Родословная Спасителя

Родословная Спасителя

Открывая Евангелие от Матфея, в первой его главе, на первой же странице читатель обнаруживает довольно странный текст: родословную Спасителя, которая при ближайшем рассмотрении оказывается родословной Иосифа – обручника, т. е. жениха Марии Девы. Экзегеза былых времен выдвигала такое объяснение: это-де родословная Марии, но поскольку о женщинах в те времена, в той культуре не было принято говорить, родословная Марии представлена как родословная Иосифа. Объяснение это не выдерживает никакой критики: в нем нет и доли рационального. Тем более, что такая же родословная, как в Евангелии от Матфея, есть и в Евангелии от Луки, и обе представлены именно как родословные Иосифа.

Спрашивается: зачем дана эта родословная, из-за которой многие читатели Евангелия, начав с этого перечня, вообще откладывают Священное Писание, считая, что оно им не под силу?

В большинстве комментариев нет разумного ответа на этот вопрос. И тем не менее не случайно именно с этой родословной начинается Новый Завет.

В Синодальном переводе этот текст назван «Родословие», в переводе епископа Кассиана – «Книга о рождении», по-гречески это звучит как ???????. Один из возможных переводов слова ??????? – «бытие», но европейская традиция оставляет его без перевода. Еврейская же традиция дает название по первому слову текста. Мы помним, что Библия начинается со слова (береши?т), т. е. «в начале»: «В начале сотворил Бог небо и землю». В Евангелиях тоже идет речь о начале. У Марка находим: «Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия»; в очень литературном Евангелии от Луки читаем: «Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, как передали нам то бывшие с самого начала очевидцами…» и т. д.; наконец, всем памятное в Евангелии от Иоанна: «В начале было Слово…» (курсив мой – Г.Ч.). Таким образом, в истоке как Ветхого Завета, так и евангельского повествования лежит мысль о начале. Только в первом случае это начало мира, а во втором – начало нового этапа человеческой истории, который открылся с приходом Спасителя в мир.

Если попытаться сравнить родословную Христа с тем, что мы знаем из Ветхого Завета о людях, в ней упоминаемых, то сразу всплывут весьма примечательные факты.

Первое имя, упомянутое Матфеем в его таблице, – Авраам. От Авраама до Давида – четырнадцать поколений. От Давида до вавилонского плена – тоже четырнадцать. От плена до Иисуса – еще четырнадцать поколений. Получается стройная схема: 14, 14 и 14. Но когда начинаешь сравнивать ее с Ветхим Заветом, оказывается, что четырнадцать поколений отделяют Давида от Авраама, но их совсем не четырнадцать от Давида до плена. В 8-м стихе Евангелия от Матфея говорится: «Иорам родил Озию». (здесь и далее цитаты приводятся по Синодальному изданию Библии – Г.Ч.) А из Второй книги Хроник (Вторая книга Паралипоменон, глава 21) ясно, что Иорам – совсем не отец, а прадед Озии. Сын Иорама – Охозия, сын Охозии – Иоас, сын Иоаса – Амасия, сыном Амасии и был Озия. Значит, здесь опущено три поколения.

Следующее место, вызывающее удивление, – это 11-й стих (в переводе под редакцией епископа Кассиана): «Иосия родил Иехонию». Но из той же Второй книги Хроник ясно, что Иехония не сын, а внук Иосии. Значит, здесь пропущено еще одно поколение.

От Давида до плена вроде бы действительно четырнадцать поколений. Но вот от плена до Иисуса… В 12-м стихе говорится: «Салафииль родил Зоровавеля», но Зоровавель не сын, а внук Салафииля, что известно из Первой книги Хроник. Значит, опущено еще одно поколение…

Таким образом, оказывается, что 14 – цифра в высшей степени условная. Если же мы сравним родословные таблицы из Евангелий от Матфея и от Луки, то окажется, что в последнем от Давида до плена уже не 14, а 21 поколение. Там другая схема: 21 (от Адама до Авраама), 14 (от Авраама до Давида), 21 (от плена до Иисуса). Но 21 и 14 – числа, кратные семи, значит, поколения как бы разбиты здесь по семеркам. Иными словами, родословная в обоих Евангелиях составлена так, чтобы ее легче было запомнить – по числу поколений. Она имеет весьма стройный вид, определенную структуру. Английские экзегеты ввели для ее обозначения особый термин: telescoping, то есть как бы взгляд издалека, когда несколько поколений могут слиться в одно. Но это не исторический документ, это – текст богословский. Через родословную Господь что-то говорит нам.

Любой внимательный читатель – а тем более читатель евангельских времен, когда Ветхий Завет знали лучше, чем теперь, – сразу должен понять, что эта родословная скорее всего представляет собой что-то вроде семейной галереи предков – подчеркиваю, предков не Спасителя, а Иосифа. Так зачем она дана в Евангелии?

Сразу после родословной в 1-й главе Евангелия от Матфея рассказывается, как ночью Иосифу во сне явился ангел и сказал: «Иосиф, сын Давидов! не бойся принять Марию, жену твою; ибо родившееся в Ней есть от Духа Святого».

«Не бойся принять Марию, жену твою» – именно как жену (эта грамматическая форма называется accusativus duplex, двойной аккузатив – принять кого кем?). И дальше: «Родит же Сына». Так сказано в греческом тексте (Евангелие от Матфея написано по– гречески) и, следовательно, во всех переводах: «Родит же Сына».

Но среди переводов Нового Завета выделяется один, занимающий особое место, – это перевод на сирийский язык. Дело в том, что Сам Иисус говорил и проповедовал по-арамейски, и авторы Евангелия думали по-арамейски, хотя и писали по-гречески.

