Глава девятая Представление французов и русских о том, как они мыслят. Размышление, знание и идея в зеркале двух менталитетов

Глава девятая Представление французов и русских о том, как они мыслят. Размышление, знание и идея в зеркале двух менталитетов

В этой и следующих главах мы будем сопоставлять мыслительные категории во французском и русском языках. Мы будем говорить о том, как французы и русские определяют для себя знание, причину и следствие, сомнение и уверенность, целеполагание.

Общая характеристика слов этой группы связывается для носителя русского языка с понятием мышление – понятием глубоко неординарным и немедленно обозначающим взаимную специфичность изучаемых культур: эквивалента русскому понятию мышление во французском языке отыскать трудно. Однако трактовка этого понятия в русских толковых словарях (за исключением одного лишь Даля) непременно оперирует термином отражение – термином, заимствованным из западной культуры (именно через этот образ западноевропейская традиция, подхватывая античную, трактует умственные процессы) и глубоко чуждым носителям русского языкового сознания.

«Мышление – это высшая форма активного отражения объективной реальности…» – читаем мы не только в философском словаре, но и во многих других, в то время как изучение сочетаемости этого слова показывает полное отсутствие каком-либо связи этих двух понятий в представлениях людей. Факт, отсылающий к истокам формирования этого понятийного поля: в России – через переводную литературу, приводящую к заимствованиям и наполняющую исконные слова «инородным» смыслом (как это было в случае с мышлением), в Европе – через уже в который раз реанимировавшуюся античность, «сказавшую свое слово в этом вопросе», и через вдыхание в эту античную непотопляемой строгости романской рационалистическо-просветительской души.

Эквивалента русскому мышлению во французском языке быть и не могло, за русским мышлением «стоит» исконная русская мысль, со всей ее обтекаемостью и прочими нетривиальными свойствами. В свою очередь, русские мысль и мышление в целом оказались совершенно неспособными к отражению (не в этом ли одна из причин тех огромных трудностей, которые сопровождали массовое распространение идей объеетивного материализма и марксизма?), а сознание в целом – не способно воспринять в полной мере европейский рационализм.

Однако для современного общеевропейского сознания, специфической частью которого теперь уже, несомненно, является и современное русское сознание, необычайно важны общие истоки представлений об интеллектуальной деятельности человека, особенно учитывая первоначально несамостоятельную «проработку» соответствующих терминов в русской культуре (1). Античная мифология и философия, французский и английский рационализм, Просвещение, немецкая диалектика, марксизм – все это общий фонд современного понимания того, что такое идея, причина, следствие, знание, цель и пр. Понимания, но не представления, в первую очередь потому, что все эти понятия мыслятся как продукты деятельности тех самых интеллектуальных органов наивной анатомии, о которых мы писали в предыдущей главе и которые очень по-разному мыслятся в двух изучаемых нами культурах.

Последние десятилетия о мышлении в философии, психологии и лингвистике писали преимущественно в терминах деятельности, именно поэтому (в том числе в последнее время) появилось множество работ, описывающих те или иные группы предикатов ментального действия. Классификациям также подвергались в первую очередь предикаты. Мы приводим здесь классификацию, предложенную В. Г. Гаком в статье «Пространство мысли (опыт систематизации слов ментального поля)» (2), так как полностью разделяем как высказанные в ней мысли, так и предпосылки, лежащие в ее основе, поскольку она не опирается исключительно на предикаты и поскольку мы с легкостью можем указать место изучаемых и сопоставляемых нами понятий в этой классификации. В. Г. Гак постулирует: «Все лексические единицы, соотносящиеся с понятием мыслить, образуют ментальное поле…» В плане языковой формы необходимо выявить все слова и значения слов, связанные с понятием мысли.

С этой целью исследуются:

1) слова с первичным ментальным значением, со всей их многозначностью;

2) переносные значения иных семантических полей;

3) словопроизводство;

4) словосочетания со словами ментального поля;

5) этимология слов ментального поля.

Важно, наконец, еще одно замечание В. Г. Гака: «Ментальное поле представляет собой нечетко очерченное поле…».

В центре ментального поля в русском языке находится глагол думать и существительное мысль, во французском соответственно – penser, pens?e, id?e. У глаголов думать и penser словари выделяют ряд общих значений (мыслить, иметь мнение, полагать, считать, намереваться, представлять себе, подозревать, помнить, рассчитывать, заботиться). Основные параметры и секторы поля и соответственные группировки лексических единиц такие:

1) ситуация ментального процесса: иметь знания, высказывать суждения и пр.;

2) познание (узнавать, придумать, выдумать, мысль – последние три слова связаны с идеей нового знания);

3) сохранение познанного: знать, память;

4) соотнесенность фактов по их признакам: различать, сравнивать, обобщать, идентифицировать, классифицировать и пр.;

5) выявление причинно-следственных связей: понимать, делать вывод, объяснять;

6) степень адекватности действия, то есть оценка знания с точки зрения истинности: знать, истина, правда, сомневаться, верить, считать, предполагать, придумывать, лгать, воображение, иллюзии;

7) временной аспект:

а) направленность в прошлое: вспоминать, узнавать;

б) направленность в будущее: предвидеть, предусматривать и пр.

