«Господь хочет видеть людей счастливыми»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Господь хочет видеть людей счастливыми»

«Большая ученость доводит тебя до сумасшествия» (Деян 26: 24), – сказал, как известно, правитель Кесарии Фест апостолу Павлу. В XX веке эти слова вполне могли бы повторить, обращаясь к Симоне Вайль, как иудеи, так и христиане. Вывезенная во время Второй мировой войны в достаточно спокойную Англию, она съедала в день не больше, чем выдавалось в эти дни одному человеку в оккупированном немцами Париже.

Именно по этой причине она, больная туберкулезом, которой было необходимо усиленное питание, умерла, абсолютно свободно выбрав такой исход. Симона, несмотря ни на что, хотела быть вместе со всеми. Физически это, разумеется, было невозможно, однако она сумела найти для этого способ – и умереть. Со стороны ее смерть казалась почти самоубийством, однако Симона просто не могла поступить иначе. Разделить участь тех, кто не сумел выехать из Парижа или попал в Освенцим – было conditio sine qua non, или непременное условие, для того, чтобы остаться самою собой.

Симона Вайль, хотя она пламенно верила в Иисуса и считала себя католичкой, именно потому и не крестилась, что хотела разделить судьбу оставшихся за воротами Царства. И всё же для тех евреев, что не приняли христианства, она стала изменницей и вероотступницей, а для большинства христиан осталась еврейкой – невероятно ученой и до полной нелепости оторванной от жизни чудачкой, о которой и молиться как следует недопустимо.

Этой же дорогой решила идти Эдит Штайн, умершая в 1942 году в газовой камере в Освенциме. Крестившаяся задолго до прихода Гитлера к власти, в годы нацизма она становится монахиней-кармелиткой и остается в Европе (хотя могла бы уехать в Америку), чтобы разделить всё то, что выпадет на долю ее народа, вместе со всеми.

«Остаться» и «разделить». Вот два ключевых слова, которыми определялась вся жизнь двух этих женщин – евреек, философов и учениц Иисусовых – в годы нацизма. Верность сделала их удивительно смелыми и в то же время привела к смерти. Можно ли назвать их иудеохристианками (в том смысле, который вкладывал в это слово отец Сергий Булгаков в те самые годы в своем очерке «Расизм и христианство»)? Скорее всего – да, ибо обе они не в плане возвращения к первохристианскому ритуалу, но в чем– то несравнимо более важном приблизились к христианству первых поколений, которому свойственна любовь к тем, чьей вере ты, на их взгляд, изменяешь.

«Идем и мы, чтобы умереть вместе с Ним»* (ср. Ин 11: 16), – говорит Фома Близнец апостолам, услышав о смерти Лазаря и о том, что Иисус возвращается в Иудею – туда, где Его собираются убить. С кем именно вместе (с Лазарем или Иисусом) собирается умереть Фома, из контекста не совсем ясно, но ясно другое: смерти он боится и не хочет, но еще больше не хочет он изменить своему Учителю. Он останется вместе с Ним до конца, ибо страх перед смертью – не основание для того, чтобы от нее бежать.

Над своей последней книгой «Наука Креста» Эдит Штайн продолжала работать до того дня, когда была арестована. Вплоть до самого ареста продолжала учить французский язык и делать переводы текстов по истории с английского на родной, нидерландский, пятнадцатилетняя Анна Франк. Живя с родителями в так называемом «убежище» (нелегально и поэтому не выходя из дому), каждый вечер она «накручивает» свои кудри, чтобы назавтра выглядеть безупречно, целуется со своим Петером, страстно и в то же время целомудренно, ибо знает, что никогда не будет ни женою, ни матерью. Ликует оттого, что чувствует себя взрослой, почти женщиной, и при этом боится одного – что будет уничтожен ее дневник.

«Нет, только не это, если сожгут мой дневник, то пусть и меня сожгут вместе с ним», – гневно восклицает Анна. Теперь этот дневник – то единственное, что осталось нам от нее в наследство. Светлая, мужественная, пронзительная и до предела откровенная книга, в которой Анна действительно написала о себе всё, ничего не скрывая, ибо прекрасно знала, что, скорее всего, умрет в самое ближайшее время вместе со всей ее семьей. Скрыла она только имя того из своих соузников, который, струсив, предложил сжечь тетрадь с ее записями.

Книга Анны Франк, которую она сама назвала «Убежище», выходила на русском языке неоднократно, но всегда с большим числом неточностей в переводе и, главное, с купюрами, сделанными Отто Франком, отцом Анны, который остался жив и, издавая дневник дочери, изъял из него те места, которые казались ему неприличными. Полное издание появилось лишь в 1999 году.

