Дневник Джонатана Гаркера

Дневник Джонатана Гаркера

5 октября, после обеда. После нашего сегодняшнего совещания я просто в растерянности, не знаю, что и думать. Новый поворот событий привел меня в смятение. Решение Мины не участвовать в совещании озадачило меня, а поскольку я не решился обсуждать с ней этот вопрос, то могу лишь строить догадки. Но так ни к чему и не пришел. Меня удивило и то, как остальные восприняли это; ведь мы решили, что у нас не должно быть никаких тайн друг от друга. Мина спит, тихо и сладко, как дитя. Губы полураскрыты, лицо счастливое. Слава богу, что еще бывают такие минуты.

Позднее. Как странно! Я сидел, сторожил счастливый сон Мины и сам почувствовал себя счастливым. Наступал вечер, солнце садилось, темнота сгущалась над землей, а я все более ощущал тишину, повисшую в комнате. Вдруг Мина открыла глаза и, нежно посмотрев на меня, сказала:

— Джонатан, дай честное слово, что исполнишь мою просьбу. Дай мне это обещание перед Богом и не нарушай его, даже если я буду умолять тебя об этом на коленях, обливаясь горькими слезами. Скорее, исполни мою просьбу сейчас же.

— Мина, — ответил я, — я не могу сразу дать такое обещание. Может быть, я не имею права на это.

— Но, дорогой, — воскликнула она с такой убежденностью, что глаза ее засверкали, как звезды, — я очень этого хочу и не ради себя! Можешь спросить у профессора Ван Хелсинга, права ли я; если он не согласится, поступай как знаешь. Более того, если вы все так решите, ты будешь свободен от обещания.

— Обещаю! — сдался я, и в это мгновение бедняжка выглядела счастливой, хотя, мне кажется, она не может быть счастливой, пока на лбу у нее остается красная метка.

— Обещай мне, ни слова не говорить о вашем плане против графа. Ни прямо, ни намеками, пока это не исчезнет. — И она показала на свой зловещий рубец.

Я понял, что Мина говорит серьезно, и ответил не менее серьезно:

— Обещаю! — и тут же ощутил, что с этой минуты между нами возникла стена.

Полночь. Мина была весь вечер весела, да так, что и остальные приободрились. В результате даже я почувствовал, что пелена мрака, окутывавшая нас, слегка рассеялась. Мы разошлись рано. Мина вновь спит как дитя; хорошо все-таки, что даже в таком кошмаре у нее сохраняется способность спать. Слава тебе, Господи, по крайней мере хоть в эти часы ей удастся забыть о своих печалях. Может быть, ее пример вновь вдохновит меня, как вечером — ее хорошее настроение. Попытаюсь, и пусть это будет сон без сновидений!

6 октября, утро. Вновь сюрприз! Мина разбудила меня почти так же рано, как вчера, и попросила позвать профессора Ван Хелсинга. Я решил, что речь опять идет о гипнозе, и, не задавая вопросов, сразу же пошел за профессором. Такое впечатление, будто он ждал этого приглашения. Профессор был уже одет, дверь в его комнату широко распахнута, так что он слышал, как хлопнула наша дверь. Он тотчас же пришел к нам и спросил Мину, можно ли позвать остальных.

— Нет, — очень просто ответила она, — в этом нет необходимости. Вы сможете рассказать им потом. Дело в том, что я должна поехать с вами.

Ван Хелсинг был поражен не меньше, чем я. После минутной паузы он спросил:

— Но зачем?

— Вы должны взять меня с собою. Так будет безопаснее для меня и для вас.

— Но почему же, дорогая мадам Мина? Помните, забота о вашей безопасности — наш священный долг. Мы все подвергаемся опасности, но вы — особенно, вследствие разных обстоятельств…

Профессор замер в замешательстве, когда она, показав пальцем на свой лоб, сказала:

— Помню. Именно поэтому и должна ехать с вами. Теперь, когда восходит солнце, я вам могу это сказать, а потом, возможно, буду уже не в состоянии. Я знаю, что по воле графа должна буду последовать за ним. Знаю, что, если он прикажет мне прийти тайно, я пущусь на любые хитрости, пойду даже на обман Джонатана.