Арамейский текст этого Евангелия не сохранился, может быть, его никогда и не было. Но зато есть перевод на сирийский язык, очень близкий к арамейскому. С чем это можно сравнить? Допустим, какой-то текст был написан на украинском языке, затем переведен на французский. Украинский оригинал не сохранился. Но при переводе текста с французского на русский какие-то элементы украинского оригинала – в силу схожести русского и украинского языков – в этом двойном переводе как бы восстанавливаются.

В переводе на сирийский язык восстанавливаются некоторые особенности арамейского оригинала. В сирийских рукописях, в отличие от остальных древних переводов Евангелия от Матфея (на армянский, грузинский, коптский, нубийский и другие языки – переводов, сделанных в первые века, очень много), сказано не просто «Родит же Сына», а «Родит тебе Сына» (курсив мой – Г.Ч.). Это очень важное местоимение – «тебе», «для тебя», потому что в Новом Завете 27 раз повторено: Иисус рождается для нас. «Для вас», – так говорит апостол Павел. Для меня, из-за моих грехов, чтобы спасти меня. Русское «для кого– то» и в сирийском, и в греческом языках очень часто передается через дательный падеж. «Родит тебе» – т. е. для тебя, в твоих интересах, ради тебя.

Конец этой фразы такой: «и наречешь Ему имя…» А что значит наречь, или дать имя? Это означает не просто назвать новорожденного, а дать свое имя в его родословную, ведь имя отца гораздо важнее. Мы не знаем имени слепого, которого исцеляет Христос: в Евангелии он назван Вартимеем. Но это не его имя: Бар Тимей – это сын Тимеев. А Иисус был до определенного времени Бар Иосеф – сын Иосифа.

Иисус рождается для людей, для человечества. И первым из людей, ради которых Он приходит в мир, Его встречает Иосиф. Значит, Иосиф присутствует здесь как бы от имени всего человечества, от имени каждого человека. И именно поэтому родословная Иосифа становится родословной Иисуса. Это – родословная человечества, ради которого Спаситель пришел в мир. Не родословная Его непосредственных предков, а родословная человечества.

Вот они, эти люди: четырнадцать поколений от Авраама до Давида, четырнадцать – от Давида до плена, четырнадцать – от плена до Иисуса. Получается как бы икона, состоящая из трех частей – левой, центральной и правой. Слева стоят древние праведники от Авраама до Давида, в центре – люди среднего поколения, справа – уже непосредственные предки обручника Марии, жившие от периода плена до Иосифа. Это напоминает рублёвскую фреску из Успенского собора во Владимире – «Праведники, идущие в рай». Там изображены, разумеется, не все праведники, а отдельные, как бы вырванные из тьмы веков фигуры. Вот и в родословной то же – не все люди, а как бы взятые из каждого исторического периода: по 14 человек на «фреске» у Матфея, по 21 – у Луки.

Если всмотреться в эту «фреску» внимательнее, то нетрудно заметить, что здесь очень мало достойных имен, в основном – люди преступные, надменные, злобные, безнравственные, страшные. Страшная родословная. Но ведь Иисус приходит к человечеству падшему, а не благополучному. Если бы человечество не пало, то и в вочеловечении Христовом не было бы нужды. Только затем и пришел Христос в этот мир, чтобы спасти падших. И эта «картина», эта родословная – портрет падшего человечества.

Замечательный богослов Самуэль Бернар обратил внимание вот на что. Первая фраза родословной – «Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова…» А какое последнее имя в родословной? «Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от Которой родился Иисус, называемый Христос». Первое и последнее имя в родословной – Иисус. Альфа и Омега. Он обнимает Собою всех, кто внутри: 14, 14 и 14. В родословной можно обнаружить еще одну деталь. В начале этой цепочки поколений стоит ключевое имя – Авраам, далее – Давид и последнее из ключевых – Христос, по-еврейски (Маши?ах). А, Д, М – из первых трех букв ключевых имен родословной таблицы складывается слово «Адам» – «человек», или «человечество». Это, действительно, икона человечества.

Здесь следует сказать, что, поскольку в Ветхом Завете запрещено графическое изображение, его авторы начинают «рисовать», используя слово. Так появляются тексты, включающие в себя ярчайшие зрительные образы. Подобные тексты, кстати, есть и в других восточных культурах, например в арабской, где Коран запрещает изображение человека и животных. В арабской поэзии есть тексты, каких нет ни в русской культуре, где живопись существовала в течение тысячелетия истории христианства, ни в английской, ни во французской, ни в какой-либо другой европейской или восточной культуре, где не запрещено графическое изображение. Тут действует принцип дополнительности. Как у слепых блестяще развивается память, так в условиях, когда в той или иной культуре появляется запрет на графическое изображение, человек словом создает картины, рисует зрительные образы.

Таким образом, первая страница Нового Завета представляет собой портрет падшего человечества, к которому и ради которого, для которого приходит Иисус.

Благовещение

…Иисус еще не родился, ангел только является к Его названному отцу, как об этом рассказывает Евангелие от Матфея, и к Его будущей Матери Марии Деве, как это показано в Евангелии от Луки… Оказывается, в Новом Завете не одно Благовещение, а два. Это как бы две парные иконы, поэтому одна не вполне понятна без другой. О Благовещении Иосифу было сказано выше. В Евангелии от Луки сцена примерно та же. И еще очень хорошо прочитать этот текст параллельно с 6-й главой книги Судей, где ангел является Гедеону со словами «Господь с тобою!» и велит ему исполнить некую миссию: спасти Израиль от мадианитян. Деве Марии ангел тоже является со словами, ставшими теперь молитвой: «Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою…» «Радуйся, Благодатная» – в Синодальном переводе, ????? ???????????? – по-гречески. Здесь это слово ????, корень слова «радость», звучит дважды: в слове «радуйся» – ????? и в слове «Благодатная» – ????????????. Получается что-то, быть может, напоминающее русское «радуйся, обрадованная» или «радуйся, полная радости». В ответ на это непонятное пока для Нее приветствие – «благословенна Ты в женах» – Мария, еще не осознавая умом, но принимая сердцем Весть от ангела, восклицает: «Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему!»

