ГЛАВА ТРЕТЬЯ Современное состояние вопроса о движущих силах и закономерностях становления человека и проблемы происхождения Homo sapiens

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Современное состояние вопроса о движущих силах

и закономерностях становления человека и проблемы происхождения Homo sapiens

1. Проблема движущих сил и закономерностей антропогенеза в трудах Ч.Дарвина и некоторых современных зарубежных ученых

Первая научно обоснованная теория антропогенеза была создана Ч.Дарвином (Дарвин, 1953). Будучи идеалистом во взглядах на общество, Ч.Дарвин не мог понять роли трудовой деятельности в становлении человека, не мог увидеть качественной грани, отделяющей человеческое общество от животного мира, человека от животного. Он был твердо убежден, что эволюция человека шла под действием тех же законов, которые определяют процесс развития биологических видов. Важнейшим фактором, обусловившим превращение обезьяны в человека, Ч.Дарвин считал естественный отбор. Процессу естественного отбора, по его мнению, также „много помогали унаследованные влияния усиленного упражнения частей, и оба эти процесса непрестанно действовали друг на друга" (с. 184). Появление целого ряда менее важных человеческих особенностей Ч.Дарвин объяснял половым отбором.

Естественный отбор выступал у Ч.Дарвина как фактор, определявший не только изменение физической организации человека, но и совершенствование его умственных способностей и всей его деятельности, в том числе и трудовой (с.648). Однако точку зрения на антропогенез, как на процесс чисто биологический, определявшийся теми же закономерностями, которые действуют в животном мире, Ч.Дарвин до конца последовательно провести не мог. Сам того не сознавая, он отошел от нее. Это произошло, когда при рассмотрении вопроса о формировании нравственных качеств человека Ч.Дарвин фактически столкнулся с проблемой формирования человека как общественного существа и тем самым с проблемой формирования человеческого общества. Сам Ч.Дарвин понял, что в данном случае ему пришлось заняться вопросом, во многом выходящим за рамки биологии. „Нравственным существом, — писал он, — мы называем такое, которое способно обдумывать свои прошлые поступки и побуждения к ним, одобрять одни и осуждать другие. То обстоятельство, что человек есть единственное существо, которое с полной уверенностью может быть определено, таким образом, составляет самое большее из всех различий между ним и низшими животными" (с.649).

Не мог не признать Ч.Дарвин, что формирование нравственных качеств человека не поддается объяснению действием естественного отбора. „Весьма сомнительно, — писал он, — чтобы потомки людей благожелательных и самоотверженных, или особенно преданных своим товарищам, были многочисленнее потомков себялюбивых и склонных к предательству членов того же племени. Тот, кто готов скорее пожертвовать жизнью, чем выдать товарищей…, часто не оставляет потомков, которые могли бы наследовать его благородную природу. Наиболее храбрые люди, идущие всегда на войне в первых рядах и добровольно рискующие жизнью для других, в среднем гибнут в большем числе, чем другие. Поэтому едва ли окажется вероятным…, чтобы число людей, одаренных такими благородными качествами, или уровень их развития мог возрасти путем естественного отбора, т. е. в результате переживания наиболее приспособленных" (с.243).

Попытка все же раскрыть движущую силу процесса формирования нравственных качеств человека приводит Ч.Дарвина к следующему представляющему несомненный интерес выводу: „Не следует забывать, — пишет он, — что хотя высокий уровень нравственности дает каждому человеку в отдельности и его детям лишь весьма небольшое преимущество над другими членами того же племени или вовсе не приносит им никаких выгод, тем не менее общее повышение этого уровня и увеличение числа даровитых людей, несомненно, дает огромный перевес одному племени над другим. Очевидно, что племя, заключающее в себе большое число членов, которые наделены высоко развитым чувством патриотизма, верности, послушания, храбрости и участия к другим, — членов, которые всегда готовы помогать друг другу и жертвовать собой для общей пользы, — должно одержать верх над большинством других племен, а это и будет естественный отбор" (с.244). Нетрудно заметить, что отбор, который, по мнению Ч. Дарвина, определяет развитие нравственности, далеко не тождествен с обычным естественным отбором. Естественный отбор по своему существу есть отбор индивидов, отбор же, о котором идет речь в приведенном выше отрывке, представляет собой отбор не индивидов, а человеческих коллективов. Так Ч.Дарвин, сам того не сознавая, вынужден был прийти к выводу, что эволюция человека не может быть объяснена только действием чист биологических законов, что в процессе формирования человека действовали какие-то законы, не сводимые полностью к биологическим.

