Глава 3 НЕОЛИТИЧЕСКОЕ ВАРВАРСТВО

Глава 3

НЕОЛИТИЧЕСКОЕ ВАРВАРСТВО

Переход к неолиту можно рассматривать как экономическую и научную революцию, превратившую людей из чистых потребителей в активных партнеров природы. Поводом для этого послужили резкие изменения климата, завершившие эпоху плейстоцена. Таяние северных ледниковых щитов не только обратило прилегавшие к ледникам степи и тундры Европы в зону умеренных лесов, но также способствовало трансформированию лесостепей и степей, расположенных к югу от Средиземного моря и на Ближнем Востоке, в пустыни, прерывавшиеся оазисами.

Преобразования затронули не только магдаленцев как наиболее прогрессивное первобытное сообщество древнего каменного века, которое весьма успешно приспособилось к особенностям окружающей среды периода плейстоцена, но и множество более мелких групп людей, живших южнее и создавших менее специализированные и не столь яркие культуры.

Первым проявлением данного процесса стал переход от собирательства к выращиванию необходимых растений. Очевидно, пока мужчины охотились, женщины выявили среди съедобных семян диких растений наиболее урожайные, сходные с пшеницей и ячменем. Решительным шагом стала преднамеренная посадка подобных семян в подходящую почву и культивирование посадок путем орошения и других мероприятий. Действовавшие подобным образом члены общества начали активно производить еду, пополняя собственные запасы. Вероятно, эти меры изменяли общее количество добываемого сообществом продовольствия, поддерживая рост населения.

Произошедшее стало первым шагом в эволюции неолита, позволяя отличить его от предшествующих эпох. По археологическим данным, этот процесс лучше всего проиллюстрирован в пещерах, расположенных в горе Кармель в Палестине. В них обитали натуфианцы, так называли жителей здешних пещер. Используемые ими кремневые орудия весьма схожи с теми, что бытовали среди мезолитического населения Европы.

Они также использовали некоторые особенные кремневые орудия — мелкие кремни, вставленные в кость ребра. Получалось нечто наподобие серпов, применявшихся для срезания травяных стеблей или соломы. Это доказывает особая и весьма тщательная заточка кремней, но, к сожалению, по археологическим находкам невозможно установить, какой вид травы срезался, являлась ли она культурной или дикой.

Большинство известных этнографам первобытных сообществ продвинулись не далее, чем до разведения некоторых зерновых культур и других растений. Кроме того, неолитические сообщества Ближнего Востока, а также Средиземноморья (района, расположенного южнее альпийских гор, чью культуру мы унаследовали) также одомашнили некоторых животных, служивших людям источником пищи.

Практически в тех же районах Азии, где произрастали дикие предки пшеницы и ячменя, обитали также дикие козлы, бараны, крупный рогатый скот и свиньи. Теперь охотники, чьи женщины разводили растения, предложили животным, на которых они охотились (очевидно, захваченным телятам, ягнятам, козлятам, поросятам), корм, возможно в виде остатков жнивья и соломы. Поэтому животные постепенно переселились в оазисы, люди начали изучать их привычки и перестали их убивать, пытались приручить и сделать зависимыми от регулярно предлагаемого корма.

Однако по данному поводу существуют две точки зрения. Одна школа этнографов придерживается мнения, что разведение скота прямо связано с охотой, без вмешательства процесса культивации. Получается, что разнородное животноводство обязано своим возникновением завоеванию пастбищ, вызвавшему появление смешанных или разнородных сообществ.

Однако по археологическим данным, древнейшие неолитические сообщества состояли из обрабатывавших землю скотоводов, уже одомашнивших некоторых животных из перечисленных выше. Постоянный поиск источников воды и пастбищ, защита от хищных зверей позволили приумножаться стадам.

Возможно, со временем люди обнаружили, что животные представляли собой не только источник пищи и шкур, но также живые запасы продуктов и ходячие гардеробные. Коров, коз и овец разводили, чтобы получить пищу в виде молока, при этом их теперь не убивали. Некоторые разновидности овец начали разводить с целью получения шерсти. Скорее всего, дающие шерсть овцы стали результатом отбора — у большинства диких овец мех жесткий и короткий.

Показанное нами вторжение в дикую природу вовсе не остановило поисков новых источников пищи. Большинство из известных сообществ эпохи неолита и варварских объединений недавних времен также создали новые вещества, усовершенствовав исходные продукты природы.

Вероятно, вначале хозяйки заметили, что попавшие в огонь глиняные черепки становятся твердыми и не размокают в воде. Спустя какое-то время появились керамические изделия, отличавшиеся достаточной прочностью и не разрушавшиеся от воды. Не менее важным шагом было изобретение прядения. Движением пальцев пряха скручивала в нить природные волокна. Вначале это была шерсть, затем хлопок и шелк. А от прядения было совсем близко до ткачества. Из полученных нитей женщины племени ткали материи, используя примитивный ткацкий станок.

Вначале из глины лепили сосуды, копировавшие форму деревянных, каменных или сделанных из высушенной тыквы, тех доступных конструкций, которые предоставляли некоторую свободу для творческой фантазии. Применение гончарного круга позволило улучшить внешний вид изделий и их потребительские свойства. Улучшилась и конструкция жилищ. Неолитические сообщества обычно жили в построенных из глины, камыша, бревен, камней или ивняка жилищах, обмазываемых глиной.

