23. «Вернуться в Россию – стихами…» (Поэзия русской эмиграции)
23. «Вернуться в Россию – стихами…» (Поэзия русской эмиграции)
ЦЕЛИ:
1) расширение знаний учащихся о судьбе и творчестве некоторых поэтов-эмигрантов;
2) развитие интереса к родной литературе и истории своей страны;
3) воспитание чувства любви к родине, патриотизма, гуманности.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
1) первый ведущий;
2) второй ведущий;
3) чтецы.
ХОД ВЕЧЕРА
Нас раскидало, как в море льдины,
Расколошматило, но не разбив.
Культура русская всегда едина,
А лишь испытывается на разрыв.
(Е. Евтушенко)
Полдень. Березовый отсвет покоя.
В небе российские купола.
И облака, будто белые кони,
Мчатся над Сен-Женевьев-де-буа.
(Р. Рождественский)
(эпиграфы пишутся на доске или на отдельном плакате)
Первый ведущий :
К нам возвращаются большие поэты начала и середины XX в. Поэты, имена которых долгие годы были забыты либо вовсе неизвестны. Это новое время требует от истории полноты и правды.
Начало XX в. было для русской поэзии блистательным, поразительно щедрым и разнообразным. За короткий срок засияло множество замечательных поэтических имен: А. Блок, А. Белый, И. Бунин, О. Мандельштам, А. Ахматова, Н. Гумилев, С. Есенин, М. Цветаева, И. Северянин… Символисты, акмеисты, футуристы, имажинисты…
Однако события октября 1917 г. и гражданской войны в России привели к тому, что сотни тысяч наших соотечественников (преимущественно интеллигенция), опасаясь диктатуры пролетариата, власти большевиков и широкого красного террора, покинули Родину через Новороссийск, Одессу, Севастополь, порты Прибалтики, Владивосток, основав русские гнезда в Константинополе, Праге, Белграде, Риге, Харбине, Париже, Берлине, Нью-Йорке.
(Звучит песня Ж. Бичевской «Прощальная»)
Второй ведущий :
В эмиграции оказалось немало поэтов и писателей, представлявших различные направления и течения русской литературы XX в.: А. Аверченко, М. Алданов, Л. Андреев, К. Бальмонт, Г. Иванов, З. Гиппиус, М. Мережковский, Куприн, И. Северянин, А. Толстой, С. Иванов, Г. В. Адамович, Владислав Ходасевич, М. Цветаева, И. Шмелев, М. Замятин, Ремизов, Зайцев, И. Бунин, В. Набоков…
В европейских столицах организуются литературные центры, издательства, выходят многочисленные газеты и журналы: «Возрождение», «Грядущая Россия», «Русская мысль», «Слово», «Геликон». Проходят поэтические вечера, встречи. Но, несмотря на бурную литературную жизнь, русские эмигранты чувствуют здесь себя неуютно. Поэт Г. Иванов говорил: «Все мы, поэты и писатели эмиграции, обречены. Нас убивает отсутствие воздуха. И любви. Невнимание и безразличие».
Из воспоминаний поэтессы И. Одоевцевой («На берегах Сены»): «Я обращаюсь к вам с просьбой о любви к людям, о которых я пишу в этой книге. Все они нуждаются в любви, потому … что задыхались в вольном воздухе чужих стран, им не хватало любви читателей. <…>М. Цветаева в 1923 г. говорила, что из страны, в которой стихи ее были нужны, как хлеб, она попала в страну, где ни ее, ни чьи-либо стихи не нужны. Даже русские люди в эмиграции перестали в них нуждаться. И это делало поэтов, пишущих на русском языке, несчастными».
Потому так много у поэтов-эмигрантов стихов о России, которые мы сегодня и будем слушать, обратившись к части великого духовного наследия, оставленного нам этими людьми, не получившими в награду за это даже клочка родной земли, чтобы навсегда забыться в ней и простить нанесенные обиды.
(Звучит песня Ж. Бичевской «Все теперь против нас»)
Первый чтец : (стихотворение И. Бунина «И цветы, и шмели, и трава, и колосья»):
И цветы, и шмели, и трава, и колосья,
И лазурь, и полуденный зной…
Срок настанет – господь сына блудного спросит:
«Был ли счастлив ты в жизни земной?»
