Без «малорусской особости»

Без «малорусской особости»

В далеком 1687 году на реке Коломак гетман Мазепа подписал новый договор с представителями русского царства – так называемые «Коломакские статьи». Новый договор предписывал гетману «народ Малороссийский всякими мерами и способами с Великороссийским народом соединять»[1235]. Впервые российские власти поставили своей целью русификацию Малороссии и малороссиян.

Императрица Екатерина ставила «Малую Россию» в один ряд с Лифляндией и Финляндией. Она писала: «Сии провинции, а также Смоленскую надлежит легчайшими способами привести к тому, чтоб они обрусели и перестали бы глядеть, как волки к лесу»[1236]. В 1764 году Екатерина II включила в Малороссийскую коллегию четырех русских офицеров и четырех представителей козацкой старши?ны. Причем русским и малороссиянам было велено на заседаниях коллегии сидеть не друг против друга (как было при Петре I, во времена первой Малороссийской коллегии), а вперемешку. Пусть исчезнет у малороссиян «развратное мнение, по коему поставляют себя народом, от здешнего (великорусского. – С. Б.) совсем отличным»[1237].

Президент Малороссийской коллегии Петр Александрович Румянцев-Задунайский первое время был крайне недоволен и старши?ной, и простыми козаками: порицал их за «любовь к родной землице»[1238]. Но сила вещей делала русификацию почти неизбежной. Настоящая русификация придет в Малороссию вовсе не с пушками и штыками русских солдат (как она пришла на Запорожскую Сечь), а с модами, вкусами, позднее – даже с литературными журналами, новыми и привлекательными обычаями, с образом жизни русских дворян, который очень понравится и малороссиянам. Если прежде сотник и даже полковник мог жить в простой хате, разве только большой, светлой и лучше украшенной, то теперь на месте хаты строили господский дом, у богатых – настоящий дворец, не хуже, чем у польских панов на Волыни или состоятельных помещиков Великороссии. Вся левобережная Украина наполнилась усадьбами, созданными на русский или польский манер. Малороссийские помещики, в зависимости от своего вкуса и состояния, заводили крепостные театры или крепостные гаремы.

Наслаждаясь комфортом и богатством в подаренных Екатериной поместьях, эта новая аристократия «понемногу забывала свою старую Гетманщину»[1239]. А если паны и вспоминали о славных козацких временах, то новые чины, ордена и земельные пожалования их вполне утешали.

Потомки козаков, вместе сражавшихся против татар и поляков, теперь были разделены имущественным неравенством, социальным положением и крепостным правом. Прадеды могли быть козаками одного полка, но один из их правнуков стал паном, другой – его дворовым человеком или бесправным крепостным «хлiборобом».

Это превращение не было результатом целенаправленной политики России. Еще во времена Петра I и Елизаветы Петровны русские власти как раз препятствовали расслоению казачества, захватам земель, переводу козаков в посполитые и превращению их в «живую собственность»[1240]. Тем не менее старши?на захватывала земли и обращала вольных козаков в зависимых крестьян, которые станут крепостными уже в екатерининские времена. Вот как действовал на этом поприще Яков Ефимович Лизогуб, внук знаменитого воина Якова Кондратьевича Лизогуба. Козаков, обедневших или пропивших деньги в шинке, он ссужал деньгами под залог земли. Если козак не мог отдать долга, то составляли купчую и забирали себе землю. Козаку разрешали жить по-прежнему в своем доме и трудиться на земле, но уже нести повинности, положенные крестьянину[1241]. Вольный козак становился мужиком и должен был два дня в неделю трудиться на панщине.

Президент первой, созданной еще Петром Великим, Малороссийской коллегии Степан Вельяминов даже брал под защиту козаков, пострадавших от произвола своих старши?н-начальников. Козаки жаловались в коллегию, что честно несли свою службу, а старши?ны их «по неволе взяли к себе в подданство»[1242]. России это было невыгодно, и Вельяминов стал на сторону посполитых и простых козаков.

Но при Екатерине положение дел изменилось совершенно: в Малороссии ввели крепостное право, к радости новых помещиков.

Малороссийские дворяне, писала Александра Ефименко, как будто ставили себе целью «освободиться от проявлений своей малорусской особости»[1243]. Принадлежность к русской дворянской культуре, в то время уже более развитой и даже утонченной, ставило этих потомков писарей, обозных и бунчужных выше их собственных крестьян. Переход к русской культуре лучше подчеркивал отличия дворянства от крестьян и мещан, чем искусственная и нелепая теория о хазарском происхождении козаков.

