Былички о подмененных детях

Lap?i vajehettu

Mie sanon yhen kertomuksen kun sano yksi, vot siel? Tiksalla kun my? elim?, no se on tietysti ?mm? kuollun. Vot h?n kerto kun h?i sai tytt?ren. Sill? tyt?ll? nimi Surka, no Aleksandra. Ni h?nell? kun se tytt? kolmen vuvven vanhana sairastu. Ja vot se tytt? sairastau da sairastau, h?nell? jo kuin monta aikua, ja eik? pi?se nikuin, se eik? k?vele. Ajo on k?velyaika se, no kolmannella vuvvella. A toisessa kyl?ss? oli, ?irkka Kemi siel?, oikein tietyjy? kaksi starikkua, hi?n sanou. No tuumaicen, ?to pit?y l?htie sinne sen starikanluo. I von se oli suovattap?iv?, sanou, kun l?ksin, ni se starikka jo oli n?hnyn unen. Kun huomeksella nousi se starikka, nin he?n sanou em?nn?ll?h, akallah, sanou sto:

Sie l?mmit? t?n? pi?na kyly.

Ka?o sie kuin se i kucuttih sit?, en muissa. Oiken hyv? se oli ?mm? toze. My? olimma aina korttierissa siel?, ?irkka-Kemiss?. Konovalof oli familii sill? akalla. Annako lien?y ollun vai nimi.

Sie l?mmit? t?n? pi?n? kyly, Anni. T?n? pi?n? tulou oiken suuren hi?n kera ihmini. Akun hi?n tulou, niin pannah lapsen t?h? kozn’alla. Akozn’aksi siel? nimitet?h rundukkua, a meil? sanotah Karjalassa rundukan pi?h. I anna makua, anna on iltah suat’e siin?. A vie, sanou, mec?ss? tuon mit? miula pit?y. A kun ni?tt? to mie tulen rantah venehell?, tulkah lapsen kera kylyh.

Ennen viidimo hy? tietih mit?. A se naini on niin kor’assa sen lapsen kera. Ta se lapsi y?t ta p?iv?t itki. H?nell? euluh ni mimmoista rauhua, muuta kun: umm-umm-umm. I sanou, jo sill? niin kun lapsella jo silm?t alettih niinkun muuttuo. Tuumaicen, sanou, hot’pa kuolis t?mm?isest? kiusasta lapsi. A vracoja-to ennen aikoja ei ollu. Se oli monesko vuosiluku, en muissa. Se oli jo ennen voinie, ennen t?t? suurta voinua, ennen kolhosoja. Nu i, sanou, tulen mie sinne: «Terveh!» – “Terveh!”

Oi-joi-joi! Mist? nyt sie lankesit t?mmoni vieras? Jo mi?n ukko unen n?ki. Sanou: heitt? t?m? lapsi. – H?nell? juohattau kun ukko k?ski. H?n ku lapsen heitti. A kun se lapsi uinuo muata! Kun ei p?iv?ss? nouse. Hi?n ku yht? astuu kaccomah, jotta onko hoti elossa? Tuumaicen, sanou, no viel?k? pojat lapsi vakautuu itk?m?st?. Kun itk?y y?t-p?iv?t mute kun.

Noh. Ollah iltah suate, sit? p?ivy? kun kulutetah. Ajo se tytt? vakautu, ei en?mpi i?n?, tuumaicen, to kuolou se, kuolou.

Ukko tuli mec?st?. Hy? n?h?h, to t?t? nyt veneh soutau. Siit? tullah hein?lt?. Hein?aiku oli se kes?ll?. Sanou se Anni:

Paraskovj a Kuzminicna, ota lapsi runtukan pi?st? ta m?ne kylyh.

A nuoret, ne kun tultih hy? rantah, nuoret ne hyp?ttih venehest? ta perttih ni juostih. Heil? v?h? dieluo eik? hy? mit? tietty, eik? ukko viidimo heil? ei sanon nimit?. Lapsen otalti k?teheh ta kylyh luoksi. No, niin, sanou, m?ni sinne:

Siek? se olit tulij??