Чтобы помочь во всех перечисленных видах деятельности, в неолитических сообществах появилось множество разнообразных инструментов. Среди них отметим острый топор, изготовленный из прекрасно отшлифованного и отточенного полировкой куска камня. Археологи воспринимают полированный каменный топор как отличительную особенность неолита. Он был совершенно неизвестен в палеолите, хотя использовался не только в период неолита.

Начавшееся изобретательство (о нем мы писали в книге «Человек создает себя») привело к тому, что неолитическое снаряжение оказалось богаче, чем у людей периода палеолита или мезолита, ибо археологи выявили у людей неолита достаточно устойчивый комплекс научных открытий и изобретений.

Конечно, в разных районах одни и те же вещи использовались по-разному, различалась и технология их производства. Поэтому археологи предпочитают говорить не о единой культуре неолита, а о совокупности явно отличающихся культур. Их следует определять по отличным общим базовым традициям, приспособленным, возможно, к меняющимся местным особенностям и потребностям. Именно в этом и заключается содержательная сторона различий. Если согласиться со сказанным, то получится, что «неолитическая революция» началась очень давно.

С другой стороны, никаких ее следов не обнаруживается в геологических отложениях, относящихся к плейстоцену. Археологические артефакты, соответствующие данной эпохе, лучше всего представлены в голоценовых отложениях Западного Средиземноморья. Так, первые свидетельства изобретения письма обнаруживаются в горизонтах, относящихся примерно к 3000 году до н. э.

Тогда существовали сообщества, вынужденные жить в одном и том же поселении на протяжении многих поколений. Конечно, со временем жилища, построенные из глины и камыша, разваливались, и на их месте строились новые. Получавшаяся в результате насыпь образовывала искусственный холм, или «телль» («таль») (в Турции телли называют «уюк», в Иране — «тепе». — Ред.).

Долины и прибрежные равнины Греции, плато Малой Азии (Турция) и Ирана, степи и пустыни Сирии и Туркестана буквально усеяны сотнями подобных курганов. На Ближнем Востоке и Иране «исторический горизонт» представляет собой уровень улицы и полов домов, на которых разбросаны предметы, употреблявшиеся примерно 3000 лет тому назад, часто они встречаются и в холмах.

Начиная с этого уровня раскопки становятся своеобразными навигаторами, приблизительно указывающими на возраст самой старой части поселения.

Более точные указания даются с 1950 года с помощью радиоуглеродного анализа, основанного на количестве радиоактивного изотопа С¹⁴, остающегося в органических остатках, которые прекратили поглощать новый углерод из окружающей среды.

Недавние раскопки, проведенные в Курдистане, особенно в Шанидаре, пролили свет на начало зарождения процесса доместикации (одомашнивания животных и введения в культуру растений). Радиоуглеродный анализ позволяет предположить, что оно произошло примерно в 9-м тысячелетии до н. э.

Установив даты, определили неожиданно древний возраст самых первых поселений земледельцев — таких, как в оазисе Иерихон в долине реки Иордан. Эти поселения были огромными, достигая 8 акров (3,2 гектара) по площади. Что еще более удивительно, так это то, что селение (протогород. — Ред.) Иерихон защищали выбитый в скале ров шириной около 9 метров и глубиной около 2 метров и сложенная из камней крепостная стена. (Стена Иерихона была более чем полутораметровой толщины и имела высоту 4 метра. Позже стену нарастили еще на 1 метр и поставили две круглые башни высотой 9 метров и диаметром 7 метров каждая. — Ред.)

Первые жители занимались охотой и собирательством, а также снимали урожай с окрестных полей, которые орошали из непересыхавшего источника, на орошаемых лугах пасли овец и коз, но, возможно, не крупный рогатый скот (в Иерихоне найдены кости одомашненных буйволов и кабанов. — Ред.). В отличие от более поздних сельских жителей иерихонцы не использовали отшлифованные топоры и не обращали глину в керамику с помощью огня. Поэтому полагают, что Иерихон I отражает стадию догончарного неолита.

Та же самая стадия представлена и во втором поселении (протогороде. — Ред.), Иерихоне II, построенном на месте прежнего поселения, существовавшего за тысячу лет до этого, новыми людьми (другие исследователи считают, что коренной смены населения не было. — Ред.), а также в поселении Джармо (Калат-Ярмо. Как и в названии Иерихон (Яриха), основа — «яр», как и в слове Иордан (Ярдон), Иерусалим (Яруса), Ярмук и т. д. — Ред.) в Курдистане в 4750 году до н. э. Крестьяне из Джармо выращивали пшеницу, недалеко ушедшую от своего дикорастущего предка, разводили крупный рогатый скот, а также овец и коз. Люди из Джармо использовали топоры или скорее тесла, точильные камни, изготавливали необожженные глиняные фигурки женщин. Они не делали обожженную керамику, вместо этого использовали, как и ранее иерихонцы, каменные и деревянные сосуды.

Следующую ступень развития поясним с помощью описания деревни, расположенной под «теллем» в Сиалке (Тепе-Сиалк), на западном краю пустыни Деште-Кевир в Иране вблизи Кашана. Здесь, как и в Иерихоне, имелся постоянный источник, не только привлекавший диких животных и птиц, но и обеспечивавший местных жителей водой, необходимой для орошения небольших участков.

