Глава 2. У истоков древней магии

Глава 2. У истоков древней магии

Заимствованная цивилизация?

Откуда пошла китайская цивилизация? Что послужило ее истоком? Чем объяснить поразительный взлет древней мистической и духовной культуры Китая? Почему эта цивилизация вот уже несколько тысяч лет сохраняется почти в неизменном виде на подмостках истории? Вопросы эти далеко не праздные, а ответы на них — отнюдь не очевидные. До сих пор активно обсуждается версия, что Китай обладает некой «заимствованной цивилизацией»: китайцы пришли уже на какую-то готовую культуру, представленную, возможно, «американоидами», которые позже, после военных столкновений с хуася (будущими китайцами), откочевали на американский континент. Хуася обладали значительно более низким уровнем культурного и цивилизационного развития, поэтому воспринимали достижения будущих американоидов как мистические знания, поскольку не понимали их, хотя и активно пользовались. Не соотносятся ли многие китайские предания о сражениях с некими мудрыми народами именно с теми, далекими предками, которых частично сами китайцы выбили, а потом поклонялись им как предкам, которые принесли им культуру?

В общем, эта одна версия, одна из многих, хотя, пожалуй, наиболее интересная и многое объясняющая, относится к тем теориям, которые старались обнаружить истоки китайской цивилизации за пределами самого Китая или, по крайней мере, китайского народа.

Может быть этот исток лежит в Египте? Например, еще в первой четверти XX в. единой колыбелью всех культур считали район Египта и Средиземноморья, откуда и началась «миграция цивилизации», вектор которой пролегал к югу от Каспийского моря через Центральную Азию и упирался в Китай, непосредственно в провинции Хэнань и Шэньси¹. По этой теории получалось, что, несмотря на локальное своеобразие, все основные компоненты китайской цивилизации — материальная культура, письменность, градостроительство и архитектура, расписная керамика, технологии обработки камней, а возможно, и бронзы — были заимствованы либо из древнего Египта и Месопотамии, либо из доантичной Греции. В качестве доказательства этого тезиса исследователи обращали внимание на поразительное сходство форм глиняных и керамических изделий, на геометрические росписи и анималистические изображения на сосудах.

Впрочем, взгляды группы Эллиота-Смита, активно отстаивавшей эту версию, в известной мере повторяли значительно более ранние, хотя и несколько умозрительные построения, относящиеся к середине XVIII в. и связанные со спорами об истоках китайской цивилизации. Следует заметить, что к тому времени еще не были обнаружены ключевые археологические находки, коренным образом изменившие наши представления об истоках культуры Восточной Азии. Многие артефакты, которые были извлечены из земли китайскими учеными, либо были не известны западной науке, либо описывались столь «ненаучным» по европейским меркам способом, что в расчет не принимались. В связи с этим в западной науке возобладала теория «заимствования культуры», или цивилизационной миграции: вся китайская цивилизация являет собой результат заимствования основных форм материальной и духовной культуры из других, более развитых в ту эпоху районов земного шара, например из Египта или Месопотамии.

Китайской традиции упорно отказывали в праве на самостоятельность. Ее истоки искали в Египте, шумеро-аккадской культуре, видели прямые заимствования из античной и доантичной Греции, проводили прямые параллели с крито-микенскими находками. Даже сегодня можно встретить предположения, что культура китайских магов пошла из Персии. Своеобразие китайской культуры не замечалось, очарование цивилизациями древнего Египта и Месопотамии, в которых видели исток западной культуры вообще, было столь сильно, что для Китая просто не оставалось места в заранее сложившийся схеме мироустройства.

В XVII–XVIII вв. для западных схоластов и ученых именно египетская культура представлялась наиболее древней, от нее тянулись нити практически ко всем другим мировым цивилизациям даже тогда, когда такие связи были далеко не очевидны. И именно Египет в представлениях европейских ученых стал своеобразной страной-донором для китайской культуры. Вероятно, одним из первых сформулировал эту мысль немецкий иезуитский миссионер Атанасиус Кирхер (1602–1680) в своем труде «Oedipus Egyptiacus» («Египетский Эдип»), вышедшем в Риме в 1654 г., а затем развил ее в одном из первых обширных трудов по истории китайской культуры «Иллюстрированное собрание священных и мирских китайских памятников» («China Monumentis qua Sacris qua Profanis Illustrata»), появившемся в Амстердаме в 1667 г. По мнению Кирхера, которое было поддержано десятками ученых-богословов, цивилизация в долине Хуанхэ стала результатом культурной и, возможно, демографической миграции из долины Нила.

Свой анализ Кирхер построил на сравнительном анализе китайских и египетских иероглифов, сочтя их близкими по структуре и по логике воплощения (с последним трудно спорить, поскольку и те, и другие являются идеограммами и пиктограммами). Китайцы были потомками древних хамитских племен, некогда переселившихся в Китай. Исходя из этой концепции Китай оказался как бы «встроен» в мировую цивилизацию, его загадочное происхождение и разительная непохожесть на другие культуры оказалась поставлена в рамки вполне привычного представления о дисперсии цивилизации из единого центра, которого придерживались в ту эпоху европейские схоласты. В распространении этой идеи немалую роль сыграли иезуитские миссионеры, устремившиеся в Китай в поисках прямых доказательств вторичности китайской культуры; среди них, в частности, прославился Р. Кибо, посетивший Пекин в середине XVIII в.

