ЖИ3НЬ ДЖОРДЖОНЕ ДА КАСТЕЛЬФРАНКО, ЖИВОПИСЦА ВЕНЕЦИАНСКОГО
ЖИ3НЬ ДЖОРДЖОНЕ ДА КАСТЕЛЬФРАНКО, ЖИВОПИСЦА ВЕНЕЦИАНСКОГО
Перевод Ю. Верховского, примечания А. Губера
В те самые времена, как Флоренция стяжала себе столь громкую славу творениями Леонардо, не малым украшением послужили Венеции доблесть и отличия одного из ее граждан, далеко превзошедшим живописцев семьи Беллини, столь ценимых венецианцами, да и любого другого, кто до того времени: посвящал себя живописи в этом городе. То был Джорджо, родившийся в 1478 году1 в Кастельфранко в Тревизанской области в правление дожа Джованни Мочечениго, брата дожа Пиеро2, и за внешний свой облик равно как величие духа, позднее получивший прозвание Джорджоне3. Хотя он и происходил из смиреннейшего рода4, но всю свою жизнь был не чем иным, как человеком благородных и добрых нравов. Воспитывался он в Венеции и всегда находил радость в любовных утехах, а также услаждался игрой на лютне, столь усердно и со столь удивительным искусством, что его игра и пение почитались в те времена божественными, и потому благородные особы нередко пользовались его услугами на своих музыкальных и иных собраниях. Он посвятил себя рисунку и находил в нем великое удовлетворение, да и природа настолько ему благоприятствовала, что, влюбленный в прекрасные ее создания, он никогда не желал работать над чем-либо, что не было им срисовано с натуры. И настолько был он ею покорен и до такой степени старался ей подражать, что прославился не только как живописец, превзошедший Джентиле и Джованни Беллини, но и как соперник тех, кто работал в Тоскане и был творцом современного стиля. Джорджоне довелось увидеть несколько произведений руки Леонардо, в манере сфумато и, как говорилось тогда, страшно перечерненных; но манера эта настолько ему понравилась, что в течение всей своей жизни следовал ей и в особенности подражал ей в колорите масляной живописи5. Находя вкус в высоком качестве работы, он все более стремился выбирать для изображения самое прекрасное и самое разнообразное, что только ему попадалось. Природа наделила его талантам столь легким и счастливым, что его колорит в масле и фреске был то живым и ярким, то иногда мягким и ровным и настолько растушеванным в переходах от света к тени, что многие из тогдашних лучших мастеров признавали в художника, рожденного для того, чтобы вдохнуть жизнь в фигуры и передать свежесть живого тела в большей степени, чем кто-либо из живописцев не только в Венеции, но и повсеместно. В начале своей деятельности Джорджоне исполнил в Венеции много изображений Мадонны, а также портретов с натуры, которые и чрезвычайно живы и прекрасны, как можно судить по трем написанным им маслом прекраснейшим головам в собирании достопочтеннейшего Гримани6, патриарха аквилейского. Одна из них (как говорят, его автопортрет) – в образе Давида с прической, опускающейся, соответственно моде того времени до самых плеч, – по колориту сделана словно живое тело; видны одетые в доспехи грудь и рука, держащая отрубленную голову Голиафа7. Другая – большая голова, написанная с натуры; в руке – красный берет начальствующих лиц, на шее меховой воротник, а под ним – туника античного покроя; предполагается, что вещь эта была исполнена для какого- нибудь военачальника. Третья – голова ребенка, прекрасная, насколько только можно сделать, с волосами наподобие руна, позволяющими судить о совершенстве Джорджоне, равно как понять, почему великий патриарх всегда питал такую любовь к его доблестям и так ими дорожил, впрочем, по заслугам8.
Во Флоренции, в доме детей Джованни Боргерини находится портрет самого Джованни, исполненный рукой Джорджоне в то время, когда он юношей был в Венеции, и на той же картине изображен его наставник; нигде не увидишь две головы, где мазки лучше передавали бы цвет тела и где бы тени обладали бы столь прекрасным тоном10. В доме Антонио деи Нобили11 находится другой портрет вооруженного военачальника, исполненный с большой живостью и легкостью и, как говорят, изображающий одного из полководцев, которых Гонсальво Ферранте12 «привез с собою в Венецию, когда посетил дожа Агостино Барбериго13; говорят также, что в то же время Джорджоне написал портрет с самого великого Гонсальво в полном вооружении, вещь редкостнейшую, и что будто бы трудно представить себе более прекрасную картину и что Гонсальво увез ее с собой14.
Джорджоне исполнил много других портретов, которые рассеяны по разным местам в Италии и чрезвычайно хороши, как то можно судить по написанному им портрету Леонардо Лоредано15 в бытность его дожем и виденному мною во время выставки на Успение, когда мне показалось, что светлейший правитель – передо мною точно живой. Кроме того, в Фаэнце, в доме Джованни из Кастель Болоньезе16, отличнейшего резчика камней и хрусталя, находится другой портрет, изображающий его тестя17; работа эта поистине божественна, ибо на ней такие дымчатые переходы красках, что она кажется скорее рельефом, ч живописью. Джорджоне очень охотно писал фрески и в числе многих других исполнил целый фасад дома Соранцо, на площади Сан Паоло, где помимо многих картин, историй и всяких других его фантазий можно видеть картину, написанную маслом на известке; вещь эта устояла против воды, солнца и ветра и сохранилась доныне 18. Там же изображение Весны, которая, на мой взгляд, является одной из лучших вещей, исполненных фреской, так, что очень прискорбно, что она жестоко пострадала от непогоды19. Что касается меня, я не знаю ничего, что бы так вредило фресковой живописи, как южные ветры, в особенности же поблизости от моря, где они всегда насыщены солью.
