Путь души на «тот» свет

Путь души на «тот» свет

Смерть человека — это переход души из этого мира, где она пребывала «в гостях», в иной мир — «домой», «на вечное житье». Недаром об умирающем говорят, что он «домой собрался», «пойдет домой», «собирается до своей хаты». «Мы здесь-то в гостях гостим, а там житье вечное бесконечно будет», — говорят на Русском Севере. Вот и гроб в народе называют — домовина, домок, иногда — хата . Когда родственники умершего приходят заказать гроб, они говорят гробовщику: «Придите, будьте ласковы и помогите построить моему отцу (или матери) новую хату — не захотел в старой жить». В полесском похоронном причитании дочь обращается к умершей матери:

Ох моя мамочка…

Ох куда же Вы собираетесь?

В такую хаточку темную да невзрачную,

Где нет ни оконца, не видно солнца.

«Домиком» называет свое посмертное жилище умершая женщина в современной северорусской быличке:

Хоронили мою сгоревшую на пожаре мать с двумя детьми. Старшие мне не подсказали, что гроб надо делать по полному росту (т. е. в рост покойника). Схоронили мать, а потом она мне приснилась: лежит на боку с двумя детьми и говорит: «Все хорошо ты сделала, но домик мне мал».

С представлениями о гробе как постоянном доме человека связаны многие обычаи. Например, прорезать небольшое окошко на стороне головы покойника или ставить в углу гроба иконку и украшать ее вышитым рушником, а также класть в гроб вещи, которые были необходимы умершему при жизни: курящему — трубку, любителю выпить — бутылку водки, хромавшему — палку, близорукому — очки, музыканту — его инструмент, маленькому ребенку — игрушки, соску. Когда умирал ребенок, ему в гроб клали нитку, которой предварительно измеряли рост его отца, чтобы ребенок знал, до каких размеров ему следует расти в «той» жизни. Если умирала беременная женщина, ей клали в гроб смену пеленок, чтобы было во что завернуть младенца на том свете. Умерших холостого парня и незамужнюю девушку одевали в венчальную одежду, считая похороны одновременно и их свадьбой. В гроб клали также не доделанную при жизни работу — недоплетеный лапоть или недовязаные носки — чтобы покойник мог докончить ее за гробом.

По древним представлениям, человек и за гробом продолжал вести свою обычную жизнь, сохранял свои привычки. Археологические исследования захоронений показывают, что в языческие времена у славян существовал обычай класть вместе с телом умершего его оружие, сосуды с едой, а также хоронить вместе с ним его коня и останки жертвенных животных, чтобы покойный мог воспользоваться всем этим в загробном мире. В могилу клали и деньги, «покупали» место покойнику: в первую ночь на кладбище вокруг него соберутся все те, кто был похоронен раньше, и начнут гнать новенького прочь, а он им скажет: «Вы не имеете права, я это место купил», — и покажет деньги. После этого старые покойники признают его право на могилу. По другим поверьям, эти деньги нужны душе, чтобы оплатить переправу через реку или море на пути в загробный мир.

Период между смертью человека и тем часом, когда его душа обретет новое пристанище на «том» свете, длится сорок дней и называется переходом [90]. Все сорок дней она не принадлежит ни «тому», ни этому свету. Иногда говорят, что до сорокового дня душа «мечется», а потом пристает к другому берегу. Переход на тот свет — это нелегкий путь, который должна преодолеть каждая душа, прежде чем достигнет загробного мира.