Впрочем, далеко не все были согласны с такой интерпретаций возникновения китайской цивилизации. Так, французский синолог Н. Фрере в 1718 г. подвергает разгромной критике теорию А. Кирхера о Китае как отголоске египетской цивилизации, однако привлекательность идеи о едином центре мировой культуры была столько велика, что концепция «египетской колонии», а позже и «вавилонской миграции» на долгое время завладела умами исследователей.

Для Кирхера, равно как и для его последователей, Китай существовал как нечто вторичное, как искаженное эхо великих цивилизаций, в конце концов породивших и западную мистику, и западную культуру вообще. Известный французский синолог Жозеф де Гинь делает вывод о том, что не только китайская культура является заимствованием египетской, но и сам Китай некогда являлся «колонией Египта». Его нашумевшая книга «Воспоминания, в которых доказывается, что китайцы были египетской колонией» (1760) представляла собой ловкую интерпретацию известных фактов, даже указывала сравнительно точную дату «колонизации» Китая. Это произошло в 1122 г., на третий год царствования правителя У-ди династии Чжоу, что выводилось из реконструкции некоторых египетских и китайских текстов².

Илл. 13. Трое мужчин некитайского типа, возможно народности дянь, укрощают буйвола. V–III вв. до н. э. Провинция Юньнань. Подобные изображения давали основания для рассуждений о некитайском населении в древности

«Вавилонская миграция»

Самое главное, что, возможно, смущало умы исследователей, — чрезвычайно высокий уровень духовных знаний, с которым европейские путешественники столкнулись на просторах Поднебесной. Их возникновение казалось просто необъяснимым, в том числе и веры в духов, культа предков, медицинских знаний, даосской алхимии и многого другого. Поэтому рождались все новые и новые версии происхождения знаний древних китайцев. Еще одна попытка обнаружить исток китайской традиции в цивилизации древней Месопотамии была предпринята в теории, получившей название «Вавилонская миграция».

Речь шла о том, что все сакральные знания древних китайцев, а также материальная культура вышли из Месопотамии. В 1882 г. Терьен де Лакупери (1842–1894), работавший тогда в Лондонском университете, один из пионеров изучения «И цзина», высказал неожиданное предположение, что знаменитый «Канон перемен» имеет своим истоком некие вавилонские писания, а в месопотамских текстах можно обнаружить основные построения китайского гадательного канона. Идея о генетической связи вавилонской и китайской цивилизаций показалась де Лакупери столь перспективной, что он решил вывести всю китайскую традицию из «Вавилонской миграции». Его фундаментальный труд, характерно озаглавленный «Западные истоки ранней китайской цивилизации», обыгрывал концепцию миграции народности Бак, населявшей Вавилон, в Китай. Даже китайское понятие «баысми» — «простолюдины» (дословно «белые», т. е. обычные люди) якобы тяготеет к самоназванию Баков³. Столь необычную трактовку зарождения китайской цивилизации подхватили многие видные ученые, что во многом объяснялось тем, что уровень исследований того времени не позволял обнаружить автохтонность китайской традиции. Параллели и «похожести» воспринимались как заимствования, причем центром собственно древней культуры выступал либо конкретно город Вавилон, либо вся шумерская культура.⁴

Вся легендарная история Китая, в том числе и агиография первоправителей страны, по мнению сторонников «Вавилонской миграции», представляет на самом деле не что иное, как переписанную и адаптированную под китайский менталитет историю Месопотамии. Для этого трансформации подверглись и имена месопотамских правителей, так Саргон превратился в одного из наиболее почитаемых персонажей ранней китайской традиции, основателя земледелия Шэньнуна («Священный земледелец»), а Кудур-Накхунте выступил под именем знаменитого Хуан-ди («Желтого императора»), легендарного прародителя китайского народа, также известного под именем Юсюнши.

Многие разночтения объяснялись к тому же и ошибочностью датировок, что позволяло представить китайскую культуру как сравнительно более позднюю относительно цивилизаций Передней Азии. Так, когда в 1921 г. шведский археолог Йохан Андерсон (1874–1960) впервые обнаружил на территории Китая остатки древнейшей неолитической культуры расписной керамики Яншао (пров. Хэнань, уезд Мяньчи), он датировал их 2500 лет до н. э., т. е. минимум на тысячелетие позже появления вавилонской расписной керамики. Естественно, что в этом случае он предположил прямое заимствование техники изготовления и росписи керамических и глиняных изделий из Месопотамии, благо многие рисунки действительно оказались очень близки по структуре. И. Андерсон, исследуя раннюю расписную керамику из провинций Ганьсу и Нинся эпохи неолита, предположил ее заимствованный характер, причем центр ее, как он считал, лежал за тысячи километров от Китая в районе Суз, Анау и Триполья⁵.

Однако более поздние исследования показали, что культура Яншао может датироваться 5000–4500 лет до н. э. и вследствие этого никак не может представлять собой результат прямой миграции культуры с Запада. Впрочем, и сам Андерсон в 40-х гг. отказался от своей теории прямого заимствования китайских росписей и керамики из Месопотамии, хотя продолжал говорить о «взаимовлиянии» в древности дальневосточных (т. е. китайских) и ближневосточных культурных форм⁶. Тем не менее, проблема прямых параллелей в материальной культуре остается, и очевидного ответа на этот вопрос пока не существует. Высказывались даже предположения о том, что Китай является результатом слияния греческой, южнорусской и центральноазиатской культур⁷.

Больше всего внимания привлекало совпадение или частичная схожесть древних китайских ритуалов с некими западными аналогами. Например, исследователи обнаружили поразительное совпадение орнамента на керамике, связанного с культом смерти, между китайскими и скандинавскими культурами⁸.