В Венеции в 1504 году случился у моста Риальто ужаснейший пожар, от которого целиком сгорело Немецкое подворье, вместе со всеми товарами, к великому убытку торговцев; поэтом венецианская синьория постановила выстроить его заново; и вскоре было закончено здание, имеющее значительно более удобное расположение внутренних помещений, равно как более роскошное, нарядное и красивое; а так как к тому времени известность Джорджоне возросла, то теми в чьем ведении это находилось, вынесено было решение и отдано распоряжение: поручить Джорджоне исполнить фреской цветную роспись этого здания по его усмотрению, только бы он показал свое дарование и создал произведение, достойное самого красивого и самого видного места города. Поэтому, взявшись за работу, Джорджоне не преследовал иной цели, как показать свое искусство, исключительно следуя своей фантазии; действительно, там не найти сюжетов, которые бы друг с другом связаны и которые изображали бы деяния того или иного героя, прославленного в древности или в современности; и поскольку это касается меня, я никогда не мог понять этого произведения и, спрашивая других, в чем там дело, не встречал никого, кто бы его понял; в самом деле, что мы видим: здесь женщина, там мужчина в разных положениях, около одной фигуры голова льва, около другой – ангел Купидона; трудно разобрать, в чем дело. Правда, над главной дверью, выходящей на рынок, изображена сидящая женщина, у ног которой голова мертвого гиганта – нечто вроде Юдифи, поднимающей голову и меч и переговаривающейся с немецким: я с солдатом, который находится внизу; но я так не мог уяснить себе, в качестве кого он хотел представить эту женщину, разве только он намеривался изобразить так Германию21. Но несомненно, что в общем эти фигуры хорошо связаны друг с другом, и он достигает в них все большего и большего совершенства: отдельные головы и части фигур исполнены очень хорошо и в очень живом колорите; во всем том, что он написал на этом фасаде, видно, что ему удалось добиться близости к живой природе и что он не подражал ничьей чужой манере. Здание это очень прославлено в Венеции и знаменито столько же своими удобствами для торговли и общественной пользой, сколько и тем участием, которое Джорджоне принял в его украшении22.
Он написал картину с изображением Христа, несущего крест, и иудея, его влекущего, каковая впоследствии была помещена в церковь Сан Рокко, ныне пользуется всеобщим поклонением и считается чудотворной23. Работал он и во многих других местах, как, например, в Кастельфранко и в Тревизанской области24, а также написал много портретов для разных итальянских властителей, многие произведения его были посланы и за пределы Италии, как поистине достойные свидетельства того, что не только в Тоскане было во все времена изобилие художников, но, что и та страна, которая расположена по ту сторону хребта, у его подножия, и когда не была обездолена и забыта небом.
Рассказывают, что однажды в то время, когда Андреа Верроккьо работал над бронзовой конной статуей, Джорджоне в беседе с несколькими скульпторами, утверждавшими, что скульптура, поскольку она в одной и той же фигуре открывает разные повороты и точки зрения для зрителя, обходящего кругом, этим самым превосходит живопись, которая в одной фигуре может показать только одну сторону, – Джорджоне держался мнения, что в живописном изображении можно показать для единого взгляда, без того, чтобы нужно было обходить кругом, все возможные положения, которые может принять человек, совершающий разные движения, то есть то, чего скульптура не может сделать иначе, как меняя положение и точки зрения, и лишь притом условии, что этих точек было не одна, а много; более того предложил им, что берется изобразить в живописи одну фигуру одновременно спереди, сзади и двух боковых профилей, чем заставил их ломать себе голову; сделал же он это следующим образом: он написал обнаженную фигуру мужчины со спины, а перед ним на земле источник прозрачнейшей воды в которой он изобразил его отражение спереди; с одной стороны – вороненый панцирь, который тот снял с себя и в котором виден его правый профиль, поскольку на блестящем вооружении ясно все отражалось, с другой – зеркало, в котором видна другая сторона обнаженной фигуры. В этой вещи, полной блестящего остроумия и фантазии, Джорджоне захотел показать на деле, живопись требует больше уменья и старания и может в единой точке зрения больше взять от природы, чем это дано скульптуре; за свою изобретательность и красоту вещь эта заслужила высших похвал и восхищения25. Кроме того, он написал с натуры портрет кипрской королевы Катерины, который мне довелось видеть во владении славнейшего мессера Джованни Корнаро26. В том же альбоме имеется голова, написанная им маслом с одного немца из дома Фуггеров, который в то время был самым крупным купцом в Немецком подворье; вещь эта удивительная27; а наряду с этим есть целый ряд других набросков и рисунков пером его же работы, работая на славу себе и своему отечеству и постоянно вращаясь в обществе, развлекая музыкой многочисленных своих друзей, он влюбился в одну даму и они оба премного наслаждались своей любовью. Но случилось так, что она в 1511 году заразилась чумой; не подозревая этого и продолжая общаться по обыкновению, Джорджоне заразился чумой, так что в короткое время преставился в возрасте тридцати четырех лет28 к бесконечному горю многочисленных друзей, любивших его доблести, и к великому ущербу для мира, его утратившего. Однако они перенесли сей ущерб и сию утрату, утешаясь тем, что после него остались два отличнейших его ученика: Себастьяно венецианец, который впоследствии стал монахом и по должности своей получил прозвание дель Пьомбо29, в Риме, и Тициан из Кадора30, который не только сравнялся с Джорджоне, но значительно его превзошел. Мы в своем месте подробно укажем, какую честь и пользу они принесли нашему искусству.