1. Подданные королевы утопий[91]
1. Подданные королевы утопий[91]
Из всех желаний людей самым фундаментальным является бессмертие. Не умирать, жить вечно – это не просто утопия. Это «королева утопий». Помимо эмоционального заряда, оно несет в себе почти все другие желания. Хотя бессмертным человек как будто не был, идея бессмертия родилась вместе с ним, с его культурой и сознанием смертности. Кто не боится смерти, тот не мечтает о бессмертии. И напротив, в самых древних мифах о будущем так или иначе присутствуют надежды на продолжение жизни. При всех прочих удовольствиях, главное достоинство рая – статус вечности. Без этого свойства райская жизнь теряет смысл, чем бы другим она ни привлекала, куда бы ее ни помещали – на Небо, на Землю, на планеты или звезды. В дохристианских мировоззрениях Востока люди также преодолевали смерть, хотя их желания «не дотягивали» до сохранения личности, прежде всего потому, что слабо выраженная внутри общинных отношений, она не представляла специфической ценности. Превращение человека, например, в свинью означало появление другого качества, возникновение существа нового типа. Тем не менее, некая субъективная линия полученной от создателя частицы жизни не прерывалась и, в контексте циклического возвращения, всегда можно было надеяться на возврат в прежнее положение.
На практике, однако, переходить в вечность люди не торопились. Зримая, эмпирическая смерть, так или иначе вызывала страх. Отрицавшие возможность загробной жизни материалисты, атеисты, скептики, циники и прочие вольнодумцы строили аргументацию преимущественно на этой повседневной почве, утверждая, что упование на бесконечную жизнь мешает достойно провести отпущенное людям конечное время. Бессмертие – это сфера веры, религии, чуда, трансценденции. В своих знаменитых «Опытах» М. Монтень писал: «Признаемся чистосердечно, что бессмертие обещают нам только Бог и религия: ни природа, ни наш разум не говорят нам об этом». Самый тяжелый, казалось смертельный, удар по бессмертию нанесло возникновение науки Нового времени, в основном материалистической и эволюционистской, отвергавшей его исходя из своей сути. Если она его и признавала, то формально, относя к области неопознанного, насчет которого приходится допускать любую неопределенность. Позитивизм, как известно, признавал такого рода вопросы бессмысленными, характерными для той ступени развития человеческого духа, которую наука как раз преодолевает. Не совместима она и с религиозной верой в целом, бог естествоиспытателей был богом «из вежливости». Физика создавала Вселенные из пылевидных туманностей, биология в лице дарвинизма производила человека из обезьяны, физиология, неразрывно привязывая душу к телу, лишала ее субстанциальности, то есть превращала в психику. Даже фантастов той эпохи, воображавших невероятные достижения, бессмертие особо не интересовало. Вывод, что занимавшаяся открытием и описанием природы классическая наука и идеология бессмертия отрицают друг друга, представляется почти неопровержимым. История взаимоотношений смертного человека с бессмертием не знала более неприязненного, отдаленного и холодного периода.
Но так было до тех пор, пока наука не начала перерастать в технологию. С этого времени грезы о бессмертии культивирует разум. «Общее дело» Н. Федорова являло собой некий симбиоз подходов: идейное обоснование воскрешения из мертвых оставалось религиозным, саму же задачу решает не бог, а человек. Для поздних представителей русского космизма, в котором «бессмертие по-научному» заявило о себе наиболее ярко, упования на Бога постепенно вообще сходят на нет. Мечты о вечной жизни приобретают технико-атеистическое измерение. При этом природа, как естественно-биологическая форма бытия, другими словами, как земная жизнь оценивается все более критически, вплоть до признания «нашим общим врагом». Прежде всего, потому, что несет в себе смерть. Воскрешение из мертвых – это акт восстания разума и техники против природы и жизни под формальным прикрытием (при фактическом устранении) Бога. По мере становления техногенной цивилизации, возможность бессмертия перестает обуславливаться не только религией и чудом, но и природой, естествознанием. Она связывается с возникновением «второй природы», с создаваемой техническим путем искусственной реальностью.