Представления о трудностях дороги на «тот» свет нашли отражение в том, как в народе называют агонию. Об умирающем человеке говорят, что он находится на «раздорожье», «стоит на смертной (или Божьей) дороге», «в дорогу собирается», «себе дорогу выбирает», что ему «дорога открыта». В Полесье, например, тех, кто плачет во время чьей-нибудь кончины, одергивают: «Не плачь, а то собьешь его с дороги». О дороге говорят и в причитаниях по умершему: «Ох, куда же ты собираешься, в такую дороженьку смутну-невеселу»; или: «Во страну иду чужую, откуда никто не придет». Это представление очень древнее, оно встречается еще в «Поучении» Владимира Мономаха (1096 г.). Дорогой, по которой души мертвых направляются на тот свет, считался Млечный Путь. По некоторым поверьям, посередине он разветвляется — одна ветвь ведет в рай, другая в ад.

Чтобы облегчить умирающему переход в иной мир, освободить ему путь, в доме открывали окна, двери, заслонки в печной трубе, снимали обручи с бочек, открывали крышки у посуды. В особо тяжелых случаях — во время агонии колдуна или ведьмы — выламывали доски в крыше или делали подкоп под порогом. Считали, что грешная душа может выйти только через такое отверстие, которое никогда не перекрещивали (а окна и двери всегда на ночь крестили).

Первоначально, по мнению ученых, через специальный пролом в стене или через окно выносили всех покойников. В крепостных стенах многих средневековых городов прорубали даже особые ворота, предназначенные исключительно для этой цели. Согласно древнерусской летописи, когда умер великий князь Владимир (15 июля 1015 г.), в стене, соединявшей две клети (клетью называлось подсобное, хозяйственное помещение), сделали пролом и, завернув тело князя в ковер, на веревках спустили его вниз, на улицу и повезли в церковь. Это делалось для того, чтобы покойник не мог найти дорогу назад и больше не возвращался к живым. Да и вообще лучше, чтобы путь на «тот» свет не совпадал с путями живых8.

У восточных славян до начала XX века сохранялся древний обычай везти покойника на кладбище или в церковь для отпевания, независимо от времени года, на санях. Сани — одна из первых повозок — использовались не только для бытовых нужд, но и в особых сакральных случаях, к которым, несомненно, относились и похороны9. Летопись рассказывает: тело князя Владимира спустили через пролом в стене, положили в сани (а ведь была середина лета) и привезли в церковь Пресвятой Богородицы. В древнерусском языке существовало даже выражение «сидеть в санях», означавшее «быть одной ногой в могиле», «ожидать смерти».

Согласно древним верованиям, существовавшим и у других народов, загробный мир отделен от человеческого водной преградой — рекой или морем. Их отголоски сохранились, в частности, в толковании снов: если снится, что переходишь реку по мосту — к скорой смерти. Поэтому у славян (и соседних с ними народов) было принято строить символические мосты, чтобы умершим было по чему перейти на «тот» свет. В Белоруссии на другой день после поминок по умершей женщине еще в конце XIX века делали «кладку» — мостик через какое-либо мокрое и топкое место, ручей или ров. Для этого рубили сосну, обтесывали ее, вырезая на бревне год смерти, изображение человеческой ступни, а если умершим был младенец — то сапожка. Затем все садились на это бревно и еще раз поминали умершую. Каждый, проходя по такому мостику и видя знак ступни, читал молитву за упокой души той, в чью память положена «кладка». С поверьем о мосте, по которому душа пойдет после смерти, связан обычай класть в гроб щепки и стружки, оставшиеся от его изготовления, — если мост в нескольких местах окажется непрочным, душа подстелит эти щепки себе под ноги.

Мостом, соединяющим этот и «тот» свет, считалась и радуга, один конец которой, как полагали, находится в мире живых, а другой — в мире мертвых. В некоторых русских причитаниях, призывающих умерших вернуться в семью, живые обещают намостить «мосты дубовые», чтобы облегчить умершему возвращение из-за «темных лесов» и «быстрых рек»10.