Блаженный Иероним перевел это место на латынь как esse ancilla Domini. Ancilla – не раба, а служанка, служительница, т. е. у Иеронима передана радость служения. Слово «раб» для нас имеет всё-таки отрицательный оттенок, и в немалой степени этот оттенок несет весь Ветхий Завет; только в христологических главах книги пророка Исайи значение «раб» передано словом «отрок». Так или иначе, в ответе Марии заложен именно смысл добровольного служения.

Это подтверждается дальнейшим текстом, который тоже очень трудно перевести не только на русский, но и на любой другой язык. По-гречески Она восклицает: «???????!» Этот глагол («быть», «становиться», «делаться») употребляется в Библии довольно часто, но только в повелительном наклонении, как в молитве «Отче наш»: «Да будет воля Твоя» – или в восклицании Бога в момент творения: «Да будет свет» (Быт 1: 3). Здесь же употреблено особое наклонение греческого глагола, которого нет в других языках, оно называется optativus – это так называемое желательное наклонение, через которое передается желание говорящего. Значит, получается не просто «Да будет Мне…», но «Да будет Мне, как Я того радостно желаю». Оттенок этот ускользает из любого перевода, но о нем необходимо помнить.

Ангел отходит от Марии, и Она отправляется «в нагорную страну, в город Иудин», в дом Захарии. Этот рассказ напоминает книгу Самуила, или Вторую книгу Царств, главу 6-ю, стих 2-й: «И встал и пошел Давид и весь народ, бывший с ним из Ваала Иудина…» Они, как и Мария, тоже идут в горы, чтобы перенести оттуда ковчег Божий. В Евангелии от Луки говорится, что, увидев Матерь Божию, приближающуюся к их дому, будущий Иоанн Предтеча взыграл во чреве своей матери Елисаветы. Он пляшет во чреве матери подобно тому, как царь Давид «скакал из всей силы» перед ковчегом Завета, когда его несли в Иерусалим. А кто такая Матерь Божия? В греческом акафисте Богородице есть замечательная фраза: «Радуйся, Святая Святых большая, радуйся, ковчеже, позлащенный Духом». А в латинской литании Матери Божией есть такая фраза: «Arca foederis ora pro nobis» – «Ковчег Завета, молись о нас!» Для средневекового богословия Матерь Божия, несущая во чреве Своем Младенца Иисуса, – это новый ковчег Завета.

Рождество Христово

Рождается Иисус в Вифлееме. На встречу с Ним бегут пастухи. И приходят поклониться Ему волхвы с Востока.

В библейской практике эти два текста – о поклонении волхвов из Евангелия от Матфея и о поклонении пастухов из Евангелия от Луки – читаются параллельно. При этом нередко ставится вопрос: какой текст достовернее? Как было на самом деле? Действительно, ситуация здесь, в сущности, одна и та же: Вифлеем, ясли с Младенцем, Мария, склонившаяся над Ним, Иосиф, и идут люди – то ли пастухи со своими пастушескими посохами, то ли волхвы, тоже с посохами. Когда смотришь на икону старинного мастера, то не всегда знаешь, что же именно изображено: то ли поклонение волхвов, то ли – пастухов.

В XIX веке библеисты нередко утверждали, что евангелист Лука, как эллинизированный писатель, проникнутый духом греческой буколической, т. е. пастушеской, поэзии увидел в том шествии пастухов, а евангелист Матфей, человек восточный, живущий ветхозаветными текстами, увидел в тех же самых фигурах волхвов, или магов с востока. Наверное, такой подход возможен, но лишь в том случае, если не считать Библию Словом Божиим, богодухновенной от начала до конца. Если же мы убеждены, что в Библии нет ни одного случайного текста, – тогда надо попытаться понять, почему в одном Евангелии фигурируют пастухи, а в другом – волхвы. И как одно Благовещение – явление ангела Иосифу – дополняется другим – явлением ангела Марии, так же и эти два рассказа дополняются один другим.

Пастухи пришли к Младенцу в ту же ночь, когда Он родился. Чтобы добраться до Вифлеема, им понадобилось 15–20 минут после того момента, когда они увидели ангела и услышали ангельскую песнь: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение». Ангел им сказал: «Я возвещаю вам великую радость (здесь еще раз употреблено слово «радость» – Г.Ч.), ибо ныне родился вам Спаситель» (вам родился! В Евангелии от Матфея было «тебе родился», а здесь – вам, людям, для вас, для людей родился)… Итак, проходит несколько минут, и вот они уже на месте, рядом с Младенцем. Они люди простые, их путь к Богу мгновенен. Им не требуется много времени, чтобы прийти к Богу, – этим простодушным, почти диким пастухам.

А вот волхвы. Это интеллектуалы Древнего Востока, они знают всё, читали священные книги древних народов и узнают будущее по звездам, они могут всё что угодно предсказать, как поется в тропаре праздника Рождества Христова: «…в нем бо звездам служащий звездою учахуся». Их путь к Богу оказывается значительно более долгим и трудным, они идут чуть ли не год, если не больше, – через пустыни, реки, овраги и горы, пока, наконец, не приходят к Нему.

