Глава восемнадцатая ЧЕРНОКОЖИЙ ПАРИЖ

Глава восемнадцатая ЧЕРНОКОЖИЙ ПАРИЖ

Уроженка Габона Гилен работает маникюршей в пропитанном пьянящими запахами духов гигантском парфюмерном магазине «Сефора» в новом районе Дефанс. Яростно подпиливая ногти очередной клиентке, она иронично усмехается:

— Франция — страна, не знающая расизма? Ха-ха! Чернокожих здесь не любят так же, как и повсюду, только тщательно это скрывают. Лицемеры, они думают, что смогут обмануть нас вежливыми улыбками и выспоренными статьями о равенстве шансов? Не получится. Мы всегда будем чувствовать себя во Франции нежеланными гостями. Здесь я по-настоящему поняла смысл выражения «home, suit home».

…Сестра Гилен провела шесть лет в Киеве, училась на медицинском факультете. Украинский диплом врача во Франции не признается, и африканка устроилась санитаркой. Ночные дежурства в госпитале сменяются дневным плетением сотен тугих косичек чернокожим модницам, но африканка не жалеет о годах, проведенных у славян: «Это было самое счастливое время в моей жизни!» Говорят африканки на изысканном французском — их папа, государственный служащий Габона, хоть и обзавелся новой семьей, когда они еще были детьми, но оплатил обучение дочек в католической школе. Через несколько лет мама решила попытать счастья во Франции и приехала с ними в Париж.

— До того как стать маникюршей, я работала секретаршей. Как же меня невзлюбила одна из коллег шефа! Каждый день на меня жаловалась, говорила гадости, все надеялась чернокожую выжить. В конце концов на фирме начались сокращения и убрали нас обеих — только сперва ее, а потом меня.

Живет Гилен в Нантере и очень боится за свою единственную десятилетнюю дочь — как бы не обидели хулиганы, наводнившие город.

— Я крещеная, — с гордостью говорит Гилен, — каждое воскресенье хожу в церковь и причащаюсь. Только вот с венчанием ничего не вышло: слишком уж у папы моей дочки оказался плохой характер, чтобы выходить за него замуж. Мы расстались, когда она была совсем крошкой.

Когда дочь окончит школу, Гилен мечтает вернуться в Африку и открыть маникюрный кабинет в хорошем отеле.

— Не верьте, что в Африке только голод, болезни и геноцид. У нас есть красивые города, бескрайние пляжи и богатые люди.

Гилен обещает мне дать несколько рецептов острой африканской кухни, потом задумывается:

— Нет уж, лучше я как-нибудь приду к вам и сама покажу, как готовить. Всегда лучше увидеть, чем сверяться с поваренной книгой. Так что готовьтесь, приду с сестрой — ей очень хочется поговорить по-русски, с дочкой, и буду вас колонизировать!

…Вторая маникюрша, молоденькая Ноэль, приехала из Нигерии. Вышла замуж за француза, родила сына, но не ужилась в белой семье.

— Я для них слишком экзотическая птица.

На родине у нее остались две сестры и брат. Родители умерли, о детях заботится старенькая бабушка.

— Моему брату шестнадцать, и он всерьез занимается футболом. Через месяц должен приехать с командой в Париж Я возьму его, и мы пойдем в префектуру. Я буду кричать, плакать, валяться по полу, просить и умолять, но добьюсь для него разрешения остаться во Франции. В Африку он больше не вернется!

…В 1990-х годах на улице Гласьер 13-го округа сидел на скамеечке африканец по имени Джон Калепа Сенга, инвалид из-за пережитого в детстве полиомиелита. Он любил посудачить с прохожими, соседями, водителями автобусов. Этого конголезца знала вся округа. Болезнь не озлобила его, он был добр и отзывчив, рассказывал смешные истории взрослым и наивные африканские сказки детям. Казалось, что Джон всегда будет сидеть на своей скамеечке, но в декабре 2002 года его не стало. Осиротевшие жители округи долго еще приносили к ней букеты цветов с записочками: «Вы незабываемы», «Я вас любил».