Вера в то, что душа по дороге на «тот» свет переправляется через водную преграду, нашла отражение в древнерусском похоронном обряде: умершего несли к месту погребения в ладье. По описаниям, древние русы делали ладью, клали туда покойника и сжигали его вместе с ладьей на погребальном костре. Повесть Временных лет, рассказывает, как княгиня Ольга, желая отомстить древлянам за смерть своего мужа, велела нести прибывших к ней древлянских послов к месту казни в ладье. Тело древнерусского князя Глеба — одного из первых русских святых, было положено сначала «между двумя колодами под ладьей» на месте его гибели, а позже перевезено, тоже в ладье, в Вышегород, где похоронено рядом с телом его брата Бориса [91]

Позднее, под влиянием книжной традиции, древние языческие представления о воде, отделяющей мир живых от мира мертвых, перешли в представление об огненной реке. Она обтекает землю со всех сторон, поэтому избежать ее нет никакой возможности ни праведным, ни грешным [92]

А откуда взялась огненная река, рассказывают легенды о борьбе Бога и Сатаны в начале сотворения мира.

Когда Бог согнал с неба Сатану вместе с примкнувшими к нему ангелами, тот упал на землю, и в этом месте потекла огненная река. Затем эта река, по Божьему повелению, с поверхности земли провалилась в преисподнюю, где и течет теперь. Огненная река отделяет мир живых от мира мертвых. Или, еще говорят, ад помещается в самой реке, и там грешники мучаются после смерти. Через огненную реку переброшена тоненькая жердочка, а то и вовсе натянут волосок. Перейти по ним на другой берег, где находится рай, могут только безгрешные души, грешники же обязательно срываются вниз.

В северорусских сказаниях река, отделяющая «тот» свет от этого, называется Забыть-рекой. Каждая душа пересекает ее на сороковой день после смерти, после чего забывает все, что с ней было в мире живых.

Во многих восточнославянских поверьях души перевозит через реку в загробный мир святой Николай. Об этом рассказывается в украинской легенде.

Сидит Господь Бог со святыми за обеденным столом, а св. Николая нет. Наконец, является и он.

— Почему ты опоздал к обеду? — спрашивает Господь.

— Был я на морях, на перевозе — перевез семьсот душ, — отвечает Николай.

Иногда роль перевозчика исполняет архангел Михаил. В одном из русских духовных стихов умершие умоляют архангела Михаила перевезти их в царствие небесное:

Проведи, — говорят они архангелу, —

Нас через огненную реку,

Приведи нас ко царству небесну…

Или:

Протекала тут река, река огненная,

Как по той там реке, реке огненныя

Да тут ездит Михайло архангел царь,

Перевозит он души, души праведные,

Через огненную реку ко пресветлому раю.

Нередко считается, что Михаил перевозит только праведные души, а грешным приходится переходить реку вброд, испытывая страшные мучения. Стих «О Страшном суде» гласит:

Течет речка огненная…

Как стоят у реки души грешные,

Души грешные, беззаконные,

Они вопят и кричат,

Перевозу хотят…

Но Бог, услышав их крики, заявляет, что перевозу им не будет.

Если по одним представлениям, огненная река отделяет мир мертвых от мира живых, то по другим, более поздним, она разделяет рай и ад. В русском духовном стихе, описывающем наступление конца света, говорится:

Тогда грешные со праведными будут разлучаться:

Праведные души будут взяты на восточную сторону,

А грешные души будут взяты на западную сторону.

Между их протечет Сион-река огненная [93]

В языческие времена верили в еще один, кроме переправы через реку, путь на «тот» свет — дерево. Дерево считалось временным пристанищем души — до погребения тела. Птица, сидящая на вершине дерева, представлялась душой, направляющейся на небо. Кое-где даже вешали на могильные деревья веревки, чтобы помочь душе взойти на небо. Остатки этих верований можно угадать лишь в некоторых обычаях — например, приносить в дом зеленые ветки на Троицу, чтобы душам умерших, пришедшим в гости к своим живым родственникам, было где удобно посидеть.