Однако этот вывод не получил у Ч.Дарвина какого-либо развития. Теория антропогенеза Ч.Дарвина как была, так и осталась биологической теорией, основывающейся на положении об отсутствии качественных отличий между обществом человека и миром животных. Поэтому проблема факторов и закономерностей антропогенеза осталась у Ч.Дарвина нерешенной.

За время, прошедшее с момента выхода в свет труда Ч.Дарвина, буржуазными учеными было создано немало теорий антропогенеза. Общим признаком, роднящим все эти теории, является отказ от признания труда решающим фактором становления человека. Не признавая определяющей роли труда в антропогенезе, буржуазные ученые не смогли ни правильно поставить, ни тем более правильно решить вопрос о движущих силах и закономерностях этого процесса. Но было бы грубой ошибкой не видеть разницы между теориями антропогенеза, предложенными различными буржуазными учеными. Эти теории далеко не одинаковы. Прежде всего следует выделить откровенно идеалистические теории, авторы которых изо всех сил стремятся примирить науку с религией. Близки к ним различные автогенетические теории антропогенеза. Останавливаться на всех этих теориях не имеет смысла, ибо они не представляют никакой ценности. Но, кроме них, имеются в буржуазной науке и такие теории, авторы которых пытаются найти естественные движущие силы антропогенеза. Большинство авторов этих теорий, как и Ч.Дарвин, считают важнейшим фактором эволюции человека естественный отбор, но в отличие от последнего почти все они без исключения отрицают возможность наследования приобретенных признаков. Их теории антропогенеза в большинстве случаев являются формально-генетическими. В качестве примера можно привести взгляды на антропогенез американского генетика Т.Добжанского (Dobzansky, 1955, 1956).

Биологическая эволюция человека, по мнению Т.Добжанского, как и эволюция любого биологического вида, определяется тремя факторами, которыми являются: мутации, рекомбинация генов и естественный отбор. Последний является направляющим фактором эволюции. Но человек представляет собой особый продукт эволюции, не похожий на остальные биологические виды. Поэтому его развитие не может быть сведено лишь к биологической эволюции. Исключительность человека состоит, по Т.Добжанскому, в том, что он есть „единственный биологический вид, который высоко развил способность к символическому мышлению и использованию языка и который построил сложное здание традиций, известное под названием культуры" (1956, р.9). Уникальность человеческой эволюции состоит в том, что она базируется на принципе, чуждом животному миру, — принципе передачи накопленных знаний от поколения к поколению.

Отдаленные предки человека обладали генетическими особенностями, делавшими их способными приобретать и передавать зародыши культуры. Это обеспечило им биологический успех. Наследственная основа, делавшая культуру возможной, была укреплена и усилена действием естественного отбора. Отбор непрерывно действовал в направлении совершенствования умственных способностей. Развитие мозга, разума было решающей силой эволюции человека (1955, р.334). Рост способности мозга приобретать, накапливать и передавать опыт имел следствием передачу и накопление культуры, ее прогресс. Так биологическая эволюция создала тот генетический базис, который сделал возможной специфически новую, человеческую форму эволюционного процесса. Развитие культуры в свою очередь обратно воздействовало на ход биологической эволюции человека, причем все в большей и большей степени. Однако биологическая эволюция человека не прекратилась и в настоящее время и никогда не прекратится. Естественный отбор всегда действовал в человеческом обществе, действует и будет действовать, определяя направление биологической эволюции (Dobzansky and Allen, 1956). Идеалистический взгляд на отношение труда и мышления и обусловленное им непонимание качественного отличия человека от животного неизбежно привели Т.Добжанского к биологизации процесса человеческой эволюции, несмотря на все его попытки представить этот процесс, как отличный от процесса эволюции других видов.

