в) Духовные упражнения

в) Духовные упражнения

1

Но нужно не только введение новых учебных планов для университетов с упором на необходимость повторения и усвоения знаний. Религия более радикальна, чем светское образование, и в том, чтобы выносить обучение за пределы классной комнаты и совмещать его с другими занятиями, поощряя верующих учиться через все свои органы чувств, не только слушая и читая, но и действуя – когда он ест, пьет, принимает ванну, прогуливается или поет.

Дзен-буддизм, к примеру, предлагает идеи о важности дружбы, неизбежности раздражения и несовершенстве человеческих устремлений. Но он не просто читает об этом лекции своим приверженцам; он помогает им оценить эти истины через действия, такие как составление букетов, каллиграфия, медитация, прогулки, разравнивание гравия и, наиболее знаменитое, чаепитие.

Поскольку последнее общепринято на Западе, пусть и лишено духовной составляющей, кажется на удивление странным, но при этом и радостным, что дзен-буддизм воспринимает чайную церемонию как одну из своих важнейших педагогических практик, настолько же важную для буддистов, как месса – для католиков. Во время тя-но-ю, как называется церемония, некоторые из тех чувств, которые парят над обычным английским чаем, усиливаются и символически связываются с буддистской доктриной. Каждый аспект ритуала имеет значение, начиная с чашек, чья неопределенная форма отражает любовь дзена ко всему естественному и простому. Медленное нагревание напитка мастером чайной церемонии заставляет на время отступить от требования эго, простая обстановка чайного домика призвана отвлечь мысли от тревог, связанных со статусом, тогда как ароматный пар над чайником позволяет прочувствовать истины, притаившиеся за китайскими иероглифами, написанными на свитках на стенах и сообщающими о главных буддистских ценностях, таких как «гармония», «чистота» и «спокойствие».

Цель чайной церемонии не в том, чтобы научить новой философии, придать большую яркость существующей через действие, которое тонко воздействует на чувства. Это механизм для привнесения в жизнь идей, о которых участники в полной мере осведомлены, но их необходимо чуть подтолкнуть, чтобы они этих идей придерживались.

Если говорить о сравнительном примере из другой религии, иудейские тексты не устают повторять о важности Дня искупления и возможности обновления через признание греха. Но в самой религии о таких идеях можно узнать не только из книг, они привносятся через телесные ощущения: как, например, превращение в ритуал принятия ванны. Со времен вавилонского пленения иудаизм советовал своим общинам строить миквы – священные ванны, каждая из которых вмещала 575 литров чистой родниковой воды, – в которые евреи могли погрузиться после признания в своих сомнительных, с духовной точки зрения, поступках, чтобы восстановить чистоту и связь с Богом. Тора рекомендует полное погружение в микву каждую пятницу во второй половине дня, перед Новым годом и началом последующих сезонов.

Институт миквы соотносится с ощущением обновления, о котором мирские поклонники ванны кое-что знают, но обладает большей глубиной, смыслом и важностью. Атеист может ощущать себя чистым после ванны и грязным без нее, но ритуал миквы ассоциирует внешнюю гигиену с открытием особого вида внутренней чистоты. Как и в случае с многими другими символическими практиками, применяемыми религией, здесь удается использовать физическое действие для проведения духовного урока.

2

Религия понимает ценность регулярной тренировки нашего разума, которую мы привыкли применять только к нашим телам. Она предлагает нам набор духовных упражнений, призванных укрепить нашу склонность к добродетельным мыслям и нормам поведения: нас усаживают в незнакомых местах, показывают позу, в которой удобно сидеть, регулируют наше питание, дают нам сценарии, в которых четко прописано, что мы должны говорить друг другу, и постоянно отслеживают мысли, которые проносятся в нашем сознании. Это делается не для того, чтобы отнять у нас нашу свободу, но чтобы мы победили тревоги и размяли наши нравственные способности.

Это двойное открытие – мы должны тренировать наш разум точно так же, как и тело, более того, отчасти делать это через тело, – привело к основанию всеми основными религиями религиозных убежищ, где приверженцы веры могли проводить какое-то время, укрывшись от обыденной жизни и восстанавливая внутренний мир духовными упражнениями.

Урок о смысле жизни вплетен в чайную церемонию.

Светский мир не предлагает ничего подобного. Наш ближайший эквивалент – загородные отели и спа, хотя такое сравнение лишь показывает, как далеко нам до достижений религии. Рекламные проспекты таких заведений обещают нам возможность вновь открыть наиболее дорогое для нас, показывают пары, прогуливающиеся в роскошных нарядах, расхваливают качество матрасов и туалетов, гордятся круглосуточным обслуживанием номеров. Но упор делается на физические удобства и смену обстановки, а не на реальное утоление потребностей души. Одними отелями не обойтись, если наши взаимоотношения достигают низшей точки, если чтение воскресной газеты пробуждает страх за свою карьеру, если мы чуть свет просыпаемся в ужасе, потрясенные мыслью о том, как коротка отпущенная нам жизнь. А сочувствующий консьерж может лишь указать, где взять лошадь для прогулки верхом, и направить на поле для мини-гольфа, но, увы, промолчит, если мы спросим его, как бороться с чувством вины, сбивающими с пути желаниями или отвращением к себе.