В рамках описанных секторов могут происходить различные модификации, которые могут касаться как модуса высказывания, так и диктума. Эти модификации, относящиеся к диктуму, характеризуют сам процесс (фазы: узнать – знать – забыть; временная протяженность: размышлять, подумать немного, додумать и пр.; интенсивность: продумывать, думы, мечтания, медитация; актантно-залоговые модификации: помнить – напоминать, знать – сообщать, понимать – объяснять и пр.; интерперсональность: обсуждение, обмен мнениями, спор и пр.), а относящиеся к модусу характеризуют отношение субъекта к процессу (отрицание: согласие – отрицание, надеяться – отчаиваться и пр.; эмоционально-оценочный компонент: уверенность, надежда, подозревать, сожалеть и пр.; отношение: свободомыслие, инакомыслие, конформизм и пр.).

Для анализа и сопоставления мы взяли следующие слова, описывающие, с нашей точки зрения, центральную часть ментального поля: знание, мысль, идея, размышление, причина, следствие, сомнение, уверенность, цель и французские переводные эквиваленты этих слов. Выбор именно этих слов для анализа был продиктован, помимо необходимости ограничения их списка, который, как мы видели, огромен, следующими причинами:

1) это центральные элементы мыслительного поля, имена, называющие основные фазы и предпосылки мыслительного процесса: знание – база мыслительной деятельности, причина, следствие – операция анализа, связанная с пониманием, мысль, идея – операция синтеза, связанная с порождением нового знания, сомнение, уверенность – оценка знания, идеи, цель – импульс, приводящий в действие мыслительные механизмы; таким образом, в крайне сжатом виде именно этот набор понятий позволит нам увидеть отражение в двух языках самой сути мыслительного процесса;

2) мы преднамеренно не включили в этот список слова, связанные с речевой деятельностью, так как хотели получить представление о мыслительном процессе в «чистом» виде;

3) именно этот набор понятий, будучи центральным, должен предопределять специфически-национальные сдвиги в представлениях о других элементах этого поля;

4) этот минимальный набор понятий сразу же показал удачность выбора: каждому русскому понятию соответствует минимум два французских, что само по себе свидетельствует о различном членении рассматриваемой ситуации, а следовательно – о взаимной специфичности понятий не только на мифологически-образном уровне (уровень представления), но и на концептуальном (уровень понимания).

Русские понятия знание, мысль, идея

Не только в христианской, но и во многих других религиозных и философских системах знание мыслилось в терминах запретного плода, признавалось существующим отдельно от человека в некотором чистом абсолютном виде, связывалось с идеей трудности овладения им и зачастую порочным желанием человека завоевать его, после чего человек получил бы «ключи от мироздания» и сделался подобным Богу. Знать – прерогатива высшего начала, а не возгордившегося человека, который непременно будет наказан за свою гордыню или так, как был наказан Эдип, или так, как были наказаны Адам и Ева. В такой универсальной мировоззренческой установке мы видим отражение четкого представления о том, что знание есть власть, а власть – атрибут избранных и немногих. Часть из этих представлений сохраняется в языках, в частности в русском, где самое это слово – отглагольное существительное знание – зафиксировано с XI века и связано с идеей узнавания кого-то или чего-то или соблюдения известных человеку правил. Это слово однозначно связывается с греческим прототипом, таким образом, можно тем или иным способом связывать его появление в русском языке с развитием в русском сознании христианских идей. Окончательной версии происхождения этого слова в греческом (гносис) в данный момент пока что не существует, поэтому мы не может соотнести глаголы знать, узнавать этимологически ни с каким конкретным действием.

Даль определяет знание как состояние знающего человека, как ведомость, сведение, знакомство, а также как плод учения и опыта. Отметим здесь не случайность метафоры знание-плод, соотносящейся и с христианской метафорой, и с более широкой ассоциацией деятельности человека с землепашеством и садоводством. Знание-плод — двоякая метафора, позволяющая увидеть в знании и запретный плод, и плод, которым питается человек и которым вознаграждает его природа за усилия.

В современном языке слово знание понимается как:

1) обладание сведениями, осведомленность в какой-либо области;

2) во множественном числе – совокупность сведений, познаний в какой-либо области.

В русском языке слово знание имеет следующую сочетаемость:

хорошее, глубокое, плохое, слабое, поверхностное, большое, огромное, блестящее, прочные, обширные, разностороннее, слабое знание/знания;

показать, продемонстрировать, обладать, овладевать, пользоваться знанием;

знание помогает, способствует кому-либо сделать что-либо;

область, глубина, уровень, объем, качество, прочность, проверка, оценка, жажда знаний;

стремление, тяга, любовь, интерес к знаниям;

иметь, получать, приобретать, почерпнуть, углублять, расширять, растерять, дать кому-либо, передать кому-либо, проверять, контролировать, оценивать, использовать, применять свои знания;

тянуться, стремиться к знаниям.

Из приведенной сочетаемости видно, что знание/знания мыслятся как пассивный предмет и овеществляются в пределах нескольких коннотаций.

1. Знание/знания ассоциируются с водой, водоемом: их отсутствие вызывает жажду, они могут быть глубокими – то есть хорошими, и поверхностными – плохими, уровень их может быть различным, как и уровень воды, знания можно почерпнуть, расширить, углубить, в них можно даже утонуть, когда их слишком много, и т. д. О воде мы уже много писали в нашей работе, что позволяет поставить знание в один ряд с жизнью и смертью, рождением и трансформацией и прочими базисными идеями, связанными с движением и жизнью всего, способного эволюционировать. Вторичное значение символа воды однозначно отождествляется с интуитивным знанием, мудростью. В космогонии месопотамских народов глубины вод рассматривались как символ неизмеримой, безличной Мудрости. Один из древнеирландских богов носил имя Домну, что означает «морская глубина».