Своеобразное место среди теорий антропогенеза, выдвинутых буржуазными учеными, занимает концепция английского антрополога А Кизса (Keith, 1948) А.Кизс, как и Т.Добжанский, является сторонником мутационно-селекционной теории, но его взгляд на отбор отличается от взглядов последнего. На заре истории человечества, по мнению А.Кизса, существовало множество замкнутых, изолированных эндогамных групп, внутри каждой из которых имело место сотрудничество и кооперация. Между группами существовали враждебные отношения, шла борьба за существование, в ходе которой одни группы выживали, другие погибали. Важнейшим фактором человеческой эволюции был отбор, но не индивидов, а групп. Группа, а не индивид, была, по мнению А.Кизса, единицей отбора, подлинной эволюционирующей единицей (р.37). В борьбе за существование выживали группы, в которых крепче были общественные связи. Групповой отбор не исключал существования отбора внутри группы, индивидуального отбора, но последний был всецело подчинен первому и определялся им. В процессе индивидуальной селекции отбирались наиболее общественные индивиды и погибали эгоистические. Групповой отбор поощрял рост у людей общественных качеств.

Заимствованное у Ч.Дарвина и несколько развитое А.Кизсом положение о групповом отборе, на наш взгляд, заслуживает внимания. Но взятая в целом „групповая теория человеческой эволюции" А.Кизса не выдерживает критики. А.Кизс не понял роли труда, производства в жизни людей. Поэтому, объявив основной единицей эволюции человечества не индивида, а группу, А.Кизс оказался не в состоянии ответить на вопрос, что лежит в основе существования человеческих коллективов. Объединения людей он пытается объяснить наличием „группового духа", „духа единства" и т. п. Теория А. Кизса проникнута эклектицизмом. Оказавшись не в состоянии выявить главное и основное в человеческой эволюции, он потонул в материале. В его работе процесс человеческой эволюции предстает как результат множества самостоятельных, друг с другом не связанных факторов. В качестве таких факторов им вперемешку называются территориализм, патриотизм, групповой дух, плодовитость, выживаемость, отбор групповой и индивидуальный, сотрудничество, изоляция, инбридинг, месть, честолюбие, лояльность, мораль, гормоны, фетализация и многое другое.

2. Проблема движущих сил и закономерностей антропогенеза в трудах советских ученых

Все без исключения советские антропологи являются сторонниками созданной К.Марксом и Ф.Энгельсом трудовой теории антропогенеза. Все они согласны с тем положением, что труд создал человека, что лишь в процессе трудовой деятельности животное могло превратиться в человека. Все они считают труд важнейшим фактором антропогенеза. Трудовая теория антропогенеза получила в трудах советских ученых свое развитие и всестороннее обоснование. Но нельзя в то же время не отметить, что целый ряд теоретических вопросов антропогенеза не нашел своего сколько-нибудь полного раскрытия в нашей антропологической литературе. В частности, в советской науке очень мало разработанной является проблема движущих сил и закономерностей процесса становления человека.

В большинстве работ, затрагивающих теоретические вопросы антропогенеза, мы встречаем лишь самые общие положения по этому вопросу. В них обычно указывается, что главной движущей силой эволюции человека была трудовая деятельность, что в процессе становления человека действовали как социальные факторы и закономерности, роль которых все время возрастала, так и биологические, роль которых постепенно сходила на нет, и что окончательное вытеснение биологических факторов и закономерностей социальными произошло с возникновением неоантропа (Бунак, Нестурх, Рогинский, 1941, с.118–120, 127–131; Рогинский и Левин, 1955, с.315–319). Как на один из биологических факторов, действовавших в процессе антропогенеза, указывается обычно на естественный отбор. С тем положением, что естественный отбор играл определенную и на ранних стадиях довольно значительную роль в становлении человека, согласно большинство советских антропологов (Бунак, Нестурх, Рогинский, 1941, с.118–120, 127–129; Нестурх, 1950, с.34–35; Левин, 1950, с. 12; Якимов, 1950а, с.26–29; Рогинский и Левин, 1955, с.317 и др.). Все они согласны также с тем, что в ходе формирования человека роль естественного отбора постепенно уменьшалась и с возникновением неоантропа сошла на нет. Однако у большинства из них мы не найдем сколько-нибудь развернутых высказываний по вопросу о том, как конкретно действовал отбор в процессе становления человека и какова конкретно была его роль в этом процессе. У М.Ф.Нестурха мы встречаем положение, что в результате естественного отбора строение человеческой кисти изменялось в направлении ее приспособления к труду (Бунак, Нестурх, Рогинский, 1941, с. 129), у В.П.Якимова (19506, с.74) — общее указание на то, что естественный отбор был значительным формирующим фактором на ранних стадиях антропогенеза.