Так и сегодня к Богу ведут два пути. Один – путь простых людей с открытым сердцем. Он быстр и прост. Другой – путь магов, или волхвов. Он долог и труден. Сегодняшняя интеллигенция идет именно путем волхвов – долгим, трудным, опасным, иногда через ущелья, из которых, кажется, нет выхода, но всё же приводящим к Тому же Младенцу Иисусу. Над этим очень важно задуматься. Это одно из удивительных мест в Евангелии, когда Бог именно через сличение двух рассказов посылает нам Свою Весть. Узнав об этих двух путях, невозможно читать только о поклонении пастухов в Евангелии от Луки или только о поклонении волхвов в Евангелии от Матфея. Одним путем пришли в Церковь бабушки, которых и сейчас еще можно встретить во многих деревенских храмах, где они подвизаются уже лет по шестьдесят. Одна такая старушка говорила мне, что за последние семьдесят четыре года она только два раза пропустила воскресную обедню – пока с инфарктом маялась. А так всю свою жизнь каждое воскресенье молилась за обедней и причащалась Святых Христовых Тайн. Она пришла ко Христу путем пастухов. А мы, люди конца двадцатого века, да уже почти двадцать первого, идем трудным путем волхвов. Но идем к Тому же Младенцу Христу. Оба пути ведут в Вифлеем.

Выше была упомянута песнь ангелов из Евангелия от Луки: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение». Мы слышим ее в храме в начале каждой утрени, перед шестопсалмием, или в конце утрени, в начале великого славословия, и это наполняет наши сердца совершенно особой радостью. В славянском варианте песнь делится на три части: «Слава в вышних Богу» – «и на земле мир» – «в человеках благоволение». Однако слово «благоволение», по-гречески – ???????, в древнейших рукописях стоит здесь в родительном падеже (не ???????, а ????????). Значит, не «в человеках благоволение», а «в человеках благоволения». Блаженный Иероним, переводивший Евангелие на латинский язык, это заметил, у него так и переведено – родительным падежом: bonae voluntatis. Выражение «добрая воля» («люди доброй воли») происходит именно отсюда. Однако Иероним, правильно поняв здесь грамматическую форму, не понял значения слова ???????. ??????? – это не добрая воля людей, а воля Божия, ибо этим словом в греческих текстах Нового Завета обычно обозначается именно любовь Божия. Как в словах Бога Отца в момент Богоявления: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, о Нем же благоволих». По-славянски этот текст скопирован очень точно. Со славянского же на русский фразу «О Нем же благоволих» надо перевести как «Которого Я люблю» – «Вот Сын Мой возлюбленный».

Что же получается? «Слава в вышних Богу, и на земле мир…» Мир – где? Не просто на земле, никем не населенной, а мир – в людях, которых любит Господь. На небесах – слава Божия, сияние Божие. А на земле это сияние превращается в (шало?м), мир в сердцах тех людей, которых любит Господь. Здесь есть что-то, напоминающее прошение в молитве «Отче наш»: «Да будет воля Твоя, яко на небеси, и на земли». Как на небе Твоя воля, так да будет она и на земле – на небе слава, на земле мир.

Отражением славы Божией, которая сияет на небе, является шало?м – мир в сердцах людей на земле. Именно шало?м, ибо на иврите это не совсем то, что ?????? по-гречески. ?????? – это мир, антоним слова «война». А шало?м – это полнота бытия, полнота отданности и открытости друг другу; это слово передает ощущение полного единства человечества в Боге.

Мир (шало?м) на земле, в сердцах людей, которых любит Господь, есть отражение той славы Божией, которая на небесах, той славы Божией, которую видел и описал пророк Исайя в начале 6-й главы своего пророчества.

Само выражение «яко на небеси, и на земли» взято из Екклесиаста: «Не торопись языком твоим, и сердце твое да не спешит произнести слово пред Богом; потому что Бог на небе, а ты на земле» (Екк 5: 1).

Рукописная традиция

Новый Завет дошел до нас в рукописях самого разного времени. Древнейшие из них – рукописи IV века. Это знаменитый кодекс Sinaiticus Petropolitanus – рукопись, которая раньше хранилась в Петербурге, а после революции была продана англичанам и теперь находится в Британском музее. Это также Ватиканский кодекс, названный так по месту хранения. Правда, он был похищен Наполеоном и временно находился в Париже, но после 1812 года его вернули в Рим. Это и Александрийский кодекс, который тоже хранится в Англии, в Британском музее.

Sinaiticus Petropolitanus первоначально хранился в монастыре св. Екатерины на Синае. Монахи решили было уничтожить ветхую, без переплета рукопись – в монастырях Востока любят, чтобы в библиотеке всё было красиво, – но в это время ее случайно обнаружил немецкий ученый на русской службе К. Тишендорф и попросил передать в подарок российскому императору Александру II. Так Синайский кодекс оказался в Петербурге, попал в поле зрения ученых и был издан.

Эти три древние рукописи вместе с еще более древними, сохранившимися только во фрагментах папирусами I–II веков и более поздними, относящимися к V–VII векам, составляют первую группу рукописей Нового Завета. Вторая группа рукописей относится к IX–XI векам.

В ряде случаев тексты древних и поздних византийских рукописей существенно различаются. Таких случаев не так уж много, но знать их необходимо. Перевод под редакцией епископа Кассиана (Безобразова) сделан именно с древних рукописей, поэтому, сличая Кассиановский перевод с Синодальным, можно, даже не зная греческого языка, легко обнаружить все эти значимые различия.

Иногда в византийском тексте присутствует намеренная редактура. В Нагорной проповеди Спаситель говорит: Молись Богу тайно, и Он воздаст тебе явно; постись тайно, и Он воздаст тебе явно; подавай милостыню тайно, и Он воздаст тебе явно». В византийских рукописях получается очень выразительное противопоставление: «тайно – явно». Но в древних рукописях слова «явно» нет. В них сказано: молись, постись, давай милостыню тайно, и Бог воздаст тебе.

