Другой: культурные рекурсии

Другой: культурные рекурсии

Нельзя не сказать об особой культурной рекурсии на Постаменте, которая была индуцирована и названием проекта «One & Other» (Один и Другой), и собственной субъектностью участников. Прямые референции к Другому возникали, когда «постаментщик» изображал известных личностей (короля Генриха VIII, королеву Марию-Антуанетту, адмирала Нельсона, леди Годиву и пр.) или типичных персонажей городской культуры (городского глашатая, трактирщицу и т. п.), которые составляли персонифицированные фрактальные паттерны британской истории.

«Другой» на Постаменте

На Постаменте представали самые разные культурные герои: короли и королевы, адмиралы, рыцари и профессора в мантиях, фрейлины и горничные, черти, чудища и ангелы, Санта Клаусы и гномы, феи и супермены. Участники перевоплощались не только в Других людей (астронавт, повар, невеста, ниндзя, «человек-невидимка» и т. п.), мужчины в женщин и наоборот, не только в Других живых существ (на Постаменте побывали пчелы, обезьяны, голуби, крокодил, тигр, корова, пес, петух, попугай, пингвин, мышка, лягушка, цыпленок, зайчик, бегемот, бабочка, летучая мышь и др.), но и в Абсолютно Других – в роботов и космических пришельцев, в драконов и русалок, в тыкву и гороховый стручок, в кружку, колокольчик, унитаз и прочее, прочее, прочее).

Наиболее семантически значимые рекурсивные ряды сложились из многочисленных дубликатов (фрактальных копий) адмирала Нельсона[142], гормлиевского «Ангела Севера» и Человека из «Другого Места», воспроизведенные как собственной телесностью и жестуальностью человека на постаменте («живая статуя»), так и графически на холсте и бумаге или в виде специально созданных предметов (например, связанных на спицах из шерстяных ниток или склеенных из газеты). Одна из наиболее сложных композиций, названная «Ангел Юга», представляет собой рисунок тушью, в котором аллюзия на «Ангела Севера» содержит в себе также и недвусмысленную отсылку к колонне Нельсона (Tom M, 27.08.2009).

«Ангел Севера» (A. Gormley)

Ангел Севера как инициатор мультифрактального образа

Субъективированная рекурсия была связана с демонстрацией на Постаменте проекции некого Другого (других), материализованного в виде фотографий, плоских щитовых изображений или объемных скульптур, манекенов, кукол, марионеток, человеческих фигур из глины, прозрачного пластика, льда, хлебных лепешек. Другие возникали в виде людей или античных статуй, взывая вместе с человеком на постаменте к освобождению активистов из азиатских стран или спасению художественного наследия. Образы других могли постепенно проявляться человеческими силуэтами, «негативами» и «позитивами» из фраз, записанных тушью на белой ткани. Тогда они становились носителями потока сознания своего создателя, его рефлексии на то, что он делает.

Другой появлялся на Постаменте и для того, чтобы поместить живую телесность человека на Постаменте в свою кинестетическую форму: например, одна из участниц сидела на постаменте, отражая в центральной симметрии позу «сидящей» рядом гипсовой скульптуры.

«Один» на Постаменте: Проекции Другого

Сценарии презентаций нередко выходили за пределы Постамента и включали «актеров» (родственников, друзей, коллег), участвовавших в драматургии выступления наравне с героем на Постаменте. Одним из неординарных, но не один раз повторившихся в проекте ходов была сюжетная рекурсия: помощники внизу повторяли действие, разворачивавшееся наверху (например, танец или ужин за столиком). Некоторые из актеров нижней «сцены», которой становилась вся Трафальгарская площадь, служили живой иллюстрацией к визуальному или вербальному нарративу «постаментщика», вовлекали в перформанс случайных прохожих. Так, один из перформансов рекурсивного типа был посвящен борьбе против торговли оружием. Женщина средних лет лежала ничком рядом с фанерными автоматами на большом красном покрывале, закрывавшем весь Постамент. Плакат в углу пояснял «Disarm the arm trade» (Разоружите торговлю оружием). Внизу, на площади, несколько человек тоже лежали прямо на асфальте в «лужах крови» из красной бумаги… Среди наиболее массовых рекурсий были хеппенинги формата «делай, как я»: открытый урок по массовому обучению танцу swing, коллективная молитва и т. п.