О, если бы Господь видел, как она посмотрела на меня при этом! Если в самом деле существует ангел, записывающий все наши поступки и движения души, то этот взгляд был бы отмечен к ее вечной чести. Я лишь пожал руку любимой жены и не мог ничего произнести — меня охватило чувство слишком сильное, чтобы найти облегчение в слезах.

— Вы сильны и отважны, — продолжала Мина. — Вы сильны своим единством и можете выдержать то, чего не выдержит одиночка. Кроме того, я буду полезна вам — с помощью гипноза можно многое выяснить.

Ван Хелсинг ответил очень серьезно:

— Мадам Мина, вы, как всегда, рассудили мудро. Вы поедете с нами, и все вместе мы исполним свой долг.

Мина молчала, я с недоумением взглянул на нее. Она спала, откинувшись на подушку, и не проснулась, даже когда я поднял штору и солнечный свет хлынул в комнату. Ван Хелсинг махнул мне рукой, и мы тихо прошли к нему в комнату. Через минуту к нам присоединились лорд Годалминг, доктор Сьюворд и мистер Моррис. Пересказав им свой разговор с Миной, профессор подвел итог:

— Утром мы выедем в Варну. Теперь нам надо считаться с тем, что с нами мадам Мина. Душа ее чиста. Каких страданий ей стоило поведать нам такое! Она поступила правильно, мы вовремя предупреждены. Нам нельзя упускать ни одного шанса, а в Варне мы должны быть в полной готовности к моменту прибытия судна.

— Что именно нам надо делать? — лаконично спросил мистер Моррис.

Профессор, подумав, ответил:

— Первым делом попасть на корабль, затем найти ящик и положить на него ветку шиповника, чтобы граф не смог оттуда выйти, так, по крайней мере, гласит поверье. Потом, дождавшись удобного момента — надо, чтобы поблизости никого не было, — мы откроем ящик и… все будет в порядке.

— Я не стану ждать удобного момента, — буркнул Моррис. — Увидев ящик, я открою его и уничтожу это чудовище, пусть хоть тысячи людей видят это, а меня потом казнят.

— Мой славный и храбрый друг Квинси! — воскликнул Ван Хелсинг. — Настоящий мужчина! Благослови вас Господь за это! Друг мой, поверьте, никто из нас не намерен мешкать из страха. Я говорю лишь о наших вероятных действиях и о том, что мы должны сделать, но как мы поступим на самом деле, это непредсказуемо. Нас ждет много сюрпризов. Конечно, нам надо быть во всеоружии и, когда пробьет наш час, все пустить в ход. А сегодня давайте приведем в порядок дела. Я имею в виду то, что касается наших родных, близких, всех, кто зависит от нас, ведь никто не знает, каков будет исход. Мои дела уже устроены, делать мне нечего, и я займусь подготовкой к поездке, куплю билеты и прочее.

На этом мы расстались. Теперь приведу в порядок свои земные дела, а там будь что будет…

Позднее. Все сделано, завещание составлено. Мина — моя единственная наследница, если переживет меня. Если же нет, все получат те, кто были так добры к нам.

День клонится к закату. Я вижу, что Мина мается. Уверен, что-то у нее на уме, а что именно — возможно, выяснится при заходе солнца. Каждый раз мы в напряжении ждем восхода и захода солнца, несущих с собою новые опасности, страдания, несчастья; возможно, они — дай-то бог! — лишь испытания на пути к благополучному концу. Пишу об этом в дневнике, поскольку теперь моя дорогая не должна ни о чем знать, но потом, когда все образуется, она сможет прочитать его.

Она зовет меня.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.