И забуду я все – вспомню только вот эти
Полевые пути меж колосьев и трав —
И от сладостных слез не успею ответить,
К милосердным коленам припав.
Первый ведущий :
Это стихотворение – одно из многочисленных признаний в любви к родной земле, Иван Алексеевич Бунин написал в 1918 г., еще на Родине. А в 1920 г. он покинул Россию. <…> Бунин не принял революции, не признал перемен, происшедших в России, и не примирился с ними. Для него с великой Россией все кончено уже после февраля 1917 г. Он решительно и категорически отверг Временное правительство и его лидеров, видя в них жалкие фигуры, способные привести страну лишь к пропасти. Не приемлет он и большевистское руководство, а свое недолгое пребывание в России после революции назвал окаянными днями. И в разные годы эмиграции он отрицательно отзывался о новом советском строе. Это стало причиной того, что в России Бунина печатали мало, притом с искажениями и сокращениями, а настоящее знакомство русских читателей с его творчеством произошло в конце XX в.
Незаурядный талант Бунина – поэта, прозаика, переводчика – был признан еще в дореволюционной России. <…>В эмиграции он создает шедевры: роман «Жизнь Арсеньева», книгу рассказов о любви «Темные аллеи», философский трактат «Освобождение Толстого». Ему суждено было узнать славу знаменитого писателя, лауреата Нобелевской премии. И он же в горестные дни эмиграции будет вынужден просить помощи у состоятельных знакомых, судьба уготовит ему голод и страдания в Грасе во время оккупации, а затем – тяжелую болезнь и медленное угасание в нужде и гордой бедности.
Это сильно мучило его в последние годы: «У меня душевные зрение и слух так же обострены, как физические, и чувствую я все во сто раз сильнее, чем обыкновенные люди, – и горе, и счастье, и радость, и тоску. Просто иногда выть на луну от тоски готов. И прыгать от счастья. Да, даже и сейчас, на восьмом десятке. Хотя какое же у меня теперь счастье? Конец жизни похож на начало. Нищенская, грустная юность, нищенская, тяжелая старость. Сколько унижения, оскорблений! С протянутой рукой… Подайте великому писателю, Нобелевскому лауреату! Это при моей-то гордости – ведь я нечеловечески, я дьявольски горд, и почести и поклонения принимая всегда как должное. Представляете, каково мне теперь?»
Постоянно темой раздумий и стихов И. А. Бунина была Россия.
Второй чтец (стихотворение «Бедные селенья»):
Моя отчизна; я вернулся к ней,
Усталый от скитаний одиноких,
И понял красоту в ее печали
И счастье в печальной красоте.
Они глумятся над тобою,
Они, о, Родина, корят
Тебя твоею простотою,
Убогим видом черных хат…
Так сын, спокойный и нахальный,
Стыдится матери своей —
Усталой, робкой и печальной
Средь городских его друзей,
Глядит с улыбкой состраданья
На ту, кто сотни верст брела
И для него, ко дню свиданья,
Последний грошик берегла.
Второй ведущий :
Но Россия Бунина – не только в убогих селеньях, заброшенности и нищете, но и в многоцветье весенних степей, алом вечернем небе, прозрачных осенних чащах:
Третий чтец (стихотворение «От праздности и лжи, от суетных забав»):
От праздности и лжи, от суетных забав
Я одинок бежал в поля мои родные,
Я странником вернулся под сень моих дубрав,
Под их навесы вековые.
И, зноем истомлен, я на пути стою
И пью лесных ветров живительную влагу…
О, возврати, мой край, мне молодость мою,
И юных блеск очей, и юную отвагу!
Ты видишь – я красы твоей не позабыл
И, сердцем чист, твой мир благословляю…
Обетованному отеческому краю
Я приношу остаток гордых сил.
Первый ведущий :
«Страшное чувство России» постоянно преследовало поэта. В его дневниках встречаются записи: «Очень хочу домой», «Плакал о России», «Все думаю: если бы дожить, попасть в Россию». Разрыв с Родиной бросает трагический отсвет на произведения Бунина, написанные в эмиграции. Немногочисленные стихи пронизаны чувством одиночества, бездомности, тоски по России:
Четвертый чтец (стихотворение «Канарейка»):
Канарейку из-за моря
Привезли, и вот она
Золотая стала с горя,
Тесной клеткой пленена.