Представляется, что в доисторические времена слово, обозначавшее пучину, обозначалось для именования всего безмерного и таинственного (3). Мы полагаем, что метафоризация знания, связанная с водой, не нуждается в дальнейшем раскрытии в силу своей очевидности – без малейшей натяжки все может быть приведено в качестве мотивировки такой метафоры: вода и влечет, будучи исходной средой обитания, и страшит, тая в себе опасность, глубина ее таинственна, в толще ее скрываются невидимые миры, а также и многое другое, включая и идею опасности, и идею скрытой сути.

2. Пашня, женщина. Знание родящее, животворящее, хаотическое, лишенное четкой формы, предопределяет и поведение человека-мужчины по отношению к знанию: овладеть, завоевать, обладать. Этот образ напрямую связан с образом воды, которая, как мы многократно указывали, ассоциируется основными мифологическими системами с женским началом.

3. Предмет-опора. Знание-опора должно быть прочным, качественным, его можно проверять и оценивать. Именно с образом опоры связан и образ хромоты, о котором мы писали, когда анализировали понятие лжи: «знания хромают» именно тогда, когда они несовершенны, когда их не хватает; аналогично хромает и человек, лишенный знаний. В качестве предмета-опоры знания можно приобрести, растерять, передать и пр.

Если обобщить полученный образ, то на мифологическом языке образ знания может быть представлен следующим образом: «Знание имеет женскую сущность, отсюда коннотации и воды, и пашни. Когда мужчина познает женщину, она получает, зачинает от него знания, которые становятся ей опорой».

В русском языке нет сочетаемости, особо поддерживающей образ знания-клада, знания за семью печатями, знания-тайны. Этот образ едва проглядывает в выражениях добывать знания, делать открытие (открывать закрытое), однако такое представление все же сохраняется и укрепляется образом русского ума, ума – изощренного инструмента, лопаты, отмычки, дающей возможность добывать драгоценное знание, истинная сокровищница которого локализуется по-разному в зависимости от устоявшейся идеологии в тот или иной момент российской (или всеобщей) истории: ее хранят то мудрецы (или младенцы), то лоно природы, то способность человека чувствовать или анализировать.

Исконное славянско-греческое понятие, обозначающее некий продукт интеллектуальной деятельности человека – мысль, оно связано с глаголом мыслить и специфическим понятием мышление, с рассуждения о котором мы начали эту главу. Слово и понятие мысль существовали в старославянском языке, связаны с индо-европейским корнем, обозначавшем «стремиться к кому-либо или чему-либо» (именно этот факт позволил М. М. Маковскому в своем словаре сделать предположение об этимологической связи мудрости с обозначением части мужских гениталий), а также древнегреческим мудос – речь, слово, замысел, слух, сказание, сказка.

В. Даль определяет мысль как «всякое одиночное действие ума, разума, рассудка; представление чего-то в уме; идея; суждение; мнение; соображение; заключение; предположение; выдумка; думка» и пр. Помимо известных нам значений Даль приводит специальное кулинарное значение: мысли – «ядра, ятра животных, идущие в пищу», а также, с пометой «архаичное» – «догадка, сметка, толк, сказание». Из того факта, что Даль все же приводит это второе значение, следует, что «греческий смысл» сохранялся у русского слова достаточно долгое время.

Древнегреческая мифология, вскормившая в известном смысле христианскую и отрицаемая последней на многих уровнях, давшая свои ростки в обеих рассматриваемых культурах, достаточно полно «проработала» образы персонажей, воплотивших идею мысли.

Центральные персонажи, в большой мере определившие образную трактовку понятий мысль и идея, – это Метида, Афина и София, о каждой из которых скажем несколько слов. Метида (Метис – «мысль») в греческой мифологии – мудрая богиня, первая супруга Зевса, сумевшая ему помочь извлечь из утробы Кроноса (символа неумолимого времени) своих братьев и сестер при помощи приготовленного ею зелья. Впоследствии Зевс проглотил свою беременную жену Метиду, так как узнал, что их общий сын лишит его власти. После этого акта из головы Зевса родилась Афина, соединившая в себе мудрость отца и матери. Рождение ее произошло при помощи Гефеста (или Прометея), топором расколовшего Зевсу голову, из которой немедленно вышла на свет Афина в полном боевом вооружении и с воинственным кличем (мы можем увидеть аналогию между этим образом и русским выражением «у меня раскалывается голова», обозначающим перегруженность головы мыслями, головную боль). Афина – одна из центральных и древнейших фигур древнегреческой мифологии. Культ ее связан с периодом матриархата, возможно, именно поэтому она является богиней не только мудрости и войны, но и целомудрия. На древнее зооморфическое происхождение богини указывают ее постоянные атрибуты – змея и сова (оба этих животных до сих пор являются символами мудрости во многих культурах, в том числе русской). Афина связана со множеством стихий: ее рождение сопровождалось золотым дождем, она хранит молнии Зевса, ее изображение упало с неба, она отождествлялась с дочерьми Кекропа Пандросой («всевлажной») и Аглаврой («световоздушной»). Об Афине написано множество исследований. Отметим лишь важные для нас их аспекты: рождение ее из головы, ассоциация ее с хтоническими животным, связь ее с женским детородным культом, осмысление ее в ипостаси богини войны помогают нам понять многие из аллегорических атрибутов, сопровождающих все, что связано с интеллектуальной деятельностью (вплоть до метафоры «спор – это война», столь подробно рассматриваемой в знаменитой и уже цитировавшейся книге Лакоффа и Джонсона «Метафоры, которыми мы живем»). Несомненно, что именно образ Афины определяет принципиальную общность образной системы, сопровождающей в европейских языках базовые понятия мысли и идеи и многие из производных (в смысловом отношении) от них понятий.