Единственной в советской литературе работой, в которой сделана попытка детально рассмотреть вопрос о движущих силах и закономерностях антропогенеза, является труд Г.А.Шмидта „Роль отбора в антропогенезе" (1948). Выдвинутая и обоснованная Г.А.Шмидтом своеобразная концепция движущих сил и закономерностей антропогенеза заслуживает того, чтобы на ней остановиться подробнее[44].

Видовая эволюция человека, указывает Г.А.Шмидт, есть процесс, качественно отличный от видовой эволюции животных и растений. Животные и растения полностью зависят от среды. Этот зависимый характер приспособления и лежит в основе естественного отбора (с.82). Что же касается людей, то уже у самых древних из них вместо приспособления — „адаптации" появляется преодоление неблагоприятных условий — „суперация". Новый тип отношений к среде ставит на первое место общественно-производственный фактор, в зависимости от которого теперь находится и явление направленного выживания обладателей видовых биологических особенностей" (с.84). Поэтому „отныне уже нет речи, — пишет Г.А.Шмидт (с.85), — о естественном отборе, как о руководящем факторе видовой эволюции, но первенствующее значение имеет общественная жизнь и производственная деятельность человека, которая и определяет путь направленного выживания, „отбора" обладателей известных биологических признаков, каковы, например, пропорции тела, строение руки и пр. На всем протяжении эволюции гоминид отбор имеет подчиненное значение; он остается необходимым, но недостаточным и, главное, не ведущим фактором видовой эволюции гоминид. Кроме того, ни на одной стадии этой эволюции не может быть речи о естественном отборе, который предполагает зависимый тип отношений к среде, приспособление. Если необходимо дать этой новой принципиально отличной форме отбора какое-либо название, то наиболее точным будет его назвать „общественно-трудовым".

Не ограничиваясь общим определением общественно-трудового отбора, Г.А.Шмидт делает попытку конкретизировать это понятие. Основными факторами, определявшими направление отбора, утверждает он, были: 1) изготовление орудий, 2) использование орудий для добывания пищи, убивания животных и их свежевания, 3) коллективная защита от нападения хищников (с.88). Однако в дальнейшем изложении производство орудий оттесняется на второй план, и в качестве основного, главного фактора, определявшего направление отбора, Г.А.Шмидтом фактически выдвигается охота. Указывая, что изменение биологических особенностей человека направлялось общественно-трудовым отбором, Г.А.Шмидт подчеркивает, что главным образом менялись такие признаки, которые позволяли: I) выслеживать добычу, 2) организовывать и осуществлять охоту за дичью, 3) защищать себя и коллектив от неблагоприятных факторов, таких, например, как хищники (с.89–90). Далее Г.А.Шмидт прямо указывает на охоту, как на главный фактор, определявший общественно-трудовой отбор, сводя последний тем самым по существу к „охотничьему отбору". „Опасные охоты, нередко на хищных зверей, неустанная борьба с крупными… хищниками, — пишет он, — были, по-видимому, характерны для всех стадий развития обезьянолюдей [так Г.А.Шмидт называет всех формирующихся людей. — Ю.С.], вели к общественно-трудовому отбору людей, наилучше избегавших опасности и, вместе с тем, наилучше выполнявших свои общественные функции" (с.92). Из этого отрывка, как и из всей работы в целом, видно также, что общественно-трудовой отбор, как его понимает Г.А.Шмидт, является отбором индивидов, индивидуальным отбором.

