«Что-то в ее движении…»[10]

Каким образом художник исполняет роль посредника между материалом и произведением? В первую очередь, посредством движений. Давайте сопоставим два художественных процесса, которые, на первый взгляд, кажутся совершенно разными с точки зрения культуры, хронологии и искусства. Но при этом оба демонстрируют тесную связь между художником, материалом и произведением, а также важность движений.

Китайские иероглифы – это самая древняя, до сих пор используемая форма письма. Но, по словам известного синолога Хэрли Глесснера Крила (1905–1944), китайская каллиграфия «не письмо в полном смысле этого слова». Он, безусловно, прав. Ведь китайская каллиграфия – это что-то намного большее. Существуют тысячи иероглифов для передачи идей, понятий (идеограмм) и слов (логограмм). Искусство письма было самой почитаемой формой творчества в Китае. Его влияние распространилось по всей Восточной Азии. Огромное значение каллиграфии придавалось благодаря тому, как серьезно относились в Китае к слову. И правда, в этом регионе письмо считали важнее живописи на протяжении более чем трех тысячелетий.

И всё же китайская каллиграфия тесно связана с живописью тушью и водяными красками. Схожи техники и инструменты. Главные приспособления для каллиграфического письма известны как «четыре драгоценности рабочего кабинета». Это кисть, тушь, бумага и каменная тушечница. Кажущаяся простота этих инструментов с лихвой компенсируется сложностью техники нанесения туши на бумагу и форм иероглифов. Каждый из них – это слово или понятие. Манера, в которой его рисуют, подчиняется строгим правилам. Регламентируется то, как нужно наносить чернила, длина и направление мазка, а также форма самого иероглифа. Неприемлемо добавлять от себя завитушки, как, например, делали западные писари. Здесь не должно быть индивидуального стиля конкретного художника. Меняя консистенцию, густоту и количество туши на кисти, каллиграф создает иероглифы в точном соответствии с этими строгими правилами.

Под видимой простотой материала и техники скрывается невероятная сложность тех эффектов, которых художник достигает движением кисти. Автор «Руководства по каллиграфии» (687) Сунь Готин (646–691) – один из первых теоретиков каллиграфии. Его труды востребованы до сих пор. Сунь писал, что в каллиграфии обнаруживаются чувства и характер пишущего. Ведь китайские иероглифы динамичны. Они связаны с силами природы и энергиями человеческого тела, которые проявляются в самом наложении туши на бумагу. И всё же взаимовлияния ограничены гармоничными рамками техники и материала, а также строгими правилами написания иероглифа.

Искусность наложения туши, контроль ее густоты, направление и форма мазка свидетельствуют о соблюдении приличий и благонравии как художника, так и зрителя.

Всё это мы можем оценить на примере свитка китайского каллиграфа Ми Фу (Ми Фэй) (1051–1107), который творил на закате Северной Сун (960–1127). Ми, один из ведущих каллиграфов своего времени, создавал «Стих, написанный в лодке на реке Ву» приблизительно в 1095 году (рис. 11). Он писал приподнятой рукой. То есть движение шло от локтя, а не от запястья. Художник доверился силе кисти. Допустил свободные, нестандартные движения, наклоняющие и изгибающие иероглифы.

[11] МИ ФУ. СТИХ, НАПИСАННЫЙ В ЛОДКЕ НА РЕКЕ ВУ

Бумага, чернила. 31,1?556,9 см. Династия Северная Сун, 1095 г. Метрополитен-музей, Нью-Йорк

Каллиграфия не просто средство коммуникации. Это еще и способ, которым художник выражает свой внутренний мир и чувство прекрасного. Простые иероглифы, нарисованные кистью с тушью, могут иметь глубокий смысл. Каллиграф выступает как посредник между материалом и произведением. Хотя осознать это западному человеку довольно сложно.

Поток идей и энергии от головы к руке позволяет лучше понять соотношение материала и искусства. Возможно, это прозвучит странно, поскольку мы обычно считаем, что художественное произведение должно быть непременно сделано из чего-то – представлять собой осязаемый объект. Но между мастером, материалом и творческим процессом происходит сложное взаимодействие. У этой темы нет никаких культурных, временных и географических границ. Связь между Джексоном Поллоком (1912–1956) и китайской каллиграфией поначалу не очевидна. И в самом деле, его творческий взгляд всегда казался устремленным вперед, а не назад. Тем не менее в 1950 году, обсуждая свою технику дриппинга в интервью по радио с Уильямом Райтом, Поллок отметил:

«У каждой культуры свои материалы и техники, служащие достижению их непосредственных целей: у китайской, у ренессансной – у всех.