Слово «явно» появилось в византийских текстах примерно в VIII веке как следствие упрощенного понимания христианства. (Это как у матери, которая говорит ребенку: «Молись Боженьке – получишь пятерку». А пятерку он получает совсем не потому, что молился, а потому, что хорошо и внимательно делал уроки.) Здесь читатель ориентируется на результат – на легкий результат, как ребенок, которому показывают лакомство и говорят: «Будешь вести себя хорошо – получишь пирожное». Это очень опасная и глубоко антихристианская, антиправославная тенденция. Слово «явно» попало в текст Евангелия в Византии в условиях огосударствления христианства, когда Слово Божие приспосабливали к нуждам идеологии. Чтобы люди были добрыми христианами, надо их заинтересовать. А как? Результатом. Конечным результатом. Вот, пожалуйста, молись, и Бог воздаст тебе явно. Простодушный человек поддается на такого рода агитацию и начинает молиться. Действительно, это делает людей христианами, но только христианами, которые верят не в Христа, а в результат своего благочестия.

Похожий случай – слово «напрасно» в Евангелии от Матфея: «Всякий, кто гневается на брата своего напрасно, – говорится в византийском тексте, – подлежит суду». В древних рукописях слова «напрасно» нет: «Всякий, кто гневается на брата своего, подлежит суду». Не гневаться – это очень трудно, но Спаситель ждет от нас именно этого. С появлением слова ???? – «напрасно» в византийских текстах стих теряет смысл. Но в условиях государственного христианства это словечко было необходимо, потому что император, естественно, может гневаться на своих людей и, разумеется, не напрасно, ведь он – император.

Да, не гневаться вообще – фантастически трудно. Но именно к этому нас зовет Иисус. Не гневаться напрасно – это даже не цель, ибо если я хоть сколько-нибудь владею собой, то всегда смогу доказать, что мой гнев не напрасен. Дав нам заповедь «не гневаться», Иисус поставил нас перед задачей, которая подобна сияющей от белизны недостижимой вершине Эвереста или Эльбруса. Достичь ее (вообще не гневаться!) почти невозможно, но, всегда сияя своей белизной перед нашими глазами, она каждому из нас безошибочно указывает направление той дороги, по которой мы решились идти вперед.

Третий пример. «Если согрешит брат твой, – говорит Спаситель, – пойди и обличи его между тобою и им одним», т. е. если ты видишь, что брат согрешил, наедине скажи ему об этом. Совершенно замечательная рекомендация, удивительная и глубоко евангельская. В византийском же тексте (и это перешло в Синодальный перевод) подставлены два слова: «против тебя». Если брат твой согрешил против тебя, тогда обличай его, а если просто согрешил – тогда и не надо. Христианин, который будет обличать (не наедине, разумеется, – ведь мы любим обличать за глаза, мы никого не обличаем в лицо, мы этого не любим, боимся испортить отношения), получает от Спасителя совсем другую рекомендацию: обличи наедине, если брат согрешил. Эти два слова – против тебя – сразу как бы «обезвреживают» стих. Византийский текст делает христиан социально неопасными. Потому что христианин, который обличает всякого, кто согрешил, социально опасен, а обличающий только того, кто согрешил против него, опасности не представляет.

На этих трех самых вопиющих примерах византийской цензуровки можно понять, до какой степени было обезврежено такое, сросшееся с госаппаратом, христианство.

… Рождается Младенец, и волхвы приносят ему дары – золото, ладан и смирну. Золото – как царю, потому что на библейском языке золото – знак царской власти. Ладан – символ святости; как святому – а свят только Бог – Ему приносят они ладан, тем самым свидетельствуя, что в этом Младенце, как потом скажет апостол Павел, вся полнота Божия пребывает телесно. Но апостол пользуется здесь языком греческой философии, а Евангелие от Матфея, рассказывая о поклонении волхвов, использует язык символов. И смирну приносят волхвы, а она бывала нужна только для бальзамирования тел умерших. Смирна – знак того, что Он пришел в этот мир, чтобы умереть, как бы первый в Новом Завете намек на крест, на крестное страдание, на то, что этот Младенец вырастет и пойдет на крест – за нас. Потому что Он родился, как сказано у Матфея (в сирийском варианте перевода) и у Луки (во всех вариантах), – «для нас» или «для тебя». Младенец, Которому волхвы принесли смирну как знак, как символ смерти, лежит в такой же пещере, в какой после погребения будет лежать Иисус умерший. Младенец так же запеленут, как будет запеленут Он умерший. Два евангельских текста – поклонение волхвов в начале и погребение Спасителя в конце – тоже (как и сообщение о пастухах и волхвах) следует читать один на фоне другого.

Об этом же, только на другом языке, будет сказано в Евангелии от Иоанна: «Отче! – говорит Иисус, – избавь Меня от часа сего! Но на час сей Я и пришел». Иисус в этой молитве ясно, прямо говорит о том, о чем в Евангелии от Матфея сказано в виде намека.

Бегство в Египет

Снова ангел является Иосифу и говорит: «Возьми Младенца и Мать Его, и беги…» И, не дожидаясь утра, Иосиф уходит вместе с Марией и Младенцем: «Он встал, взял Младенца и Матерь Его ночью, и пошел в Египет» (Мф 2: 14). Не дожидаясь утра, Иосиф здесь как бы показывает нам, что и мы должны, когда к нам обращается Господь, не ждать, а сразу исполнять Его слово.