Образ Софии (Премудрости – от греч. «мастерство, знание, мудрость») – поздний (4), и в силу этого особенно важен для христианской трактовки описываемого понятия. Само по себе понятие «софия» возникло в древней Греции и употреблялось там как отвлеченное умозрительное понятие. В ветхозаветной традиции София олицетворяется, поскольку самораскрытие Бога в мире должно было принимать характер лица. София выступает как девственное порождение Бога-отца, до тождества к нему близкое (ср. образ Афины, также девственницы, порожденной исключительно отцом). И древнегреческое, и древнееврейское слова – женского рода, поэтому она – «пассивное зеркало действия Божия» (не это ли зеркало определит коннотацию европейского размышления, французского reflexion, именно как отражения?). Она описывается как художница, по законам божественного ремесла строящая мир (аналогичная функция есть у Афины). Специфику Софии составляет женская пассивность, а также заступническая роль – она заступается за человечество перед Богом. По отношению к Богу София – пассивно зачинающее лоно (если мы вспомним о том, что София «есть дыхание силы Божией», то есть, через дыхание – душа, и вспомним о том, что мы трактовали русскую душу именно как оплодотворяемое святым духом женское начало, то лишний раз убедимся в глубоких истоках пассивности русского менталитета, подсознательно часто воспроизводящего именно этот стереотип: жизнь, душа, мудрость (то есть мышление, мысль) – детородное, оплодотворяемое, пассивное следствие чьей-то оплодотворяющей воли, все предопределяющей, решающей и несущей за все ответственность, являющейся основополагающей причиной).

Христианство усваивает личностное понимание Софии. Ориген описывает ее одновременно как «бестелесное бытие многообразных мыслей, объемлющее логосы мирового целого» и как «одушевленное и как бы живое». Важно отметить, что образ Софии во многом определяет именно православную трактовку мудрости, католичество в силу различных причин это понятие практически забыла (французское слово sage сегодня обозначает идею послушания и благоразумия ребенка). Особую роль образ Софии имеет именно для России, куда православие пришло практически под ее знаком (митрополит Илларион описывает крещение Руси как приход премудрости Божией, то есть Софии) (5).

В современном русском языке существительное мысль, по утверждению И. М. Кобозевой (6), может обозначать:

1) процесс мышления;

2) инструмент мышления;

3) объект – содержание недеференциального метального состояния;

4) результат ментального действия;

5) область, где разворачиваются ментальные действия;

6) совокупность результатов ментального действия.

Однако в данном случае нас интересуют значения 4 и 6 – как значения центральные и осознаваемые носителями русского языка.

В русском языке слово мысль имеет обширнейшую сочетаемость:

хорошая, великолепная, блестящая мысль; глубокая мысль;

внезапная, смелая, дерзкая, страшная мысль; бесформенная, изящная, неизящная, тонкая мысль; простенькая, нехитрая мысль; знакомая и любимая мысль;

светлая, темная, яркая, черная, мрачная, радужная мысль; печальная, веселая мысль; новая, свежая, старая мысль;

неясная, прозрачная, расплывчатая, смутная, туманная, четкая, ясная;

назойливая, навязчивая, скрытая, тайная, упорная, неотступная, тревожная, тягостная мысль, невыносимая; голая, живая мысль;

мысль витает в воздухе, с трудом укладывается в голове, приходит в голову, посещает кого-либо, работает, возникает, рождается, закрадывается, стукает в голову, проскальзывает, посещает кого– либо, прослеживается, возникает, летит, несется, напрашивается, мелькает, объединяет, разъединяет, не дает покоя, принадлежит кому-то, мысль засела в голове, бродит, блуждает, роится, овладевает кем-то, завоевывает кого-то, охватывает кого-то, преследует кого-то, беспокоит, тревожит, не выходит из головы, руководит, ведет;

быть одержимым мыслью, поглощенным мыслью, погрузиться в мысли, мысли наполняют человека;

внедрять, вбивать в голову, выбрасывать из головы, доносить, подавать, подхватывать, скомкать, воплощать, развивать, навеять, внушать, проталкивать, почерпнуть, питать свои мысли, приводить мысли в порядок, ловить себя на мысли, отделаться от мысли, смириться, свыкнуться с мыслью, увлечься мыслью, тешиться мыслью, вернуться к мысли, делиться своими мыслями, проникнуться глубиной мысли;

наводить на мысль, отвлечь от мысли, прийти к мысли, подвести к мысли, разбивать чью-то мысль, поделиться своими мыслями, собраться с мыслями, пользоваться чьими-то мыслями, приучить кого-то к мысли;

обмен мыслями.

Из приведенной сочетаемости мы видим, что русское понятие мысль функционирует в пределах нескольких четко очерченных коннотаций:

1) антропоморфная птица-женщина небольшого размера;

2) водоем, вода;

3) насекомое;

4) свая, вытянутый заостренный предмет;

5) еда;

6) лист бумаги.