Столь смелые и, на первый взгляд, маловероятные утверждения о генетической связи в древности между китайцами и европеоидами неожиданно получили свое подтверждение уже в наши дни, причем подтверждения пришли не из области сравнительной культурологи, но из физической антропологии. В 1992 г. в районе Нанкина в провинции Цзянсу в пещере Хулудун были обнаружены два черепа, мужчины и женщины, датируемые приблизительно 600 тыс. лет. Таким образом, эти существа из Нанкина оказались ровесниками знаменитого «Пекинского человека» — синантропа. И все же они заметно отличались от предполагаемого современника по антропологическим чертам. После почти десятилетнего изучения останков китайским ученым пришлось признать, что черепа несут в себе в равной степени и монголоидные, и европеоидные черты. В частности, с европеоидами их сближает высокое переносье и выдающийся вперед нос.

Разумеется, о каких-то сложившихся в ту пору расах и тем более этносах говорить не приходится, тем не менее, находка подтвердила, что на территории Китая шла гибридизация.

Китайские ученые по естественным причинам не склонны говорить о миграции населения в Китай извне. Находка нанкинского черепа трактуется как доказательство «небольшого генного обмена между Китаем и Европой в то время». По интерпретации китайских специалистов, эта находка доказывает версию о континуальности развития человека именно на территории Китая, к тому же нанкинская находка являет собой мост между Homo Erectus (Человеком прямоходящим) и Homo Sapiens, поскольку обладает в равной степени чертами и того, и другого.⁹

В любом случае, очевидно, что будущее население Китая развивалось не из единого центра, но из нескольких очагов, населенных разнородным населением, в том числе и европеоидного типа. Полузабытая и многократно подвергавшаяся критике теория «европейского заимствования» получила новое развитие.

По существу, все попытки обнаружить корни китайской цивилизации в прямых заимствованиях из других, в основном западных, культур во многом связаны с распространением теории моноцентризма культурного развития человеческой цивилизации, гласившей, что человеческая культура имеет единую колыбель, и распространившейся в начале XX в. Эта теория остается крайне влиятельной, например, в палеоантропологии, где господствует идея о возникновении всего человечества на северо-востоке Африки.

Эта проблема выходит далеко за рамки собственно китайской цивилизации, однако, возможно, именно на примере Китая она проявляется особенно остро. Не сложно проследить связь между, скажем, египетской и греческой культурами, заимствования между Египтом и Месопотамией, однако Китай все же по-прежнему стоит особняком, представляя самобытность культурного и, как следствие, общецивилизационого развития. Это значит, что мы имеем абсолютно самостоятельную, «самозародившуюся» цивилизацию.

В свою очередь, цивилизация, некогда возникшая предположительно в долине Хуанхэ на территории современной провинции Хэнань, дала начало не только китайской культуре, но и всему цивилизационному многообразию Восточной и Юго-Восточной Азии, сформировав, таким образом, самостоятельный центр мировой культуры, логически противостоящий египетско-средиземноморскому центру как по культурным формам, так и по типу священного мироосмысления.

Первые поселения

Принято считать, что древний Китай эпохи неолита, а позже и бронзы распадался на два основных типа земледельческой культуры: культуру проса, царствовавшую на севере, и культуру риса, доминировавшую в южных районах Китая. По сути, это было две страны со своим типом хозяйствования, своим населением, различными языками. Активное взаимодействие между югом и севером началось лишь в эпоху позднего Чжоу, т. е. с VIII в. до н. э.; до этого регионы были обособлены, и не будет преувеличением сказать, что это были два разных типа цивилизаций.

Самое большое количество ранних поселений располагалось вдоль Хуанхэ. Эта территория была в равной степени и привлекательна своим плодородием, и опасна вечными разливами и нередким непостоянством погоды. Не только сегодня, но и в древности пространства Китая поражали разницей в климатических условиях. Вероятно, ни одна цивилизация в мире в древности не охватывала столь климатически и географически разнообразных районов. Полузасушливые территории на севере страны постепенно сменялись лессовыми почвами вдоль Хуанхэ, вполне пригодными для разведения проса. Дальше на юг зеленые горные террасы и влажный климат с многочисленными реками создавали идеальные условия для разведения риса, и даже сегодня здесь собирают по два-три урожая в год. Восток страны благодаря своему относительно мягкому, хотя далеко не безобидному климату всегда был заселен весьма плотно, в то время как в северных и западных районах, где горы соседствуют со степями и даже пустынями, плотность населения традиционно была невелика.

К периферии начинались засушливые, неплодородные земли. Дальше на север лежали территории, ставшие царством кочевников и многочисленных некитайских народов.

Равнинные и гористые местности Китая хранят в себе поразительную летопись древней и во многом загадочной истории, представленной многочисленными наскальными изображениями.

Собственно, в самом факте наскальной живописи нет ничего странного, удивительно другое — практически все важнейшие находки встречаются в тех местах, которые, как считается, были периферией китайской цивилизации: в южных провинциях Цинхай, Гуанси, Юньнань, Фуцзянь.

Огромное количество подобных находок обнаружено в Синьцзяне, в Нинся. И практически не встречается таких находок в междуречье Янцзы и Хуанхэ, где возникли первые китайские царства.