Несмотря на то, что адептов достижения естественным человеком бесконечной длительности существования еще немало (не помогают никакие напоминания, что с появлением эукариотов развитие любого биологического вида предполагает смену индивидов, механизмом которой является смерть, вследствие чего она вплетена в саму сущность жизни), это идейное русло идеологии бессмертия – иммортологии – пересыхает, становится боковым. Оно не радикально. Все равно не ясно, в каком облике и возрасте «застынет» подобное существо, как будут функционировать или меняться его органы, возникает множество других проблем, связанных с белково-клеточной, углеродной формой бытия и не поддающихся научно-рациональной трактовке. Если сойти с почвы религии и чуда, то для действительного бессмертия собственно живое не перспективно. Это, скорее, заботы медицины и геронтологии.
Передовая, прогрессивная иммортология опирается на принципиальный отказ от «водно-углеродного шовинизма» в понимании жизни, она отказывается от субстратного и переходит к «другому», функциональному ее определению. По сути, на борьбу с жизнью. К превращению развития в самоорганизацию, жизнедеятельности просто в деятельность, к отождествлению, а фактически подмене жизни разумом. Притом уже «постбиологическим». То есть к отказу от жизни. Иммортология – враг биологии. Летать можно размахивая крыльями, как делают птицы, но можно и отталкиваясь от потока горячего газа, что происходит с ракетой. Это разные, отрицающие друг друга сущности. Птица – представитель природы и жизни, ракета – космоса и техники. Расчет цели можно сделать «в голове», прилагая непосредственно телесные усилия, но это может сделать и компьютер. Материал и приемы вычисления разные, а результат будет одинаковым или лучше. Голова – это жизнь, обретшая свойства разума, компьютер – это разум, обретающий свойства жизни. По функциям совпадение, а по субстратному бытию – замена одного другим.
Применительно к человеку общее отрицание биологического бытия выражающееся в идее его неорганического (автотрофного) питания, из которой вытекает, что и сам он перестает быть существом органическим. Перестает существовать. Начинает «веществовать». Не случайно переход в автотрофное состояние всегда соотносится не с земной природой – этой колыбелью биоты, а с космосом, где, насколько известно, традиционная жизнь отсутствует. Космисты населяют космос, говоря, что там «везде жизнь», но понимают ее именно функционально, отождествляя с бестелесным разумом. Да, она есть или распространится на все планеты, но это будет «особенное животное. В него не проникают ни газы, ни жидкости, ни другие вещества. Из него также они не могут и удалиться… Оно живет только солнечными лучами, не изменяется в массе, но продолжает мыслить и жить как смертное или бессмертное существо… Такое сформированное существо уже может обитать в пустыне, в эфире, даже без тяжести, лишь бы была лучистая энергия»[92].
Универсальный космизм – предельно дерзкий, наиболее принципиальный вызов природе и жизни. Он отменяет их бытие. Это самый фундаментальный идейный враг экологии.
Если в начале XX века чаемое «особенное животное» было некой гипотезой, то сейчас оно наличествует практически, (гипотеза оказалось гениальной). Системы искусственного интеллекта, роботы 5–6 поколений вполне отвечают или вот-вот будут отвечать описанным характеристикам. Они автотрофны и в этом качестве – бессмертны. И как другое условие бессмертия – бесполы. «Интеллект, – надеялся К. Э. Циолковский, – со временем найдет способность искусственного оплодотворения и из жизни людей исчезнут позорящие их половые акты»[93]. Мечта, для живых людей казалось бы страшная, но она на глазах всех, кто еще смотрит и читает, что пишется об этом хотя бы здесь, тоже воплощается в действительность. «Передовые этносы» современной цивилизации активно вымирают. /От/меняется и вся культура, содержание эмоциональной и духовной сферы, ценности и моральные нормы поведения людей. Общество, социальные отношения вытесняются Техносом, информациоными коммуникациями. Так пролагает себе дорогу «Новый человек». Но человек ли это?