<…>

Я всё дальше ухожу от обычных инструментов художника вроде мольберта, палитры, кистей и т. д. Мне нравятся стеки, скребки, ножи, жидкая краска для дриппинга или густая краска для импасто с песком, битым стеклом или еще чем-нибудь нетрадиционным.

<…>

Мне кажется, что новым запросам должны соответствовать такие же техники. И современные художники ищут и находят доселе незнакомые способы и средства заявить о себе. Ведь наш век с его аэропланами, атомными бомбами, радио не отразить, используя формы эпохи Возрождения или любой другой исчезнувшей культуры. Каждому времени своя техника.

Бессознательное – очень важная сторона современного искусства. Его импульсы играют важную роль в разглядывании картин».

Рискну предположить, что эти две формы творчества объединяет телесное присутствие художника, выраженное в движении. При создании картины «Летнее время: номер 9А», 1948 год (рис. 12), Поллок стремился напрямую взаимодействовать со своим бессознательным. Материалы и техники, которые он для этого применял, привели его к совершенно новому виду творческого процесса. Художник брал масляные, эмалевые и обычные промышленные краски и разбрызгивал либо лил их на холст размером 1?5,5 м. Совершенствуя новую технику, он отказался от мольберта и положил холст прямо на пол. Отчасти это было возможно благодаря его огромной мастерской. В 1945 году Поллок переехал на Лонг-Айленд из Нью-Йорка. Его студией стал перестроенный амбар без освещения и отопления. Я была там. На полу всё еще оставались капли краски, которые проливались за край холста. Благодаря им нетрудно было представить ритмичные движения художника, увлеченного работой. Кроме того, в глаза бросались гигантские колонки, которые были когда-то частью установленной Поллоком музыкальной системы. Он хотел слушать джаз во время работы. Иногда мне кажется, что на картине «Летнее время: номер 9А» мы видим ритм музыки, которая играла, пока художник создавал свое творение[11]. Несомненно, узоры капель краски на холстах Поллока происходят из его убеждения, что «современный художник… выражает в своей работе внутренний мир, другими словами, выплескивает движение, энергию и прочие скрытые силы».

[12] ДЖЕКСОН ПОЛЛОК. ЛЕТНЕЕ ВРЕМЯ: НОМЕР 9А

Масло, эмаль, коммерческая краска, холст. 84,8?555 см. 1948 г. Современная галерея Тейт, Лондон

Поллок бросил вызов существующим канонам живописи: чем и на чем рисовать, как накладывать краску и как обращаться с холстом. Вместо того чтобы поместить холст на уровне глаз, например прикрепить на мольберт, Поллок стоял на нем и над ним, разбрызгивая и разливая краску. Вот так он описывал этот процесс:

«По большей части я использую текучую, жидкую краску. Кисти применяю скорее как стеки. То есть я не касаюсь ими холста, они остаются над полотном».

Главная особенность живописи Поллока – это движение. Точнее, то, как активно художник действует в процессе работы с материалом. Когда мастер стоит за мольбертом и пишет маслом, темперой или акварелью, то почти не перемещается. Осторожные движения пальцев, руки, запястья и предплечья позволяют водить кистью и контролировать мазки краски. Напротив, Поллок задействует всё тело. Перемещаясь туда-сюда по холсту, он совершает ряд точно выверенных движений. Мы можем представить, как создавалось «Летнее время: номер 9А». Похоже, что первым слоем Поллок разбрызгал по всему холсту серую краску. Некоторые считают, что это похоже на фриз, украшенный скульптурами танцоров. Последний слой был черным. Он оттенил серый на всем протяжении холста. В ритме этих узоров мы не просто слышим джаз. В них можно разглядеть следы воспоминаний, оставленные бессознательным художника, когда он лил краску. И всё же движения Поллока столь же не случайны и выверены, как и у китайского каллиграфа.