ОРДЫНСКИЙ ТУПИК

ОРДЫНСКИЙ ТУПИК

Из Климентовского переулка удобнее всего, не сворачивая, пойти в продолжающий его Ордынский тупик, который еще в XIX веке именовался Климентовским. А появился он в XVII веке из-за необходимости проезда к усадьбам за храмом Всех Скорбящих Радость от Большой Ордынки и Большого Толмачевского переулка. В разное время он именовался: Перепелкин переулок (по одному из названий Большой Ордынки – Перепелкина улица), Скорбященский тупик и Тупой переулок.

Ордынский тупик. Современная фотография

Помимо церкви иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость под охраной государства находится дом причта середины XVIII века (№ 4а по Ордынскому тупику). Участок земли, на котором стоит дом, расположен на некотором расстоянии от церкви. Вероятно, раньше он принадлежал не храму, а являлся частью усадьбы и был приобретен для церковных нужд, например для расширения дома священника. Позже здесь был разбит церковный сад. Во время постройки Баженовым трапезной и колокольни дом священника, находившийся прямо возле храма, был разрушен. Новый дом причта построен в конце XVIII – начале XIX века. Существующий облик дом приобрел уже после пожара 1812 года. Парадный фасад здания декорирован ампирным фризом и рельефными украшениями над окнами. Южный фасад не симметричен парадному: слева вместо одного большого окна прорезаны антресольные окна.

Ордынский тупик, № 5а. Современная фотография

Дом № 5а – палаты XVII – XVIII веков, бывшие центром усадьбы. Принадлежало имение Василию Титову. Его отец, Григорий Титов, был полковником, под началом которого находилось десять капитанов и девятьсот тридцать восемь стрельцов. В северной части усадьбы, выходившей на современный Ордынский тупик, располагался сад. Во второй половине XVIII века территория увеличилась более чем в два раза за счет соседнего владения – теперь она стала доходить до угла Лаврушинского и Большого Толмачевского переулков. К слову сказать, находящийся здесь сквер устроен на месте сада. В XVIII веке прямоугольный дом достроился и приобрел современную форму «глаголя». Усадьба Титовых непосредственно повлияла на формирование Ордынского тупика – он ей заканчивался. Уже упомянутый писательский дом № 17 по Лаврушинскому переулку занял в 1937 году львиную долю усадьбы, а главный дом оказался как бы внутри корпусов советской новостройки. Особенностью фасада является пропорциональное, на одной вертикальной оси, расположение окон двух равных по высоте этажей. Пилястры на стенах и углах имеют, скорее всего, функциональное значение. Наличники окон верхнего этажа украшены треугольными фронтонами. Сейчас облик здания схож с тем, что он имел в середине XVIII века.

Ордынский тупик, № 5а. Часть декора. Современная фотография.

Дом № 6 – построенный в 1913 году шестиэтажный доходный дом хозяина Кадашевских бань купца Федора Кузнецова. В этом здании были устроены различные по типу квартиры, вплоть до пятикомнатных с двумя коридорами, ванной и другими удобствами. У Кузнецова жили люди разного достатка и социального положения. Хозяин и сам одно время жил в Ордынском тупике, но потом перебрался в самый центр Москвы, где у него были лавки.

В 1994 году разрушили богадельню Скорбященской церкви, включавшую палаты XVIII века. Это двухэтажное здание было построено еще при первом каменном храме XVII века и выходило на Большую Ордынку и маленький проулок к усадьбе Титовых и Толмачевскому переулку. Богадельня была примером скромного здания с двумя палатами и сенями посередине. После пожара 1812 года к дому достроили с торца дополнительный объем. Вместо богадельни уже в наше время возвели двухэтажное здание, выходящее на Ордынский тупик (ресторан «Островский»). Маленькая свечная лавка рядом с ним – творение архитектора О.И. Бове.