Пока, видимо, да, поскольку тенденции и ликвидации биологической жизни не победили. Как техника не до конца вытеснила природу. Но логика и линия борьбы здесь единая: «второй природе», искусственной реальности как продукту и заменителю естественного соответствует «вторая жизнь», разум, искусственный интеллект как продукт и заменитель органического, его отрицание. Живому, смертному и чувствующему человеку, разум которого служит жизни, противостоит абиотический, бессмертный, саморазвивающийся интеллект. Жизнь приобретает статус его предпосылки и вместо субстанции становится одной из его примитивных форм. Соответственно, человек из субъекта развития превращается в компонент человеко-машинной цивилизации. Возникает феномен технологического, компьютерного человека («гомутер» = гомо + компьютер), переходного к роботам существа – именно Постчеловека.
Именно этот процесс абиотизации бытия продуцирует надежды на «бессмертие по-научному», наиболее эффективно маскирующее процесс вытеснения живых людей техникой. Попутно «решается» и экологическая проблема: автотрофному, бессмертному, бесполому существу земная природа, биота с необходимыми для него параметрами воды, воздуха, уровня солнечной радиации не нужна – ни внешняя, ни внутренняя. Искусственный интеллект действительно космичен и может функционировать на любой основе. Бессмертное не нуждается в заботе о поддержании биотического и сохранении природы вообще как условия его развития. Экология имеет смысл и право на жизнь, если и пока существует смерть.
В процессе замены разумной жизни бессмертным абиотическим разумом снимается также вопрос об индивидуальности существования. Ведь главная причина осознания себя чем-то отдельным, личностью является факт возникновения и исчезновения, рождения и смерти. С его устранением исчезают временные границы, вычленяющие элемент внутри целого, чем и объясняется мода на трансперсональную, то есть безличную психологию и совокупный интеллект. Бывший субъект, становясь частицей мыслящего океана, уже только перевоплощается, двигаясь внутри виртуальных информационно-коммуникационных сетей, прообразом чего можно считать систему «Internet». И если человечество (не говоря о техницистах) примет это абиотическое перерождение нашей среды обитания за норму, не находя морального мужества для его критической и ответственной за свою судьбу оценки, то надо прямо сказать: в таком случае мы обречены без надежды на спасение. Самое страшное в развитии современной цивилизации – ее успехи. Все они технические. Остальное деградирует: природа, человек, культура, и наша мысль.
Останавливая время, бессмертие уничтожает и пространство. Это состояние, когда нет противоречий, ибо небытие сливается в нем с бытием. Быть без-смерти – значит быть бес(з) – конца. Внутренне не расчлененное, бесконечное бытие не развивается, поскольку равное себе всегда совершенно. Не случайно, первоначальные представления о вечности локализуются в виде рая или ада, где царят чистое добро или чистое зло и они, в отличие от бренной жизни, друг с другом не пересекаются. В стремлении к бессмертию выражается тенденция абсолютного господства разума над природой, ее эволюцией. Состояние бессмертия – апофеоз искусственного, ноотехносферы.
Разумеется, исторически менялось отношение к смерти/бессмертию не только «вообще», но и к ним же – «по-научному». Подобно тому как на заре технологической эры отождествление разума с благом было почти неизбежным, так и достигнутая с помощью науки вечная жизнь казалась тогда высшим счастьем, которое могут иметь люди. Когда русских космистов с опаской, но упрекают в антиэкологизме и антигуманизме, то хотя по сути их теорий это верно, учитывая исторический контекст (а вне истории никто не действует) это несправедливо. Вера в технику была практически всеобщей, мыслитель, придерживавшийся критических представлений об ее роли, выпадал из рационального контекста и тем более не мог быть «передовым». Иной оценки заслуживают нынешние сторонники Homo immortalis, а фактически Posthomo в ситуации, когда противоречия технического прогресса вполне обнажились: она должна быть более дифференцированной и реалистичной.
По отношению к живущим людям – к нам и сейчас – среди них, если не брать во внимание разных шарлатанов, обещающих вечную жизнь «здесь и сейчас», то есть говорить всерьез, можно выделить 3 типа бессмертников: «прельщенные», «равнодушные», «агрессивные».
