Воскрешение Алкестиды
Воскрешение Алкестиды
Мы не станем здесь разбирать все 18 сохранившихся трагедий замечательного драматурга. Попробуем лишь заглянуть в его мастерскую. Ради этого рассмотрим трагедию «Алкестида», самую раннюю из дошедших до нашего времени. Она дает более или менее четкое представление, с чем же именно вступил Еврипид на сцену. Чем он смог покорить современников.
Это оказалось новым (кто ведает, каким по счету) обращением поэта к истории семейства фессалийского царя Пелия. Алкестида была одной из его дочерей, выданной замуж за Адмета, царя города Феры, в той же Фессалии.
Адмет почитался удалым и храбрым воином. Он участвовал в знаменитом походе аргонавтов. Вместе с другими отчаянными храбрецами охотился на калидонского вепря, опустошавшего плодородные эллинские нивы.
Адмет всегда пребывал на виду у самых высоких олимпийских богов. Когда Аполлон провинился перед своим отцом Зевсом, погубив ему многих киклопов, – Зевс осудил его. В качестве пастуха Аполлон был сослан на землю, и хозяином его в это время считался Адмет, весьма хорошо относившийся к своему невольнику, очевидно, нисколько не подозревая, кем тот является в самом деле.
Когда Аполлон освободился от наказания, он постарался как можно щедрее отблагодарить своего благодетеля. Во-первых, сребролукий бог помог земному царю удачно жениться на красавице Алкестиде, что оказалось делом весьма нелегким. Царь Пелий (как уж водилось в древности) чересчур энергично препятствовал замужеству любимой дочери. Будущему зятю предстояло явиться в сваты на колеснице, запряженной гривастым львом и клыкастым вепрем. Справиться с подобной задачей земному жителю можно было только с небесной помощью. Аполлон действительно помог обзавестись указанным экипажем. Во-вторых, Аполлон обеспечил Адмету право отстрочить смерть, если кто-нибудь из земных обитателей согласится умереть вместо него. Древние, надо заметить, были крепко убеждены, что смерть всего живущего на земле является необходимым условием гармонии между царствами живых и мертвых. Подобный обмен не нарушит эту гармонию.
Последняя услуга была также очень кстати. Дело в том, что Адмет перед свадьбой позабыл умилостивить богиню Артемиду, не уделил ей потребных жертв. Результаты собственной оплошности удалец почувствовал уже в день женитьбы: спальня молодоженов наполнилась змеями, что предвещало близкую смерть кого-то из них. Конечно, змеи состояли в прямой зависимости от Артемиды, богини-охотницы, покровительницы лесных чащ, лугов и полей.
Правда, получив заверения от всесильного Аполлона, договорившегося насчет отсрочки смерти с Мойрами, ответственными за нить человеческой жизни, – Адмет успокоился. И все же смерть приступила к нему через несколько лет семейного счастья, умноженного появлением детей. Удивительное дело, но никто из его подданных, из самых безнадежно дряблых стариков, не пожелал умереть взамен него! Даже престарелые родители его, измученные телесными недугами. И вот тогда-то ярче всего проявилась любовь прекрасной и ласковой Алкестиды. Ради любимого мужа она решила пожертвовать собственной жизнью…
Именно эти приготовления Алкестиды и стали содержанием первых актов трагедии. Конечно, афиняне знали фессалийские сказания. И все же, заслышав слова молодой красавицы, навсегда прощающейся с маленькими детьми, увидев, как немощные старики, не имеющие шансов на длительное пребывание в мире живых, не заботятся о собственных внуках, которым суждено оставаться без материнской любви и ласки, – зрители искренно вознегодовали. Какой издевкой отзывались в их душах слова умиленного хора, который восхищался счастьем царя Адмета! Ради него супруга готова отдать свою жизнь… Да что человеку за польза от подобной любви, хотелось кричать огорченным зрителям, если эта любовь превратится в укоры совести и в безысходную душевную боль?
Все, что творилось на подмостках, – было понятно. Но искусство поэта усилило его в сотни раз. Зачем?
Из-за тягостного внимания зрители не сразу и поняли, к чему вдруг на сцене появился герой Геракл. Они содрогнулись, заслышав могучий голос. Оказывается, всенародный любимец, на протяжении всей своей жизни бродя по земле, совершенно случайно забрел к Адмету. В конце концов, его никак нельзя было обвинять, что посещение это припало на совершенно неподходящее время.
Адмет не был уверен, выдержит ли сердце его подобное смятение чувств. Потому и не знал, чему радоваться, чему огорчаться. Законы гостеприимства требовали достойно встретить любого путника! В соответствии с ними полагалось не обнаруживать своих забот и горестей.
Геракл, прошагавший огромное расстояние, совершивший немало добрых дел, к тому же ничего не ведавший о несчастьях в доме Адмета, – был зверски голоден. Потому и набросился на угощения с животной яростью. Пищу он поглощал с веселыми шутками-прибаутками. Зрителям порой становилось даже неловко за своего любимца, и как-то мучительно-любопытно было увидеть, как поведет он себя, когда перед ним раскроются все семейные обстоятельства друга. Или он ничего не узнает? Да нет. Он не сможет удалиться, не заподозрив неладного. Хотя… После беспредельно-сытного обеда Геракл погрузится в сон, а когда проснется – хозяин дома станет уже вдовцом. А дети его – сиротами…
Зачем и для чего Геракл оказался здесь именно в этот день? Зачем так придумано драматургом?
Геракл не успел еще отойти ко сну, как слуги Адмета проговорились, чем опечален царский дворец.
И тогда Геракл взбеленился. Как? Допустить погребение женщины, которая пожелала спасти такого же чудного своего супруга? Да ни за что! А смерть… Сейчас он встретит ее! Он ей покажет!
Уверенный в собственной силе, которая не подводила его ни в одном сражении, Геракл подстерег явившуюся за поживой костлявую смерть и силой заставил ее отступиться от своего подлого намерения. Алкестиде предстояло жить дальше. Радость, мир, любовь и спокойствие снова воцарялись в доме заслужившего того царя Адмета.
Удивленные таким неожиданным исходом, очарованные всем увиденным, – зрители могли, наконец, смахнуть свои слезы. Слезы облегчения.
Это мужчины. А женщины… Они по-прежнему не скрывали слез.
Никто из афинских зрителей, пожалуй, так и не «раскусил» в тот день тайную «алгебру» увиденной драмы. Всех покорила ее необычная жизненная наполненность, настоящая правда. Афинянам казалось, будто они заглянули в чужую жизнь, окунулись в нее с головою. И Адмет, и Алкестида, жившие очень давно, и даже Геракл, спустившийся с высокого неба, – все побывали здесь, вот на этой орхестре, на этой широкой сцене. Все оказались простыми, до боли знакомыми, хорошими людьми, лишь попавшими в безвыходную ситуацию. Но им повезло…
А ведь на самом деле мастером слова был найден необычный выход, вылившийся в прием dеus ex machina…
Это был многообещающий прием, не новый, но попавший в очень искусные руки. Он сделался привычным и даже излюбленным для всего творчества Еврипида, довольно часто ставившего своих героев в крайне безвыходные ситуации.
Этот прием, эта скрытая пружина сработает у него и в следующей, известной нам драме, в «Медее», также дошедшей до наших дней.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.