Фонтан искусств

С недавнего времени Ордынский тупик перестал быть тупиком и является теперь самым коротким путем к Третьяковской галерее от одноименной станции метро. По дороге нам встретятся два сквера. Один из них, расположенный по правую руку, принадлежит церкви иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость. А другим Ордынский тупик заканчивается. Этот сквер находится как раз в месте пересечения Ордынского тупика, Большого Толмачевского и Лаврушинского переулков. В центре сквера к стопятидесятилетию Третьяковской галереи в 2006 году был установлен фонтан «Вдохновение». В народе он получил название Фонтан искусств. Всего в Москве более двухсот фонтанов, но на Замоскворечье приходится только пять из них. Чтобы хоть как-то компенсировать эту несправедливость, фонтан в Ордынском тупике запустили на неделю раньше остальных. Таким образом, в 2006 году в течение недели фонтан «Вдохновение» был единственным работающим в Москве. Автором скульптурной композиции из патинированной бронзы и золота выступил А.И. Рукавишников. Фонтан искусств отличается тем, что вода в нем не является основным элементом. Издалека даже и не видно струй воды. Туристы, приезжающие в Москву только зимой, и не догадываются, что летом эта замысловатая скульптура с золотыми рамами превращается в фонтан.

Памятник И.С. Шмелеву

В 2000 году в углу сквера на пересечении Лаврушинского и Большого Толмачевского переулков состоялось открытие памятника замечательному русскому писателю, уроженцу Замоскворечья И.С. Шмелеву. Это место выбрано не случайно. Оно не раз было с трепетом и любовью описано в произведениях Ивана Сергеевича. Еще в начале XIX века прадед Шмелева перебрался из Гуслиц в Москву и обосновался в Кадашевской слободе. Напротив памятника – Государственная научная педагогическая библиотека имени К.Д. Ушинского. Когда-то в этом доме располагалась гимназия, в которой учился будущий писатель. Скульптурный портрет был сделан еще при жизни Ивана Сергеевича более полувека назад в Париже известным скульптором Л.М. Лузановской. Архитектор А.А. Савин водрузил бюст Шмелева на постамент, выполненный в виде колонны. В день открытия памятника произошла неожиданная встреча парижских и русских потомков Шмелева. Иван Сергеевич был великим гражданином России, Москвы и Замоскворечья.

Прадед Ивана Сергеевича Иван Иванович (в семье Шмелевых имена Иван и Сергей передавались по наследству) был из государственных крестьян Гуслиц – селения в Богородском уезде Московской губернии. Литературовед Н.М. Солнцева в жизнеописании Шмелева рассказывает интересную историю: «Из актов конца ХVII в. Иван Сергеевич Шмелев вычитал, что его предок во время тяжбы в Успенском соборе между старообрядцами и новообрядцами в присутствии царевны Софьи учинил драку с соборным батюшкой. Жители назывались гусляками, они были носителями особого, гуслицкого, самосознания, которым многое объясняется в характере и образе жизни Шмелевых. Гусляки – люди с достоинством, деятельные, предприимчивые, грамотные. В ХVIII – ХIХ веках в гуслицких селах добывали глину, производили фаянсовую посуду, хлопчатобумажные ткани, занимались извозом, торговлей, хмелеводством, потому и родилась поговорка, записанная В. Далем: «У него в голове гусляк разгулялся»[91].

В 1802 году прадед Шмелева Иван Иванович поселяется в Москве и становится купцом. Устинья Васильевна, прабабка писателя, состояла в родстве с купеческой семьей Морозовых. После войны 1812 года семья Ивана Ивановича переезжает в дом на Большой Калужской, ставший родовой усадьбой Шмелевых до 1917 года. В этом доме разворачиваются основные события лучшего романа Ивана Сергеевича «Лето Господне». Иван Иванович занимался торговлей в Кадашах. Через несколько лет прадед умирает, и Шмелевым приходится переписаться в мещане. Устинья Васильевна, сильная и волевая женщина, сумела сохранить дело мужа – кирпичный завод на Воробьевке – и вырастить сыновей и дочерей. Денег семье не хватало, поэтому Устинья Васильевна нашла дополнительный доход содержанием Кожевнических городских бань. В конце жизни она вновь стала купчихой третьей гильдии. Даже после смерти прабабки в семье продолжали ее чтить. В «Лете Господнем» часто можно встретить фразы, вроде «такая уж у ней манера, с прабабушки Устиньи» или «так спокон веку выпекали, еще до прабабушки Устиньи».