О том, что душа делает в первые сорок дней после смерти и где находится, существовали разные представления. Чаще всего полагали, что первые три дня, пока тело еще лежит в доме, душа летает возле него в виде мухи или птицы. По ночам она съедает и выпивает то, что для нее оставлено, а если это душа хозяина или хозяйки дома, то обходит все помещения — сарай, хлев, чулан, комору, погреб, в последний раз оглядывая свое хозяйство. В эти дни покойник якобы видит и слышит все, что происходит вокруг него, и только после отпевания лишается слуха и зрения. По другим поверьям, покойник чувствует все, пока на гроб, опущенный в могилу, не кинут первую горсть земли. Все это время следует себя вести очень осторожно, чтобы ненароком не обидеть душу. В частности, запрещалось подметать в доме, пока там находится покойник, чтобы случайно не загрязнить душу пылью или не вымести ее за дверь, нельзя было белить хату или печь, чтобы не замазать душу и не забрызгать ее глиной.

Главным моментом погребального обряда, обозначающим начало посмертного странствия души, является вынос покойника из дома, точнее, перенесение его через порог. После этого возвращение покойника в дом не только не желательно, но и опасно для домочадцев. И лишь в некоторые специальные поминальные дни в году «родителей» приглашали к столу. Чтобы не допустить возвращения покойника назад, принимали особые меры. Как только гроб выносили из дома, двери и окна тотчас закрывали, в доме мыли пол — «дорожку замывали», вещи, связанные с покойником (постель, на которой он умирал, посуду, из которой его обмывали, и прочее) выбрасывали на улицу. По этой же причине покойника выносили из дома вперед ногами. Считалось необходимым также перевернуть в доме все стулья, лавки, табуретки, особенно те, на которых стоял гроб, чтобы покойник не смог на них сесть. Сани или другую повозку, на которой покойника везли на кладбище, опрокидывали и поворачивали оглоблями по направлению к кладбищу, поскольку верили, что до сорокового дня мертвый каждую ночь приходит к саням, чтобы ехать домой, но, найдя оглобли повернутыми в сторону кладбища, возвращается в могилу [94]

Что же происходит после похорон? По одним воззрениям, до сорокового дня душа находится дома, по другим — она окончательно оставляет дом и улетает, по третьим, — днем она летает по миру, а на ночь возвращается домой. Поэтому с момента, когда умирающий впадал в агонию, и в течение сорока дней после смерти на подоконник ставили воду — чтобы душа могла напиться; мед, хлеб и соль — чтобы она могла поесть.

Чтобы легче было, чтобы покойник тебе не снился или к тебе не приходил, до сорокового дня ставишь рюмочку с водкой после похорон покойника, как только схоронишь. Поминки-то начнутся, на стол поставишь рюмку, хлебушка кусочек: «Приди, пей-ешь, такой-то (называют его по имени), а меня не беспокой». И до сорокового дня эта рюмка стоит. До сорокового дня у него душа летает.

По другим поверьям, ставить нужно только воду.

Воду ставили в головах умирающему, чтобы легче умер. Человек помирает, так положишь посудину с водой — душа выйдет из человека, искупнется и улетит. Вздохнул человек, умер, душа вылетела. Это не каждому дано видеть. Несут его на кладбище или дома плачут, причитают — человек все слышит. Он все слышит до сорока дней. И вот она сорок дней летает, а потом уже определяется. И у тех людей, которых убили, душа тоже сорок дней летает. Она может летать там, где ее загубили. Сорок дней будет приходить. Так бабушка рассказывала.

Или:

Когда мертвый умер, так двенадцать дней душа в хате. Наливают стакан воды и ставят на окно. Как мертвый лежит, так на окне стоит вода. Двенадцать дней душа воду пьет. Каждый день воду меняют. Выливают под стол или в уголочек.

Душа за сорок дней успевает облететь все места, где она побывала при жизни. Это верование до сих пор сохраняется у украинцев и на Русском Севере.

