Книга Бытия: повседневная работа?
Книга Бытия: повседневная работа?
Христианство, поставив перед собой задачу доказать индуктивным путем существование Бога (поскольку существует мир, то должен существовать и его творец) и определив Бога как Создателя, Отца, Владыку, положило в основу своей доктрины равенство между понятиями «существовать» и «действовать». Ветхий Завет описывает в Книге Бытия созидательную деятельность Бога-Отца и подчеркивает непреходящее внимание, которое он уделяет последовательности своей работы. Смотреть, наблюдать, выслеживать; слушать, постигать секреты, разоблачать ложь, и самое главное: карать и вознаграждать, делать избранниками и проклинать ради того, чтобы дать оправдание этой ежесекундной бдительности. Бог Израиля велик результатами своего созидательного труда. «Ибо велик Господь и достохвален, страшен Он паче всех богов. Ибо все боги народов — идолы, а Господь небеса сотворил» (Псалом 95, 4—5).
Псалмы не устают восхвалять десницу Господа, его уши, рот, но особенно глаза. Однако именно Книга Бытия, которая рассказывает о Начале и главным образом потому, что она о нем рассказывает, помещает Бога во временные рамки, поднимая, таким образом, для грядущих толкователей Библии проблему, заключающуюся в следующем: что значит для Бога тело, время и мир?
В определенный период, представляющий собой череду дней, Бог работает: он создает мир. На седьмой день он отдыхает. Из небытия, а затем из хаоса Элохим прокладывает путь к дифференциации существ. Он творит и отделяет. Сначала Бог увидел свет и сразу же отделил день от ночи. Едва обрисовалось пространство — твердь отделилась от неба, — как он ввел время. Время, в котором будут происходить при чередовании света и тьмы все божественные деяния. Вначале был Бог, который, желая создать мир, выдумал повседневную жизнь. Он ее выдумал, словно у него не было иного способа реализовать свои возможности, словно ему было необходимо сразу же соразмерить их со временем, исчисляемым подобным образом. Начало Священного Писания приучает нас к мысли, что время, когда был создан мир, является по своей сути временем желания это сделать, работы, вызывающей усталость и сопровождаемой беспокойными хлопотами. Иными словами, временем повседневной жизни, которая так хорошо нам знакома. Людям придется следовать примеру того, кто их однажды создал. Они будут трудиться в период, равный периоду созидания, и воздерживаться от работы в день, который, постоянно возвращаясь, несет с собой shabbath, отдых Господа. Это означает, что жизнь людей в череде недель будет скопирована с части повседневной жизни, которую сотворил Бог, чтобы все получило свое начало. Не только точное следование образу, но также и образцовый характер модели. Если люди могут и должны жить в пространстве по образу и подобию Бога, значит, Бог, не отрекаясь от вечности, сочетался со временем, которое он предназначал смертным. Он подчинялся космологическому порядку, установленному им самим. Он создал свое собственное настоящее из мгновений, которые сделал исчисляемыми.
Еще до того как возникла история, время мира уже носило повседневный характер. Разумеется, Книга Бытия имеет особое предназначение; ее содержание нельзя воспринимать буквально. Мы знаем, какой глубокий смысл имеет выбор текста, читаемого во время службы, для иудаизма и всех ветвей христианства. Но в основе всех ученых споров лежит только один вопрос: это вымысел или реальность? Все без исключения толкователи Священного Писания испытывают трудности, столкнувшись с содержанием повествования. Мы приводим здесь лишь три эпизода, три спора, которые дают представление о возникающих проблемах, когда время передается аллегорически, как в Книге Бытия. Первый острый спор развернулся в III веке до н. э.: Ориген и Цельс спорили о существенности рассказа, наделяющего Создателя противоречивой человеческой способностью пользоваться временем. В XVI веке католики и протестанты разошлись во мнениях по поводу обоснованности антропоморфных изображений Бога. Причиной этой распри послужило тело Бога, наличие которого допускает текст Библии. В середине XIX века коренные противоречия возникли между приверженцами пастеровской микробиологии и натуралистом, убежденным в обоснованности спонтанного воспроизводства. Здесь вновь возникает теологический вопрос: каковы пределы творения Господа?