…Эта история не изменит реалий: каждый третий житель Франции — расист. В начале 1950-х годов французская певица Жюльет Греко привела в шикарный парижский ресторан своего коллегу — чернокожего американского певца Майлза Дэвиса. Сперва метрдотель заулыбался: «Добро пожаловать, мадемуазель Греко!», но, увидев за ее спиной негра, окаменел: «У нас больше нет мест». — «Дайте мне вашу руку», — тихо сказала Греко метрдотелю. Тот протянул ей дебелую, чуть влажную руку. Греко плюнула ему в ладонь, закрыла ее и, ни слова не говоря, вышла. В 1990 году был принят закон Гэссо, усиливавший репрессии против расизма, но никаких особых изменений с тех пор не произошло. Два журналиста провели опыт: путем сложного макияжа и химических препаратов на несколько дней затемнили свою кожу до состояния негритянской и в новом обличье попытались устроиться на работу в Париже, снять квартиру, зайти в модное кафе и попросить хорошие места и т. д. На работу их брать отказались, квартиру не сдали, а в кафе предложили самые плохие места…

Помимо африканских эмигрантов в Париже живет много чернокожих французов с Антильских островов. В 1963 году премьер-министром Мишелем Дебре было основано бюро для эмиграции из заморских французских территорий. Вплоть до своего закрытия в 1981 году Франсуа Миттераном оно «импортировало» в Париж 160 тысяч чернокожих французов. Они получили места в отельном бизнесе и маленькие должности на государственной службе, но до сих пор чувствуют себя гражданами второго сорта…

Любому чернокожему, независимо от происхождения, сложнее устроиться на работу. В некоторых заведениях брать их на определенную работу запрещено негласным приказом руководства. В известном кабаре «Мулен Руж» на кухнях работает 95 процентов чернокожих, а в залах все официанты — европейцы. В 2000 году 22-летний чернокожий официант Абдулае Марега предложил свою кандидатуру на пост официанта в «Мулен Руж» и ему отказали в связи с незнанием испанского и английского языков, необходимых для общения с посетителями. Но затем мадам Безит, отбирающая кандидатов, имела неосторожность связаться с агентством по трудоустройству, пославшим к ней парня, и заметить, что «Мулен Руж» не берет чернокожих для работы в зале, их место — на кухне. Паренек подал на кабаре в суд за расовую дискриминацию и отсудил 4500 евро, а поддержавшая его организация «SOS-расизм» получила 2300 евро. Это победа, потому что обычно в таких случаях истец получает не больше 150 евро.

Недавно государственное учреждение ЭРАТЭПЭ (RATP), обеспечивающее Париж общественным транспортом, решило не придерживать 45 тысяч рабочих мест для французов и граждан стран европейского содружества. Заместитель генерального директора Жозетта Теофиль поясняет: «Нам не стоит никакого труда подобрать на работу европейцев — спрос велик, но мы предпочитаем, чтобы работники транспорта походили на сегодняшних пассажиров». Облик пассажиров парижского метро и автобусов за последние сорок лет заметно изменился. Кадры документального фильма показывают хронику конца 1960-х годов: в переполненном вагоне метро среди толпы белокожих французов сиротливо стоит одна молодая негритянка. Сегодня парижское метро и автобусы заполнены чернокожими…

До недавнего времени во Франции о расизме говорить было не принято. Считалось, что в республике свободы, равенства и братства расизм не существует, но в 1990-х годах власти не могли более закрывать глаза на участившиеся факты дискриминации и проблему интеграции эмигрантов. Тогда были созданы Государственный секретариат по интеграции (его возглавил француз африканского происхождения) и Высший совет по интеграции. Чтобы понять специфику французской эмиграционной политики, надо обратить внимание на феномен, названный в 1997 году «французской аномалией». Его суть заключается в отсутствии эмиграционной концепции. Право на французское гражданство базируется во Франции не на этнических данных (как в Германии) и не на добровольном акте (как в Америке), но на «логике социальных связей». Согласно этой логике эмигрант должен стать полноценным французом во втором поколении, получив одновременно как юридический статус (французское гражданство), так и все культурные нормы французского общества, гарантируемые обучением во французской школе. Следуя модели «республиканской ассимиляции», Франция дает гражданство любому, родившемуся и прожившему до шестнадцати лет на ее территории иностранцу. С последней волной эмиграции из Африки эта система не сработала. По мнению некоторых политиков и ученых, из-за разности культур и религий, а на мой взгляд, скорее из-за недостатка средств, потраченных на прививание детям эмигрантов интереса к французской культуре. В результате выявились коммунитаристские тенденции, эмигрантов и их детей стали обвинять в «лжегражданстве» — получении французского паспорта в целях упрощения административных формальностей и отрицании при этом республиканских ценностей. Правые заговорили об угрозе национальному облику и безопасности (особенно это чувствовалось в момент терактов в середине 1990-х годов), а левые акцентировали внимание на проблемах социальной интеграции.