…И убегают в Египет. Мы ничего не знаем о пребывании Святого Семейства в Египте, но известно, что с первых же веков распространения Евангелия по миру Египет стал страной монахов, страной иночества. Именно в Египте жили Антоний Великий и его друг Павел Фивейский, первые пустынножители. Именно в Египте Пахомий, создатель монашеского общежития, основал свою лавру – первый в истории мира и Церкви монастырь; именно в Египте жили блаженная Исидора и великое множество других святых. Макарий Египетский, которому приписывается авторство большинства утренних и вечерних молитв, тоже жил и подвизался там. Для жительства монахи выбирали, как правило, древние гробницы, разграбленные или полуразграбленные, опустошенные и превращенные в пещерки; там они скрывались от дневной жары и ночного холода, там, в пустыне, где нет ни воды, ни еды, искали они свой путь к Богу. Особый, трудный путь.

Монахи, которые жили в Египте, конечно, знали из Евангелия, что где-то здесь скрывался Младенец Иисус, увезенный сюда Иосифом. Им хотелось найти следы пребывания Иисуса в этой стране, но не получалось. И вдруг чей-то взор упал на голову огромного сфинкса вблизи пирамиды Хефрена, сфинкса, которого египтяне называли отцом ужаса. Сфинкс этот в прежние времена улыбался – та улыбка сохранилась для нас в стихах греческих поэтов, на одной из гравюр XVIII века. Но увидеть ее «в оригинале» теперь нельзя: наполеоновские солдаты упражнялись в стрельбе из пушек по голове скульптуры. Так вот, однажды, когда она была еще целой, взгляд по-детски наивного, радостно настроенного монаха скользнул по устам сфинкса. И вдруг он понял: сфинкс улыбнулся оттого, что увидел Богомладенца – Мария с Младенцем на руках и Иосиф, прибыв в Египет, заночевали между лапами этого сфинкса. Так сложилась легенда о том, что сфинкс улыбнулся, увидев Младенца, и, поскольку он каменный, улыбка застыла на его губах навсегда. Пройдут века, и дядя последнего русского царя поэт Константин Романов напишет замечательное стихотворение об этой легенде…

Что это? Пример того, как рождаются сказки о чудесах, или заведомый обман? Ни то, ни другое. Это отблеск веры в культуре, в творчестве – в литературе, в живописи, в скульптуре, отблеск, который может быть обнаружен в чем угодно. Это отблеск несомненной веры в реальное присутствие Божие среди нас; просто в уме и сердце обыкновенного человека он трансформируется в наивную, бесхитростную и радостную легенду. Нужно помнить, что это всего лишь легенда, ибо сфинкс, разумеется, улыбался и до той ночи, когда Мария с Младенцем оказались в Египте. Но нужно понять и того монаха… И не осуждать его, а попытаться почувствовать благовоние, благоухание этой веры. Ведь у многих средневековых легенд и религий именно такое происхождение. Не нужно их отвергать. Надо только воспринимать их не как исторические факты, а именно как факты духовной жизни, как благовоние сердец человеческих.

То же самое можно сказать и о другом евангельском следе в истории европейской цивилизации. Мы не знаем, сколько было волхвов – в Евангелии об этом ничего не сказано. Там просто говорится «маги», «волхвы» – во множественном числе. Но традиция почему-то считает, что их было трое. Обычно их так и изображают, втроем. Более того, традиция даже дала каждому из них имя – Валтасар, Мельхиор и Каспар. Более того, оказалось, что есть могила этих трех волхвов. В Кёльнском соборе! Трудно понять, почему так далеко на север попали их останки, но могила их там. Житель средневековой Германии не только не имел возможности побывать в Палестине, но вообще ничего не знал о ней. Он не видел ни гравюр, ни, тем более, фотографий. Он, может быть, даже никогда за всю свою жизнь не видел человека, побывавшего в Палестине. А гробница – это как бы возможность прикоснуться к святыне, к чему-то материально связанному с Евангелием. Для человека это иногда очень важно, потому что материальный след – это всегда своего рода фундамент, на который опирается наше человеческое восприятие. Без этого очень трудно. Вот и появляется легенда… И могила. Как к ней относиться сегодня? Как к средневековой фальшивке? Всё-таки нет. Именно как к следу, который был необходим средневековому человеку. К следу, который убеждал его в том, что всё было именно так, как сказано в Евангелии.

В одном деревенском храме я видел икону, в которую был вмонтирован ковчежец с мощами, маленькими косточками… евангелиста Луки. Я спросил батюшку: «Что это за ковчежец?» И узнал, что сколько ни служило здесь священников, ни один к этой реликвии серьезно не относился. Понятно, что никакого отношения эти косточки к евангелисту Луке не имели. Но наивному сердцу прихожанина их присутствие о чем-то говорило. Для него этот ковчежец был каким-то материальным свидетельством, укрепляющим его веру.

Мы, люди двадцатого века, в подобных свидетельствах не нуждаемся. И не только потому, что у нас есть кино, фото и возможность путешествовать. Думаю, что мы не нуждаемся в них прежде всего по той причине, что научились читать Слово Божие, что умеем видеть в Евангелии то, чего еще сто лет назад люди увидеть не могли. Всего лишь 100–200 лет назад человечество почти не умело читать Священное Писание. В условиях неумения и появлялись материальные свидетельства его достоверности, подлинности того, о чем сказано в Библии. Поэтому воспринимать их нужно как радостные послания прошлого…

О чтении Евангелия

Рассказ о Рождестве Христовом есть в Евангелиях от Матфея и от Луки; в Евангелиях от Марка и от Иоанна его нет. Правда, в Евангелии от Иоанна есть следующие стихи: «Пришел к своим, и свои Его не приняли». То есть Христос пришел к своим – братьям и сестрам, родился в мир. «А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились» (Ин 1: 11–13).

