ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ФРАНЦУЗСКОМУ ИЗДАНИЮ

ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ФРАНЦУЗСКОМУ ИЗДАНИЮ

Мне доставляет удовольствие несколькими словами предварить второе, упрощенное, но вполне адекватное издание «Цивилизации классической Европы», возвращающее актуальность книге, к которой я по-прежнему привязан.

Я написал ее на одном дыхании в первой половине лета 1965 года, уединившись в большом доме на узкой улице Корделье с не покидающими мое сознание мыслями о сыне Марке. За год до того источенный неумолимой болезнью Марк устремился в последний путь к мучительной агонии, которая завершилась смертью в ночь с 19 на 20 декабря 1964 года. Ему, отсутствующему, но вечно живому, в неистребимом уповании были посвящены эти пронизанные горечью воспоминаний страницы.

В 1965 году меня занимал обычный университетский учебный процесс. С 1960 года я целиком посвятил себя почти исключительно моим студентам в Кане. Не забуду помощь Пьера Губера, который соблаговолил проконсультировать меня об опыте издания своей фантастической «Бовези». Благодаря ему (ему и первым историкам-демографам, которых готовил Луи Анри) и переквалифицировался специалист по испанской Америке, пораженный открытием латиноамериканской части христианского мира не меньше Бернардино из Саагюна, узревшего науатльские плато Анауака.

Эта книга с сюрпризом. Ибо здесь в общую историю включены два необычных компонента. Во-первых, историческая демография. Столь бесспорный специалист, как Жак Дюпакье, утверждает, что «Классическая Европа» — событие в истории данной дисциплины. Лестное для меня суждение оставляю на его совести. Во-вторых, но быть может, в большей степени, история науки. Достаточно поместить в центр всего исторического дискурса то, что действительно является сердцевиной духовных исканий и нашего овладения природой. Да, природа вполне поддается описанию геометрический языком, правда, за счет определенного обеднения, степень которого мы сегодня понимаем лучше и без которого мы никогда не ступили бы на Луну и не завели бы в кармане жилета электронный калькулятор. В скромной истории нашей дисциплины «Классическая Европа» — это действительно включение демографии и истории точных наук в традиционную, несмотря ни на что, структуру исторической памяти Запада, безусловно входящего в единое целое с иными мирами, открытыми им веком ранее.

В свое время такой подход был новаторством. Я делал это без колебаний и угрызений, с озорной и ненасытной страстью первооткрывателя, не заботясь о нюансах. Осознание последнего пришло ко мне позже, забрезжило в «Европе эпохи Просвещения», которую я старался полюбить, тогда как «Эпохе классической» (вернее было бы назвать ее барочной) я отдался безудержно, в спонтанном порыве.

Обязательно обратитесь к «Населению Парижского бассейна» (ENESS, 1979) и «Исторической демографии» (PUF, 1984) Жака Дюпакье, бесподобному «Руану в XVII–XVIII вв.» (SEDES, 1983) Жан-Пьера Барде и «Бордо» Жан-Пьера Пусу (ENESS, 1983,651 р.).

Вам придется приложить к перечисленному монументальное творение Фернана Броделя «Материальная цивилизация, экономика и капитализм» (A. Colin, 3 vol., 1978; рус. изд. Прогресс, 1992), труд Эмманюэля Ле Руа Ладюри, о котором я много говорил в книге «За историю» (Perrin, 1984), всю литературу о смерти, это достижение 1970-х годов: Филипп Арьес и Мишель Вовель, «Человек и смерть» (Le Senil, 1977), «Смерть и Запад» (NRF, 1983) и мой вклад в эту тему «Смерть в Париже» (Fayard, 1978). Что касается истории культуры — все, что собрал Анри-Жан Мартен: «История французских издательств» (Promodis, 1983) — с помощью Роже Шартье. Сегодня видно, что читать и писать об этом гораздо труднее, чем это представлялось в 1965 году.

Между тем не произошло ничего сверхординарного, что опровергло бы наши знания об этом недавнем прошлом. «Классическая Европа» не так уж устарела. Можно ее дополнять, но на сегодня у меня нет оснований для пересмотра написанного в свое время. Вполне оценив и взвесив все, я не испытываю ни малейшего стыда за свой текст 1965 года, в чем и расписываюсь.

Пьер Шоню