Дед Ивана Сергеевича, тоже Иван Иванович Шмелев, был верным помощником Устиньи Васильевны и ее доверенным лицом. С женой Пелагеей Петровной у них было четверо детей, в том числе и Сергей Иванович – отец писателя. Иван Иванович стал купцом второй гильдии. Он любил французские романы и имел даже большую библиотеку. Участвовал Иван Иванович и в общественной деятельности: в 1861 году был депутатом Московской судоходной депутации. Он занимался предпринимательством – выполнял подряды на строительство. Например, он принял участие в возведении Крымского моста. Вскоре он взялся за дело, сулившее ему большую прибыль, – за перестройку Коломенского дворца. Но оно обернулось полной неудачей. Иван Сергеевич напишет позже в «Автобиографии»: «На постройке Коломенского дворца (под Москвой) он растерял практически весь капитал «из-за упрямства» – отказался дать взятку. Он старался «для чести» и говорил, что за постройку ему обязаны кулек крестов прислать, а не тянуть взятки. За это он поплатился: потребовали больших переделок. Дед бросил подряд, потеряв залог и стоимость работ. Грустным воспоминанием об этом в нашем доме оказался «царский паркет» из купленного с торгов и снесенного на хлам старого Коломенского дворца.

«Цари ходили! – говаривал дед, сумрачно посматривая в щелистые рисунчатые полы. – В сорок тыщ мне этот паркет влез! Дорогой паркет...»

После деда отец нашел в сундучке лишь три тыщи. Старый каменный дом да эти три тыщи – было все, что осталось от полувековой работы отца и деда»[92].

Сыновья Ивана Ивановича – Сергей Иванович и Павел Иванович – вынуждены были начинать дело практически с нуля. Впрочем, дядя Павел был очень слабого здоровья («прочитал все свое здоровье на книгах» – как скажет о нем Иван Сергеевич) и умер еще до рождения писателя. Сергей Иванович учился в Московском мещанском училище, но не закончил его, потому что с пятнадцати лет помогал отцу. Так же как и Иван Иванович, он занимался строительством и подрядными работами, а кроме того, содержал на Москве-реке портомойни, купальни и бани, гонял плоты. Н.М. Солнцева так описывает отца писателя: «Азарта Сергея Ивановича хватало и на серьезные проекты, и на веселую безделицу. Он первым ввел в Москве ледяные горы. Алексей Михайлович Ремизов в «Центурионе», вошедшем в его книгу «Мышкина дудочка», писал: «Отец Шмелева заделался тузом на Москве за свои масленичные горы – понастроены были фараоновы пирамиды в Зоологическом и Нескучном. Долго потом купцы вспоминали в Сокольниках и на Воробьевых за самоваром шмелевские фейерверки». Сергей Иванович, как говорили раньше, ставил балаганы»[93].

Последним делом Шмелева был подряд по постройке трибун на открытии памятника А.С. Пушкину. Умер Сергей Иванович в 1880 году, когда его сыну Ивану было всего семь лет. Молодая лошадь сбросила Сергея Ивановича и протащила его по дороге. Иван Сергеевич боготворил и обожал своего отца. Нежная и трепетная любовь к родителю видна на страницах «Лета Господня» и других произведений:

« – Хозяин иде! – кричат весело от окна. Отец, как всегда, бегом, оглядывает бойко.

– Масленица как, ребята? Все довольны?..

– Благодарим покорно... довольны!..

– По шкалику добавить! Только смотри, подлецы... не безобразить!..

Не обижаются: знают – ласка. Отец берет ляпнувший перед ним блинище, дерет от него лоскут, макает в масло.