Строители первой деревни, ставшей основой «телля», охотились с помощью пращи и дубинок на ту дичь, что собиралась вокруг воды. Но одновременно они и разводили крупный рогатый скот, овец и коз. Используя орошение, они выращивали зерновые, собирали урожай с помощью каменных серпов, оснащенных кремневыми вкладышами наподобие натуфианских.

Местные жители пряли неустановленные волокна, изготавливали сосуды из камня и глины. Они даже знали, как разукрасить свои горшки рисунками, нанося на основу темную краску, становившуюся после обжига бледно-розовой. Их вазы напоминают корзины для сбора травы, что позволяет предположить существование множества разновидностей керамической посуды.

К западу от Нила в Египте жили небольшие сообщества людей, поселившиеся здесь примерно за 4300 лет до н. э. на побережье озера, наполнявшего Фаюмскую впадину на 55 метров выше уровня современного озера Кардин. Остатки здешнего поселения представляют собой мусорную кучу с бытовыми отходами, оставленными жителями.

Остатки еды, равно как и огромное количество кремневых наконечников стрел, костяных острог и костяных наконечников дротиков, доказывают, что жители охотились на дичь, плававшую по озеру, и диких птиц, что гнездились в зарослях камыша. Люди били острогами рыбу, плававшую в его водах. Среди дичи в мусорных остатках время от времени встречаются кости крупного рогатого скота, овец или коз, свиней, предположительно домашних.

Более того, близ поселка выкапывались зернохранилища, они выстилались соломой для сохранения урожая. Особые инструменты, серпы, сделанные из кремневых зубьев, вставленных в прямую деревянную рукоятку, использовали для срезания колосьев. Встречаются и каменные ступки и зернотерки, позволявшие превращать зерно в муку. На основании объема зерна, которое могло храниться в подобном хранилище, ученые сделали вывод, что только одни зерновые не могли обеспечить пропитание сообщества. Эти люди должны были иметь и другой источник еды, дополнение к рациону, скорее всего в виде дичи.

С другой стороны, обнаруженное в ямах зерно, очевидно, представляет собой давно введенную в культуру форму, что видно по размеру семян. Фактически зерно из Фаюма (Эль-Фаюма) почти идентично тому, которое мы встречаем сегодня у некоторых племен в Северной Африке, находящихся фактически почти на той же стадии развития.

Утварь неолитического сообщества обогатилась новыми искусственными материалами: глина использовалась для изготовления сосудов, шерстяная пряжа — для тканей и одежды. Отметим и такие новые орудия и приспособления, как шлифованные и полированные каменные топоры, веретено и ткацкий станок.

На западном краю дельты Нила к северу от Каира австрийские археологи открыли селение Меримде, состоявшее из хрупких хижин и занимавшее площадь около 6 акров (2,4 гектара). И снова запасы еды и остатки орудий и снаряжения для охоты и рыболовства позволяют сделать вывод о доминирующем значении охоты на зверей и птиц, рыболовства и собирательства.

Однако находки костей также говорят о том, что в селении выращивался крупный рогатый скот, свиньи и козы. За каждой хижиной находились зерновые хранилища, содержавшие ячмень и пшеницу. Остатки полов позволяют сделать вывод о существовании специальных площадок, где разделялись зерно и мякина.

Утварь и хозяйственные орудия аналогичны тем, что находили в Фаюмском оазисе. Однако в Меримде хижины расположены правильными рядами, фактически они располагались вдоль улицы, что свидетельствует о явном социальном устройстве и организации общинной жизни.

Более полно неолитическую экономику характеризует множество хорошо раскопанных поселений в Европе. Они позволяют выявить удивительное разнообразие отчетливо выделяемых культур, часто более примитивных, то есть беднее по находкам, нежели на Ближнем Востоке. Но уже в самых древних из них наблюдаются значительные отличия от только что описанных поселений.

В старейших неолитических селениях, расположенных к северу от Альп, настолько преобладала производительная деятельность по выращиванию зерна и разведению скота, что охоте, очевидно, отводилась второстепенная роль. Такие сообщества больше не имели «смешанного хозяйства», как в вышеописанных египетских поселениях.

Так, например, по всей Центральной Европе, от Дравы до Балтики и от Вислы до Мааса, повсюду небольшие участки лёсса позволяли легко возделывать образовавшуюся на лёссе почву, не болотистую и не поросшую густым лесом, и здесь мы обнаруживаем так называемые придунайские деревни и погребения.

В целом остатки пшеницы и ячменя, каменных мотыг, серпов и ступок для размола зерна, равно как и их местоположение, указывают на разведение злаковых растений. Кости крупного рогатого скота, свиней и овец также встречаются, однако в относительно меньшем объеме. Напротив, кости птиц почти отсутствуют, редки и охотничьи снасти.

На всей столь обширной территории хозяйственная утварь оказалась удивительно однообразной: горшки, топоры, украшения повсюду демонстрируют одну и ту же традиционную форму. Возможно, они являлись продуктами деятельности одного народа, распространившегося по данной местности.

То, что горшки по форме напоминают сосуды, изготавливавшиеся из тыкв, позволяет предположить, что население пришло из теплых, расположенных южнее районов, где могли вырасти тыквы, в отличие от, скажем, Среднедунайской равнины. Более того, эти люди сохраняли необычайную, практически суеверную привязанность к раковинам средиземноморского моллюска Spondulus gaederepi, которые они завозили в Центральную Германию и долину Рейна в виде украшений и амулетов.