В школах дети эмигрантов чаще и раньше остаются на второй год, уровень их знаний ниже, чем у коренных французов, высшее образование получают единицы. Хороший диплом еще не гарантия работы: по статистике, между алжирцем, чернокожим и французом, имеющими одинаковые дипломы, работодатели почти всегда выбирают француза. Один хозяин фирмы, разговаривая с родившимся и выросшим во Франции чернокожим кандидатом, попросил рассказать его «о своей стране». Парень не растерялся и ответил: «В моей стране люди очень любят багет и сыр и поют Марсельезу». Но не все обладают такой выдержкой и чувством юмора. Многие ребята в определенный момент перестают ощущать себя французами. Отсюда их неприличное поведение на футбольных матчах, когда они освистывают Марсельезу.

В 1998 году Высший совет по интеграции подготовил рапорт о реальной дискриминации в области жилья, работы и отдыха, а министр труда и солидарности Мартина Обри поручила государственному советнику Жану Мишелю Беллорге продумать «способы борьбы с национальной, этнической и религиозной дискриминацией». Несколько месяцев спустя министр, организовав серию круглых столов, заявил: «В октябре мы говорили о политике интеграции. Честно говоря, надо подумать о новой концепции: ныне вопрос стоит не столько об интеграции (поскольку люди, о которых мы говорим, давно в культурном отношении интегрировались), сколько о борьбе против дискриминации и о равенстве прав. Главная сложность, с которой сталкиваются молодые люди, это экономическая и социальная адаптация, поиск места в обществе. Чувство принадлежности к обществу базируется на равенстве шансов и прав, а в нашей стране этот республиканский принцип слишком часто нарушается. Первый этап — признание существования расовой дискриминации — нами пройден. Это слово было табу еще несколько лет назад. Сегодня мы знаем, что трудности, с которыми сталкиваются молодые (и менее молодые) из-за цвета кожи, иностранного звучания фамилии или квартала, в котором они выросли, не зависят от проблемы интеграции, но от существующих в нашем обществе блокировок». В мае 2000 года была создана Комиссия по доступу к гражданству. Ее цель — помощь молодым из эмигрантских семей в поиске работы и борьба против дискриминации. Появилась и горячая линия (во Франции ее называют «зеленый телефон». — О. С.) для жертв расизма.

Так полностью изменился ракурс проблематики и речь пошла уже не о культурной несовместимости, вменяемой в вину меньшинству, но об отсутствии расовой толерантности у большинства. Давая возможность детям эмигрантов бороться против неравенства и расизма, новая политика пытается восстановить их доверие государству, а это первый шаг на их пути к осознанию себя не членами некой группы меньшинства, но гражданами-индивидуумами. Министр категорически отвергла коммунитаристскую идею: «Англо-саксонские опыты не могут быть импортированы во Францию». Отказ властей от идеологии коммунитаризма не означает отказ от этнического решения социальных проблем. В неблагополучных пригородах и округах мэры приглашают чернокожих на работу в качестве «старших братьев» (примирителей). Они удачнее улаживают конфликты «black» и «beur».

В Париже живет около миллиона чернокожих. Больше всего их в квартале Шато До в 10-м округе и на его широком Страсбургском бульваре, прозванном «Черные Елисейские Поля». Четверть века назад его наводнили салоны афро-карибских причесок и магазинчики косметики, и теперь весь тротуар заполнен оживленно болтающими африканками. На косметику они тратят в три раза больше, чем белокожие (компания по выпуску косметических средств и красок для чернокожих «MG International» зарабатывает в год 20 миллионов евро). Ежемесячный бюджет для походов в парикмахерскую колеблется у африканок от 60 до 200 евро. Самая простая прическа стоит 40 евро, традиционные косички — 120. Ловцы клиенток, получающие процент с суммы услуг, настойчиво зазывают африканок еще у выхода из метро…

В 10, 18, 19 и 20-м округах, в обшарпанных домах с темными узенькими лестницами, в маленьких комнатках живут африканские марабу, европейцами называемые колдунами. Чаще всего марабу — уроженцы Сенегала, но есть среди них мавританцы, малийцы и гвинейцы. У себя на родине они всегда считались священнослужителями, но, умея читать и писать, выполняли функции советников, врачей, ветеринаров, сватов и пользовались огромным уважением. Приехав в 1960—1970-х годах в Париж, марабу сохранили авторитет среди чернокожих и приобрели клиентуру среди белых. Официально их в Париже 500 человек, но на самом деле несравненно больше.

