наблюдателя, готовый вмешаться, когда сочту это своевременным. Случай вывел меня из затруднения: я получил анонимные письма. Я увидел, что время пришло, и воспользовался этим. Я заставил вашего сына играть роль столь жалкую, что моя жена, удивленная такой трусостью и пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может, и вызывала в ней эта „великая и возвышенная страсть“, угасло в презрении самом спокойном и отвращении, вполне заслуженном. Я вынужден признать, барон, что ваша собственная роль была не совсем прилична. Вы, представитель коронованной особы, вы отечески сводничали сыну. Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о любви вашего сына. Вы хорошо понимаете, барон, что после всего этого я не могу терпеть, чтобы моя семья имела какие бы то ни было сношения с вашей. Я не могу позволить, чтобы ваш сын смел разговаривать с моей женой и – еще того менее – чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда как он просто трус и подлец.

Итак, я вынужден обратиться к вам, чтобы просить вас положить конец всем этим проискам, если вы хотите избежать нового скандала.

Имею честь быть, барон, ваш нижайший и покорный слуга».

Третий чтец :

Луи Геккерн – А. С. Пушкину, 26 января 1837 г.: «Милостивый государь. Содержание вашего письма до такой степени выходит за пределы возможного, что я отказываюсь отвечать на все подробности этого послания. Мне остается только предупредить вас, что господин виконт д'Аришак отправляется к вам, чтобы условиться относительно места, где вы встретитесь с Жоржем Геккерном.

Остаюсь, милостивый государь, ваш покорный слуга Луи Геккерн».

(Фонограмма. Роли Пушкина, Дантеса и секундантов исполняют ученики)

Пушкин :

– Все ли, наконец, кончено?

Секундант :

– Да, все готово, можно сходиться.

(Выстрел)

Секундант (Пушкину):

– Что, что с тобой, куда угодила пуля?

Пушкин :

– Мне кажется, что у меня раздроблена нога. Но у меня еще достаточно сил, чтобы сделать свой выстрел. Дайте мне пистолет.

Секундант :

– Вот он.

(Выстрел)

Пушкин :

– Что он, ранен? Куда я попал!

Секундант :

– Я думаю, что он ранен в грудь.

Пушкин :

– Браво!

(Бросает пистолет)

Чтец :

Из эссе М. Цветаевой «Мой Пушкин»: «Снег, черные прутья деревец. Двое черных людей проводят третьего, под мышки, а еще один, другой, спиной отходит. Уводимый – Пушкин, отходящий – Дантес. Дантес вызвал Пушкина на дуэль, заманил его на снег и там, между черных безлистных деревец, убил.

Первое, что я узнала о Пушкине, это что его убили. Потом я узнала, что Пушкин – поэт, а Дантес – француз. О Гончаровой не упоминалось вовсе, и я о ней узнала только взрослой. Да, по существу, третьего в этой дуэли не было. Было двое: любой и один, то есть вечные действующие лица пушкинской лирики: поэт – и чернь. Чернь, на этот раз в мундире кавалергарда, убила поэта».

Третий ведущий :

«ТРЕТЬЕГО в этой дуэли не было», – пишет М. Цветаева. Но она же и называет этого третьего – в стихах: «Певцоубийца (царь Николай) Первый».

Четвертый ведущий :

Отношения Пушкина с государем всегда были противоречивы. Одно несомненно: желание Николая сделать «умнейшего мужа России» придворным поэтом. Из воспоминаний П. В. Нащокина известно, что «друзья должны были обливать холодною водою» поэта после назначения его камер-юнкером: до того он был взволнован этим пожалованием! «Если бы не они, – пишет Нащокин, – Пушкин, будучи вне себя, разгоревшись, с пылающим лицом, хотел идти во дворец и наговорить грубостей самому царю».

Третий ведущий :

И перед смертью поэта монарх не оставил его своими милостями. Жуковский – «небесная душа» – умилялся письму, «собственноручно государем» писанному к смертельно раненному Пушкину. «Я не лягу, я буду ждать», – стояло в записке государя к Арендту, домашнему врачу Пушкина. А в самом письме Николай говорил: «Если бог не велит нам более увидеться, прими мое прощение, а с ним и мой совет: кончить жизнь христиански. О жене и детях не беспокойся: я их беру на свое попечение».

Четвертый ведущий :

«Как бы я желал выразить простыми словами то, что у меня движется в душе при перечитывании этих немногих строк. Какой трогательный конец земной связи между царем и тем, кого он когда-то отечески присвоил и кого до последней минуты не покинул», – писал Жуковский к отцу Пушкина, Сергею Львовичу.