Описание антропоморфной мысли развивается в следующих направлениях:

Мысль наделяется характером, который она проявляет в отношениях с человеком: она может быть дерзкой, смелой, неотступной, тревожной – иначе говоря, человек передает ей свои качества. Мысль описывается также как некий человек, постоянно совершающий всевозможные перемещения: она посещает, приходит, не отступает, бродит, блуждает, преследует. При этом, персонифицируясь, мысль ассоциируется скорее с эмоциональным началом в человеке, нежели с рациональным: мысль оказывается будоражащей, не дающей покоя, успокаивающей, она радует, тревожит, сама по себе бывает печальной и веселой. Мысль часто персонифицируется в женском облике, может быть любимой, привлекательной, голой, старой, простенькой, нехитрой, веселой, мыслью можно увлечься и пр.

Важный аспект во взаимоотношениях человека и персонифицированной мысли – это чужеродность и некомфортность ее для него: человек часто хочет, но не может отделаться от мысли, она навязывается, преследует его, и в том случае, если настырность ее побеждает и она поселяется в человеке, ему приходиться свыкаться, смиряться, сживаться с ней. Человека можно также приучить к какой-то мысли, если он сам не в состоянии «приучиться» к ней. Описания персонифицированной мысли как живого, своевольного неудобного для человека существа явным образом превалируют над описанием ее «достоинств».

Описание мысли как водоема, жидкости представляется закономерным, если учесть, что знание мыслится в русской метафорической системе именно в этих терминах. Мысль может быть глубокой, ее можно почерпнуть, в мысли можно погрузиться, уйти с головой, мысль наполняет, переполняет человека, ею можно проникнуться, пропитаться (вспомним губку, с которой мы сравниваем способного человека, мы говорим: он впитывает знания, информацию, мысли как губка). Мысль может также вытекать из чего-то, что свидетельствует о естественной «плавной» связи ее с тем, кто (или что) ее порождает. О связи абстрактных понятий с образом воды мы уже достаточно писали ранее.

Связь понятия мысль с образом насекомого также представляется в высокой степени мотивированной. Мы помним о том, что насекомые символизировали душу, нематериальную сущность человека, являющуюся сосредоточием его жизни. Мы помним также, что мудрость (в форме христианства) снизошла на русский народ также в виде дыхания Божия. К тому же насекомые и птицы являются обитателями воздушной стихии, стихии движения и самой высокой энергии, сопрягаемой в сознании людей с образом летящей мысли, которая озаряет и пронзает как молния – символ силы и энергии, обрушивающейся на человека с небес. Итак, воплощаясь в насекомое, мысль витает в воздухе, летит, мелькает, ее можно поймать на лету, мысли могут также, наподобие мух, роиться, надоедать и быть назойливыми.

Мысль также по понятным причинам ассоциируется с вытянутым предметом, со сваей – ведь все мыслительное трактуется в первую очередь в терминах причины и следствия, то есть как нечто, соединяющее одно и другое, нечто, что может служить опорой. Овеществляясь таким образом, мысль с трудом укладывается или вовсе не укладывается (ни вдоль, ни поперек) в голове, именно в этом качестве она может стукнуть в голову, засесть там, именно виде некоего продолговатого и заостренного предмета ее можно вбить в голову или выбросить из головы, а также донести, подать, скомкать (то есть нарушить ее линейность), привести в порядок (выстроить в ряд можно только строго очерченные и более-менее идентичные объекты).

Определенность контуров, характеризующая твердое, оформленное тело, передается также и при помощи прилагательных, описывающих мысль с точки зрения ее визуализации. Хорошая, «качественная» мысль – это мысль четкая, ясная и прозрачная, то есть удобная глазу, плохая же мысль – это туманная, неясная, нечеткая. С этой точки зрения мысль ассоциируется с осколком стекла (мысль еще можно разбить), со своего рода застывшей и оформившейся водой (через лед) или с заостренным, отточенным предметом (оттачивать мысль, тупая мысль – плохая мысль, тупой человек – человек, не имеющий мыслей и не воспринимающий их), который было бы удобно вбивать в голову. Отметим, что в этом случае голова мыслится как нечто противящееся мысли, так же, как, зачастую, и сам ее обладатель.

Ассоциирование мысли с пищей, которой питается ум, представляется развитием восприятия мысли как внешнего, усваиваемого и дающего энергию продукта. Однако свежей может быть также и информация, поступающая, как и мысль, извне и нуждающаяся в переваривании (понимании). Образ пищи также вполне уместен и понятен, он развивает метафору мысли-продукта-порождения человеческого ума, усваиваемого другим умом, однако сочетаемости такой немного, видимо, также и потому, что мысль в большей степени воспринимается как нечто постороннее и чужеродное, нежели как порождение человеческого ума. Мы часто говорим по-русски: у меня (в голове) родилась мысль, ассоциируя себя с Зевсом, однако эта ассоциация не поддерживается другой сочетаемостью, и этот образ слабо развивается в русском языке. Будет плохо сказать: вынашивать мысль чего-то, лучше звучит: вынашивать план, замысел, конкретизируя и рационализируя «плод». Мы связываем такую ситуацию пассивности и страдательности человека по отношению к мысли, в первую очередь, с описанным нами образом Софии-Мудрости, принимающей знание, а не рождающей его, Софии страдающей, а не Афины – воинственной покровительницы материнства.