Для французских властей, выдающих желанные виды на жительство, марабу — это профессия на всю оставшуюся жизнь. Он платит налог как любой другой труженик, но, если дела не идут, не имеет права переквалифицироваться в маляра или продавца — за это его могут выдворить из страны. Почему? Непонятно. Видимо, функционеры настолько убеждены в силе заклинаний, что не допускают мысли о возможной неудаче, и бедный марабу до конца жизни обязан ежедневно выдавать на-гора энное количество мощных приворотов, безотказно действующих амулетов и колдовских напитков. Зная об этой слабости французских властей, африканские марабу по возможности трудятся в других специальностях, а колдуют для души. Главное их подспорье — Коран, в магическую силу текстов которого они свято верят. Но есть еще переправленные из Африки «волшебные» травы, песок — источник знания, объединяющий в себе жизнь и смерть, голова гиены (абсолютно необходимая в улаживании любовных неурядиц), дождевая вода, волокна баобаба, деревянные бусинки и кусочки савана. Вплоть до конца 1980-х годов в квартале Гут-д’Ор африканский продуктовый магазин «Сандага», названный так в честь большого дакарского рынка, продавал и некоторые товары для марабу Там за 120 франков (18 евро) за килограмм можно было купить сухие травы и коренья с лечебными свойствами: санголь (Cocculus pendulus) и батижо (Nauclea latifolia) — от боли в животе и бесплодия, желлоки (Guiera senegalensis) — для развития памяти, кели (Grevia salvifolia) — от усталости. А еще колье из стеклянных черно-белых бус, ракушки, благовония (особым успехом у марабу пользуется запах розы), четки, одним словом, все для качественного колдовства.

Обращаются к марабу самые разные люди: чернокожие и белые, молодые и старые, состоятельные и бедные. Все, кто верит в сверхъестественные силы и не ходит на воскресную мессу, рискуют в один прекрасный день у него оказаться. Поле деятельности у марабу так же широко, как и у российских знахарей. Вернет любовь, поможет выиграть дело в суде или найти работу, вылечит от бесплодия. Обычно марабу вручает клиенту амулет, называемый по-разному: «гри-гри», «талисман», «лекарство». Иногда это бумажка с фразой из Корана и несколькими цифрами — она называется «сэбэ». Поясок из ткани или кожи — «номбо», «сафи элла джифо» — амулет, который носят в кармане. Главное правило — постоянно держать амулеты при себе, а на ночь класть под подушку. Вы ждете встречи с чиновником для продления визы? Вам предстоит перейти границу без документов? Встретиться с квартирной хозяйкой для подписания договора аренды? Сожмите что есть силы амулет, спрятанный в кармане, потрогайте тот, что завязан на талии, трижды укусите третий амулет, произнесите имя нужного вам человека и будьте уверены — все задуманное исполнится!

Иногда марабу дает пациенту амулет с указанием выбросить его в Сену. Это освободит любимого человека от чар соперницы (соперника). Или привязать к лапке голубя. Если начальник замучил вас незаслуженными придирками, то, как только птица с талисманом улетит, мучитель решит поменять место работы. Марабу твердо верят, что ночью надо улаживать семейные проблемы клиентов и… искать сокровища. Да-да, луна незаменимая помощница искателей сокровищ. Зато днем необходимо сосредоточиться на проблемах, связанных с властью и бумагами. Тут поддержит солнце. Марабу большие специалисты по «привязыванию» человека. Способов у них множество. Самый простой — забить гвоздь в дерево, произнеся имя человека, которого хочешь «привязать». Можно обмотать хлопковую нитку (домашней выделки) вокруг иголки или спички, прочитать несколько сур из Корана, затем произнести имя девушки (или юноши) и крепко завязать три узелка. Всё! Имя желанной особы в плену, в узелке, и она никуда от вас не денется. Привяжите этот амулет к ветке дерева и празднуйте победу. Третий способ, по мнению парижских марабу, самый действенный, купить на базаре три навесных замочка, трижды прошептать над ними имя нужного или желанного человека и их запереть. Просите у него все, что угодно, вам не будет отказа. Но, осторожно! Если, получив то, что хотели, вы не откроете замочки и не выпустите имя человека на свободу, он захворает или будет страдать сильными головными болями.