Процесс их экспансии прояснился в ходе раскопок полностью сохранившегося селения Линденталь близ Кельна. В течение какого-то времени селение состояло из 21 остроконечного дома, аккуратно расположенных параллельно друг другу на огороженной территории в 6,5 акра (2,6 гектара), внутри которой располагались закрытые разнообразные правильной формы полые ямы. Первоначально они обеспечивали людей глиной для обмазки стен домов и изготовления горшков, затем превратились в ямы для мусора, свинарники или места для работы.

Некоторые дома достигали размеров 30 метров в длину и 6 в ширину. Скорее всего, в них жили по кланам, состоявшим из нескольких семей. Однако примерно через десять лет жители покинули эти дома и вернулись сюда спустя какое-то неопределенное время. Предположительно, они больше не могли получать приличного гарантированного урожая с истощившихся наделов земли, расположенных вокруг селения, и перебрались со всем скарбом на плодородную девственную почву.

Дунайцы применяли самую простую систему земледелия, постоянно засаживая один и тот же участок земли. Подобная техника продолжает использоваться примитивными племенами в Африке, Ассаме (восток Индии) и других местах. Однако дунайцы вскоре обнаружили, что если они позволят вырасти на покинутых участках подлеску, а затем сожгут поросль, то смогут затем снова собирать здесь хорошие урожаи.

Пепел от сожженных растений возвращал земле ее плодородящую функцию. Поэтому деревня вновь выстраивалась на месте старого поселения, слегка отклоняясь от прежней линии, а через некоторое время вновь перемещалась.

После нескольких повторений данного цикла, устанавливаемых по видоизменению приемов украшения керамики, дунайцы были вынуждены окружить последнюю деревню оборонительной канавой, защищаясь от нападений врагов. Возможно, это были новые люди, так называемые пришельцы с запада, поселения которых отмечены в Швейцарии, Франции, Бельгии и Британии.

Поселения «пришельцев с запада» отражают другую сторону хозяйства периода неолита. Их жители выращивали также злаки, а кроме того, лен, возможно, и яблоки. Однако главным источником пищи для этих людей являлся крупный рогатый скот, в кухонных отходах количество костей коров и быков намного превосходит объем костей других животных.

Сравнительно редко встречаются кости дичи, в Швейцарии их доля составляет только 30 процентов, в Нормандии не более 2,5 процента из общего числа костей животных, которые шли в пищу. В Западной Европе также направлением деятельности скотоводов становилось изгнание охотников с их охотничьих угодий, где первоначально складывалось хозяйство первых сообществ неолита.

Однако и скотоводческие племена с запада оказались не более кочевыми народами, нежели дунайцы. На берегах озер Швейцарии они старательно строили деревянные дома, поднятые на сваях. На юге английских безлесных возвышенностей и на холмах, выходивших к Рейну, они размещали круглые в плане поселения, укрепленные несколькими рвами и валами, обложенными камнями и дополненными частоколом.

Их хозяйственные орудия не отличаются от тех, которыми пользовались дунайцы, хотя формы личных орудий различаются. Например, они предпочитали для плотничьих работ топоры, в то время как дунайцы использовали тесла. Их горшки, похоже, походили на кожаные сосуды. И горшки, и другие предметы домашней утвари настолько напоминают те, что использовались в Меримде и Фаюме, что есть основание предположить, что их хозяева происходят из Северной Африки.

Возможно, эти люди распространились по территории потому, что доминировавшая вначале в их сообществе культура собирательства постепенно отошла на задний план, уступив место производству пищи.

Приведенные пять конкретных примеров позволяют говорить о сложности эволюции в период неолита, расширении ее результатов и разнообразии применения полученного опыта. Отмеченные особенности можно развивать, обратившись к археологическим записям или исследованиям этнографов.

Как констатируют археологи, 4 тысячи лет тому назад неолитический тип хозяйства был представлен в людских сообществах по всей Евразии вплоть до Китая. Еще совсем недавно сообщества похожего уровня жили в районах Африки, в бассейне Тихого океана и в Америке.

Всем им были свойственны такие основные занятия, как выращивание культурных растений, производство керамики, сооружение домов, заострение лезвий топоров путем шлифования. Только в Америке не было настоящего ткацкого станка. Скотоводство также получило меньшее распространение вне Евразии и осталось практически неизвестным Америке. Все же конкретное применение основных методик значительно отличается.

Сложно исследовать культуру, у которой отсутствует письменность, но таков наш долг. Каждое конкретное культивируемое в пищу растение имеет для нас огромное значение, а ведь его открывали безымянные варварские общества! Выяснилось, что люди неолита полагались не только на пшеницу и ячмень, но и на рис, просо и кукурузу (в Америке), а также на ямс, маниоку, тыкву или другие растения, вовсе не относившиеся к зерновым.

Для каждого вида отмеченные методики культивирования свои, и, конечно, они отличаются. Особенно в засушливых районах, таких как Иран, где сочетание природного и искусственного орошения является нормой. В неплохо обводненных умеренных зонах, например в Европе, дождь обеспечивал посевы необходимой влагой, однако поле все же давало приличные урожаи только в течение двух-трех лет.

Простым решением становилась ежегодная расчистка нового участка. Когда же вся земля, находившаяся вокруг деревни, оказывалась истощенной, то люди собирали пожитки и переходили на целинные земли. Такое решение принимали и в доисторической Европе и продолжают принимать некоторые африканские племена, а также горные племена Ассама и другие народы. Преобладание такого способа ведения хозяйства приводило к тому, что культура неолита распространилась по обширной территории.