Религиозные убежища, к счастью, в большей степени соответствуют подобным потребностям. Святой Роберт Молезмский, основатель первого из цистерцианских монастырей (эти организации в его дни служили убежищами для мирян и местами постоянного проживания для монахов), полагал, что человеческое существо состоит из трех частей: corpus (тело), animus (разум) и spiritus (душа), и добропорядочный хозяин должен в равной степени присматривать за каждой из них.

По традиции, установленной святым Бернаром, католические монастыри даже теперь продолжают обеспечивать гостей комфортабельными апартаментами, обширными библиотеками и упражнениями для души, начиная с «examen» – общения с совестью, которое трижды в день проводится в одиночестве и в молчании (обычно с зажженной свечой и статуэткой Христа), – заканчивая беседами с консультантами, которые специально подготовлены для того, чтобы добавить здравомыслия и нравственности в процессы мышления верующего.

Использование ванны для поддержки идеи: иудейская миква в Уилсдене, северозападный Лондон.

Хотя по существу уроки могут значительно разниться, буддийские монастыри служат тем же целям. Услышав, что один из них, расположенный в английской глубинке, специализируется на медитации, как сидячей, так и во время прогулок, я решил увидеть своими глазами, какую пользу может принести курс духовных упражнений.

В шесть утра в одно июньское воскресенье, где-то через 2573 года после рождения Будды, неподалеку от Капилавасту в бассейне реки Ганг я и еще двенадцать новичков сидим полукругом в реконструированном амбаре в Суффолке. Наш учитель, Тони, начинает цикл занятий, приглашая нас понять состояние человека, каким оно видится глазами буддиста. Он говорит, что большую часть времени, и в этом вопросе мы не имеем никакого выбора, в нас доминирует эго, или, если переходить на санскрит, наш атман. Этот центр познания по природе эгоистический, нарциссический и ненасытный, непримиримый к своей смертности и стремящийся избежать предстоящей смерти, убегая в иллюзии о спасительной мощи карьеры, общественного положения и богатства. Он раскручивается, точно волчок, в момент нашего рождения и не склонен замедлять ход до нашего последнего вздоха. Поскольку эго невероятно ранимо, его обычное настроение – озабоченность. Оно капризно, перескакивает с одного на другое, не может расслабиться, не умеет правильно общаться с другими людьми. Даже при самых благоприятных обстоятельствах эго не так уж и далеко от того, чтобы впадать в панику, а потому мешает неподдельному увлечению чем-либо, кроме себя. И однако у эго есть трогательная способность неотвязно верить, что его желания вот-вот исполнятся. Образы покоя и безопасности преследуют его: особенная работа, общественные достижения или материальные приобретения всегда, казалось бы, на расстоянии вытянутой руки. В реальности, однако, одну тревогу сменяет другая, одно желание вытесняет следующее, создавая неумолимый круг, который буддисты называют «привязанность», или upadana/упадана на санскрите.

Цистерцианский монастырь в Клерво (1708), место отдыха для тела, разума и души. Каждая зона монастыря служит для излечения чегото одного. За телом присматривают кухни и общежития, за разумом – библиотека, за душой – часовня.

Тем не менее, как объясняет Тони, мрачная картина одной нашей части не определяет всей нашей личности, потому что нам также дарована редкая способность, которую можно усилить духовными упражнениями, иногда не обращать внимания на требования нашего эго и входить в состояние, которое буддисты называют анатман, или «отсутствие эго», когда мы можем отойти от наших страстей и подумать о том, какой была бы наша жизнь, если бы мы не нагружали себя дополнительной и мучительной необходимостью быть самим собой.

Привычка западного человека мыслить рационально приводит к тому, что мы испытываем удивление, когда нам говорят, что мы должны начать с того, чтобы отбросить наше эго не через доводы рассудка, а просто научившись сидеть на земле по-новому.

Как уточняет Тони, наша способность переориентировать наши приоритеты в значительной степени зависит от того, сумеем ли мы подняться, с минуту потрясти руками, а потом сесть в семичастную позу Вайрочаны. В группе новичков неизбежно возникают сложности, потому что у многих тела уже не так молоды, и на всех нас, похоже, давит мысль, что мы раздеваемся чуть ли не до носков перед незнакомыми. Разумеется, хватает нервных смешков, кто-то от напряжения пускает голубка, когда мы все пытаемся имитировать позу Тони, которую вроде бы принимал и сам Будда со своими первыми учениками, когда они медитировали под священным деревом Бодхи в восточно-индийском штате Бихар более двадцати пяти столетий тому назад. Инструкции точны: ноги скрещены, согнуты в коленях и поджаты к телу, руки – ладонь к ладони, левая на правой – лежат на бедрах, спина прямая, плечи расправлены, голова чуть наклонена вперед, рот приоткрыт, кончик языка касается нёба, дыхание ровное и медленное.