У каждого марабу в Африке остался учитель, которому он регулярно отправляет деньги, подарки и, если попадается особо сложный случай, несколько волос клиента, «чьи звезды он не может сдержать». «Поработав» с волосами, учитель дает парижскому ученику совет или сам берется за колдовское дело. Иногда для улаживания сложных случаев марабу собираются в Париже для совместных молитв. Помимо марабу в столице живут и манджаки, то есть колдуны — не мусульмане. Они большие специалисты по гаданию. Манджак предскажет вам судьбу, глядя на вино, смешанное в бутылочной тыкве с кровью петуха. Метод безошибочный, но опасный. Духи любой жидкости могут ополчиться на неумелого человека, удача от него отвернется, и он закончит жизнь в лохмотьях…

Царством африканских торговцев наркотиками долгое время был островок Шалон — лабиринт грязных, зловонных улочек между Лионским вокзалом и авеню Домениль со старыми домами, в которых прятались нелегалы. Здесь царили грязь, нищета и болезни, и газета «Франс суар» назвала Шалон одним из самых вонючих уголков Парижа. 14 февраля 1984 года тысяча полицейских и жандармов в бронежилетах наводнила квартал и приступила к массовым арестам. Шестьсот африканцев отвезли в центр задержания в Венсенн, на окраине Парижа. Двадцать наркоторговцев посадили, двадцать нелегальных эмигрантов выдворили с территории Франции. После чистки квартал был отдан строительным фирмам, в считаные сроки возведшим на месте руин комфортабельные многоквартирные дома… Но африканский наркобизнес в Париже остался. Станция метро Журдан в 19-м округе. Здесь 25 мая 1990 года был арестован мелкий дилер. Он вывел полицию на рыбу покрупнее — у того нашли 15 килограммов каннабиса. От него нить потянулась к финансисту по кличке Мудрый. Африканские наркодельцы привозили траву из Конго, заворачивая ее в вонючие листья маниоки. Ни одна собака таможенников не могла учуять наркотик.

На смену арестованным чернокожим наркодельцам приходят новые — наркоторговля и проституция процветают в квартале Гут-д’Ор в 18-м округе. Нахальные черные наркодельцы и сутенеры одеты с иголочки, ездят в машинах последних моделей, а жизнь африканцев-работяг неуютна. 10 октября 1985 года в доме 13 по улице Лаба в 18-м округе начался пожар. Восемь человек погибли, двадцать три обгорели. Костер развел белокожий жилец, чтобы «отделаться от многочисленных чернокожих соседей с их шумом и запахом экзотических блюд». В 1986 году пять сенегальских семей были выгнаны из дома 79 по улице Пажоль в 18-м округе за неуплату арендных взносов. На самом деле они исправно платили… подложному хозяину, который подписал с ними фальшивый контракт аренды.

…Чернокожие нелегалы приезжают в Париж постоянно. Надеются они на чудо — массовую регуляризацию документов. Но регуляризации проводятся все реже, а полицейские рейды очень часто. В феврале 2008 года полиция провела один из самых крупных рейдов в общежитии 13-го парижского округа. 400 полицейских взломали двери и силком отвели в участок более 100 нелегальных чернокожих рабочих. Всех выслали на родину за счет государства. Применение грубой силы власти объяснили «ужасными условиями жизни, недопустимыми для человеческого достоинства», но кандидаты от левых 10, 13 и 20-го округов назвали эту акцию одним из самых постыдных моментов в истории страны. В надежде получить документы или помощь с жильем африканцы занимают церкви. 18 марта 1996 года 170 чернокожих со 130 детьми заняли церковь Сент-Амбруаз в 11-м округе. Через три месяца бездокументниками была занята церковь Сен-Бернар на улице Аффр в 18-м округе. Десять человек начали голодовку. Из обеих церквей полиция выгнала их с редкой жестокостью…