На девятый день душа выходит… Телу все равно, хоть где лежать, а душа, она уходит от человека. Душа по мукам ходит. Знаешь, до сорока дней, где ты жива побыла, там до сорока дней ты должна побывать. Душа везде должна облетать, где ты живая была, где, в каком городе, где ты ездила, ходила, до сорока дней везде должна душа полетать. Вот я умру, не знаю, облетает до сорока дней душа, где я была, или нет, где я только ни была! Мама рассказывала, это оно так и есть, что до сорока дней… Почему сороковины заказывают? Сорок дней подходит — душа должна пройти райские ворота. А если сороковины не закажешь, земле не предашь, там все равно не пропустят через те ворота тебя.

Чаще всего верили, что после погребения и до сорокового дня душа ходит по мытарствам (мукам), после чего является к Богу на суд, где и решают, куда ее поместить — в рай или в ад. В это время душу водят по разным глубоким оврагам, пропастям, горам, истязая ее и показывая ей ее прегрешения и дурные дела. Часто мытарства души представляются как восхождение по лестнице из девяти, двенадцати или сорока ступеней. На каждой ступени стоят толпы бесов и изобличают душу в ее грехах. Один грех — одна ступень. Если человек при жизни не был замешан в этом грехе или душа сумела оправдаться, ее поднимают на следующую ступеньку, где бесов еще больше. Светлый дух, сопровождающий душу в мытарствах, старается защитить ее, показывая добрые дела, совершенные при жизни. На ночь душу отпускают домой, и прилетает она туда усталая и измученная, поэтому так важно, чтобы на подоконнике ее ожидали вода, пища и полотенце.

Картина пути грешной души на «тот» свет, нарисованная в одном из современных северорусских рассказов, почти целиком сохранила очень древние представления.

Где находится тот свет? А там, на небе… Это двенадцать ступенек в царство-то небесное. Вот на одной стороне, на левой стороне стоят беси, а на правой — Святой Дух. Вот грешник-то умрет, вот и полезет по ступеньке-то, в царство-то небесное хочется ведь. Лезет-лезет, лезет и только ступит-то на ступеньку, его беси-то и потащат. Такими крюками… Потащат туда. И вот опять другой — ведь умирает-то много, и так постоянно они. Другой так ведь на другую, на третью ступеньку взберется. А иной — только еще бы одна-то ступенька-то! Согрешено много — и потащили беси. А как кто не очень грешный, так на правую сторону тащит Святой Дух.

Или:

Вижу сон: иду вдоль берега в дом. На высокую лестницу карабкаюсь, карабкаюсь. Открываю дверь, а там Лиза умершая стоит. Говорит: «И ты пришла! Пойдем со мной». Идем. Там дорога. Люди идут все закрывшись. «Это не горки, — говорит Лиза, — это могилки». Мне тоже дадут такой балахон покрыться. Буду муки отбывать.

Чтобы облегчить душе хождение по мытарствам, родственники пекут особую пшеничную или ржаную лепешку, имеющую вид лестницы с двенадцатью или двадцатью четырьмя ступенями — по числу мытарств, и кладут ее в воротах. Священник с причтом, придя в дом для совершения панихиды, разделяет эту лестницу между присутствующими, и каждый съедает свой кусок, как бы принимая часть мытарств на себя.

На девятый день после смерти душу ведут к Богу на поклон и показывают ей рай, по которому она ходит до двадцатого дня. На двадцатый день она снова является на поклон к Богу, и ее ведут показывать ад, по которому она странствует до сорокового дня — дня Божьего суда над душой, на котором Он решает, куда ее направить — в рай или ад.