– Вкуснее, ребята, наших! Стряпухам – по целковому. Всем по двугривенному, на Масленицу!»[94]

Плотника («филенщика») Михаила Панкратыча Горкина, знавшего множество историй о святых, иноках, подвижниках и монастырях, Шмелев делает одним из героев «Лета Господня». Семья Шмелевых, как и многие купеческие семьи Замоскворечья, отличалась патриархальностью и религиозностью. Как вспоминал потом сам писатель, в доме он не видал книг, не считая Евангелия. «Я еще не говею, но болтаться теперь грешно, и меня сажают читать Евангелие. «Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, Иаков родил Иуду...» Я не могу понять: Авраам же мужского рода!»[95]

В 1884 году Шмелев поступил в шестую московскую гимназию, расположенную в Толмачевском переулке. Раньше этот дом принадлежал известнейшему железозаводчику А.П. Демидову. К гимназии мы еще вернемся на обратном пути из Лаврушинского переулка и вспомним о гимназисте Шмелеве. Именно здесь – в Толмачевском переулке перед будущим писателем открывается волшебный мир литературы, музыки и театра. Уже в первом классе он получил прозвище «римский оратор» и всегда слыл лучшим рассказчиком и чтецом стихов. В гимназии под влиянием А.П. Чехова к Шмелеву пришел первый литературный опыт.

В 1894 году Иван Сергеевич поступил на юридический факультет Московского университета и в том же году женился на Ольге Александровне Охтерлони, дочери генерала А.А. Охтерлони. Шмелевы продолжали жить в доме, построенном еще прадедом Ивана Сергеевича. В 1896 году появился на свет единственный и горячо любимый сын Сергей. После университета Шмелев год служил в армии, а потом восемь лет просидел в кабинетах различных учреждений Московской и Владимирской губерний. «Служба моя, – отмечал писатель, – явилась большущим дополнением к тому, что я знал из книг. Это была колоритная иллюстрация и одухотворение ранее скопленного материала. Я знал столицу, мелкий ремесленный народ, уклад купеческой жизни. Сейчас я вызнал деревню, провинциальное чиновничество, фабричные районы, мелкопоместное дворянство»[96], – писал Шмелев.

Герои ранних рассказов Шмелева – жители маленьких городков, фабричных слободок и купеческих районов. В «Распаде», «Патоке», «Гражданине Уклейкине» и «Человеке из ресторана» Иван Сергеевич продолжает и развивает тему «маленького» человека, столь плодотворно разработанную литературой XIX века. К Шмелеву пришла невероятная слава. Историк литературы О.Н. Михайлов в статье о Шмелеве замечает: «О стойкой популярности «Человека из ресторана» можно судить и по такому характерному эпизоду. Через семь лет после напечатания повести «Человек из ресторана», в июне 1918 года, Шмелев, находясь в голодном Крыму, зашел в маленький ресторан с тщетной надеждой приобрести там хлеб. Вышедший к нему владелец случаем услышал его фамилию и поинтересовался, не он ли автор книжки о жизни официанта. Когда Шмелев подтвердил это, владелец увел его в свою комнату со словами: «Для вас хлеб есть»[97].

Февральскую революцию 1917 года Шмелев встретил восторженно, а Октябрьскую не принял. В 1918 году, спасаясь от голода, он уехал с семьей в Алушту, где купил небольшой дом. Сына Шмелева Сергея Ивановича, как белогвардейского офицера, арестовывают, хотя непосредственно в боевых действиях он участия не принимал. В 1920 году его расстреливают. Сына Шмелев любил еще больше, чем отца, поэтому невозможно даже представить страдания писателя. На этом российский, московский и замоскворецкий этап жизни Ивана Сергеевича Шмелева закончился. Говорят, он не хотел уезжать, но и жить в такой стране тоже не мог. В 1922 году Шмелев принимает приглашение И.А. Бунина выехать за границу и эмигрирует сначала в Берлин, а потом в Париж.

Находясь в изгнании, Шмелев написал свой лучший роман «Лето Господне». Он основан на воспоминаниях детства, которое Иван Сергеевич провел в неповторимом по самобытности и красоте Замоскворечье, отличающемся своеобразием бытового и архитектурного уклада. «Я слышу всякие имена, всякие города России. Кружится подо мной народ, кружится голова от гула. А внизу тихая белая река, крохотные лошадки, санки, ледок зеленый, черные мужики, как куколки. А за рекой, над темными садами, – солнечный туманец тонкий, в нем колокольни-тени, с крестами в искрах, – милое мое Замоскворечье»[98].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.