Птицей вольной, изумрудной
Уж не будешь, как ни пой
Про далекий остров чудный
Над трактирною толпой!
У птицы есть гнездо, у зверя есть нора.
Как горько было сердцу молодому,
Когда я уходил с отцовского двора,
Сказать «прости» родному дому!
У зверя есть нора, у птицы есть гнездо.
Как бьется сердце, горестно и громко,
Когда вхожу, крестясь, в чужой, наемный дом
Совсем уж с ветхою котомкой!
Второй ведущий :
Ему так и не пришлось покинуть чужой дом и вернуться в свой, на русскую землю. Возвратилось то, что он написал. И во всех этих произведениях чувствуется дыхание России. Вдали от Родины И. А. Бунин провел почти 34 года. Скончался он в ночь на 8 ноября 1953 г. в Париже, в скромной квартире на улице Жики Оффенбаха. Прах поэта покоится во французской земле, в 50 км от Парижа, на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. На его могиле – крест белого камня, небольшой цветник. Все открыто солнцу, воздуху, свету. А рядом – могилы Мережковского, З. Гиппиус, Тэффи, В. Соловьева, Зайцева, И. И. Шмелева… Целый пласт русской нации, русской культуры.
Первый ведущий :
В 1913 г. в русской поэзии произошло событие: вышел в свет сборник стихов Игоря Северянина «Громокипящий кубок». Перед изумленной, пресыщенной стихами публикой появился новый поэт с неведомым доселе стихом – певучим, причудливым, необычным. Славе поэта во многом способствовал исполнительский дар: он сам исполнял почти все свои стихи, дав более 400 концертов на родине и за рубежом. Эти поэтические концерты всегда проходили с огромным успехом. Северянин покорял слушателей музыкальностью своих стихов. Его боготворили, книги шли нарасхват. А в 1918 г. на вечере в Политехническом музее в Москве И. Северянин был признан «Королем поэтов».
Пятый чтец (стихотворение «Рескрипт короля»):
Отныне плащ мой фиолетов,
Берета бархат в серебре:
Я избран королем поэтов
На зависть нудной мошкаре.
Меня не любят корифеи —
Им неудобен мой талант:
Им изменили лесофеи
И больше не плетут гирлянд.
Лишь мне восторг и поклоненье
И славы пряный фимиам.
Моим – любовь и песнопенья! —
Недосягаемым стихам.
<…>
В душе порывистых приветов
Неисчислимое число.
Я избран королем поэтов —
Да будет подданным светло!
Второй ведущий :
Зимой 1918 г. Северянин окончательно переселился в Эстонию. Уже несколько лет он проводил там летние месяцы, в поселке Тойла, на берегу Балтийского моря. Маленькая, уютная Тойла, светло-зеленая летом и жемчужно-хмурая зимой, была привычным курортным местом для интеллигенции из Петрограда. Поэт жил здесь относительно спокойный жизнью дачника, ловил рыбу, совершая длинные пешие прогулки к окрестным озерам.
Шестой чтец (стихотворение «Узор по канве»):
По отвесному берегу моря маленькой Эстии,
Вдоль рябины, нагромоздившей горьковатый коралл,
Где поющие девушки нежно взор заневестили,
Чья душа целомудренней, чем березья кора,
По аллее, раскинутой над черной смородиной,
Чем подгорье окустено вплоть до самой воды,
Мы проходим дорогою, что не раз нами пройдена,
И все ищем висячие кружевные сады…
И все строим воздушные невозможные замки
И за синими птицами неустанно бежим,
Между тем как поблизости – ласточки те же самые,
Что и прошлый раз реяли, пеночки и стрижи.
Нет, на птицу на синюю, не похожа ты, ласточка,
На палаццо надземные не похожа изба.
Дай рябины мне кисточку, ненаглядная Эсточка,
Ту, что ветер проказливо и шутя колебал…
Первый ведущий :
Когда Эстония была признана самостоятельным государством, Северянин оказался за пределами родины. Он устанавливает контакты с эстонскими литературными кругами, занимается переводами, выпускает сборники стихов. Совершает путешествия по странам Европы, где выступает со своими поэтоконцертами. Он пишет о серьезном и важном: о смысле жизни, о своей судьбе, о России. Поэт много выстрадал в эти годы, подчас заблуждался и в полной мере постиг истину: хлеб чужбины горек.