Обобщая все сказанное, мы можем выявить основные идеи, с которым ассоциируется русская мысль: мысль ассоциирована с идеей движения, часто хаотического, сопровождающего ее существование как внешнего объекта, мысль чужеродна и в силу этого часто трудно адаптируема человеческим умом, мысль вызывает у человека эмоциональную реакцию (различных планов и знаков – от сопротивления до эйфории) и часто сама бывает эмоционально наполнена, мысль как объект приложения человеческих усилий метафоризируется неодушевленно и воспринимается как артефакт.

Русское слово и понятие идея, трактуемые как образ чего-либо, намерение, замысел, основополагающая главная мысль, ведущее положение в системе взглядов, воззрений, убеждений, известно с начала XVIII века и получило свое окончательное развитие только в XIX веке. Иначе говоря, это понятие позднее и связано с европеизацией русского сознания. Это слово заимствовано из французского или немецкого языка (о происхождении и значении этого слова во французском языке мы будем говорить позднее) и связывается В. Далем с этимологическим латинско-греческим его значением – «понятие о вещи», «умо-понятие», «воображаемое представление о предмете», «умственное изображение предмета» (от греческого «видимость», «внешний вид», «образ», «наружность», «общее свойство», «начало, принцип», «идеальное начало, первообраз»). Показателен тот факт, что в словаре Даля не приводится сочетаемость этого слова, что свидетельствует о том, что оно в его время еще не обрело самостоятельной жизни в языке. Очевидно, что сочетаемость этого слова складывалась, с одной стороны, по аналогии с употреблением близкого синонима – мысли, с другой стороны, отчасти заимствовалась из языка-донора вместе с самим понятием.

Мы не будем здесь приводить полную сочетаемость этого слова, так как она во многом совпадает с сочетаемостью слова мысль, а обратим внимание лишь на несовпадения значений и образов этих слов. Приведем суждение, высказанное И. М. Кобозевой в ее уже цитировавшейся работе (6), которое мы полностью разделяем: «Сопоставляя метафоры мысли и идеи, мы видим, что семантическая специфика идеи как особой разновидности мысли, с одной стороны, исключает некоторые способы ее метафоризации или сужает круг метафорических контекстов, а с другой стороны, определяет развитие у идеи новых метафор, не характерных для мысли в целом. Так, ограничения, накладываемые на пропозициональное содержание идеи, проявляются в ограничении количества атрибутов физического объекта, переносимого на нее: идеи не описываются в терминах длины, цвета, температуры, тактильных свойств. Особый статус идей, среди прочих мыслей, обусловленный их связью с модусами долга, цели и желания, проявляется в их относительной стабильности сравнительно с прочими мыслями, обычно пребывающими в движении: идея покоится в уме до тех пор, пока она либо не осуществится, либо не сменится другой идеей… Стабильность идеи… отражается в метафоре опорной конструкции (подводить подо что-то идею, идея поддерживает человека, что-то опирается на такие-то идеи, идея рухнула и пр. – М. Г.). Как нельзя более удобной для выражения различных аспектов существования идеи в сознании человека оказалась метафора растения (прививать идеи, идея пустила корни, идеи плодоносят, срастаются и пр.): ценностоно-ориентированные представления (семена) заносятся извне в сознание (почву), укрепляются в нем (пускают корни), формируются в суждения (прорастают); реальность может подкреплять идеи (питать их) или оставлять их без подкрепления (тогда они чахнут); при удачном подкреплении идеи воплощаются в жизнь (приносят плоды). Особый статус идей препятствует объединению их с прочими мыслями и друг с другом (разного рода стаи и пр.), а тем более исключает осмысление идей как нерасчлененной однородной субстанции (вещества): идеи индивидуализированы и могут объединяться только в систему– идеологию. По той же причине именно идеи становятся объектами чувств – отношений. Обязательная связь идеи с такими регулятивами поведения как долг, цель и желание позволяет перенести на нее свойства лица, борющегося за власть над другими (идея господствует, верховенствует, быть рабом идеи, свято верить в идею, идея овладевает умами и пр.) и, достигнув ее, осуществляющего контроль над действиями других лиц». Отметим, что последнее очевидным образом связано с социализированным понятием и образом правды (см. соответствующую главу этой книги) – идеи революционной и ассоциирующейся с классовой борьбой предсоциалистического периода, особенно если учесть, что это слово пришло в русский язык и развивалось в нем именно в соответствующий период.

Понятие идеологии применительно к российской действительности ушло в прошлое вместе с социалистической идеей, равно как и применение к человеку эпитета «идейный» в современном языке либо утратило смысл, либо однозначно обозначает его принадлежность к партиям, разделяющим коммунистические идеалы. Очевидно, именно в связи с этим слово идеология получило отрицательную окраску, а само понятие идеи в некоторых своих употреблениях сохраняет особую политическую акцентированность, особенно в сочетаниях социалистическая идея, русская идея, идея свободы, равенства и пр., немедленно ассоциирующих это понятие с классовой борьбой и недавней российской историей.

Итак, идея в русском языковом сознании ассоциирована с образами:

1) растение;

2) царь, предводитель, национальный лидер;

3) пропагандисты-вольнодумцы (идеи бродят, брожение идей);

4) пар (идеи клубятся, бурлят, закипают).