Возможно, ответ нам дают некоторые наскальные изображения, в частности обнаруженные в провинции Гуанси в южном Китае в долине реки Цзо-цзян. Среди многих рисунков выделяется один неизменно повторяющийся сюжет: фигура человека, вероятно вождя или лидера, с широко расставленными ногами и согнутыми и поднятыми на уровень головы руками. Таким образом, эта схематически изображенная фигура практически точно воспроизводит иероглиф «тпянъ» — Небо.

Точная датировка этих изображений неизвестна, но по самым приблизительным подсчетам они не относятся к некой «доисторической древности» и датируются, самое раннее, V–IV вв. до н. э., а верхний предел приходится вообще на династию Западная Хань (25-220), когда в Китае уже существовало развитое государство. С изображением странного существа с большой головой нам еще придется столкнуться, оно стало расхожим сюжетом на бронзовой утвари II–I тыс. до н. э., здесь же мы лишь заметим, что скорее всего под большеголовым существом подразумевался шаман в маске на голове, перевоплотившийся в этот момент в духа.

Кто оставлял эти рисунки? К какой народности относились их авторы? Ответ на этот вопрос непосредственно зависит от датировки, а она, как известно, может быть весьма относительной, учитывая порою крайне сильные погрешности в радиоуглеродном методе. Например, если датировку изображений в Гуанси признать верной и относящейся к эпохе Хань, то есть к III в. до н. э. — III в. н. э., то в этот период здесь жили народности, которых называли Сива, Лоъе, Уху и Ли, причем первые два народа, как считается, близки к современной народности Чжуани, которые стали так именоваться приблизительно лишь с X в.¹⁰

Примечательно, что ни те, ни другие не относятся к ханьцам — наиболее многочисленному этносу, который, предположительно, и дал начало самой ранней цивилизации в долине Хуанхэ.

Скорее всего, исток той цивилизации, которую сегодня мы обобщенно именуем китайской, следует искать целиком или частично на территории современной провинции Хэнань, в долине реки Хуанхэ — «Желтой реки», получившей такое название за свой действительно темно-желтый цвет благодаря взвеси песка в воде и лессовым почвам, через которые пролегает ее русло. Хуанхэ как даровала жизнь, так и представляла постоянную опасность: неустойчивое к размывам лессовое плато не могло сдержать русло реки, и в течение тысячелетий Хуанхэ сотни раз меняла свое русло, которое перемещалось на десятки километров в сторону, разрушая годами строившиеся плотины и смывая постройки вместе с их жителями.

Совместное управление водой становилось насущной проблемой ранних поселений Китая. Такой тип цивилизаций известный ученый Карл Витфогель очень точно именовал «гидравлическими цивилизациями», полностью зависящими от умения населения разработать все жизненные и сельскохозяйственные циклы в соответствии с разливами и изменениями русла Хуанхэ¹¹. Одновременно необходимость строительства больших дамб, дабы обуздать воды «Желтой реки», заставляла людей собираться вместе и выполнять совместные общественные работы — так возникали ранние относительно крупные поселения. Раннее население Китая жило вдоль рек, занималось собирательством и пойменным земледелием, выращивало рис.

Несмотря на то что именно территорию современной провинции Хэнань традиционно называют в качестве колыбели китайской цивилизации, в реальности трудно точно определить абсолютную автохтонность местных поселений.

К какому времени относятся наиболее ранние поселения на территории Китая?

Здесь следует сделать краткое отступление, которое в какой-то мере должно пролить свет на споры по поводу «глубины» китайской древности. Споры о том, на сколько вглубь веков уходит китайская цивилизация, не прекращаются ни на день, а датировки одного и того же артефакта могут меняться порой разительным образом, отодвигая всю культуру, связанную с ним, на тысячи лет назад.

_{… скан рисунка очень плохого качества…}

_{Илл. 14. Группа людей в широких одеждах. Характерно уподобление тел людей форме рыбы, которое будет затем неоднократно повторяться в позднем неолите. Пещерный комплекс Цанюанъ, провинция Юньнань}

Существуют две сложности, связанные с определением «начала китайской цивилизации». Первая имеет отношение к датировке остатков, поскольку разные методы и оценки могут дать и разную историческую глубину, порою отличающуюся на тысячелетия и, естественно, меняющую всю хронологическую шкалу истории. Вторая возвращает нас к многолетнему спору о том, какие признаки можно считать началом цивилизации и что может служить демаркационной линией между «дикими» первобытными поселениями и формированием цивилизационной среды. Чаще всего к ключевым признакам возникновения цивилизации относят возникновение городов с крепостными стенами или валами, строительство больших сооружений, в том числе храмов, наличие явного лидерства и разделение труда. Далеко не всегда эти признаки в мировой истории могут встречаться одномоментно, а некоторые вообще могут отсутствовать. Например, критская цивилизация никогда не строила крепостных стен. Мы же для себя здесь выделим на наш взгляд ключевой признак становления цивилизации — возникновение осознания «многослойности» мира, и прежде всего обитаемого мира мертвых, вера в наличие невидимых, но, тем не менее, действенных сил, влияющих на жизнь человека, в частности, воздействия духов предков и т. д.

Именно это показывает, что человек начинает осознавать, что он не равен лишь физической оболочке, в которую обряжена его душа. И, чтобы «обслужить» этот духовный мир, он и начинает создавать культуру и цивилизацию, выделяет класс специальных жрецов или шаманов, постепенно становящихся административными лидерами, строит алтари и дворцы. Он отделяет свое духовное пространство от «не своего», духов-защитников — от вредоносных духов и окружает это «свое» пространство крепостной стеной городов.

