Дневник Мины Гаркер
Дневник Мины Гаркер
6 ноября. День уже клонился к вечеру, когда мы с профессором отправились на восток навстречу Джонатану. Мы брели медленно, хотя дорога шла круто под гору, сгибаясь под тяжестью одеял и теплых вещей — без них невозможно было обойтись в такой холод и снег. Пришлось также взять и провизию — мы были в полном одиночестве; в окружавшей нас снежной мгле — никаких признаков жилья.
Пройдя около мили, я устала и села отдохнуть. Оглянувшись, увидела на фоне неба четкий силуэт замка Дракулы, венчающего вершину того утеса, у подножия которого мы находились — отсюда открывался чудесный вид на Карпатские горы, расположенные, как казалось, гораздо ниже. Замок предстал перед нами во всем своем величии, на краю пропасти, отделявшей его со всех сторон от соседней крутой горы. Местность была дикой и таинственной. Вдали слышался вой волков — приглушенный пеленой снегопада, он, несмотря на отдаленность, не мог не вызывать страх. Судя по тому, как профессор Ван Хелсинг осматривал окрестности, я поняла, что он ищет безопасное место, куда мы могли бы укрыться в случае нападения. Каменистая, слегка припорошенная снегом дорога по-прежнему вела вниз.
Вскоре профессор позвал меня. Он нашел замечательное место, нечто вроде естественной пещеры в скале. Ван Хелсинг взял меня за руку и ввел внутрь.
— Здесь вы будете в безопасности, а если нагрянут волки, я разделаюсь с ними по очереди.
Он принес наши меховые одеяла, приготовил уютное ложе для меня и, достав еду, стал уговаривать меня поесть.
Но я не могла проглотить ни кусочка, и, как мне ни хотелось сделать ему приятное, мне не удалось себя пересилить. Профессор расстроился, но ничего не сказал. Вытащив из сумки бинокль, он поднялся на ближайший валун и стал обозревать округу.
— Посмотрите! Мадам Мина, скорее! Взгляните!
Я быстро поднялась к нему; он дал мне бинокль и показал, куда смотреть. Неистово кружился густой снег, дул сильный ветер. Однако временами снегопад стихал, и тогда можно было разглядеть окрестности. С высоты даже сквозь снежную пелену угадывалась извивающаяся черная лента реки, а навстречу нам, уже совсем рядом — я удивилась, как это мы не заметили их раньше, — мчалась группа всадников. Они окружали арбу, которая, виляя, как собачий хвост, неслась по неровной дороге. Фигуры всадников четко вырисовывались на снежном фоне, и, судя по одежде, это были крестьяне или цыгане.
На повозке лежал большой прямоугольный ящик. Сердце у меня ёкнуло — я почувствовала приближение развязки. Наступал вечер, и я прекрасно понимала, что существо, находившееся в ящике, на закате обретет свободу и, приняв один из своих многочисленных обликов, вновь ускользнет от нас.
В тревоге я повернулась к профессору — к моему изумлению, его рядом не оказалось. Он был уже внизу — чертил вокруг скалы защитный круг. Вернувшись ко мне, он сказал:
— По крайней мере так вы будете защищены от него!
Ван Хелсинг взял у меня бинокль, тут как раз снегопад на время прекратился, и все стало ясно видно.
— Обратите внимание, как они гонят лошадей, скачут во весь дух. — Помолчав, он глухо добавил: — Хотят успеть до захода солнца. Мы можем опоздать. Да поможет нам Бог!
Снова пошел густой снег и скрыл все из виду. Но скоро прекратился, и Ван Хелсинг опять припал к биноклю.
— Смотрите! Скорее! Скорее! — вдруг закричал он. — С юга скачут два всадника. Это, наверное, Квинси и Джон. Возьмите бинокль! Взгляните, пока не запорошило снегом.