Что бы он сказал, если бы прочел строки из письма Николая I к Марии Павловне, великой герцогине Саксен-Веймерской: «Здесь нет ничего такого любопытного, о чем бы я мог тебе сообщить. Событием дня является смерть пресловутого Пушкина, убитого на дуэли неким, чья вина была в том, что он в числе многих других находил жену Пушкина прекрасной … Вот единственное примечательное происшествие».

Чтец :

Потусторонним Залом царей.

А непреклонный Мраморный сей?

Столь величавый

В золоте барм.

Пушкинской славы

Жалкий жандарм.

Автора – хаял,

Рукопись – стриг,

Польского края

Зверский мясник.

Зорче вглядися!

Не забывай: Певцоубийца

Царь Николай Первый.

М. Цветаева «Поэт и царь»

Третий ведущий:

Всю степень лицемерности отеческой заботы Николая о Пушкине явили похороны поэта. Все издержки по похоронам взял на себя старый граф Строганов, родственник Натальи Николаевны. Он хотел, чтобы похороны были насколько возможно торжественней, так как устраивал их за свой счет. Распоряжения были отданы, приглашения разосланы. Но граф Строганов получил приказание изменить отданные распоряжения.

Четвертый ведущий :

Отпевание предполагалось в Исаакиевской церкви, вынос тела предполагался по обычаю утром, в день погребения. Однако ночью, без факелов гроб с телом был перенесен и поставлен в Конюшенной церкви. Объявили, что мера эта была принята «в видах обеспечения общественной безопасности». Очевидно, в этих же целях накануне в маленькой гостиной, где покоился поэт, очутился целый корпус жандармов. Против кого была выставлена эта охрана, весь этот военный парад?

Чтец :

Нет, бил барабан перед смутным полком,

Когда мы вождя хоронили:

То зубы царевы над мертвым певцом

Почетную дробь выводили.

Такой уж почет, что ближайшим друзьям —

Нет места. В изглавьи, в изножьи,

И справа, и слева – ручищи по швам —

Жандармские груди и рожи.

Не диво ли – и на тишайшем из лож

Пребыть поднадзорным мальчишкой?

На что-то, на что-то, на что-то похож

Почет сей, почетно – да слишком!

Гляди, мол, страна, как, молве вопреки,

Монарх о поэте печется!

Почетно-почетно-почетно – архи —

Почетно, – почетно – до черту!

Кого ж это так – точно воры вора

Пристреленного – выносили?

Изменника? Нет.

С проходного двора —

Умнейшего мужа России.

М. Цветаева «Нет, бил барабан перед смутным полком…»

Третий ведущий :

Из дневника А. В. Никитенко: «Похороны Пушкина. Это были действительно народные похороны. Все, что сколько-нибудь читает и мыслит в Петербурге, – все стеклось к церкви, где отпевали поэта. … Тут же, по обыкновению, были и нелепейшие распоряжения. … В университете получено строгое предписание, чтобы профессора не отлучались от своих кафедр и студенты присутствовали бы на лекциях. … Русские не могут оплакивать своего согражданина, сделавшего им честь своим существованием…».

Чтец :

Народоправству, свалившему трон,

Не упразднившему – тренья:

Не поручать палачам похорон

Жертв, цензорам – погребенья Пушкиных. …

Не обрекать на последний мрак,

Полную глухонемость —

Тела, обкорнанного и так

Ножницами – в поэмах.

М. И. Цветаева «Народоправству, свалившему трон…»

Третий ведущий :

Несмотря на то что Конюшенная церковь была невелика и во время панихиды туда пускали только по билетам (приглашениям), проститься с Пушкиным пришло более 20 000 человек. Вся площадь была запружена огромной толпой, которая устремилась в церковь, как только кончилось богослужение. Один из никому не известных молодых людей, по свидетельству Софьи Николаевны Карамзиной, сказал Россету: «Видите ли, Пушкин ошибался, когда думал, что потерял свою народность: она вся тут».

Первый чтец :

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,

К нему не зарастет народная тропа,

Вознесся выше он главою непокорной

Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру – душа в заветной лире

Мой прах переживет и тленья убежит —

И славен буду я, доколь в подлунном мире

Жив будет хоть один пиит.

А. С. Пушкин. «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…»

Второй чтец :

Что в имени тебе моем?

Оно умрет, как шум печальный

Волны, плеснувшей в берег дальний,

Как звук ночной в лесу глухом.

Третий чтец :

Что в нем? Забытое давно

В волненьях новых и мятежных,

Твоей душе не даст оно

Воспоминаний чистых, нежных.

Четвертый чтец :

Но в день печали, в тишине,

Произнеси его, тоскуя;

Скажи: есть память обо мне,

Есть в мире сердце, где живу я…

А. С. Пушкин «Что в имени тебе моем…»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.