Подобный сельскохозяйственный полукочевой образ жизни ограничивал любые излишества в домашней архитектуре и домашней мебели, однако подобные неудобства существовали столь долго, пока имелась свободная земля. Все же и в доисторические времена некоторые сообщества искали способы возвращения плодородности истощенным участкам земли или пытались помешать их истощению.

Если участки оставляли зарастать подлеском и затем снова очищали выжиганием, то зола возвращала земле большую часть утраченного плодородия. Занимавшиеся также и выращиванием скота крестьяне пасли стада на участках поля, где был собран урожай, навоз стада служил как удобрение и позволял со временем продолжать собирать здесь неплохой урожай.

Преднамеренно собирали также испражнения людей или навоз животных, затем вывозили это добро на истощившиеся поля, что способствовало более быстрому восстановлению плодородия последних. Тот или другой способ, должно быть, использовался в конце неолита в Греции и на Балканах, поскольку нам удалось найти успешно развивавшиеся поселения, выстроенные поверх прежних; похожим образом поступали с древними оросительными системами хлеборобы Ближнего Востока.

Чтобы завершить обзор неолитической революции, по крайней мере для женской части человечества, недостаточно было обнаружить подходящие для этого растения и выработать методики их выращивания, но требовалось также изобрести подходящие орудия для обработки земли, жатвы, переработки и хранения урожая, а также превращения его в пищу.

Самым распространенным орудием для рыхления земли у древнего человека была остроконечная палка, иногда утяжелявшаяся прикрепленным к ее концу сверху продырявленным камнем.

Большинство африканских племен подготавливали почву с помощью мотыги, такое же орудие труда явно использовалось и доисторическими дунайцами, возможно, было в обиходе и у других европейских и азиатских народов. Хлебные злаки сначала срезались зубцами, выточенными из кремня и вставленными в прямую деревянную или костяную рукоятку. Такой способ находим у фаюмцев или натуфианцев. Иногда в качестве рукоятки использовали челюстную кость или ее деревянное подобие.

Существенным элементом в экономике неолита стал тот факт, что во время каждого урожая собиралось достаточное количество пищи, и она хранилась до конца, пока собирался следующий урожай, обычно на следующий год. Поэтому отличительной приметой любой первобытной деревни являлись амбары или зернохранилища. Их следует выделить в таких первых доисторических поселениях, как Меримде, Фаюм и Линденталь.

Во время молотьбы пшеницу и ячмень отделяли от соломы и отвеивали шелуху, а затем размалывали в муку. Вначале зерна толкли в ступке или растирали между двух продолговатых или круглых камней с точно подогнанной и вогнутой верхней частью. Следующим шагом стало появление ручных жерновов. Обычно они изготавливались из твердого камня, иначе в еду вместе с мукой попадал песок.

В дальнейшем мука легко превращалась в кашу или в плоские лепешки, все-таки, чтобы превратить ее в хлеб, требовалось знание некоей биохимии, использование микроорганизмов, дрожжей, а также специально устроенного очага. Более того, тот же самый биохимический процесс, что использовался для изготовления теста, открыл человечеству новый мир возможностей.

Зерно использовали и для изготовления напитков на основе брожения. Все современные первобытные народы знают ту или иную технологию сбраживания. Первыми стали варить в Египте и Месопотамии пиво, оно утвердилось как соответствующий напиток, с помощью которого стремились задобрить старейших шумерских богов, чтобы те проявили свою благосклонность.

К 3000 году до н. э. опьяняющие напитки стали частью культуры у большинства сообществ Европы и Ближнего Востока. Для их производства и употребления использовалось множество разнообразных сосудов: кувшинов, кружек, кубков, сит и воронок для фильтрации.

Все хозяйственные изобретения, как установили этнографы, являются результатом деятельности женщин. Именно им следует отдать должное за то, что они придумали, как изготовить керамику, как надо прясть пряжу и как сделать ткацкий станок, начать выращивать лен и хлопок.

С другой стороны, в доисторических сообществах, о которых шла уже речь, и в тех, что появлялись в Евразии вплоть до Китая, достижения женщин вместе с достижениями мужчин содействовали появлению единого хозяйства. Ведь со времен неолита забота о стадах и табунах легла на мужчин. Согласно археологическим данным, экономика неолита являлась экономикой смешанного хозяйствования, и теперь нам предстоит выяснить законы ее экономического функционирования.

Население неолита из Европы и Ближней Азии обычно проживало в небольших сообществах, деревнях или деревушках, занимавших территорию от 0,6 до 2,6 гектара. На этом пространстве размещались жилые дома и хозяйственные постройки. Например, поселение Скейра-Бре на Оркнейских островах состояло всего лишь из восьми домов, в Центральной Европе и на юге России в селении размещалось от двадцати пяти до тридцати пяти хозяйств, похоже, что это не являлось исключением.

Подобные разбросанные поселения составляли единые социальные организмы, чьи члены объединялись для выполнения общих задач. В западных деревнях, расположенных на альпийских участках, поросших вереском, несколько домов соединялись улицами с бревенчатыми мостовыми, а в Скейра-Бре еще и крытыми проулками.

Большинство неолитических деревень в Западной Европе и на Балканах окружены рвами, изгородями или другими заграждениями, служившими защитой от диких зверей или врагов. Вероятно, они также сооружались сообща. Установлено, что для того, чтобы вырыть оборонительный ров вокруг деревни Линденталь у Кельна, потребовалось почти три тысячи человеко-дней.