Я посмотрела в бинокль. Всадниками, вероятно, были доктор Сьюворд и мистер Моррис. Во всяком случае, не Джонатан. Оглядевшись, я увидела к северу от них еще двух всадников, мчавшихся во весь опор, и сразу почувствовала, что один из них — Джонатан, а другой, конечно, лорд Годалминг. Они тоже преследовали повозку. Когда я сказала об этом профессору, он от радости по-мальчишески вскрикнул и, внимательно следя за развитием событий, на всякий случай, пока вновь не повалил снег, приладил винчестер при входе в наше убежище.
— Они приближаются, — пояснил он. — Видимо, скоро придется столкнуться с цыганами, а их много.
Я приготовила свой револьвер — вой волков слышался все громче. После очередного снежного заряда, мы вновь приникли к биноклю. Невероятно: у нас тут шел снег, то и дело налетала метель, а там, дальше, ярко сияло солнце, клонившееся все ниже к вершинам дальних гор. Оглядывая окрестности в бинокль, я заметила на снегу движущиеся темные точки: волки — в одиночку, малыми и большими группками они, словно почуяв добычу, сбегались со всех сторон.
Минуты ожидания казались вечностью. Сильные порывы ветра вьюжными вихрями взметали снег, порой ничего не было видно даже в метре от нас, но иногда завывающий ветер разгонял метель, все прояснялось, и мы могли обозревать округу. Последнее время мы так часто наблюдали восход и заход солнца, что уже точно знали, когда и как это произойдет; вот и сейчас было ясно, что скоро оно зайдет. Трудно было поверить в то, что мы провели в нашем скалистом убежище менее часа.
Меж тем всадники значительно приблизились. Подул северный ветер — сильный и устойчивый, он разогнал мрачные тучи, и снег, если и шел, то редкий. Теперь мы могли беспрепятственно обозревать всю панораму. Преследуемые, казалось, не замечали погони или не обращали на нее никакого внимания, однако, когда солнце спустилось еще ниже к вершинам гор, они стали, как бешеные, нахлестывать лошадей.
Расстояние сокращалось. Мы с профессором, держа наготове оружие, затаились за нашим валуном. Я видела, что Ван Хелсинг собран и сосредоточен, полон решимости не пропустить цыган.
Вдруг два голоса прокричали по-немецки:
— Стой!
Один — голос моего Джонатана, крайне взволнованный; другой — мистера Морриса, прозвучавший спокойно и решительно, как приказ. Цыгане, вполне вероятно, не знали немецкого, но тон, который они не могли не расслышать, исключал всякие сомнения относительно его смысла. Они невольно притормозили, и тут же их нагнали с одной стороны лорд Годалминг и Джонатан, с другой — доктор Сьюворд и мистер Моррис.
Вожак цыган, смуглый красавец, сидевший в седле как влитой — настоящий кентавр! — резким голосом приказал своим товарищам не останавливаться. Они хлестнули лошадей, и те рванулись вперед; тогда наши мужчины вскинули винчестеры. В то же мгновение профессор Ван Хелсинг и я поднялись из-за камня, направив на бродяг свое оружие. Видя, что они окружены, цыгане натянули поводья и остановились. Вожак сказал им что-то, и они, вынув ножи и пистолеты, приготовились к нападению.
Вперед выехал вожак и, указав сначала на заходящее солнце, потом — на замок, что-то сказал, я не разобрала, что именно. Тогда четверо наших мужчин, быстро спешившись, бросились к повозке. Наверное, мне следовало бы испугаться, ведь Джонатан подвергался такой опасности, но азарт схватки, видимо, подействовал и на меня, так как я испытывала не страх, а лишь неистовое, непреодолимое желание что-то сделать.