Общественно-трудовой отбор, по мнению Г.А.Шмидта, действовал в течение всего периода антропогенеза. С возникновением неоантропа он потерял свое значение как фактор видообразования, но полностью не исчез (с.118–126).

Работа Г.А.Шмидта была подвергнута резкой критике на совещании по проблеме происхождения Homo sapiens, состоявшемся в 1949 г. (Левин, 1950, с. 11–12; Якимов, 19506, с.73–74). Однако какие-либо конкретные положения о роли естественного отбора его взглядам противопоставлены не были.

Своеобразная позиция была занята на этом совещании П.И.Борисковским (1950а) и Г.В.Соболевой (1950). Первый в своем докладе резко противопоставил имеющееся в работе Ф.Энгельса „Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека" положение о передаче по наследству приобретенных в процессе труда усовершенствований в строении организма разделяемому большинством антропологов положению о значительной роли естественного отбора в формировании человека. Те антропологи, заявил он, которые признают, что „в процессе становления человека, в результате естественного отбора выживали особи с теми или иными особенностями строения, благоприятствующими труду" (с. 16), заменяют энгельсовскую концепцию антропогенеза другой, принципиально от нее отличающейся. Однако эту точку зрения П.И.Борисковский до конца последовательно не выдержал. „Что касается естественного отбора, выживания особей, лучше приспособленных к труду, — читаем мы дальше в тексте доклада (с. 17), — то этот момент, несомненно, имел определенное значение в процессе антропогенеза, но значение, подчиненное основному процессу". Под последним его заявлением подписался бы любой из критикуемых им авторов, ибо никто из них никогда не утверждал, что отбор является главным фактором антропогенеза.

Если в концепцию Ф.Энгельса об изменении физического типа человека под влиянием трудовой деятельности путем наследственной передачи приобретенных признаков „включить теорию естественного отбора, действовавшего в направлении социального отбора, т. е. отбора особей, наиболее способных к трудовой деятельности и наиболее социальных по своей природе, — заявила в своем выступлении Г.В.Соболева (1950, с.35), — то это неизбежно ведет к биологизации первобытной культуры и первобытного общества". Заслуживает внимания ее аргументация этого положения. Искусственные орудия, подчеркнула она, всегда были не строго личным, а общественным достоянием. „Вследствие этого, большое искусство или большая тонкость движений человеческой руки несли адаптивные преимущества как обладателю этих признаков, так и другим членам данной общественной группы, их не имеющим, но пользующимся орудием, сделанным другим лицом или группой лиц, либо непосредственно, либо путем подражания и обучения. Это обстоятельство исключало преимущественное выживание одних особей по сравнению с другими особями той же общественной группы и, таким образом, исключало естественный отбор, направленный на различия в способностях к трудовой деятельности" (с.36). Но если негативная часть выступления Г.В.Соболевой представляет интерес, то этого нельзя сказать о позитивной части. Здесь мы ничего не находим, кроме самых общих положений, причем в числе их мы встречаем положение о том, что в процессе антропогенеза какую-то роль играл и естественный отбор (с.36).

Взгляды, близкие к точке зрения П.И.Борисковского и Г.В.Соболевой, мы находим в статье В.А.Алексеева (1959).