Размещение жилищ вокруг явно выделяемых улиц уже в Меримде в Египте отражает некоторую форму социальной организации, похожий порядок отмечается и в некоторых западных деревнях, расположенных на юго-западе Германии, и, кроме того, в поселениях на юге России.

Нет необходимости настаивать на какой-либо специализации внутри такой деревни, кроме той, что связывалась с деятельностью мужчин и женщин. Как и у их современных потомков, в каждом хозяйстве неолита выращивали свои продукты питания и готовили еду, изготавливали собственную керамику, одежду, инструменты и другие необходимые предметы.

Женщины обихаживали территорию хозяйства, мололи зерно и пекли лепешки и хлеб, пряли, ткали и изготавливали одежду, лепили и обжигали горшки, изготавливали какие-то украшения и магические предметы. С другой стороны, мужчины расчищали участки, строили хижины, ухаживали за скотом, охотились и изготавливали необходимые инструменты и орудия.

Каждая деревня сама себя обеспечивала всем необходимым, едой (сбор урожая и выращивание скота), изготавливала значимые орудия труда из местных доступных материалов: камня, кости, дерева, глины и тому подобных субстанций. Эта потенциальная самодостаточность территориальной общности и отсутствие специализации внутри ее является типологической особенностью неолитической культуры, отличающей ее от более высокоразвитых культур железного века.

Отсюда следует вывод, что экономика неолита не стимулировала земледельца к производству большего, чем было необходимо для поддержки себя и своей семьи, человек неолита обеспечивал себя настолько, что мог прожить только до следующего урожая. Если именно так происходило в отдельном хозяйстве, то сообщество существовало без дополнительных излишков.

И все же ни одно из известных неолитических сообществ не соответствовало вышеуказанной установке. Даже в самых древних неолитических поселениях археологи обнаруживают предметы, доставленные издалека. Раковины из Средиземноморья и Красного моря служили основой ожерелий, найденных в Фаюме (Эль-Фаюме).

В поселениях Сиалк (Тепе-Сиалк), а также в Анау (последнее в оазисе Мерва, совр. Мары, Туркмения) небольшие украшения изготавливались из местной меди и полудрагоценных камней, которые привезены из мест, отстоящих на сотни километров. Жившие вдоль Дуная крестьяне, на территории нынешних Венгрии, Чехии, Центральной Германии и в долине Рейна носили браслеты и бусы, изготовленные из раковин Spondylys gaederopi, доставлявшихся из Средиземноморья.

Импорт вовсе не сводился только к предметам роскоши. Твердый базальт из Нидермендига близ Майнца на Мозеле использовался для ручных жерновов даже в долине Мааса в Бельгии и, возможно, даже жителями Юго-Западной Англии. Прекрасные поделочные камни, обсидиан с Ближнего Востока и из Центральной Европы, высокосортные кремни и привлекательный зеленый камень (вулканического происхождения) для топоров перевозились на дальние расстояния.

Даже горшки, причем, вероятно, с содержимым, привозились из долины Майнца в селение Линденталь у Кельна, расположенное в 80 километрах ниже по течению Рейна. Гончарные изделия служили предметом частых обменов между неолитическими поселениями в Фессалии. Этнографы говорят о весьма интенсивной торговле между современными удаленными друг от друга примитивными сообществами, чьи орудия изготавливаются по той же методике, как и в период неолита.

Более того, неолитическая экономика, похоже, не исключала возможностей для образования зачатков специализации между сообществами, причем даже в начале палеолита. В Египте, на Сицилии, в Португалии, Франции, Англии, Бельгии, Швеции и Польше в период неолита добывали кремень. Там была разработана техника проходки шахт сквозь меловые отложения и сооружения подземных галерей, чтобы добраться до нижних слоев. Из полученного материала здесь изготавливались топоры, которые обнаруживаются на обширной территории. Ученые признают, что рудокопы действительно являлись весьма искусными специалистами и жили за счет обмена своих продуктов на запасы зерна и мяса, производимые крестьянами. И сегодня несколько деревень в Меланезии и Новой Гвинее определенным образом специализируются на изготовлении гончарных изделий и снабжении других на весьма обширной территории, перевозя их даже за море.

Сообщества древних ремесленников продолжали сосуществовать бок о бок с производителями пищи. Последние теперь обменивались своими продуктами с охотниками и собирателями в обмен на дичь и продукты джунглей. Те же самые отношения, возможно, существовали и в прошлом. Скотоводы неолита и «шахтеры» Южной Англии использовали огромное количество оленьих рогов в качестве кирок, хотя кости оленей не слишком бросаются в глаза среди отходов еды. Возможно, рога предоставлялись потомками охотников мезолита, продолжавшими жить на зеленых равнинах, расположенных гораздо севернее.

Теперь, преследуя добычу, охотникам приходилось уходить дальше и чаще заниматься первичной обработкой земли и выращиванием скота. Они, вероятно, преднамеренно соединяли охотничьи вылазки с перевозкой тех экзотических предметов, которые пользовались спросом в неолитических поселениях.

В Уилтшире и на острове Англси торговля топорами, сделанными в горах Северного Уэльса, сочеталась с обменом излишков продуктов на керамику. Этим товарообменом занимались потомки местного мезолитического населения и сообщества пришедших с запада сельскохозяйственных племен. Скорее всего, в результате подобных связей и появились профессиональные купцы, перешедшие от производства к занятиям торговлей.