Цыганский вожак отдал какое-то приказание, которое его люди с необычайным усердием бросились, толкая друг друга, исполнять, — мгновенно окружили арбу. Я видела, что Джонатан с одной стороны, а Квинси — с другой пытаются прорваться сквозь живое кольцо; они явно стремились закончить дело до захода солнца. Казалось, ничто не могло остановить их — ни наведенные на них пистолеты, ни сверкающие ножи, ни вой волков позади, как будто рассчитанный на то, чтобы отвлечь их внимание. Стремительность и безоглядная решимость Джонатана, похоже, вызвали благоговейный страх у цыган, они невольно пропустили его.
Он тут же вскочил на арбу и с невероятной, неведомо откуда взявшейся силой поднял огромный ящик и швырнул его на землю. Тем временем мистеру Моррису пришлось силой пробиваться сквозь кольцо цыган. Я, затаив дыхание, следила за Джонатаном, не упуская из виду и мистера Морриса, который отчаянно рвался вперед, пока кто-то из цыган не нанес ему ножевой удар. Продолжая ловко отбиваться своим длинным охотничьим ножом — мне даже показалось, что он вышел из схватки целым и невредимым, — мистер Моррис приблизился к Джонатану, который уже соскочил с арбы, и тут только я увидела, что он прижимает левую руку к боку и кровь струится у него между пальцев. Однако, несмотря на рану, он бросился на помощь Джонатану. Тот отчаянно пытался своим гуркхским кинжалом приподнять крышку ящика с одной стороны, а мистер Моррис охотничьим ножом делал то же самое с другой. Наконец гвозди со скрипом поддались, и крышка была сорвана…
К этому моменту цыгане под прицелом винчестеров лорда Годалминга и доктора Сьюворда прекратили сопротивление. Солнце уже почти касалось горных вершин, тени людей четко вырисовывались на снегу. Я увидела полуприсыпанного землей графа, лежавшего в треснувшем при падении с арбы ящике. На его восковом, мертвенно-бледном лице выделялись зловеще красные глаза, в которых тлело хорошо мне знакомое выражение ненависти; они были прикованы к заходящему солнцу, в них уже сверкнуло торжество…
Но в тот же миг кинжал Джонатана настиг его. Я вскрикнула — кривое лезвие рассекло вампиру горло; и почти одновременно охотничий нож мистера Морриса пронзил ему сердце.
На наших глазах произошло чудо: в одно мгновение тело графа превратилось в прах. Но перед этим на его лице появилось выражение несказанного покоя — в течение всей своей последующей жизни я буду радоваться этому, ибо и представить себе не могла такое благостное выражение на этом страшном лице.
Замок Дракулы четко вырисовывался на фоне багряного неба, и в последних солнечных лучах был ясно виден каждый камень полуразрушенных зубчатых стен.
Цыгане, посчитавшие нас виновниками необычного исчезновения покойника, не говоря ни слова, развернулись и уехали, явно опасаясь за собственную жизнь. У кого не было лошадей, вскочили на арбу и крикнули всадникам, чтобы те их подождали. Волки, уже ретировавшиеся на порядочное расстояние, последовали за ними. Мы остались одни…
Мистер Моррис прилег на землю, опираясь на левый локоть и все так же держась за бок; кровь струилась у него сквозь пальцы. К нему бросились оба медика и я, более не удерживаемая священным кругом. Джонатан встал на колени подле раненого, тот положил ему голову на плечо и со вздохом взял меня за руку. Видимо заметив на моем лице тревогу, он улыбнулся мне и прошептал:
— Я более чем счастлив оттого, что смог помочь вам! О господи! — вдруг вскрикнул он, стараясь приподняться и указывая на меня. — Ради этого стоило умереть! Взгляните! Взгляните!
Солнце теперь находилось как раз на вершине горы, и его красноватый отблеск падал мне на лицо. Охваченные единым чувством, мужчины опустились на колени, и проникновенное «Амен» вырвалось у них.
— Слава богу, все было не напрасно! — воскликнул умирающий. — Посмотрите! Ее лоб чище снега![120] Проклятие снято!
И, к великому нашему горю, этот благородный человек тихо скончался с улыбкой на устах…
Данный текст является ознакомительным фрагментом.