Заключая по необходимости краткий обзор современного состояния проблемы движущих сил и закономерностей процесса становления человека, мы можем лишь повторить то, что было сказано в начале раздела: проблема эта остается почти совсем неразработанной. Причем нужно отметить, что такое положение имеет место в течение весьма длительного периода времени. Вот, например, что писал еще в 1934 г. антрополог М.А.Гремяцкий: „Главнейшие усилия исследователей были направлены: а) к открытию и уяснению новых связей и признаков сходства между человеком и животным миром…; б) детальному сравнительному изучению приматов и уточнению систематического положения человека в отношении к ним; в) исследованию находок ископаемого человека и родства с ним ископаемых форм; г) установлению конкретной филогении человека. Во всех этих направлениях были достигнуты большие успехи, однако более общая и принципиальная проблема, которая смутно рисовалась перед Дарвином и была четко поставлена Энгельсом, указавшим и конкретный путь для ее разрешения, — проблема качественного своеобразия эволюции человека в связи с ведущей ролью труда в ней, — осталась вне сферы антропологической исследовательской работы" (с. 41). Спустя 15 лет в докладе М.Г.Левина (1950), сделанном на совещании по проблеме происхождения Homo sapiens, было снова отмечено, что „одним из наиболее сложных и наименее разработанных в нашей литературе является вопрос о тех закономерностях, которые вели к изменению физического типа древних людей на протяжении сотен тысяч лет их развития в пределах первобытного стада" (с.11). Не изменилось положение в этом вопросе и к настоящему времени. „Проблема факторов антропогенеза, разрабатываемая некоторыми советскими антропологами, далеко не разрешена", — читаем мы в статье М.Ф.Нестурха „Дарвин и современные проблемы антропогенеза" (19606, с. 16),

Основная причина застоя в решении столь важной проблемы заключается в неправильной ее постановке. Антропогенез есть, как указывалось, одна из сторон единого процесса становления человека и общества, другой стороной которого является социогенез. Антропологи же в большинстве своем рассматривали антропогенез в отрыве от социогенеза как самостоятельный процесс. Это не могло не привести к неудачам в попытке раскрыть движущие силы и закономерности антропогенеза, ибо нет таких факторов и закономерностей антропогенеза, которые бы не были одновременно факторами и закономерностями социогенеза.

Непонимание того, что антропогенез и социогенез являются двумя сторонами одного единого процесса становления человека и общества, обусловило и отрицание существования специфических закономерностей этого процесса, отличных как от чисто социальных, так и от чисто биологических (Рогинский и Левин, 1955, с.316). Господствовавшее в антропологии представление о том, что во время формирования человека не могло существовать закономерностей, отличных от тех, которые действуют в обществе и природе, фактически ориентировало на отказ от поисков закономерностей, специфичных для этого периода.

Единственной работой, в которой признавалось существование закономерностей, специфичных для периода становления человека, и была сделана, правда не увенчавшаяся, по нашему мнению, успехом, попытка их раскрыть, является упоминавшийся выше труд Г.А.Шмидта. Основная причина неудачи попытки последнего — характерный и для его работы отрыв антропогенеза от социогенеза. Особенно наглядно неудовлетворительность выдвигаемых им основных положений по вопросу о закономерностях и движущих силах становления человека выявляется, когда он, исходя из них, делает попытку решить проблему происхождения человека современного физического типа.

3. Проблема происхождения Homo sapiens в трудах советских ученых

Главной причиной, определившей переход от неандертальца к человеку современного типа, явилось, по Г.А.Шмидту, „резкое изменение условий существования, которое, можно думать, сводилось в основных чертах к увеличению трудностей в охоте за крупной и нелегко добываемой дичью" (1948, с.124; см. также с.104–105). Это обстоятельство сделало необходимым изменение всех общественных отношений, потребовало применения метательного оружия, более совершенной организации как самой охоты, так и всей производственной жизни — и подготовки охоты, и реализации ее результатов, потребовало „нового типа поведения— организованною и взаимосогласованною, с включением новых моментов довольно отчетливого отвлеченного мышления" (с. 105). Но новый тип поведения был невозможен без соответствующей перестройки физического строения человека, без совершенствования двигательного аппарата и развития и усложнения структуры мозга. Возникшее противоречие между морфофизиологическими особенностями организма людей неандертальского типа „и общественными отношениями, определившими тот иди иной способ производства, понимая под этим приемы и способы добывания насущных жизненных средств, прежде всего способы охоты, способы изготовления орудий труда и их применения" (с. 109), было преодолено в процессе общественно-трудового отбора, трансформировавшего неандертальцев в людей современного физического типа.