Седьмой чтец :
Была у тебя страна,
И был у тебя свой дом,
Где ты со своей семьей
Лелеяли побеги роз…
Но, родины не ценя,
Свой дом не сумев сберечь
И мало любя семью,
Ты все потерял – был день.
Зачем же теперь видна
Во взоре тоска твоем
И в чуждом краю зимой
Ты бродишь и наг и бос?
<…>
Глупец! От твоей тоски
Заморским краям смешно,
И сетовать ты не прав,
Посмешище для людей…
<…>
Еще одна весна. Быть может,
Уже последняя. Ну что ж,
Она постичь душе поможет,
Чем дом покинутый хорош.
Имея свой, не строй другого.
Всегда довольствуйся одним.
Чужих освоить бестолково:
Чужой останется чужим.
От гордого чувства, чуть странного,
Бывает так горько подчас:
Россия построена заново
Другими, не нами, без нас.
<…>
Ты потерял свою Россию.
Противоставил ли стихию
Добра стихии мрачной зла?
Нет? Так умолкни: увела
Тебя судьба не без причины
В края неласковой чужбины.
Что толку охать и тужить —
Россию нужно заслужить!
Второй ведущий :
Последние годы жизни И. Северянина были омрачены творческим и моральным кризисом. Ему приходилось рассылать свои книги по квартирам знакомых и незнакомых людей, предлагать и навязывать их. Новых стихов он почти не писал: «Я слишком ценю поэзию и свое имя, чтобы позволить новым стихам залеживаться в письменном столе. Издателей на настоящие стихи теперь нет. Нет на них и читателя. Я теперь пишу стихи, не записывая их, и потому навсегда забываю». Наступили одиночество и нужда. Но присоединение Эстонии к Советскому Союзу пробудило в сердце поэта надежды на возможность опубликовать на Родине сборник своих избранных стихотворений, мечтая о совершении литературного турне по городам России.
Восьмой чтец :
О России петь – что стремиться в храм
По лесным горам, полевым коврам…
О России петь – что весну встречать,
Что невесту ждать, что утешить мать…
О России петь – что тоску забветь,
Что любовь любить, что бессмертным быть!
Нет, я не беженец, и я не эмигрант, —
Тебе, родительница, русский мой талант,
И вся душа моя, вся мысль моя верна,
Тебе, на жизнь меня обрекшая страна!..
Мне не в чем каяться, Россия, пред тобой:
Не предавал тебя ни мыслью, ни душой,
А если в чуждый край физически ушел,
Давно уж понял я, как то нехорошо …
Страх перед голодом за мать и за семью
Заставил родины меня забыть мою,
<…>
За опрометчивый, неосторожный шаг.
Уже пришиблена навек моя душа.
И уж не поздно ли вернуться по домам,
Когда я сам уже давным-давно не сам,
Когда чужбина доконала мысль мою, —
И как, Россия, я тебе и что спою?
<…>
Первый ведущий :
Мечтам поэта не суждено было сбыться. Болезнь помешала не только осуществить его планы, но даже эвакуироваться из Эстонской ССР, когда началась война.
Игорь Северянин умер в декабре 1941 г. и похоронен на Таллиннском Александро-Невском кладбище. На скромной могильной плите выбиты имя поэта и строки из его стихотворения «Классические розы».
Девятый чтец :
В те времена, когда роились грезы
В сердцах людей, прозрачны и ясны,
Как хороши, как свежи были розы
Моей любви, и славы, и весны!
Прошли лета, и всюду льются слезы…
Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране…
Как хороши, как светлы ныне розы
Воспоминаний о минувшем дне!
Но дни идут – уже стихают грозы.
Вернуться в дом, Россия ищет трон…
Как хороши, как светлы будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!