A hy? tiijettih toini toiseh, ei et?h?n? siel? kyl?t.

Mie olen, – sanou. Hy? viel? kuin-to oltih rodn’at, oliko hi?n dvurodnoi velli vain kuin, en muissa.

Mie, sanou, olen ta semmosessa.

Nu kun olet, ni kyll?se t?m? viel? parenou dielo.

A siel? on tuonun he?n uvven vassan mec?st?. Sanou jotta:

Jaksautu, puolenna vuatteita pi?lt?, vet’ hiessyt ylen ?ij ?iti kylyss?, kyly on ?kie. Ta j?ksa, sanou, lapsi, ta istuuhu tuoho. El? nimit? virkka, sanou. A mit? n?hnet, mit? kuullet, mie vastuan kaikki.

Hi?n otti sen lapsen, jakso. Icelt?, sanou, puolennin vuatteita v?h?sen, a en jaksauhu, kun muzikka on, ennein vet’ muzikkoa h?pieltih.

Siit?, – sanou, – tuo lapsi.

H?n otti se ukko sen. Tooze heitti vuatteitah niit?, alus vuatteihense j?i yksih. Peitti, sanou, sen lapsen. Kylvetti sill? vassalla, uuvvella vassalla, min he?n toi sen uuvven vassan. Nu i heitti tuoh ovikorvah. Avasi kaikki ovet, kylynoven i sen sincioven kylyst?.

A se kyl? on, se on por’atocno pitk? kyl?, no kilometriin en tij? onko pivus. No nin sen tuosta pe?st? kyl?n, mec?nrannasta, mec?st? kun solahti se tulija. Mi, sanou, n?in kacon, ni ei nivovse vartaluo navy, a muuta kuj?ll?t. A kun, sanou, kallistauvun kaccomah, ni ei viel? n?vyt?, muuta kun yhet jalat, ne on niin pit?t jalat. No sanou, jotta viisi metrie olisko pit?t oltu jalat, kun viel? en ni? sit? tuuluvissua, muuta kun yhet jalat. Hi?n sano, ?to ei he?n nimit? virka muuta kun et virkka sie mit?n?, kun mie vain virkan. I, sanou, tulou. Ihan astuu, a kun se kyly kun on rannalla, ni se n?kyy kun he?n rantua my?te astuu. Tuli sih kylyn luoksi, alentuu kun ei nikuin, tuli kylyh alentu. No se tuli ihan, sanou, kaksinkerrin, mit? sie, kun ei eissy, ei nikuin sovi kylyh. No ukko juohattau: “Tuossa on! – No juohattau vastah. – Kaikki ota omas, a miun j?t?!”

Niin kaiken riivi sen vassan. Vassasta siit? joka lehtysen. Yksi lehti j?i riipim?tt?. J?tti riipim?tt? se tulija. I sano:

No t?m?n sie unohit viel?. T?m?, – sanou, – pit?y j?tty? siula.

Se ukko vastai:

Kun tulet toisen kerran, nin otat kaikki! Mie sen unohin, – ukko oli vassan. No, hi?n ne kun kaikkilehet riipi, I kaikki otti ne t?h? paijan helmah. Paijan helmah vassasta, oi kun se tulija. Znaacit he?n otti ne kaikki ne tyt?n kuta viit’imo kylvetti. Ne kivut kaikki otti. No yhen viel? j?tti. Siit? ukko oli sanon, jotta unohin vet’ yhen sanan sanomatta. Ni se varpa j?i yksi, yhen sanan sanomatta, riipim?tt?. “Tulet, sanou, – toisena iltana i otat kaikki!” I niin l?ksi pois, se mies. Niin m?ni, my? istuma koko ?ij?n kuni ei m?nnyh mecc?rantah. Mecc?rantah ku m?ni, sanou:

No m?ni, ota lapsi, suorita i mane pane tuas rundukan pi?h, anna makuau.

Kolmet suutkat, sanou, makasi tyt?r. A hi?n ei k?sken liikuttua. Mie, sanou,sanon:

Ka vet he?n n?lk?h kuolou!