Выражение «которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились» сразу вызывает сомнение, т. к. в греческом тексте слово «кровь» употреблено во множественном числе. В единственном числе это слово обозначает ту кровь, которая течет в жилах, а во множественном – это «кровь, которая пролита», как в 50-м псалме, стих 16: «Избавь меня от кровей, Боже, Боже спасения моего…» Что значит «избавь меня от кровей»? Избавь меня от убийства, от пролитой крови. Значит, в Евангелии от Иоанна во фразе «которые ни от крови родились…» речь идет не об обычном, а о каком-то другом рождении. Значит, тут речь идет о Рождестве, о котором говорит церковная традиция с первых веков.

Теперь – слово «родились». В рукописях Нового Завета оно везде стоит во множественном числе, но в цитатах этого стиха у Отцов Церкви IV века, как правило, в единственном – «родился». Так у Киприана Карфагенского, у Тертуллиана (sed a Deo natus est – у Киприана). Это значит, что Иоанн говорит об Иисусе, Который родился не от кровей, не от хотения плоти, не от хотения мужа – т. е. чудесным образом, от Бога.

Вот пример того, как важно к каждому евангельскому стиху подходить с огромной бережностью, как важно уметь его прочитывать, опираясь на цитаты, сохранившиеся у древних писателей, и обращая внимание на каждую, самую малую деталь текста.

Если бы у Иоанна действительно было сказано «ни от крови», как в Синодальном переводе, то и проблемы не возникло бы. Но на самом деле слово «кровь» употреблено во множественном числе – и это уже ставит проблему. И слово «родился» – в единственном числе – в евангельских цитатах у древних писателей как бы разрешает ее, показывая, что речь здесь не о нашем рождении, а о рождении Иисуса.

В свете такого толкования в рассматриваемом стихе должно бы читаться не «верующим во имя Его», а «верующим во имя Того, Который родился…» Опять-таки в русском переводе это стерто.

…«Который родился». Евангелие от Иоанна, начиная с Рождества предвечного («В начале было Слово…»), переходит к Рождеству во плоти, к Рождеству в Вифлееме.

Сретение

Евангелист Матфей рассказывает нам о бегстве Святого Семейства в Египет и об избиении младенцев. На этом всё, что касается первых тридцати дней жизни Иисуса, в повествовании Матфея заканчивается.

Лука добавляет к этой картине несколько штрихов: прежде всего это рассказ о Сретении – о том, как Иосиф с Марией приносят сорокадневного Младенца Иисуса в храм. Рассказ, который все достаточно хорошо знают, хотя не все читали его так внимательно, как следовало бы. «А когда исполнились дни очищения их…», – говорит евангелист. Обратите внимание на слова: «очищения их». В Библии ничего об «очищении их» не говорится. И Ветхий Завет, и христианская традиция знают только очищение матери после рождения младенца (имеется в виду очищение от кровей пролитых), но отец или младенец в очищении не нуждаются. При чем же тут «очищение их»? Оставим пока этот вопрос, отметив, что это место вызывает явное недоумение.

Второй парадоксальный момент в данном тексте заключается в том, что в этой сцене как бы нет родителей. Есть Младенец, есть старец Симеон, пророчица Анна, и только в последний момент появляются Иосиф и Мария.

Третий парадокс. Родители Младенца приносят в жертву двух горлиц или двух голубков. В 12-й главе книги Левит говорится, что за очищение матери нужно принести в жертву голубя или горлицу, а двух горлиц или двух голубков жертвуют, как об этом говорит книга Чисел (6: 10), за нази?ра ( ) – того, кто посвящен Господу. Иными словами, в Евангелии от Луки жертва приносится не за очищение Марии, Матери Младенца, а за что-то иное.

И последнее: здесь ничего не говорится о выкупе за первенца, которого требует Закон (Числ 18: 15–16). Зато есть слова о пророчице Анне, которая «в то время подошедши славила Господа и говорила о Нем всем, ожидавшим избавления в Иерусалиме» (Лк 2: 38).

В греческом же тексте находим не «избавление», а ???????? – «выкуп». Значит, речь идет о выкупе, но не о выкупе первенца, а о выкупе Израиля, как в 129-м псалме: «Ибо у Господа милость, и многое у Него избавление. И Он выкупит Израиля от всех беззаконий его»[1].

Итак, здесь говорится о том, что Бог выкупит Израиля, Свой народ. И Симеон ожидает выкупа Израиля, сказано в оригинале, а совсем не утешения. Речь идет о выкупе за народ, и мы понимаем, что это – крестная смерть Иисуса, о которой мы читаем в тропаре: «Искупил нас еси от клятвы законныя честною Твоею Кровию; на Кресте пригвоздился, копием прободся, безсмертие источил еси человекам, Спасе наш, слава Тебе».

Если представить себе, что рассказ о Сретении – это икона, но написанная словами, то сквозь сцену встречи Симеона с Богомладенцем и Его Матерью в храме как бы просматривается крест. На первом плане мы видим фигуру старца Симеона, Младенца на руках у Матери, пророчицу Анну с одной стороны, рядом со старцем и праведного Иосифа с другой, рядом с Марией, а сзади как бы уже просматривается крест, выкуп Израиля. Тогда становится понятно, о каком очищении идет речь. Не об очищении Марии от скверны, потому что Она и так чиста – «Нескверная, Неблазная», как мы молимся во время Великого повечерия. Речь идет об очищении людей от грехов их. Вот какой глубочайший смысл заложен всего лишь в одном слове «их» вместо ожидаемого «Ее». Очищение людей, выкуп за людей, символический выкуп в виде двух горлиц или двух голубков – за Сына, который есть нази?р, т. е. посвященный Богу. И сразу по-другому начинает звучать весь этот текст. Сразу становится ясно, что в нем говорится прежде всего о том, зачем пришел в этот мир Иисус. На сороковой день Его земной жизни это уже ясно – Его путь уже открыт.