Второй ведущий :
Акмеист, участник «Цеха поэтов», автор поэтических книг «Отплытие на остров Цитеру», «Горница», «Вереск», «Сады», «Лампада», поэт Георгий Иванов в 1923 г., вскоре после гибели его друга и единомышленника Н. Гумилева, вместе с женой, поэтессой И. Одоевцевой, выезжает в Париж. Лучшей книгой его стихов, вышедшей в эмиграции, стала «Роза». Поэт был активным сотрудником альманаха «Числа». Умер Г. Иванов в 1958 г. в Париже. Но это внешняя канва биографии поэта, даты, между которыми – судьба. Мучительное узнавание себя, трагедия эмиграции – страшное чувство утраты родины. Последние годы он провел в доме для престарелых.
Было все – и тюрьма, и сума.
В обладании полном ума,
В обладании полном таланта,
С распроклятой судьбой эмигранта
Умираю…
Он не отрекся от всего, что любил и для чего жил, – от России, осудив себя на добровольную казнь прошлым и будущим. Его эмигрантские стихи строги и искренни. В них – мужественность последних признаний, огромная мука и сияющая надежда: «Воскреснуть. Вернуться в Россию – стихами…»
Десятый чтец (фоном звучит музыка Ф. Листа «Грезы любви»):
Что-то сбудется, что-то не сбудется…
Переменится все, позабудется…
Но останется эта вот, рыжая
У заборной калитки трава.
…Если плещется где-то Нева,
Если к ней долетают слова —
Это вам говорю из Парижа я
То, что сам понимаю едва.
<…>
Я, что когда-то с Россией простился,
(Ночью навстречу полярной заре)
Не оглянулся, не перекрестился
И не заметил, как вдруг очутился
В этой глухой европейской дыре.
Хоть поскучать бы… Но я не скучаю.
Жизнь потерял, а покой берегу.
Письма от мертвых друзей получаю
И, прочитав, с облегчением жгу.
На голубом предвесеннем снегу.
Бороться против неизбежности
И злой судьбы мне не дано.
О, если б мне немного нежности
И вид на «Царское» в окно,
<…>
Ликование вечной, блаженной весны,
Упоительные соловьиные трели
И магический блеск средиземной луны
Головокружительно мне надоели.
Даже больше того. И совсем я не здесь,
Не на юге, а в северной, царской столице.
Там остался я жить. Настоящий. Я – весь.
Эмигрантская быль мне всего только снится —
И Берлин, И Париж, и постылая Ницца.
…Зимний день. Петербург. С Гумилевым вдвоем,
Вдоль замерзшей Невы, как по берегу Леты,
Мы спокойно, классически просто идем,
Как попарно когда-то ходили поэты.
За столько лет такого маянья
По городам чужой земли
Есть от чего прийти в отчаянье.
И мы в отчаянье пришли.
<…>
Одиннадцатый чтец :
В ветвях олеандровых трель соловья.
Калитка захлопнулась с жалобным стуком.
Луна закатилась за тучи. А я
Кончаю земное хожденье по мукам.
Хожденье по мукам, что видел во сне —
С изгнаньем, любовью к тебе и грехами.
Но я не забыл, что обещано мне
Воскреснуть. Вернуться в Россию – стихами.
Первый ведущий :
В мае 1922 г., в Берлин, недолговечный центр русского зарубежья, приехала Марина Цветаева. Решение ехать за границу она приняла мгновенно и бесповоротно, получив первое за четыре с половиной года разлуки и неизвестности письмо от мужа, Сергея Эфрона, который оказался за границей после разгрома белой армии. <…>Это были годы бедности, тяжкой жизни внешней и напряженной жизни внутренней – работа над стихами, поэмами, трагедиями. Осенью 1925 г. Цветаева с детьми приехала в Париж, где ее семью приютили знакомые, отведя им комнату в тесной квартире, которую снимали. Во Франции Цветаевой суждено было прожить тринадцать с половиной лет. Она заявила о себе быстро и энергично. Ее литературный вечер в одном из парижских клубов принес ей триумф и одновременно зависть и нелюбовь многих из эмигрантских кругов, почувствовавших в ней силу и независимость. И Цветаева сознательно шла на конфликт с не понравившимся ей литературным зарубежьем и никогда не присоединялась ни к одной из литературных группировок.
Во Франции она чувствовала себя ненужной, чужой всюду. Не хватает денег, и она начинает писать прозу («стихи не кормят, кормит проза»). Несколько лет Цветаева пользовалась благотворительными суммами, которые собирали для нее ежемесячно состоятельные дамы.