Возникновение этого духовного измерения жизни можно проследить, прежде всего, в символике росписей на керамике, а позже и на бронзовых изделиях. Мы не всегда можем восстановить суть этих представлений, но можем определенно сказать, что возникло само осознание духовного пространства существования, вокруг которого и строится материальная жизнь. Немалый материал для изучения этого факта дают погребения, причем не столько содержание погребальной утвари, сколько само возникновение систематического захоранивания людей в соответствии с каким-то ритуалом, а не простого оставления их тел на съедение животным.

В этом смысле китайская цивилизация началась весьма рано, расписная керамика с символическими мотивами духовного мира встречается уже в VI тыс. до н. э., хотя смысл мотивов остается во многом неясным.

Другую сложность представляет датировка находок. Весьма показателен пример с датировками неолитической культуры Яншао — как сегодня считается, одной из древнейших на территории Китая. Первоначально ее первооткрыватель И. Андерсон отнес ее к 3200–2900 гг. до н. э., затем он и его китайские коллеги, в частности выдающийся китайский археолог Пэй Вэньчжун, сочли эти даты слишком «древними» и омолодили Яншао на тысячелетие, указав на 2200–1720 гг.¹²

Однако датировка методами радиоуглеродного анализа определила совсем иную нижнюю дату — первая половина V тыс. до н. э. Помимо этого уже позже на территории Хэнани были обнаружены стоянки, также относящиеся к Яншао и датируемые VI–V тыс. до н. э. Таким образом, эту границу и можно считать началом цивилизации на территории Китая, хотя особенности культуры и этнического состава поселенцев того времени не поддаются точной идентификации.

Первые поселения же возникли раньше этой предполагаемой даты «начала цивилизации». В период X–V тыс. до н. э. на территории Китая возникают первые стоянки. Их останки обнаружены в скальных гротах провинций Гуань-си, Гуандуне и Цзянси. В этих поселениях обитали собиратели, рыболовы и охотники, которые изготавливали уже керамические изделия, характеризующиеся «веревочным рисунком» — узором, напоминающим переплетенную веревку.

С севера на юг?

Традиционно принято считать, что культурные веяния распространялись в Китае с севера на юг, и цивилизация, некогда возникшая и оперившаяся в районе Хуанхэ, постепенно распространяла свое влияние на юг. Строго говоря, такая концепция родилась под воздействием традиционного китайского взгляда о доминировании северной культуры над «южными варварами» и не подтверждается археологическими находками. Более того, в середине 70-х — 80-е гг. XX в. на юге Китая были обнаружены стоянки, датируемые 6000–4770 гг. до н. э., в частости, Пэнтоушань в провинции Хунань и Хэмуду в провинции Чжэцзян.

В районе Ханчжоуского залива в провинции Чжэцзян в период 5000–1770 гг. до н. э. возникает одно из самых древних неолитических поселений, получившее свое имя, как это принято, по названию ближайшей деревушки — Хэмуду. Стоянка Хэмуду была обнаружена в 1973 г., а в 1978 г. после окончания раскопок стало ясно, что здесь был центр одной из самых развитых культур юга Китая. По ряду предположений, обитатели Хэмуду были связаны с ранним поселением тихоокеанских островов¹³. Многочисленные дома, построенные вдоль берега озера на сваях, абсолютно отличались от наземных жилищ, которые возводились на севере Китая. Останки, найденные в этих районах, свидетельствуют, что здесь существовала вполне развитая цивилизация, базировавшаяся на выращивании риса на заливных террасах. В качестве мотыг для обработки земли использовались лопаточные кости животных. Очевидно, что они использовали в пищу свиней и некоторых других животных, хотя именно рис составлял основу их рациона. Именно здесь, предположительно, и располагался древнейший центр культивирования риса в Азии. Местные жители одомашнили собаку, дикого кабана и буйволов, а территории вокруг поселения кишели обезьянами, носорогами, слонами и медведями, в реках было полно водных черепах, змей и самых разнообразных рыб.

Жители Хэмуду тысячи лет назад активно использовали глиняную посуду, богато расписанную изображениями птиц, свиней или диких кабанов, составлявшими часть охотничьей магии.

Несложно заметить, что на территории Китая сложилось несколько палеолитических и неолитических культур, причем их преемственность не всегда очевидна — вполне возможно, что параллельно существовало несколько первоначально не связанных между собой племен, часть из которых наследовала друг другу, часть развивалась автохтонно. Культуры развивались вдоль рек, поэтому их удобно классифицировать по течениям рек, хотя точные границы культуры установить чаще всего довольно затруднительно. Древнейшей культурой, относящейся к периоду раннего неолита, является Эрлиган, которая возникла в среднем течении Хуанхэ. Наиболее яркими средненеолитическими культурами являлись в верхнем течении Хуанхэ культуры Мацзяяо, в нижнем течении Хуанхэ — Давэнькоу, в нижнем течении Янцзы — Цинляньган, а в среднем течении — Цюйцзялин. Крупнейшая сред-ненеолитическая культура Яншао охватывала верхнее и среднее течение Хуанхэ.

В эпоху позднего неолита, граничащего с возникновением первых прото-государств, в верхнем течении Хуанхэ распространяется культура Баныыань и Цицзя, мощная культура Луншань царствовала в среднем и нижнем течении Хуанхэ, доходя до среднего течения Янцзы, а в нижнем течении Янцзы образовалась культура Лянчжу. Заметим, что временные границы этих культур довольно размыты и по многим параметрам точно не ясны вплоть до настоящего времени.