Цельс, получивший фундаментальное образование в традициях греческих философов и, в частности, Платона, отвергает и даже презирает концепцию божественного, пронизывающую как Новый, так и Ветхий Завет. Он отмечает парадоксальность рассказа о всемогуществе бога в то время, как речь в нем идет о персонаже, который работает, причем работает день за днем. Следовательно, этот бог живет во времени, как и люди. Время ему необходимо для того, чтобы закончить сотворение мира, и он совершает свой подвиг настолько по-человечески, что устает и вынужден отдыхать. «Библейский рассказ о происхождении людей просто наивен, — пишет Цельс. — Однако самая большая глупость заключается в том, что сотворение мира длилось несколько дней еще до того, как появились эти самые дни! Действительно, если не было ни неба, ни земной тверди, ни солнца, вращающегося вокруг нее, то как могли существовать дни?» Цельс подчеркивает непоследовательность уже явленного повседневного, ибо оно исчисляется в днях — времени, предшествующем действительному наступлению дня и ночи. Эти временные отрезки устанавливаются благодаря движению солнца. Однако солнце было создано только на четвертый день. Следовательно, мы имеем дело с бессмыслицей. «А теперь, — продолжает Цельс, — подумаем, разве не является абсурдным то, что первый и величайший Бог приказывает, чтобы возникла та или иная вещь, и сотворяет в первый день только одну вещь, на второй день — еще одну вещь и так происходит на третий, четвертый, пятый, шестой день». Странное бессилие поражает бога, вынужденного растягивать свою работу на неделю, словно он должен беречь свои силы. Неудивительно, что он полностью лишился сил после того, как создал по своему образу и подобию существо, разоблачающее его немощь. «После этой работы он, словно ничтожный работник, был охвачен усталостью и нуждался в отдыхе для восстановления сил. Никому не позволено утверждать, что первый Бог устает, что он работает руками, что он руководит. У Бога нет ни рта, ни голоса. (...) Более того, Бог не создавал человека по своему образу и подобию, поскольку он не таков, как человек, и не похож ни на какое другое живое существо».
Цельс клеймит все то, что сотворение, как прогрессивное действие, делает непоследовательным, то есть несовместимым с тем фактом, что субъектом выступает бог. Помимо всего прочего он указывает на очень серьезное противоречие, насмехаясь над днями, появившимися до создания дня. И в самом деле: для того чтобы субъект начал действовать, необходимо существование исчисляемого времени, предварительного условия всякого действия, поскольку действие неизбежно занимает время, которое длится и исчисляется. На любое сотворение, по меньшей мере, если оно немедленного действия, уходят часы, дни. Следовательно, когда происхождение было осмыслено как работа субъекта, исчисляемое время тут же превратилось в априорное рассуждение и продукт этой работы. Именно отсюда проистекает двойственность библейского текста. Однако, и это весьма существенно, Цельс рассуждает как грек.
Греки всегда воспринимали пространство как «нечто, имеющее отношение к движению», то есть как следствие перемещения в пространстве объектов, небесных тел и особенно солнца по небосводу. Итак, в глазах греков время выглядит космологическим явлением, по определению предполагающим наличие Вселенной и ее движения. Когда Цельс спрашивает: «Как могли существовать дни» до сотворения небесного свода (день второй) и солнца, и луны (день четвертый), он задает сугубо греческий вопрос. На этот вопрос дал ответ Филон Александрийский. Он утверждал, что совершенно немыслимо, чтобы мир был создан за шесть дней и вообще во времени, поскольку оно представляет собой чередование дней и ночей, определяемое восходом и заходом солнца. Исходя из изложенного выше, время неизбежно является свойством мира и обязано ему своим существованием. Многими веками ранее Платон в своих сочинениях указал, как родился мир. Он вывел на сцену демиурга, который сделал сначала Небо и только затем задумался «над вещью, которую мы называем временем. И в самом деле, дни и ночи, месяцы и времена года не существовали до рождения Неба, однако их рождение было умело подготовлено одновременно с созданием небесного свода». Цельс подверг Платона критике, поскольку тот не говорит о «днях», предшествующих появлению Неба, чтобы определить место трудам демиурга.