Анна была почти на сорок лет моложе Эдит Штайн. В отличие от Эдит она, верующая еврейка, молившаяся перед сном каждый вечер, не стала христианкой, но уже в убежище захотела побольше узнать об Иисусе и прочитала Новый Завет, праздновала с близкими Хануку и вместе с теми смелыми голландцами, которые скрывали ее и ее родителей, – день святого Николая. Эдит – ученица Гуссерля, профессор философии и монахиня. Анна – просто девочка, решившая описать историю своей жизни, когда ей едва исполнилось тринадцать; но обе они словно сошли со страниц Библии, смелые, светлые и дерзновенные, чтобы научить нас не бояться. Не бояться ничего, кроме собственной нечестности и собственного греха.

«Я тоскую по свободе и свежему воздуху, но я думаю, – писала Анна, – что их отсутствие возмещено нам с лихвой. Возмещено в духовном смысле, внутри нас. Сегодня я сидела и смотрела в окно, я, можно сказать, по-настоящему глубоко созерцала Господа и природу и была счастлива, не могу назвать это иначе – именно счастлива». И дальше: «Пока у человека есть чувство счастья внутри – счастья от наслаждения природой, от ощущения здоровья и еще от многого другого, – пока человек носит в себе это чувство, он всегда будет счастлив». Так писала Анна 23 февраля 1944 года. Напомню, что ровно через год, весной 1945-го, она умрет от тифа в концлагере Берген-Бельзен.

Двадцатый век начался с того, что была опубликована «История одной жизни» Терезы из Лизье. Девушка двадцати четырех лет стала поистине учительницей для взрослых, образованных и вполне ироничных людей, увидевших в ее опыте, в безграничности ее личной смелости перед лицом болезни и смерти необходимый для себя урок. В середине века, в страшные годы нацизма и Холокоста, историю своей жизни (удивительно, но именно так она называет этот дневник на одной из первых его страниц) пишет Анна Франк. И эта книга тоже становится событием особого рода и удивительным посланием любви.

Анна Франк ничего не знала ни о Терезе, ни о Симоне Вайль, ни об Эдит Штайн. Эдит не знала ни об Анне, ни о Симоне, но все они каким-то удивительным образом делали одно и то же – верою «стремились к лучшему, то есть к небесному; посему и Бог не стыдится их, называя Себя их Богом» (Евр 11: 16). Читая дневник Анны Франк, видишь, насколько ничтожно, несмотря на всю свою мощь и силу, зло и насколько бесконечна ценность жизни, вопреки всей ее хрупкости и быстротечности. И понимаешь, до какой же степени ответственны все мы друг за друга, совершенно независимо от того, кто мы – sive reges, sive inopes, erimus coloni, то есть «цари ли мы или бедные поселенцы», как говорил некогда Гораций.

Арестованная в Амстердаме, Анна попала сначала в пересыльный концлагерь Вестерборк (за два года до нее здесь была Эдит Штайн), потом – в Освенцим, затем – в Берген-Бельзен. Мы ничего не знаем о том, как сложилась ее жизнь в концлагере, ибо дневник остался в Амстердаме. Однако в Берген-Бельзене в то же самое время находилась другая еврейская девочка – двадцатилетняя тогда Хедике Жмук, оставшаяся в живых и известная теперь как Хеди Фрид. Свою историю она описала в книге «Осколки одной жизни», вышедшей на русском языке в переводе С. Завражиной и при участии самой Хеди Фрид, в Москве, в том же издательстве «Рудомино», которым было предпринято издание «Убежища».

«Мы опять в товарном поезде, – пишет Хеди Фрид. – Неужели они в конце концов отравят нас газом?.. Прошли еще день и ночь. На третье утро мы остановились. Открылась дверь, и яркое солнце ослепило меня. Я услышала пение птиц и, когда глаза привыкли к свету, увидела яркую зелень. Широкие поля, трава, деревья… Живы ли мы еще?» Хеди действительно не знала тогда, жива она или уже находится в лучшем мире. Тот ад, через который прошли она и ее подруги, был много страшнее, чем описанный у Данте, однако и отсюда есть выход.

Выход этот – любовь. Именно ей, но никак не ненависти учат нас эти удивительные судьбы. Любовь к Богу и людям, любовь к тому миру, где поют птицы и светит солнце. «Если человеку страшно, если он одинок и несчастен, пусть поедет за город, туда, где он будет совсем один, наедине с небом, природой и Богом. Только там, только тогда он почувствует, что всё так, как должно быть, и что Господь хочет видеть людей счастливыми.» Так писала Анна Франк, которой на пороге третьего тысячелетия было бы всего лишь семьдесят лет.

Впервые опубл.: Русская мысль. 1999. № 4294 (25 ноября – 1 декабря). С. 20.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.