Очевидно, что на территории современного Китая практически параллельно возникает несколько поселений, часть которых первоначально была не связана между собой, другая же часть представляла собой единый культурный комплекс.

Крупнейшие неолитические культуры располагались в основном вдоль верхнего течения Хуанхэ, а также распространялись до территории провинций Ганьсу и Циньхай, в частности включали равнинные местности северной Ганьсу, а также предгорья Ганьсу на востоке, северную часть Ганьсу, юг Нин-ся, а также северную часть провинции Сычуань. Здесь приблизительно в 3300–3050 гг. до н. э. возникли культуры Мацзяяо, Баньшань, Мачан, которые, как предполагается, представляли собой последовательные фазы развития единой цивилизации. Неолитическая культура Мацзяяо отличалась прекрасно изгоговленной глиняной утварью с черным спиралевидным или линейным орнаментом с некоторым вкраплением красных линий.

На центральной равнине располагалась и одна из самых развитых неолитических культур — Яншао (5000–3000 гг. до н. э.), протянувшаяся вдоль Хуанхэ, рек Вэйхэ и Лохэ. Примечательно, что культура Яншао развивалась именно на той территории, которая сегодня ограничена Великой китайской стеной, доходя на юге до северо-восточной части провинции Хубэй, на востоке до провинций Циньхай и Ганьсу, на западе — до западной части Хэ-нани.

Заключительный этап развития культуры Яншао совпадает (или переходит?) со второй стадией развития культуры Мяодигоу. Вероятно, к концу неолита из Мяодигоу берет свое начало культура Луншань (2500–1900 гг. до н. э.), известная тем, что в утвари использовалась уже не только керамика, но и бронза.

Связь между различными культурами Китая в эпоху раннего неолита далеко не очевидна, и порою складывается впечатление, что на территории Китая существовали десятки независимых культур, объединявшие тысячи поселений людей с разными культурными и, вероятно, языковыми традициями. В частности, не очень ясен «мост» между культурами северного и центрального Китая, с одной стороны, и культурами юга Китая и вдоль Янцзы — с другой. Даже две самые крупные культуры — древняя Яншао и последовавшая за ней Луншань — не только не во всех регионах могут считаться преемницами, но в некоторых случаях существовали параллельно на одном временном отрезке. Разумеется, одна культура не заменяет собой друг ее и занимая все пространство, поэтому «чистой» смены культур мы не можем наблюдать нигде.

Тем не менее, длительное сосуществование на территории Центральной равнины разных поселений с разными типами керамики, ритуалов и погребальных обрядов может пониматься лишь как параллельное развитие нескольких типов культур и, вероятно, цивилизаций.

_{… скан рисунка очень плохого качества…}

_{Илл. 15. Фигура человека в головном уборе из перьев. Пещерный комплекс Цанюанъ, провинция Юньнань}

Тем не менее, частично преемственность культур прослеживается на восточном побережье Китая.

На территории Шаньдуна в 1959 г. была открыта культура Давэнькоу (4500–2500 гг. до н. э.), которая распространялась и на часть соседних провинций, в Аньхое, Цзянсу и Хэнани. Культура Давэнькоу принадлежит к группе культур, которые развивались в глубокой древности в нижнем течении Хуанхэ и к северу от Янцзы. Эта культура предположительно и служила связующим звеном между северными и южными центрами развития Китая. Жители Давэнькоу изготавливали расписные кувшины, что сближает их с культурой Яншао. На сосудах можно встретить символические рисунки птиц, нередких в южных культурах Китая, которые, скорее всего, понимались как перевозчики душ в царство мертвых. Вместе с этим, здесь же обнаружены многочисленные глиняные треножники, некоторые — весьма сложной формы, а это, в свою очередь, говорит о возможных контактах с культурой Луншань. Так же как и в Луншань, многие сосуды, очевидно, уже не предназначались для жидкостей: они были не только тонкостенными, но содержали многочисленные отверстия, и ажурные вазы и кубки могут соперничать по своей утонченности с произведениями значительно более поздних эпох. И все же это не были именно «произведения искусства» — они не изготавливались ни ради красоты, ни ради искусства как проявления человеческого мастерства.

Давэнькоу стал известен также своими захоронениями, явно демонстрирующими наличие стратификации общества. Так, в одних могилах обнаружены останки жертвенных свиней, нефритовые украшения, панцири черепах, рога животных и слоновая кость, в других же захоронениях подобные предметы отсутствуют. И все же не стоит делать однозначного вывода о наличии именно классового расслоения: богатая погребальная утварь, скорее всего, свидетельствует о том, что в погребении помещалось тело того, кто мог управлять духовными силами, — шамана, медиума или жреца. Свинья, в частности, всегда ассоциировалась с путешествием в загробный мир, и эта традиция сохранилась и в более поздние эпохи.

Региональные различия в культуре поселений эпохи неолита были очевидны, что и позволяет говорить о нескольких центрах становления древней китайской цивилизации, развивавшихся одновременно. Трудно с уверенностью сказать, что именно Яншао явилось центром распространения культурных достижений, сакральных представлений и форм общения между земным и потусторонним. Различия в региональных культурах были порою весьма велики. Во многом эти различия обуславливались и условиями жизни, которые, в частности на северо-западе Китая, в районе Мацзяяо, приводили к развитию в основном пастушьего хозяйства, а не культивирования сельскохозяйственных культур, как это было в центральном Китае. В конечном счете, это и повлияло на формирование кочевых и полукочевых племен в этих районах, игравших важную роль по северным рубежам Поднебесной.¹⁴

Существовали и заметные различия в духовных представлениях. Так, Восточный Китай адаптировал многочисленные новые формы выражения духовных представлений, которые носили в основном строго кодифицированный характер.