Но больше всего помогали русификации семейные связи. Первые десятилетия после Переяславской рады украинская старши?на и российское дворянство почти не смешивались, хотя уже в 1664 году на «московской девке» (дочери князя Д. А. Долгорукова) женился гетман Брюховецкий. Позднее гетман Самойлович выдал свою дочь Прасковью за русского боярина Федора Петровича Шереметева. Еще интереснее судьба противника Самойловича Петра Дорошенко. Проиграв войну, Дорошенко отправился в Россию, где стал вятским воеводой. В 1682 году государь пожаловал ему имение Ярополец, что под Волоколамском, где бывший гетман и провел последние годы. В России Дорошенко женился на Агафье Еропкиной. Их потомки жили уже в Великороссии и принадлежали к русскому дворянству. Среди потомков гетмана читателю, вне всякого сомнения, известны две его прапраправнучки: Идалия Полетика и Наталья Гончарова. В семье Гончаровых помнили о своем происхождении. Один из братьев Натальи Николаевны даже построил часовню над могилой легендарного предка.

Наконец, замечательным символом русско-украинского родства станет брак племянника Н. В. Гоголя Николая Владимировича Быкова с внучкой А. С. Пушкина Марией Александровной Пушкиной[1244].

Малороссийский род Апостолов был знатнее, известнее и богаче потомков Дорошенко. Павел Апостол служил некогда знаменитому Иеремии Вишневецкому. Только после смерти князя он перешел на сторону Хмельницкого, принял Переяславский договор и, в отличие от многих козаков, верно служил царю. Его сын Даниил Апостол, миргородский полковник, не раз был наказным гетманом. В 1708 году он сначала поддержал Мазепу, но вскоре, взвесив все обстоятельства, перешел на сторону царя Петра и с тех пор уже служил России.

К началу XIX века род Апостолов прекратился. Михаил Данилович, правнук гетмана, последний из рода Апостолов, завещал родовое имение своему двоюродному брату Ивану Муравьеву. Его мать принадлежала к фамилии Апостолов, отец, Матвей Артамонович, был русским генералом. Иван родился в Новгородской губернии, учился в Петербурге, служил в армии, затем по дипломатической части – посланником в вольном городе Гамбурге, в Дании, в Испании. Уже в 1801 году благодаря хлопотам М. Д. Апостола Муравьев получил имение в Малороссии, 500 душ крестьян и родовую фамилию «Апостол» и с тех пор именовался Муравьевым-Апостолом. Но в Малороссию он приехал много позднее, уже пожилым человеком, когда после смерти двоюродного брата получил в свое владение Хомутец, лучшее имение Апостолов. Иван Матвеевич был человеком умным, талантливым и свободомыслящим. Он знал восемь языков, на досуге переводил Аристофана, писал и печатался. Софья Капнист-Скалон вспоминала о нем как о приятном соседе: «любил музыку и сам отлично пел и, будучи чрезвычайно приветлив и любезен, считался всегда душою общества». Вот только чем, кроме фамилии и поместья, он был связан с Малороссией?

В Хомутце Муравьев-Апостол жил лет восемь, после чего перебрался в Петербург. Сыновья Ивана Матвеевича Муравьева, Матвей, Ипполит и Сергей Муравьевы-Апостолы, воспитывались в Париже, а потому долгое время не знали ни русского, ни малороссийского. После гибели двух младших сыновей-декабристов (Сергей был повешен, а Ипполит застрелился) и ссылки в Сибирь старшего, Матвея, Иван Матвеевич снова уехал в Европу. Правильнее было бы написать иначе: вернулся в Европу.

«Люди чиновные принадлежат всем странам: ежели не по духу, они по навыкам – космополиты; их наречие, следовательно, есть общее со всеми», – писал князь И. М. Долгорукий в 1810 году. Даже полтавский помещик Григорий Павлович Галаган, известный украинский патриот, хороший знакомый Тараса Шевченко, вел такой образ жизни, что Иван Аксаков заметил: «ему надо бы зваться не паном Галаганом, а лордом Галаганом». Имение Григория Павловича украшал прекрасный английский парк, а барский дом гости называли «замком»[1245].

«Малороссийские паны и помещики отказались от своего национального костюма, оделись в петровские фраки и сюртуки, в циммермановские шляпы и фуражки; они хотят быть русскими, не хотят быть похожими на малороссиян. <…> в высших сословиях нет уже малороссийского духа»[1246], – писала в 1834 году «Северная пчела».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.