Ei kuole, ei n?lk?h. On se sy?tt?jy? h?nell?, sy?tet?h. Se aika kun on, ottau sy?tett?v?ksi, sy?tt?y! Akun h?nen sy?t?nt? loppuu, kyll? my? omalla sy?t?mm?.

No siit? kolmet sutkat tyt?r kun makasi, he?n viel? l?mmitti kylyn kerran, ukko se. I viel? kylvetti, viel? k?vi, otti. Siit? riipi sen, toisen kerran ku tuli, ni kaikken vassan puhtahaksi. Ei, sanou, ji?nnyn ni yht?, ni jotta olis yksi varvani siih vastah.

Siit? he?n ni sanou, sen kun y?n makasin, ni ukko sanou huomeneksella sto:

Nyt, Fofanovna, – Fofanovna is?nnimi sen paapuskan, – suot m?nn? kotihis, lapsi on siula terveh.

Vot he?n miula t?m?n kerto.

Mi sill? lapsella oli?

A mane tiij?. Vot, sanou, itki, itki pes konsa, jotta kuin mihin h?nell? tuli polesni. No lapsi l?seytyy, my? vet juoksemma vracalluu sraasu. Nytki se naini el?y, h?nell? on viel? lasta, sill? naisella. T?m?n Tiihhanaisen Mikon naisena he?n on, San’kka, Miitron paapuskan tyt?r.

Я расскажу, о чем говорила, когда мы там, в Тикше, жили, но она уже умерла, конечно. Вот она рассказывала, как она дочь родила. Эту девочку зовут Шурка, ну Александра. Вот у нее эта девочка в три года заболела. FI вот эта девочка болеет и болеет, уже как много времени, а не поправится никак, да и не ходит. А уже ходить должна, уже третий год. А в другой деревне, в Чиркка-Кеми, было два очень знающих старика, она говорила. Fly, думаю, надо пойти туда, к тому старику. И вот это была суббота, когда я пошла. А тот старик уже во сне увидел. Когда утром проснулся этот старик, он сказал хозяйке, жене:

– Ты натопи-ка сегодня баню.

Вот я не помню, как звали ее, очень хорошая была старушка. Мы все время на квартире были у них в Чиркка-Кеми. Коновалова была фамилия у этой женщины. Анна, что ли, ее звали.

– Натопи-ка ты сегодня баню, Анна. Сегодня с очень большой нуждой придет человек. А когда она придет, пусть положит ребенка на этот сундук. И пусть спит на нем до вечера. А я принесу из лесу все, что мне нужно. А когда я оттуда на лодке подъеду к берегу, она пусть с ребенком придет в баню.

А раньше, видимо, они знали что-то. А та женщина в таком горе с этим ребенком. Этот ребенок дни и ночи плачет у нее, ни минутки покоя не дает, только: умм-умм-умм. У ребенка уже, говорит, даже глаза изменились. Думаю: лучше бы умер этот ребенок. А врачей-то раньше не было. В каком это году было, не помню, это было еще до войны, до этой большой войны, даже раньше колхозов. Ну и, говорит, прихожу я туда. “Здравствуйте⁴¹ – “Здравствуйте“ говорит:

– Ой-ой-ой, от чего же вы так заболели? Мой старик во сне видел. Положи сюда ребенка, – говорит, как ей муж велел. Она только положила этого ребенка, он сразу и уснул! И целый день не просыпался. Она постоянно подходила посмотреть, живой ли хоть. До этого думала: перестанет ли хоть когда-нибудь плакать. Ведь дни и ночи плакал. Но. Пробыли там до вечера. День прошел, девочка успокоилась, не плачет больше. А я все думаю: умрет, умрет. А старик вернулся из лесу, они видят, что лодка плывет. Это как раз летом было, во время сенокоса. С сенокоса на лодке возвращались. Говорит та Анна:

– Парасковья Кузьминишна, возьми ребенка на сундуке и иди в баню.