Западный Китай, представленный, в частности, культурой Мацзяяо, долгое время продолжал традицию расписной утвари, которая постепенно сходила на нет с развитием бронзовых изделий.

Яншао: единый центр китайской культуры?

В течение долгого времени археологи начинали рассказ о китайской древности именно с культуры Яншао, подарившей миру сотни стоянок и характеризовавшейся разнообразной расписной керамикой с весьма сложными узорами. Культура раннего Яншао датируется 4800–3600 гг. до н. э., и хотя предполагалось, что могут встречаться и более ранние стоянки, очевидных находок долгое время обнаружено не было. Культура Яншао, раскинувшаяся на территории провинций Шаньси и Хэнань, представляла собой уже довольно развитый период жизни общества, которое обладало разработанными ритуалами, познаниями о мире духов и путешествиях в мир мертвых, могло производить сложную керамику, хотя и без использования гончарного круга. Поразительным образом это частично подтверждало предположения о «привнесенном» характере китайской культуры, поскольку предыстория Яншао и духовных представлений ее жителей не прослеживалась. Лишь в 1976 г. при раскопках в Цышане в провинции Хэнань, а затем в Пэйлигане в соседней провинции Хэбэй были обнаружены стоянки, относящиеся к культуре 5500–4900 гг. до н. э. Таким образом стало ясно, что отсчет культуры на территории Китая начинается по крайней мере с VI тыс. до н. э.

Древние люди селились в основном вдоль Хуанхэ, создав особую «культуру проса», семена которого были найдены на древних стоянках. Просо жали при помощи зазубренных серпов, мололи ножными жерновами, а затем складировали в особые хранилища прямо рядом с домом.

Сами дома представляли собой полуподземные жилища, и эта традиция сохранилась на протяжении последующих двух тысячелетий. Уже тогда жители Цышаня и Пэйлигана использовали в хозяйстве свинью и собаку, причем разведение свиней стало характерной чертой всей цивилизации северного Китая. Здесь же, предположительно впервые в мире, были одомашнена и курица. В сущности, в Хэнани располагался один из центров становления китайской цивилизации, однако он предстает перед нами уже в сравнительно развитом виде, учитывая уровень ведения хозяйства. Это не исключает возможности существования иных центров, в том числе и вне русла, Хуанхэ, откуда были привнесены многие хозяйственные инновации.

Истоки стремительного роста китайской цивилизации лежат в раннем неолите, и там же начинается ритуальная культура, отголоски которой сохранились даже в период раннего средневековья.

Яншао становится хотя и далеко не единственной, ранненеолитической культурой Китая. Как уже упоминалось, впервые Яншао (5000–3000 гг. до н. э. или 4500–2500 гг. до н. э.), обычно именуемая по одной из своих самых характерных черт «культурой расписной керамики», была идентифицирована шведским археологом И. Андерсоном в начале 20-х гг. XX столетия на территории провинции Хэнань — в узде Мяньчи в деревне Яншао, откуда и получила свое название. По своему масштабу эта культура выходила далеко за рамки одной деревни и охватывала целый комплекс поселений.

В сущности, Яншао является не отдельной стоянкой или просто культурой, но обширным комплексом культур, охватывающим несколько сот стоянок и центров по среднему течению Хуанхэ. Часть из них имела свою культурную и региональную специфику, распространяясь до территорий современных провинций Ляонин и Ганьсу. И, несмотря на эту специфику, подавляющее большинство центров культуры Яншао имели одинаковые формы организации хозяйства и изготавливали схожую расписную керамику.

Сам факт обнаружения одной из самых ранних неолитических культур именно на Хуанхэ, казалось бы, подтверждал теоретически вычисленный факт, что китайская цивилизация самостоятельно развивалась вдоль русла рек и прежде всего Хуанхэ. Этой версии придерживались и сегодня активно придерживаются подавляющее большинство китайских ученых. Сам же Андерсон первоначально предположил «пришлый» характер яншаоской культуры, обнаружив связь расписной керамики со схожими изделиями с Сицилии, из Три-полья (Украина), Херонеи (Греции), Суз (Иран) и других неолитических стоянок, сочтя, что через Центральную Азию эта культура была принесена в Китай извне.¹⁵

Культура расписной керамики Яншао встречается практически по всей провинции Хэнань вдоль верхнего и среднего течения Хуанхэ, хотя и имеет определенные локальные различия. Другая стоянка, Баньпо, открытая в 1954 г., располагается недалеко от Сиани и датируется на основе методов радиоуглеродного анализа 5000–4500 гг. до н. э. Еще одна стоянку, обнаруженную в конце 70-х гг., Цышань-Пэйлиган в Хэнани, датируют 6000–5700 гг. до н. э. и также нередко относят к культуре Яншао, хотя этот факт далеко не очевиден.

Целый ряд артефактов, принадлежащих к так называемой культуре Ляогуан-тай, обнаружен в уезде Хуасянь провинции Шэньси в долине реки Вэйхэ. Обе культуры — Баньпо и Ляогунтай — обнаруживают целый ряд общих черт со сред-ненеолитической культурой Яншао, особенно в формах керамических изделий.