Муж Цветаевой С. Эфрон все больше тянулся к Советскому Союзу, он становится деятелем «Союза возвращения на Родину», начинает работать на советскую разведку. Стремилась ли сама Цветаева вернуться домой? Конечно, она любила родину, но сама оставалась вне политики, она знала только, что если муж ее вернется в Россию, она последует за ним. Как мучителен для нее этот вопрос, видно по ее письмам и стихам. «Здесь я не нужна, там я невозможна», – пишет она в одном из писем. «Нас родина не позовет», – это из «Стихов к сыну»:
Двенадцатый чтец (стихотворение «Стихи к сыну»):
С фонарем обшарьте
Ведь подлунный свет.
Той страны на карте —
Нет, в пространстве – нет.
Выпита, как с блюдца:
Донышко блестит!
Можно ли вернуться
В дом, который – срыт?
Заново родился!
В новую страну!
Ну-ка, воротися
На спину коню
Сбросившему! (Кости
Целы-то – хотя?)
Эдакому гостю
Булочник – ломтя
Ломаного, плотник —
Гроба не продаст!
Той ее – несчетных
Верст, небесных царств,
Той, где на монетах —
Молодость моя,
Той России – нету.
Как и той меня.
Второй ведущий :
В 1937 г. дочь Цветаевой Ариадна уехала в Москву, исполненная радостных надежд. Скоро в Москву спешно уезжает и Сергей Эфрон. Таким образом, отъезд Цветаевой с сыном был предрешен. Она готовится к отъезду. Состояние ее труднейшее: больше полугода она ничего не писала. «Нет душевного покоя, – сетует она… – Я – страшно одинока. Из всего Парижа только два дома, где я бываю». Главное для нее в это время – надежда на то, что сыну ее на родине будет лучше, чем в эмиграции.
12 июня Марина Цветаева уехала в СССР.
Тринадцатый чтец (фоном звучит Концерт № 3 С. Рахманинова):
О, неподатливый язык!
Чего вы попросту – мужик,
Пойми, первая и до меня:
– Россия, родина моя!
Но и с калужского холма
Мне открывалася она —
Даль – тридевятая земля!
Чужбина, родина моя!
Даль, прирожденная, как боль,
Настолько родина и сталь
Рок, что повсюду, через всю
Даль – всю ее с собой несу!
Даль, отдалившая мне близь,
Даль, говорящая: «Вернись
Домой!» Со всех – до горних звезд —
Меня снимающая мест!
Недаром голубей воды
Я далью обдавала лбы.
Ты! Сей руки своей лишусь, —
Хоть двух! Губами подпишусь
На плахе: распрь моих земля —
Гордыня, родина моя!
Первый ведущий :
Владимир Набоков начал входить в отечественную литературу, культуру лишь спустя 10 лет после смерти, будучи по злой иронии судьбы широко известным всему миру. Судьба талантливого писателя сложилась необычно. Едва начав свой литературный путь, В. Набоков двадцатилетним юношей в 1919 г. оказался вместе с семьей в эмиграции. С детства будущий писатель зная несколько языков, серьезно увлекался этнологией, шахматами, спортом. Но главным его делом была литература: романы, рассказы, переводы, стихи. Он писал на двух языках (русском и английском), виртуозно владея обоими, достиг мирового признания и славы. В. Набоков стал одной из значительных фигур нашей литературы в эмиграции. Уже в 1930-е гг. всеми авторитетными кругами русского зарубежья был признан его небывалый, выдающийся талант. А. Солженицын в 1972 г. писал о нем в письме, направленном в Шведскую Королевскую академию: «Это писатель ослепительного литературного дарования, именно такого, которое мы зовем гениальностью».
Поэзия Набокова известна меньше его прозы и переводов. Но он начинал со стихов и писал их почти до последних дней жизни. Его стихотворения разных лет объединяют тоска по родине, воспоминания о ней («Это было в России, это было в раю …»), мечты о ней, любовь к ней:
Наш дом на чужбине случайной,
Где мирен изгнанника сон,
Как ветром, как морем, как тайной
Россией всегда окружен.