А молодые, подъехав к берегу, выпрыгнули из лодки и побежали в дом. А у них какие дела, они и не знали ничего. Да и старик, видимо, им ничего не сказал. Она взяла ребенка на руки и в баню. Пришла туда:

– Это ты пришла?

А они знали друг друга, деревни ведь недалеко.

– Да, это я.

Они еще как-то родственники были, был ли он двоюродным братом или как, не помню.

– Да, это я, такая-то.

– Ну, раз ты, то это дело исправиться. – А он из лесу принес новый веник. Говорит: Раздевайся. Сними одежду, иначе вспотеешь, очень жаркая баня. И раздень ребенка, да садись там. Не говори ничего. А если что увидишь или что услышишь, я на все отвечу.

Она взяла этого ребенка, раздела. Сама сняла часть одежды, но не полностью, ведь мужик рядом. Раньше ведь мужиков стыдились.

– Принеси ребенка, – говорит.

Старик взял ребенка. Он тоже разделся, остался в нижнем белье. Накрыл того ребенка и парил этим веником, новым веником, который он принес. И положил потом веник на дверь. Открыл все двери, и банную дверь, и в сенях бани. А эта деревня достаточно длинная, наверное, около километра. Ну и с того конца деревни, из лесу вдруг появился идущий. Ну, говорит, я так смотрю, ну совсем тела не видно, только ноги. А потом как присмотрелась и все равно ничего не вижу, только одни ноги, такие они длинные. Ну, наверное, метров пять эти ноги длиной, даже туловища не видно, только одни ноги. А он сказал, что тот ничего не будет говорить, пока она молчит. Тот приближается. Прямо шагает, а эта баня стоит на берегу, поэтому видно, что он идет прямо по берегу. И подходит прямо к бане. Наклонился, согнулся в три погибели, но все равно никак в баню не помещается. Старик говорит: “Вот тут!“ и показывает на веник. “Все свое забери, а мое оставь!“ И тот весь веник растрепал. Из веника каждый листочек вдернул. Только один листочек остался висеть. Только этот листочек не сорвал пришедший. И говорит:

– Вот это ты еще забыл. Это надо оставить тебе.

На это старик ответил: “Когда придешь в следующий раз, тогда заберешь все. Я забыл это“.

Он как все листья сорвал и собрал их всех в подол рубашки. В подол рубашки все листья, этот пришедший. Значит, он взял все с той девочки, которую парил. Все те болезни взял. Но одну оставил. Тогда-то старик и сказал, что забыл ведь одно слово сказать. Вот эта веточка и осталась одна не оборванная, одно слово не сказанное. Придешь, говорит в следующий вечер, заберешь все. И он вышел вон, тот мужчина. Так и пошел, а мы сидели все время, пока он не дошел до леса. Когда он подошел к лесу, старик сказал:

– Ну, ушел. Забери ребенка, одень и иди положи туда же на сундук. Пусть спит.

Трое суток спала дочь. А старик не разрешал будить. Я, говорит, спрашиваю:

– Она ведь с голоду умрет.

– Не умрет с голоду Есть те, которые кормят ее, накормят. Раз взяли ее, чтобы кормить, так накормят. А когда их время кормить закончится, мы своим накормим.

Вот так, трое суток дочь спала. Потом старик еще раз баню натопил. И еще раз напарил. И еще приходил тот забирать. Когда второй раз пришел, то до конца оборвал весь веник, начисто. Не осталось не одного листочка, ни одной веточки. А утром старик сказал, когда проснулись:

– Теперь, Фофановна, (это было отчество бабушки) можешь идти домой, ребенок твой здоров.

Вот это мне рассказывали.

– А что было у этого ребенка?

– А поди знай что. Вот плакала и плакала без конца. Откуда пришла эта болезнь? Но ребенка вылечили, а мы ведь к врачам сразу бежим. А эта женщина и сейчас жива. У нее пятеро детей. Это Шурка, жена Тихонова Микко, дочь Митроевой бабушки.

НА 53/126; ФА 1701/3

Зап. А. С. Степанова, Н. А. Лавонен в 1972 г. в п. Княжая от Архиповой Варвары Филипповны, 1920 г.р.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.