Поселения древних жителей Китая в основном строились на террасах в непосредственной близости от воды, что обуславливало, в свою очередь, особенности ведения хозяйства, основанного на рыбной ловле и выращивании проса. Яншаосцы одомашнили собаку и свинью, охота же не играла сколь-нибудь заметной роли в их жизни, поэтому охотничья магия — столь частая черта многих первобытных обществ — была либо малоразвита, либо отсутствовала вовсе, и центральное место уже в тот момент занимало установление связей с духами усопших предков. Ранние яншаосцы жили в небольших поселениях, обнесенных по окружности земляным валом. Дома, часть из которых представляла собой полуподземные жилища, также выстраивались в виде концентрических кругов. В центре располагался большой дом, скорее всего являвшийся и алтарем. Такую картину древнего поселения удалось реконструировать на основе раскопок неолитического поселения Баньпо неподалеку от города Сиани в Шэньси, которое было обнаружено в 1954-57 гг. Деревня Баньпо относится к раннему периоду Яншао (4800–3600 гг. до н. э.). Первоначально предполагалось, что Баньпо имело характер просто небольшого неолитического поселения, однако возобновившиеся в 70-х гг. раскопки показали, что влияние Баньпо было значительно шире, чем представлялось ранее. Так, в провинции Хэнань в Дахэцуне (3000 г. до н. э.) дома, в отличие от яншаоских полуподземных жилищ, строились на горных террасах.

Моноцентричность или полицентричность?

Постепенно многочисленные открытия в разных районах Китая все больше и больше демонстрировали, что, в опровержение более ранних предположений и даже утверждений древних китайских хроник, на территории Центральной равнины и на юге Китая параллельно развивалось несколько крупнейших центров культуры. Более того, с абсолютной очевидностью нельзя утверждать ни то, что хотя бы один из этих центров, например Баньпо, был главенствующим, ни то, что жители этих центров действительно принадлежали к одному этносу или говорили на одном языке. Скорее всего, как раз этнического и культурного единства в тот момент не существовало, хотя между центрами постепенно налаживался обмен технологиями и, по-видимому, сакральными представлениями, отразившимися в одинаковых формах расписной керамики.

В частности, на территории Китая образуется еще один культурный центр, также характеризующийся различными формами расписной керамики. Он располагался на территориях Ганьсу и Синьцзяна. Открытия, сделанные в 1957 г. на стоянке Мацзяяо-Вацзяпин в местечке Линьтао в провинции Ганьсу, а также в Баньшань-Мачан, датируются сегодня III–II тыс. до н. э. и обнаруживают определенное запаздывание по сравнению с более ранней культурой Яншао. Таким образом, концепция «центральноазиатского моста», через который шла на территорию Китая культура расписной керамики, не подтвердилась, хотя также не очевидно, что стоянки в Ганьсу и Синьцзяне непосредственно связаны с центральнокитайской культурой Яншао: здесь схожесть форм и росписей может оказать дурную услугу.

К тому же следует учитывать, что культура расписной керамики в Центральном Китае пришла в упадок, сменившись относительно примитивной культурой Луншань, в то время как культура в районе Ганьсу продолжала процветать. Роскошные расписные кувшины можно было встретить здесь вплоть до периода Чжаньго (Воюющих царств, 475–331 гг. до н. э.). Расписные каменные изделия из Синьцзяна представляли собой образцы не только высокой технологи, но, прежде всего, утонченного взгляда на саму природу, где грубость камня и бесформенность куска глины подчинялись человеческому желанию привнести культурное начало в природный хаос. Эти изделия стали распространяться в Ганьсу, Циньхае, Нинся, Внутренней Монголии и по северо-востоку Китая. К началу I тыс. до н. э. Синьцзян становится территорией с развитым сельским хозяйством и животноводством, хотя он заметно отставал от центральнокитайских районов.

Еще один центр, очевидно независимый от культуры Яншао, активно развивался в 3800–2700 гг. до н. э. на территории Внутренней Монголии и Ляонина. В 1938 г. японская экспедиция открыла стоянку, которая получила название Хуншань — «Красная гора», однако уникальность этой находки тогда не была оценена, к тому же на территории Китая разворачивалась японо-китайская война. Уже позже стало ясно, что обнаружена уникальная культура, характерной чертой которой стала обработка яшмы и изготовление ритуальных предметов из этого камня. Чаще всего эти предметы представляли собой подвески в виде небольших завитков или спиралек. Форма подвесок не дает возможности однозначно определить, что они могли означать, но так или иначе они были связаны с переправлением души в царство мертвых, поскольку эти подвески клались на грудь усопшему. В них можно увидеть и голову черепахи, и крыло с перьями, и некое подобие дракона или головы лошади.

Илл. 16. Глиняная маска женского духа. IV тыс. до н. э. Нюхэлянь, провинция Ляонин

И здесь же, в культуре Хуншань, начинают появляться первые маски, игравшие в дальнейшем на протяжении столетий важнейшую роль в ритуальной жизни Китая. Одни из первых масок были обнаружены в Ляонине, на стоянке Нюхэлянь. Маски изготавливались из необожженной глины и имели весьма характерные черты, сочетавшие вполне человеческий облик с явно фантасмагоричными мотивами: глубоко запавшие большие глаза, растянутый рот, оттопыренные уши. Эта маска была идентифицирована как женское божество, хотя, разумеется, прямых подтверждений этому нет. Примечательно другое — эта маска имеет определенный исторический контекст: изображения подобных существ можно встретить на ранних наскальных росписях в Хуншань, значит, люди этих мест уже в течение тысячелетий имели представления о каких-то полулюдях-полудухах.

И здесь же в начале IV тыс. до н. э., очевидно, кипела разнообразная ритуальная деятельность.