Другим был прохожий и зритель внизу Постамента.

Наконец, Другим мог быть и сам участник, за свой час на Постаменте представлявший несколько образов, в т. ч. собственного «я». Так, некая Teresa, несколько раз переодевшись, предстала последовательно в роли мотоциклиста, лыжника, бегуна, врача, женщины на вечеринке, а затем прошла через эти образы «других» в обратном порядке. Один из вариантов автопоэзиса был ментальный слепок участника – его воспоминания, рассказ о себе и даже резюме для поиска работы. Или собственное «я» во множественном числе, вроде «Army of Me» (Армия меня), маленьких бумажных фигурок своего «я», которых молодая девушка привязывала к воздушным шарикам и отпускала в небо, чтобы Космос исполнил написанные на них желания.

Оказываясь на постаменте, сам человек был или становился действительно другим (кто-то так просто написал на своем плакате OTHER (Другой)), ощущая не только, в прямом и переносном смысле, высоту своего положения, но и собственную мизерность, одиночество посреди городской площади. И ночью, когда площадь, действительно, была пустынна, и днем, когда она была заполненная народом. Особенно пронзительно это одиночество в толпе и, может быть, над толпой ощущалось одним июльским вечером, когда девушка в длинном белом платье одиноко стояла на Постаменте, а плотные ряды зрителей окружали открытую сцену Трафальгарской площади, на которой шла опера «Севильский цирюльник». И хотя сама Antoinette_B (15.07., 8 p. m.) получила удовольствие от своего первого в жизни «визита» в оперу, существовала ли она в тот час как представитель этнического меньшинства и вообще как индивид для остальных людей на площади? «If you don’t look at me am I here?» (Если вы не смотрите на меня, есть ли я здесь?) – апеллировал к дилемме философского идеализма другой участник. Проект, таким образом, затронул проблему не только идентичности как таковой, но и снова поставил вопрос: может ли личность быть реализована как таковая без восприятия ее другими людьми.

«Я» как рекурсивное множество Других

Люди нередко стремились уйти от одиночества на Постаменте, или общаясь с прохожими внизу, или разделив его с кем-то другим – от плюшевых мишек до портретов близких. В этом же ряду стоят инсталляции, отсылающие к социальному фракталу «я – это мои друзья», вроде «дерева» с фотографиями близких людей или «маяка» из бумажных аппликаций – ладоней друзей и знакомых, или презентации, построенные на глубоко личных (вос)поминаниях умерших близких. Этот способ репрезентации Другого на Постаменте был связан с созданием фигуры Другого как коллективной личности, личности-фрактала. Силуэт Другого мог быть, например, собран из подвижно закрепленных светоотражающих пластин или из прикрепленных к проволочной фигуре человека фотографий «обычных людей, каждый из которых уникальный и особенный, потому что единственный» (Lu, 15.07., 9 p. m.). Такую мета-личность поставил с собой рядом молодой мужчина (Ian Russel, 25.09, 5 a. m.), собрав собственный «мозаичный» портрет в полный рост из фотографий друзей и знакомых как иллюстрацию своих слов о конструировании имиджа и о редукции образа к стандартному «силуэту». Примечательно, что изнанкой и, соответственно, подосновой портрета были кубики лего, эти материализованные «пиксели» современной культуры.

В темные часы Другим становилась тень «постаментщика» на стене Национальной галереи – архетипическое второе «я», спроецированное на все наследие культуры.

А может быть, Другим был сам Постамент, воспринятый кем-то как «A Plinth amongst men» (Постамент среди людей)… «Другое место», внутрь которого сворачивались все фрактальные рекурсии, место, где не просто стояли «живые статуи» и живые люди, но, словно на островке в океане Соляриса, проступали образы «я» как Другого – фрактальные паттерны британской и всей человеческой культуры.