Второй ведущий :
Родина оставила неутихающую боль в душе Набокова («… это русские струны в старой лире болят»).
Всеми своими мыслями, сердцем, умом, духом поэт был постоянно в России. Она была в его памяти страшным смешением радости, страха, горечи потери. Она мучила его снами и видениями. Это его детство, любовь, горе и счастье. Он охотно отдал бы все сокровища мира за возможность взглянуть на родные места:
На выбор учителя: учащиеся читают 2–3 стихотворения из предложенных ниже либо по несколько четверостиший из каждого.
Четырнадцатый чтец :
Хозяин звезд и ветра зычного,
И вьющихся дорог,
Бог – виноградарь, бог коричневый,
Смеющийся мой бог,
Позволь зарю в стакан мой выдавить,
Чтобы небесный хмель
Понес, умчал меня за тридевять
Синеющих земель.
Я возвращусь в усадьбу отчую
Средь клеверных полей;
Дом обойду, зерном попотчую
Знакомых голубей.
(Дни медленные, деревенские…
Ложится жаркий свет
На скатерть и под стулья венские
Решеткой на паркет.
Там в доме с радужной верандою,
С березой у дверей,
В халате старом проваландаю
Остаток жизни сей.
Но часто, ночью, гул бессонницы
Нахлынет на постель
Тряхнет, замрет, и снова тронется,
Как поезд сквозь метель.
И я тогда услышу: вспомни-ка
Рыдающий вагон
И счастье странного паломника,
Где счастье там, где он.
Он рад бывал, скитаясь по миру,
Озерам под луной,
Вокзалам громовым и номеру
В гостинице ночной.
О, как потянет вдруг на яркую
Чужбину, в дальний путь,
Как тяжело к окну прошаркаю,
Как захочу вернуть
Все то дрожащее, весеннее,
Что плакало во мне,
И – всякой яви совершеннее —
Сон о родной стране.)
Пятнадцатый чтец :
Кто меня повезет
По ухабам домой
Мимо сизых болот
И струящихся нив?
Кто укажет кнутом,
Обернувшись ко мне,
Меж берез и рябин
Зеленеющий дом?
Кто откроет мне дверь?
Кто заплачет в сенях?
А теперь – вот теперь —
Есть ли там кто-нибудь,
(Кто почуял бы вдруг,
Что в далеком краю
Я брожу и пою,
Под луной, о былом?)
Шестнадцатый чтец (стихотворение «Россия»):
Не все ли равно мне, рабой ли, наемницей
Иль просто безумной тебя назовут?
Ты светишь… Взгляну – и мне счастье вспомниться.
Да, эти лучи не зайдут.
(Ты в страсти моей и в страданьях торжественных,
И в женском медлительном взгляде была.
В полях озаренных, холодных и девственных,
Цветком голубым ты цвела.
Ты осень водила по рощам заплаканным,
Весной целовала ресницы мои.
Ты в душных церквах повторяла за дьяконом
Слепые слова ектеньи.
Ты летом за нивой звенела зарницами;
В день зимний я в инее видел твой лик.
Ты ночью склонялась со мной над страницами
Властительных, песенных книг.)
Была ты и будешь. Таинственно создан я
Из леска и дымки твоих облаков.
Когда надо мною ночь плещется звездная,
Я слышу твой реющий зов.
Ты – в сердце, Россия. Ты – цель и подножие,
Ты – в ропоте крови, в смятенье мечты.
И мне ли плутать в этот век бездорожья?
Мне светишь по-прежнему ты.
(Ночь дана, чтоб думать и курить,
И сквозь дым с тобою говорить.
Хорошо… Пошаркивает мышь,
Много звезд в окне и много крыш.
Кость в груди нащупываю я:
Родина, вот эта кость – твоя.
Воздух твой, вошедший в грудь мою,
Я тебе стихами отдаю.
Синей ночью рдяная ладонь
Охраняла вербный твой огонь.
И тоскуют впадины ступней
По земле пронзительной твоей.
Так все тело – только образ твой,
И душа – как небо над Невой.
Покурю, и лягу, и засну,
И твою почувствую весну:
Угол дома, памятный дубок,
Граблями расчесанный песок.)
Семнадцатый чтец :
Данный текст является ознакомительным фрагментом.