Первые совершенно искренне хотят облагодетельствовать человечество. Они не задумываются, что если их идеи воплотятся, это будет сущностно другое существо, или «вещество-техщество» – без души, без наших надежд, страхов, радостей и смыслов. У него будет иное отношение к своему Я, да и что такое обесчувствленное Я? Квант-порция информации? Оно и мыслить будет совершенно по другому, или субъектного сознания не будет вообще. Это полная потеря идентичности существующего человека. Но любые, самые бесспорные доводы не могут достичь сознания этих благородных спасителей человечества. Для них они, как и то, что люди умирают – «казуистика», а железным фактом являются их проекты вечной жизни[94]. Поколебать эти взгляды никому не удастся, их можно только «капсулировать», вырабатывая соответствующее отношение: понимание причин, нередко заключенных в обстоятельствах социальной и личной жизни.
Другая часть имморталистов осознает, что личного бессмертия быть не может. Неявно подразумевается, что оно, собственно говоря, не будет и человеческим[95]. Поэтому вместо «жизни» они ведут речь о «бытии», вследствие чего различие между жизнью и разумом снимаются даже терминологически. Ведь разум, искусственный интеллект тоже реальны и в каком-то смысле бытийны. Не употребляются и понятия смерть-бессмертие. Обсуждается функционирование информации, в качестве ее носителя берут не мозг, а «машину Тьюринга» и т. п. Это аналоговое моделирование проблем сохранения и передачи некой субъективности, вернее, специфичности. О том, как оно соотносится с жизнью и повлияет на человека предпочитают не высказываться. Вопрос о бессмертии продуцируется здесь прежде всего научно-исследовательским интересом и, как в свое время заметил Э. Райс, «пахнет высшей математикой». Мировоззренческий нейтралитет – суть техницизма вообще, хотя объективно эта деятельность вовсе не нейтральна, что довольно быстро обнаруживается у технократов, склонных к философии.
Они уже намерены «переступить через человека» и пропагандируют идеи его самоуничтожения. Философия бессмертия превращается в апологию смерти, но не сегодняшних индивидов, а человека как родового существа. Отрицание жизни прикрывается заботой об ее продлении. Мировоззренческие похороны человека обычно сопровождаются музыкой на тему его «открытости», необходимости преодоления пределов видовой биологической программы, ставшей помехой развитию техники и главным тормозом прогресса. «Если углубляющиеся вмешательство в естественные процессы способно вызволить цивилизацию из-под гнета биологических законов, уже в обозримом будущем ограничивающих ее существование, то жертва качественной определенностью ее нынешнего носителя – чрезвычайно высокая, но не запредельная плата за фактическое бессмертие»[96].
Здесь все довольно ясно, кроме, пожалуй, одного: чьего бессмертия они жаждут, желая умертвить «нынешнего носителя цивилизации», то есть человека? В пользу кого отвергается жизнь? Учитывая, что подобные идеи сопровождаются ими развенчиванием экологии и гуманизма, при одновременном воспевании компьютерно-информационной техники, становится понятно, что мы имеем дело с первыми идеологами чисто машинной постчеловеческой цивилизации. «Роботы среди нас». В мировоззренческом плане в конце XX века случилось событие, начались процессы, может быть не менее значимые и драматичные, чем все бывшие до сих пор угрозы и вызовы человеку: «пятая колонна» машинообразных, до сих пор маскировавшаяся под человека, вышла на улицу и открыто подняла свои знамена. Хотя внешне это все еще люди, часто вполне симпатичные, их сознание похищено другим миром, а телесность, как у компьютерных наркоманов, лишь подставка, «держатель» информации. Вызов брошен. Противоречие между природой и техникой, естественной и искусственной реальностью персонифицируется, перерастая в борьбу естественного и искусственного разума. Духа и интеллекта. Человека «традиционного», живого – и «нового», техногенного. Все мы находимся в поле притяжения их разнонаправленных сил.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.