ГЛАВА 2 РУССКАЯ ВЛАСТЬ

ГЛАВА 2

РУССКАЯ ВЛАСТЬ

Странные отношения у русского человека с властью. Любовно-враждебные. Счастлива та страна, говорили древние, где народ не помнит имя своего правителя. В этом смысле нам до счастья далеко. На правителей устремлено самое пристальное внимание. Потому что власть в России – это нечто священное, великое и ужасное. Потому что она – главный источник всех наших бед. Потому что она – наша единственная надежда на спасение. Потому что на протяжении веков мы верили: все было бы иначе, если бы «батюшка царь всю правду ведал». Хотя, как известно, до Бога высоко, а до царя далеко. Ой, как высоко-далеко...

Были времена, когда власть не воспринималась чем-то сверхъестественным. Вот, скажем, в Древней Руси князья увлеченно воевали друг с другом, отнимая у братьев и племянников города. То один правитель, то другой. Менялись князья, а основы русского мира оставались теми же. Было среди правителей множество достойнейших людей и защитников земли, но изначально в самом титуле князя ничего сакрального не заключалось. Власть им давалась не от Бога, а от людей. В Великом Новгороде, если князь чем-то не устраивал горожан, его прогоняли и назначали другого. «Ты, княже, нам не подходишь» – и все тут. При таких условиях правителям срочно требовалось обзавестись не-от-мира-сего статусом. Это и произошло в XVI веке. Тогда и появилось слово «царь».

Неформально этот титул (в виде «цесарь», а затем и «царь») время от времени употреблялся правителями Руси начиная с XI века, а со времен Ивана III – при дипломатических сношениях. Наследовавший Ивану III Василий III довольствовался старым титулом «Великий князь». Его сын Иван IV – тот самый Грозный – по достижении совершеннолетия короновался как Царь Всея Руси (1547), показывая себя суверенным правителем и наследником византийских императоров. За границей это никакого впечатления не произвело: титул либо не признавали, либо оставляли без перевода. Зато подданные идеей величия власти прониклись.

Именно в XVI веке возникла идея «Москва – третий Рим». Высказал ее архимандрит псковского монастыря Филофей в письме к Великому князю, а смысл этой емкой формулы заключался в том, что было, дескать, раньше два мировых центра, две столицы великих империй: первая – собственно Рим, захваченный в свое время варварами, вторая – Константинополь, завоеванный турками. Падение Константинополя стало большим ударом для всего христианского мира, особенно православного.

Городом, который мог бы взять на себя миссию столицы мира, в понимании русских людей, стала Москва. Русь ощутила себя последним оплотом истинной веры, единственным центром вселенной. Потому что... да хотя бы потому, что четвертому Риму не бывать.

Отсюда и пошло представление об особенном русском пути: во всем отец Филофей виноват. А вот увлеченный историей депутат Думы Владимир Мединский всю ответственность за идею о русской особости взвалил на ученого Лейбница. Немец, дескать, все это придумал на нашу беду. Милый Мединский, дорогой наш, поймите: немец первым никогда до такого бы не додумался. Мы это дело сами изобрели. Ну как русскому человеку не чувствовать свою особость? С востока – мусульмане подпирают, с запада – католики. Были единомышленники-соседи, православные греки, да и тех турки завоевали...

Русь в XVI веке остро почувствовала свое одиночество и ответственность за спасение мира. Это же чувство возникло и в XX веке. Во времена СССР предполагалось, что рано или поздно Москва станет столицей всего мира. Поэтому в перспективе советская власть мыслилась как вселенская. Мы снова должны были спасать мир – на сей раз с помощью коммунизма, а не православия. А для того, чтобы спасти мир, нужна сильная власть.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.