О русском слове и понятии размышление словари дают крайне скудную информацию, несмотря на то, что, даже если это слово не обладает богатой сочетаемостью, частотность использования у него очень высокая. Очевидна этимологическая связь размышления с мыслью, а приставка раз– в данном случае, возможно, этимологически связана с понятием разнообразности, размышления, потому, вероятно это – состояние нецеленаправленное и статическое (это мы увидим чуть позже), что связано с «роением мыслей», с одновременным обдумыванием сразу нескольких идей, причем с обдумыванием не энергичным, а скорее пассивно-созерцательным. Размышление Даль определяет исключительно через действие глагола и не предлагает никакой сочетаемости (он приводит лишь устаревшее значение этого слова – разномыслие, разногласие, ссора, подтверждающее наше предположение о значении префикса раз-). Глагол он толкует так: «раздумывать, обдумывать, раз(об)судить внимательно, разбирать, соображать или думать над чем-то». Ожегов добавляет: размышлять – «углубиться мыслью во что-то, предаваться мыслям о чем-то».

В русском языке слово размышление имеет следующую сочетаемость:

углубиться, погрузиться, уйти с головой в размышления;

находиться, пребывать в размышлении;

тяжелые, глубокие размышления;

сумрачные, гамлетовские, печальные размышления;

пространные, смутные размышления;

наводить на размышления;

дать пищу для размышлений;

поделиться своими размышлениями.

Из приведенной сочетаемости мы видим, что размышления по преимуществу связаны с негативным эмоциональным фоном, характеризуются аморфностью и целенаправленностью. Мы не можем сказать: «в результате своих размышлений он, наконец, решил эту задачу» или «стройные и четкие размышления помогли ему найти выход из положения». Размышления в первой своей ипостаси – это некое состояние, в которое человек приходит, из которого, сделав соответствующее волевое усилие, может выйти. Размышление явно в этом случае ассоциируется с водоемом, и вдобавок оно явно состояние статическое – в размышления погружаются, углубляются и в них находятся. Другие образы размышления производим от образов мысли, это образ чего-то или кого-то, нуждающегося в пище, а также некоторого предмета, которым можно поделиться. Однако в этих контекстах, по нашему убеждению, значение слова размышление сливается со значением слова мысль, как в сочетании он ушел в свои мысли, которое означает: он задумался, впал в размышления.

Размышление бывает также еще и здравым, то есть целенаправленным, но это особый вид размышления, оттеняющий обычные его качества.

Мысли и идеи отражают креативные способности ума, возможность синтезировать. Аналитические способности его – понимание – связаны в первую очередь с установлением причин и следствий, взаимосвязи событий, фактов, понятий.

Соответствующие французские понятия connaissance, savoir, id?e, pens?e

Русскому понятию знание соответствуют два французских слова и понятия: connaissance и savoir.

Французское connaissance (n. f.) произошло от действительного причастия настоящего времени глагола conna?tre, в свою очередь происшедшего от латинского cognoscere (XII век). Как и латинское слово, французский глагол обозначал «узнавать, познавать что-либо» с инхоативным элементом значения, отмечающимся у всех латинских глаголов с – scere (рождать). Однако в прошедших временах он, что вполне логично, выражает идею знания (ср. русское библейское «он познал ее»), с которой он и попал во французский язык. В частности, этот глагол обозначал «узнавать, познавать», а также «иметь с кем-либо интимные телесные связи». Connaissance употреблялось в области знания (в единственном и во множественном числе с XV века), в области права (1283 год), а также в рамках социальных отношений (с XV века). По метонимии connaissance обозначало также человека знакомого (обязательно предполагавшаяся ранее интимность отношений при употреблении этого слова исчезла). В выражении faire connaissance avec qn вновь обнаруживается инхоативный оттенок смысла латинского глагола, однако выражение употреблялось также и в переносном смысле.

В современном языке connaissance имеет следующие значения:

1) факт или способ познания, способность познавать, свойственная живым существам;

2) следы, оставляемые животным, на которого охотятся;

3) отношения, устанавливаемые между людьми (в женском роде – знакомый человек).

В современном языке connaissance в интересующем нас первом значении имеет следующую сочетаемость:

connaissance exacte, profonde, pr?cise de qch/ connaissance abstraite, sp?culative, pratique, exp?rimentale; venir ? la connaissance, perdre la connaissance de…; la connaissance born?e, lagre;

perdre connaissance, tomber, rester sans connaissance, reprendre connaissance;

connaissances acquises;

poss?der des connaissances sur qqch;

appofondir, enrichir ses connaissance par l ’?tude;

agrandir le cercle, le champ, ?tendre la sph?re de ses connaissances;

inculquer, assimiler, augmenter, saisir une ou des connaissances;

les branches de la connaissance;

connaissance vaste, profonde, ?tendue, superficielle, pr?cise, ample, ?l?mentaire, solide, s?rieuse, fragile, fugace, habile, fugitive, sure, claire, ordonn?e.

У нас нет оснований предполагать, что у современного слова connaissance (n. f.) в значении «знание» сохранилась какая-либо связь с идеей знакомства того или иного свойства, но следы этого значения остались. Что здесь речь идет об особом способе познания, дающем именно connaissances, а не savoirs, очевидно, во-первых, из особенностей сочетаемости соответствующего глагола; во-вторых, из факта наличия другого глагола (savoir), никогда не применяющегося в значении conna?tre, когда речь идет о знакомстве с людьми; в-третьих, из особого, третьего значения самого слова connaissance.

Определение первого значения у Robert – «способность познания, свойственная живым существам» – также подтверждает наше предположение о том, что connaissance – это знания, полученные всеми доступными человеку способами: и чувственным, и рациональным. Речь не обязательно идет о каких-то конкретных знаниях, но о знаниях как таковых. Поэтому нам кажется вполне понятным обозначение потери сознания через perdre connaissance, ведь connaissance – это не только знания, но и знания-чувства.