Баба Траоре, 29-летний уроженец Мали, приехал во Францию в 2004 году, чтобы спасти сестру, умиравшую от почечной недостаточности. Баба отдал ей почку, сестра поправилась и предложила брату остаться у нее. Он нашел работу в фирме по уборке, в свободное время играл в футбол за клуб «Роньи-су-Буа» под Парижем. В январе 2008 года действие его французских документов истекло. Выдать новые префектура отказалась. Полицейские остановили Баба для проверки документов ранней весной 2008 года, на мосту Жуанвиль. Испугавшись ареста и высылки, он кинулся в ледяную воду Марны. Спасатели парня достали, реанимировали, но вечером он скончался в госпитале от сердечного приступа.

…На редкость удачно все складывается в Париже для президентов африканских республик. Президент Габона Омар Бонго Ондимба за сорок лет президентства купил 33 квартиры и особняк за 18 миллионов евро в 8-м округе. Президент Конго Денис Сассу-Нгуэссо приобрел для семьи 18 квартир и особняков (самый красивый, за 3 миллиона евро, в Нёйи-сюр-Сен). Гвинейский президент Теодор Обианг купил особняк в 16-м округе на самой дорогой в Париже авеню Фош. И все на деньги, украденные из государственной казны. Недавно владельцами заинтересовалась французская полиция, и 27 марта 2008 года «африканское» досье легло на стол прокурора республики… О степени коррумпированности крупных африканских чиновников ходят легенды. Наш ливанский знакомый, сделавший состояние в Либерии, восхищался кооперативностью тамошних бюрократов. Раз он зашел к главному министерскому хозяйственнику страны: «Ваши машины заправляются где попало. Не лучше ли заправляться на определенных заправках, могущих гарантировать качество? Если да, то я с моими заправками к Вашим услугам». Антрацитовые глаза хозяйственника с желтоватыми белками алчно сверкнули, и через 48 часов через президентскую канцелярию прошел приказ, обязывающий водителей всех министерств «заправляться исключительно на бензозаправках господина Карана, гарантирующего превосходное качество горючего». Прибыль делилась по-братски, и все были довольны.

…Для чернокожих христиан в 1969 году была основана «Христианская община африканцев» на улице Романвиль в 19-м округе. Каждую первую субботу месяца здесь собирается пасторальный совет: десять чернокожих из разных африканских стран и белокожий священник Луис Верне, которого прихожане называют Белым Отцом. Обсуждается подготовка будущих паломничеств в Лурд и Лизье, встреч и праздников. Африканцы крестят детей, празднуют свадьбы, изучают Библию. На Рождество и Пасху устраиваются торжественные мессы. В первое воскресенье июля справляется ежегодный праздник общины. Принаряженные толстые африканки с семи часов утра стряпают, дети им помогают. Во время застолья мужчины разыгрывают томболу. Роль общины для верующих африканцев колоссальна. Прихожанин Селин объясняет: «В других церквях любят молиться в тишине, а мы молимся в музыке, в ритме. Здесь африканские христиане по-настоящему воздают хвалу Господу». Прихожанин Лоранс с улыбкой добавляет: «Это наша культура, но если я захочу для месс еще и танцев с тамтамами (как принято в Африке), то соседи нас вряд ли поймут». В общине сформировались все хоры, которые теперь поют во многих церквях…

Отвоевали место на французской эстраде и чернокожие певцы — знамениты поющий в стиле блюз Силь, Абдель Малик, рэпер Пасси и бывший теннисист — метис Яник Ноа. Молодой африканский певец Тикен Жан Факоли выпустил в 2007 году альбом «Африканец». Самая грустная песня в нем называется «Африканец в Париже».

Мама, я думаю о тебе и пишу,

А в небе зажигаются звезды.

Ты не должна волноваться,

Ведь у меня крыша над головой и немного денег.

Мы живем здесь все вместе

И почти ни в чем не нуждаемся.

Я тружусь от воскресенья до воскресенья,

И, видимо, скоро получу документы на жительство.

Мама, ты всегда так волнуешься из-за пустяков,

Не переживай, если здесь сгорит отель.

О, мир в изгнанье,

Я — иностранец в вашем городе,

Я — африканец в Париже.