В девять дней душу-то водят, страсти показывают. В Писании написано, что и в смолу горячую сажают. Потом до сорокового дня тоже надо поминать — душа жива-то все еще. Поведут на первое причастие — увидишь Господа Иисуса и Пресвятую Богородицу, станет лучше. Потом на второе причастие — увидишь великую церковь, родню увидишь, встретишься, говорят, со всеми. На третьем причастии увидишь судьбу свою венчальную (своего мужа или жену. — Авт. ). С сорокового дня уж на одно определенное место твою душу положат, больше уж никуда не водят и ничего не показывают.

Мытарств и тяжелого пути на «тот» свет избегают только души тех, кто умер в пасхальную неделю (по некоторым воззрениям — только в первые три дня Пасхи) или перед праздником Вознесенья — они идут прямо в рай, какими бы грешными ни были, потому что в это время ворота в рай стоят открытыми.

Счастливы те, кто умирает перед Вознесеньем. У одной женщины умерла девятилетняя внучка перед Вознесеньем. На следующий год на Вознесенье бабка с внуком, братом этой девочки, пришла на кладбище. Мальчик лег рядом с могилой сестры, посмотрел на небо и сказал: «Бабушка, а наша Галя едет по небу в венке. По небу облачка идут, и она в этих облачках едет».

Новую душу на «том» свете встречают ранее умершие родственники и соседи:

Когда покойника несут на кладбище, его встречают все те, кого он при жизни провожал в последний путь. Те все души встречают возле кладбища. Эти души садятся на гроб нового покойника, когда его несут.

Иногда умершие родственники и друзья приходят прямо к постели умирающего, и он видит их рядом с собой. Вот как об этом говорится в полесской быличке.

У меня за рекой тетушка была. Много у нее было братьев похоронено, да племянник схоронен тоже был. Пришли мы к ней. Она давно не вставала на ноги, а тут встала, чашку чая выпила: «Нехорошо, — говорит, — вокруг меня братья стоят, говорят: «Дунюшка, одевайся, пойдем с нами». Поутру и померла.

На Русском Севере тоже известны такие рассказы.

Я вам расскажу: когда мой дед помирал, все время сидит и глядит в угол… Раз прихожу я, а он говорит:

— Да вот сейчас наши мужики приходили.

— Какие наши?

— Наши все, деревенские, которые уже умерли. — Он мне их всех перечислил. — Пришли, зовут меня.

— А куда же они тебя зовут?

— А на лесозаготовки. А я, — говорит, — им сказал, что готов на лесозаготовки. А они мне сказали — приказу нет, придет приказ, мы за тобой придем.

Пришли за ним в два часа ночи. Он побежал на веранду, пиджачок летний принес, еще один принес, положил на подушку. И говорит:

— Ну вот и все, за мной пришли. Вон там все, что нужно, я справил.

А я-то говорю:

— Дед, да никак ты меня оставляешь?

А у него слезы покатились, покатились, все — умер.

Повивальную бабку встречают умершие дети, которых она принимала на свет, но обходятся они с ней очень неприветливо, считая, что она должна держать ответ за их земные мучения. Вот дети и набрасываются на нее с пинками и тумаками. Чтобы повивальная бабка могла отбиться от них, ей в гроб клали узелок с маком: когда дети набросятся на нее, она кинет им горсть мака, они начнут его собирать и оставят бабку в покое.

Где пребывает душа умершего человека — в загробном мире или в своей могиле, представляли себе по-разному. В одних местах верили, что душа улетает на «тот» свет, а в могиле остается лишь тленное тело; в других — души умерших обитают в могилах. Подобных расхождений было немало. Считалось, например, что душа, достигшая ворот загробного мира, должна некоторое время охранять их, и она стоит у ворот «того» света, пока ее не сменит душа другого покойника. Или, напротив, недавно похороненный покойник сторожит кладбищенские ворота до тех пор, пока не привезут следующего. Тогда только первый ложится в свою могилу. Полагали также, что в сумерки, когда церковный сторож ударит в колокол, умершие встают из могил и бегут пить воду, а как только пропоют первые петухи, они вновь возвращаются в могилы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.