Из приведенной сочетаемости мы можем вычленить несколько сопровождающих это понятие вещественных коннотаций.

1. Водоем. Эта коннотация совпадает с соответствующей уже описанной коннотацией русского слова, что свидетельствует о том, что или оба эти понятия восходят к некой общей мифологической системе, или русское слово заимствовало, через переводы, сочетаемость французского (английского или немецкого) слова, что вполне возможно.

2. Круг, сфера, поле (все круглой формы, ср. в русском языке – круг интересов). Нам представляется очевидной связь этой коннотации с солнечным культом, давшим обильную сочетаемость и коннотативные поля многих понятий, связанных с интеллектом, знанием, истиной и прочими составляющими ментального поля.

Неплохая расшифровка этой коннотации получается при анализе гравюры Бовилуса «Интеллект» (Париж, 1510 год), представляющей солнце как активное начало, как «интеллект» ангельский, а луну – как пассивное начало, как «интеллект человеческий». На этой же гравюре изображены и «сферы знания» – maretia, mineralia, viuent?a, sensibilia. Помимо этого, сфера, круг, поле – символы замкнутого целого, уподобляющие голову человека небесным светилам (ср.: светило говорят об ученом, враче, но не о пианисте, художнике, так как у первых двух важны знания, а у вторых – мастерство). Очевидно, что это древняя, дохристианская аллегория, в силу этого – в высокой степени универсальная. Христианская образная система оставила свой след в branches de la connaissance, соотносимых с древом познания.

Французское слово и понятие le savoir, обозначающее «знание и умение» – субстантивированный глагол, произошедший от латинского sapere, непереходного глагола, обозначающего «иметь вкус», «пахнуть», а также «чувствовать органами вкуса», откуда через расширение – «иметь ум», «быть благоразумным», «знать», «понимать».

Savoir обозначает «знания» (зафиксировано с 842 года), затем «мудрость», «ловкость, умение». Это слово с XII века и до настоящего времени обозначает совокупность приобретенных знаний, в XII же веке оно обозначало магическое искусство.

Таким образом, из сопоставлений этимологий слов connaissance и savoir мы видим, что оба эти слова связаны с чувственным познанием, однако первое понятие восходит к чувственному познанию другого человека, а второе – к чувственному познанию только материального мира.

В средневековой аллегории образ savoir был чрезвычайно хорошо разработан. Чезаре Рипа так описывает le savoir (слово долгое время было женского рода): «Это женщина, которую окружает ночь, она одета в одежду бирюзового цвета, в правой руке у нее – горящая лампа, полная масла, в левой – книга. Изображается молодой, поскольку ей покровительствуют звезды, которые не стареют, они открывают ей божественные секреты, живые и правильные извечно и навечно. Свет – это свет разума, книга – это Библия – книга книг».

Человеческое знание Чезаре Рипа описывает так: «Все разделяют мнение, что древние изображали Минерву таким образом, каким они ее представляли: она родилась из головы Иеговы, она не умеет заблуждаться, у нее три головы, чтобы советовать другому, размышлять для себя и рассуждать в воображении. Человеческое знание часто изображается в виде обнаженного юноши, у которого четыре руки и четыре уха, в правой руке – флейта (излюбленный инструмент Аполлона), на боку у него висит колчан. Этим они хотели продемонстрировать, что знания – это не только и не столь созерцание, но умение вести дела (четыре руки), а также слушать советы других (четыре уха). Стрелами он приобретает и удерживает знания».

Божественное знание Чезаре Рипа представлял, ссылаясь на соответствующий источник (Dilectio Dei Honorabilis Sapientia in Eccl. cap.l), так: «Поскольку мирское знание мы представляли в соответствии с образом Афины Паллады, мне кажется необходимым, чтобы божественное знание выглядело следующим образом: очень красивая и здоровая женщина, стоящая на квадрате, с белой перевязью, на груди у нее латы, на голове – шлем, на котором сидит петух. От висков и ушей ее исходят лучи божественного сияния, в правой руке круглый щит с изображением святого духа посредине, в левой руке книга мудрости, с семью печатями, а на ней пасхальный барашек. Она стоит на квадрате, так как опирается на устойчивую основу, которая не шатается, не опрокидывается ни на какой бок. У нее белая перевязь, так как белый – чистый цвет, приятный Богу. Вооружение ее – мистическое вооружение. Петух на шлеме – разум и свет разума. Платон пожелал посадить петуха ей на голову. Представление петуха как символа разума имеет глубокий смысл. Пифагор и Сократ связывали с петухом душу, но только такую, в которой есть настоящий разум. Лучи – символ святости и благочестия. Святой дух на середине щита представляет мир, вот почему божественное знание постоянно управляет миром, также и потому, что оно может посылать свет и мудрость правителям, чтобы они разумно управляли. Книга символизирует знание, находящееся за семью печатями, и в первую очередь то, что приговоры знания скрыты от людских глаз».

Как и всегда, мы видим, что аллегории, описанные Чезаре Рипа, глубоко эклектичны по своей природе, они соединяют античную образную систему с философской моралью, однако содержат в себе все противопоставления, значимые для французского менталитета сегодня – в частности, разделение знания на человеческое и практическое.

В современном языке под словом savoir (n. f.) понимается совокупность более или менее систематических знаний, полученных последовательной интеллектуальной деятельностью, а также есть специальное философское значение – «состояние знающего разума; отношения между субъектом и объектом познания».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.