Так что самодостаточность неолитических сообществ, вероятнее всего, оказывалась скрытой, но не фактической, и редко, строго говоря, сохранявшейся на одном месте. В этот период времени установились более широкие и разносторонние взаимосвязи между различными группами, нежели среди палеолитических охотников и собирателей. Неолитическая революция в определенной степени способствовала накоплению и обмену опытом.[2]

Тем не менее контакты между внешним миром и неолитическими поселениями, находившимися в оазисах, окруженных пустыней или непроходимыми лесами, или в горных ущельях, зажатых ледниками и труднопроходимыми хребтами, имели преимущественно случайный характер. Большую часть времени люди занимались тем, что приспосабливали свое хозяйство, орудия труда и постройки к специфическому природному окружению и обеспечению изолированного существования. Последнее давало каждой группе людей особые возможности для открытий и изобретений (или, скорее, заставляло это делать). Поэтому в каждом таком сообществе развились собственные традиции, приспособленные к местным условиям жизни. И именно данные свойства выявляют археологические и этнографические наблюдения.

Следовательно, единой и всеобщей «неолитической культуры» не существовало, речь идет о бесконечном множестве локальных культур. Каждая из них отличалась разнообразием выращиваемых растений, типами разводимых животных, различным соотношением между земледелием и скотоводством, особенностями в размещении поселений, в плане и устройстве домов, форме и материале топоров и других орудий, форме и орнаментах гончарных изделий. Еще большие несоответствия отмечаются в погребальных обрядах, устройстве амулетов и стилях в искусстве.

Каждая культура отражала приблизительное приспособление к особенному окружению с более или менее соответствующей этому идеологией. Различия складывались из множества незначительных открытий или изобретений, вначале носивших исключительно местный, локальный характер и зависевших от геологических, климатических или ботанических особенностей среды обитания или исходивших из спорных, иногда необъяснимых индивидуальных особенностей людей.

Вот почему мы не можем говорить о «науке, изучающей неолит», а только о «науках, изучающих неолит». Первобытные сообщества располагали и успешно применяли богатый набор достигнутых опытным путем традиций, часто основывавшихся на более активном эксперименте, нежели у их предшественников. Они действительно включали новые открытия в таких областях, как гончарное дело, биохимия выпекания и брожения, сельскохозяйственная ботаника и тому подобные традиции, совершенно неизвестные в палеолите.

Каждым сообществом все эти традиции передавались и обогащались по-своему. Так, в частности, не существовало универсальных гончарных знаний, однако общая техника изготовления изделий из глины оказывалась схожей. Даже если подобные традиции казались вариациями на одну тему, передавшие их женщины вряд ли различали основную технологию и ее вариации.

Практическая техника была неразрывно связана с множеством плодотворных заговоров и ритуалов. Даже высокообразованные греки все же боялись демона, имевшего привычку ворочаться в горшках на огне, так что прикрепляли к очагу устрашающую маску горгоны, чтобы напугать его и отогнать прочь.

Тем не менее связи, которые очевидно имели место между неолитическими сообществами, способствовали некоему обмену техническими идеями. В этом процессе сравнение может помочь нам отсеять несущественное. Последующая история науки во многом снимает смешение полезных идей, когда среди традиций и ритуалов различных довольно изолированных сообществ отбирались наиболее эффективные.

Несмотря на явно увеличившийся контроль человека над природой, магические ритуалы продолжали использоваться в повседневной жизни людей. Прямое доказательство сказанному находим в амулетах, изготавливавшихся в период неолита в Меримде (Египет) и распространенных по всему Средиземноморью. Например, встречаются просверленные миниатюрные топорики, предназначенные для ношения на шее. Возможно, люди того времени верили, что такая модель дарует ее носителю нечто вроде необычной власти, или ману (сверхъестественную силу), принимаемую носителем амулета.

Торвальд пишет, что и процесс изготовления орудий «в обществе, славящемся своим мастерством, обставлялся многочисленными ритуалами, запретами и оберегами». Они касались и выбора сырья, и самого процесса работы, и обязательного испытания готового орудия, в ходе которого происходило его символическое наделение чудесной силой.

Совершенно очевидно, что неолитические сообщества нуждались в идеологической поддержке не меньше, чем их предшественники. Прежде всего это касается погребальных ритуалов. В большинстве неолитических сообществ умерших хоронили в особых местах (или на постоянных кладбищах, или за пределами поселения), причем более торжественно, чем это делали палеолитические охотники. В их основе лежит представление о подобии мира живых и мира умерших.

В средиземноморском мире данная традиция выразилась в сооружении обширного подземного жилища для усопшего. В Западной и Северной Европе оно строилось в яме из огромных камней, а поверх него насыпали высокий курган, что придавало месту погребения еще большее общественное значение. Ингумационный погребальный обряд существовал далеко не у всех древних народов, поскольку представления о загробном мире могли существенно различаться. Например, у народов, живших на берегах больших рек или побережьях океанов, практиковалось отправление умершего в лодке вниз по реке.

Погребальный культ во многих районах рассматривался и как средство воздействия на будущий урожай, который вырастал из земли. В неолитических сообществах в Египте, Сирии, Иране, повсеместно в Средиземноморье и в Юго-Восточной Европе, иногда даже в Англии в могиле размещали женские фигурки, вылепленные из глины или высеченные из камня и кости. Подобные фигурки иногда рассматривались как образы «богини-матери» или «богини плодородия». Изображения женщины-богини известны и в исторических сообществах Месопотамии, Сирии и Греции, где они, очевидно, являются реликтами далекого прошлого.