Наконец вся группа усаживается, и в комнате воцаряется тишина, нарушаемая только уханьем совы на далеком поле. Тони предлагает нам сосредоточиться на заурядном и редко упоминаемом факте, что мы все дышим. В наших первых шагах по овладению анапанасати («осознанностью дыхания») мы узнаем, что это совсем не просто – спокойно сидеть в комнате и не делать ничего, кроме как существовать: мы осознаем, другими словами, драконью хватку, которой держат нас приоритеты и планы наших эго. Мы отмечаем наше стремление отвлечься. Пытаясь сосредоточиться исключительно на дыхании, мы чувствуем, как наше сознание лихорадочно пытается вернуться к привычным проблемам. Мы осознаем, до чего же сложно сделать подряд три ровных вдоха, чтобы в голове не сверкнула какая-нибудь суетная мысль, и начинаем со всей ясностью понимать, до чего трудно заниматься чем-либо, не оказавшись в щупальцах нашего атмана.

Цель нашего нового сидячего положения: создать небольшой зазор между сознанием и эго. Ощущая свое дыхание, мы замечаем, что наши тела подчиняются ритмам, не зависящим от наших управлямых эго желаний. Иная природа тела – один из элементов огромного мира анатмана, который эго не контролирует и не понимает. Именно с этим миром и пытается познакомить нас буддизм.

В ответ на наше стремление к спокойствию западное общество потребления за последние пятьдесят лет смогло предложить лишь идею солнечного загара. Буддизм совершенствует искусство медитации уже более тысячи лет.

Поскольку у эго есть привычка пытаться подмять под себя и использовать все, что встречается у него на пути, оно не замечает тела до тех пор, пока, используя последнее, получает чувственное наслаждение. При этом эго скрытно негодует и пребывает в ужасе от хрупкости тела. Эго не хочет думать о болезнях печени или, того хуже, поджелудочной железы. Эго приказывает телу выполнять все положенные ему функции, склоняться над столом, напрягая мышцы спины, выражая покорность и тревожное ожидание. И тут вдруг эго попросили уступить контроль такой жалкой и непродуктивной функции, как дыхание, естественному чередованию вдохов и выдохов, которого мы не замечаем и не ценим, считай, с рождения. Конечно, возникает замешательство, сравнимое с тем, которое испытывает король, если вынужден, так уж сложились обстоятельства, провести ночь на жесткой кровати в скромной таверне.

Но едва все наше внимание сосредотачивается на дыхании, а не на требованиях эго, хватка, с которой оно держит сознание, ослабевает, и к нам начинает поступать информация, которая обычно отфильтровывается. Мы замечаем – и внутри себя, и снаружи – много такого, что не имеет отношения к нашим обычным заботам. Наше сознание, сфокусировавшись на дыхании, теперь ощущает наши конечности, потом скелет, поддерживающий нас, наконец, кровь, постоянно бегущую внутри. Нам открывается чувствительность наших щек, легкие колебания воздуха в комнате, прикосновение одежды к коже.

Позже, тем же утром, мы выходим из дома еще на одно духовное упражнение, которое называется «прогулочная медитация», возглавляемые вьетнамским дзенским монахом Тик Нат Ханом. Нам предлагают освободить разум от мыслей и позволить ему бродить по ландшафту, ограничиваясь лишь наблюдением, на время освободиться от привычек, навязанных эго, которые лишают природу свойственной ей красоты и дают нам неверное и тревожащее представление о нашей важности для космоса. Под чутким руководством монаха мы движемся со скоростью верблюда, наше сознание свободно от обычных честолюбивых планов и окриков эго: такое состояние, высоко ценимое буддизмом и напрочь отвергаемое капитализмом, на санскрите называется апранихита, или бесцельность, а потому мы заново настраиваемся на тысячи мелочей, которые нас окружают. Вот солнечный свет проникает сквозь листву, и в нем пляшут мельчайшие частички пыли. Вот звук бегущей воды, доносящийся от соседней речушки. Вот паук ползет по ветке над нашими головами. В буддийской поэзии масса описаний таких встреч, касающихся мелких подробностей окружающего мира, которые открываются нашим чувствам лишь после того, как наше эго ослабит контроль над ними.

По горной тропинке иду.

Вдруг стало мне отчего-то легко.

Фиалки в густой траве.

Так звучит стихотворение дзенского поэта Мацуо Басё. Пробираясь по подлеску, мы становимся независимыми наблюдателями нашего существования, а потому более терпеливо и сострадательно взираем и на планету, и на населяющих ее людей, и на маленькие лиловые цветочки.

3

Специфика упражнений, которым учат в буддийских или других религиозных убежищах, возможно, не так важна, как главная проблема, которую они высвечивают: необходимо осуществлять более жесткий контроль нашей внутренней жизни.

Если львиная доля наших несчастий вызвана состоянием нашей психики, представляется неправильным, что современная индустрия отдыха стремится обеспечить максимальный комфорт нашим телам, одновременно не пытаясь успокоить и приручить наши, как прозорливо назвали их буддисты, «обезьяньи умы». Требуются новые эффективные центры для отдыха не только тела, но и всего остального, новые убежища, направленные на развитие, через комплексы духовных упражнений для мирян, нашей не только телесной, но и психической составляющей.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.