Если смотреть на рассказ о Сретении Господнем как на икону, то в центре будет Младенец на руках у Матери, справа стоят Симеон с Анной. Она подносит Его к Симеону. В лице Симеона Богоприимца как бы представлены все мудрецы Ветхого Завета, а в лице 84-летней Анны – все жены Ветхого Завета: Сарра, Ревекка, Рахиль, Девора и т. д. Матерь Божия рядом с Иосифом, Симеон с Анной и Мария – люди, жизнь которых можно охарактеризовать одним словом: верность. Но для Симеона или Анны это – верность ожидания. Анне уже 84 года, и она ни день, ни ночь не отходит от храма, пребывая в молитве и посте, т. е. живет в полной верности Богу. Симеон настолько верен ожиданию Мессии, Христа, Который должен во плоти прийти в этот мир, что даже не может умереть, пока не увидит Его. А верность Марии – это уже верность со-работы, верность пребывания со Христом и труда вместе с Ним.

В этом и заключается принципиальная разница между верностью ветхозаветной и новозаветной: первая есть всецело верность ожидания, а вторая от начала до конца – верность со-работы.

Праведники Ветхого Завета ждут, их взор как бы устремлен в будущее. У Исайи говорится: «Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий; на живущих в стране тени смертной свет воссияет (Ис 9: 2).

Из VIII века до Рождества Христова говорит об этом пророк. Пройдет восемь столетий, и только тогда воскликнет Симеон Богоприимец: «Ибо видели очи мои спасение Твое, Которое Ты уготовал пред лицем всех народов, Свет к просвещению язычников…» (Лк 2: 30).

Исайя говорит о том, что свет для язычников воссияет в будущем. Симеон говорит о Свете, который уже засиял. Вся верность праведников Ветхого Завета устремлена в далекое будущее; у праведников Нового Завета, как, скажем, у преподобного Серафима Саровского, это верность труда вместе со Христом, верность со-работы. Апостол Павел потом скажет об этом прямо и ясно: «Мы соработники у Бога» (1 Кор 3: 9). Не случайно в евангельских текстах столько раз употребляются слова «соработник» и «работник».

И еще одна грань происходящей в храме встречи двух Заветов – Ветхого и Нового. Симеон, последний человек Ветхого Завета, обращаясь к Марии, первой жене Нового Завета, говорит: «И Тебе Самой оружие пройдет душу, – да откроются помышления многих сердец» (Лк 2: 35).

«И Тебе Самой…» Маленькое слово – союз «и», но от него многое зависит; оно здесь почти лишнее, складнее было бы без него: «Тебе Самой оружие пройдет душу». Но это «и Тебе» означает, что не только Он будет пронзен копием на кресте, когда «один от воин Его копием прободе, и абие изыде кровь и вода», но и Ей, стоящей у креста, это копие пройдет сквозь душу. Вот что здесь за этим союзом «и». Вспоминаются икона, на которой изображена Матерь Божия вместе с Иоанном Богословом у креста, и францисканская песнь «Stabat mater dolorosa» – «Мать скорбящая стояла».

Одним только коротким союзом «и» Слово Божие прямо и четко указывает нам на то, что Матерь Божия будет соучастницей страданий Христовых, что, стоя у креста, Она разделит их с Сыном и будет Его соработницей в деле спасения человечества. Это еще один пример того, как внимательно нужно вчитываться в евангельский текст, вдумчиво вникая во все его особенности. Ибо за кажущейся «корявостью» слога стоит что-то очень важное, в высшей степени значительное.

Когда мы это осознаём, чтение Нового Завета становится весьма непростым и уже не дается нам столь же легко, как чтение романа. Тут помогут пост, молитва и вдумчивое вчитывание в текст. Это важно запомнить и почувствовать, продумать и пережить.

Премудрость Божия

Пройдет двенадцать лет после Сретения, и Отрок Иисус вместе с родителями окажется в храме в дни праздника Пасхи. Об этом упоминается у Луки. Отрок в храме среди учителей Закона. Он задает им вопросы, и слушающие удивляются мудрости этих вопросов. Если мы проследим, какое слово употребляется чаще всего в этом рассказе, то окажется, что это «мудрость». Из Первого Послания к Коринфянам мы знаем, что Христос есть воплощенная Премудрость Божия, но это чувствуется уже в тексте Евангелия от Луки, где Христос еще Отроком предстает перед нами как Премудрость Божия, явившаяся во плоти.

Следующее появление Иисуса на страницах Евангелия – только через 18 лет. Восемнадцать лет неизвестности. Молчание Евангелия о столь большом периоде в жизни Спасителя вызывает множество предположений о том, что делал Христос в эти годы. Немало книг написано о том, как Он ходил учиться мудрости в Индию, в Китай и даже в Японию. Обычно авторы этих книг приводят какие-то параллельные тексты из книг индийских, китайских или японских философов, из вероучительных книг этих народов, которые действительно можно сопоставлять с Евангелием. Создается впечатление, что многое в Евангелии связано с индийской, китайской и японской мудростью. Но такое впечатление может появиться только в том случае, если мы не знаем Ветхого Завета. Если же мы научимся читать Новый Завет параллельно с Ветхим и находить в Ветхом Завете в разных, порой неожиданных местах источник той или иной евангельской притчи, фразы, словосочетания, окажется, что в Новом Завете нет ничего, что не было бы уже сказано в Ветхом. В Новом Завете это только сфокусировано. Окажется, что нет нужды привлекать другие источники (греческую, китайскую или японскую мудрость).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.