Подразумевалось, что земля, представлявшаяся в виде груди или лона женщины, выпускает ростки. На нее, как и на женщину, оказывалось возможным воздействовать посредством жертвоприношений и подражательных ритуалов. Соответственно урожай воспринимался как результат оплодотворения земли дождем. Поэтому в ритуалах участвовал мужской партнер, представленный фаллосом из глины или камня. Подобные изображения известны в Анатолии, на Балканах, в Англии.

Соответственно универсальной частью обряда было церемониальное соединение полов, призванное «вызывать» плодородие природы. Со временем обряд утратил архаические оргиастические черты. На основании цикла мифов и культовых обрядов, распространенных среди древних народов Ближнего Востока и Средиземноморского бассейна, установлено, что церемониальная женитьба ограничивалась выбором избранной пары.

Актер-мужчина олицетворял зерно (или растительность в целом), принимая на время роль лидера, он становился «бобовым королем». Как и зерно, он должен был умереть (быть похороненным) и вновь воскреснуть (вырасти). Его символически убивали и заменяли молодым и жизнеспособным преемником. С помощью актерской игры продуктивные силы природы принимали личностные формы и становились «богиней» и «богом».

Если общество убеждалось в том, что смерть «бобового короля» можно заменить убийством пленника или только символической смертью через магические обряды, то отсюда оставался один шаг до того, чтобы «бобовый король» превращался также во временного правителя, подобный переход становился легче, если он также становился военным вождем.

Таков один путь, когда возникают «божественные правители», такие, какие встречаются на заре истории. Точно нельзя установить, действительно ли подобное царствование или власть вождя на самом деле появились во времена неолита в Ближней Азии или Европе.

В Египте, Месопотамии и Греции исторически монархи осуществляли множество функций в оплодотворяющих ритуалах, приписываемых некоему условному «бобовому королю». Многие современные первобытные общества признают наследственность вождей, их власть проявляется и как магическая, и как силовая.

В неолитической Европе единственный дом, который выделялся в селении своей величиной и центральным положением, являлся резиденцией вождя. Огромные каменные гробницы, расположенные на Атлантическом побережье, и обширные длинные курганы Британии рассматриваются как погребения вождей. Однако, как показывают раскопки деревни дунайской культуры на Рейне (близ Кельна) Линденталь, не только германцы верили в наследственные привилегии вождей.

В любом случае следует признать, что в неолитическом обществе сохранились клановая структура и сообщество, основанное на «родстве». И сегодня у первобытных племен земля обычно находится в совместном клановом землепользовании. Если земля не возделывалась коллективно, она делилась на участки, которые закреплялись за конкретными «семьями», предназначаясь только для конкретного использования ими. В этом случае они перераспределялись ежегодно.

Из-за доминирования культивирования пахотных земель возрастала роль женщин в коллективной экономике, родство шло по женской линии, преобладала система «женских прав». Если же сообщества занимались преимущественно выращиванием скота, то, напротив, экономическое и социальное преобладание переходило к мужчинам, родство определялось по мужской линии.

Биологически неолитическая революция доказывается увеличением численности вида Homo sapiens. Несмотря на то что отдельные неолитические сообщества были невелики, их было существенно больше, чем человеческих сообществ в период палеолита или мезолита.

В Ближней Азии, Египте и Европе археологи раскопали тысячи хорошо сохранившихся скелетов соответствующих времен от неолитической революции до городской революции, от всего же периода палеолита нам пока досталось всего несколько сотен человеческих скелетов, хотя палеолит длился в десять или пятьдесят раз дольше, чем неолит!

Рост населения неолита в конечном счете ограничивался противоречиями в новом типе хозяйства. Увеличение количества людей влекло за собой увеличение жизненного пространства. Для поддержки образующихся семей было необходимо освоение новых земель и пастбищ для увеличивавшегося поголовья скота и домашней птицы, чтобы производить больше пищи.

От каждого самообеспечивающегося поселения должны были отпочковываться дочерние деревни. Свидетельством данного процесса является распространение неолитической экономики по всему миру. На практике, конечно, производители пищи (земледельцы и скотоводы) пополняли свои ряды за счет охотников и собирателей. И последние далеко не всегда пассивно подчинялись вытеснению или изгнанию. Иногда первобытные люди воспринимали и приспосабливали к себе экономический уклад вторгшихся на их территорию пришельцев.

Похоже, что неолитические культуры Северной Европы обязаны своим происхождением прежде всего лесным народам мезолита, которых обеспечивали скотом и зерном продвигавшиеся дунайцы и другие земледельческие племена, учившиеся у них изготовлению горшков, прядению и ткачеству. Близость создавала возможность для обмена опытом и приобретения знаний. Подобный обмен увеличивал приток вторгавшихся земледельцев и способствовал их продвижению. На долгом пути продвижения различия между укладами жизни постепенно стирались.

Однако контакты далеко не всегда были дружественными, поскольку возникало неизбежное соперничество за одни и те же земельные угодья, да и запасы не были безграничными. Подобное состязание само по себе вело к войне. Скорее всего, первые дунайцы оставались мирным народом, поскольку в их могилах присутствует не оружие, а охотничье снаряжение, а в ранних поселениях отсутствуют оборонительные сооружения.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.