Решение проблемы происхождения неоантропа, предложенное Г.А.Шмидтом, на наш взгляд, нельзя признать удовлетворительным. Нельзя согласиться с гипотезой, в которой конечной причиной такого крупнейшего сдвига в истории человечества, каким явилось завершение процесса формирования человека и общества, объявляется увеличение трудностей охоты, вызванное уменьшением числа животных (с. 104–108, 123–125). Ошибочно имеющееся в работе Г А.Шмидта сведение общественных отношений к отношениям охотников в процессе подготовки и проведения охоты, т. е. к чисто техническим отношениям. Неверно неоднократно повторяемое им утверждение, что общественные отношения людей определяют способ производства (с. 109, 111) и многое другое. Заслуживает, однако, внимания сделанный Г.А.Шмидтом на основе детального анализа различий между двигательным аппаратом неандертальцев и неоантропов вывод о большом прогрессе в развитии и усложнении движений, происшедшем при переходе от первых ко вторым.

Решение проблемы происхождения неоантропа, предложенное Г.А.Шмидтом, является не единственным в советской литературе. Сходные в целом ряде отношений взгляды мы находим в работах Г.А.Бонч-Осмоловского (1932, 1934, 1941, с. 130 сл.). Сильное похолодание, имевшее место в эпоху, предшествовавшую появлению неоантропа, сократило, по мнению Г.А.Бонч-Осмоловского, до минимума возможность собирательства и увеличило роль охоты. Это сделало необходимым появление нового охотничьего инвентаря. Возникли метательное оружие и новые более совершенные приемы обработки камня и других материалов. Следствием увеличения сложности трудовой деятельности явилось усовершенствование прямохождения и изменение строения тела. На смену неандертальцу пришел человек современного типа, который был способен к более тонким, точным и разнообразным движениям, чем его предок.

Иной характер носит концепция происхождения неоантропа, выдвинутая П.П.Ефименко (1934а, 1938, 1953, с.414 и сл.) и поддержанная А.В.Арциховским (1947, 1955, с.36). „Можно думать, — писал первый, — что превращение неандертальца с его примитивным физическим строением в тип современного человека, — протекавшее, насколько мы знаем, в сравнительно не такой большой промежуток времени, поскольку оно, очевидно, было подготовлено предшествующим развитием палеолитического общества, — явилось, в основном, результатом перехода от эндогамии к экзогамии, от размножения „в себе", в маленьких, замкнутых, кровнородственных ячейках, к широкому обновлению крови в экзогамных объединениях первобытных охотничьих общин" (1953, с.414).

Ценным в работах П.П.Ефименко является попытка связать проблему происхождения неоантропа с проблемой возникновения экзогамии и рода. Однако, выдвинув положение о связи между появлением экзогамии и возникновением неоантропа, П.П.Ефименко сколько-нибудь конкретно его не развил. Он вообще в своей работе не дал сколько-нибудь ясного ответа на вопрос, почему и как возникла экзогамия. Можно лишь догадаться, что, по мнению П.П.Ефименко, причиной возникновения экзогамии явилось стремление избегнуть вредных последствий кровосмешения. А.М.Золотарев (1936, 19396, с.112), выступивший с поддержкой мысли П.П.Ефименко о связи происхождения неоантропа и появления экзогамии, совершенно справедливо указал, что „автор обходит социальную сторону проблемы, совершенно не привлекая данных этнографии. В связи с какими материальными и экономическими сдвигами возникает экзогамный запрет? В какой форме он появляется и какой круг лиц охватывает? Распадается одна и та же орда на экзогамные половины или вновь установленный запрет охватывает целую орду, в силу чего каждая орда вступает в тесные брачные связи с соседней ордой и превращается в род? Все эти вопросы автор замалчивает, ограничиваясь утверждением, что введение экзогамии повлекло за собой прилив свежей крови и превращение неандертальца в биологически более совершенный тип, Homo sapiens. Не решив проблемы возникновения экзогамии и рода, П.П.Ефименко не решил и вопроса о происхождении неоантропа. Как совершенно правильно отметил М.Г.Левин (1950, с.13–14), экзогамия сама по себе не может объяснить тех изменений физического типа человека, которые характеризуют переход от неандертальца к современному человеку.

Большинство советских антропологов является сторонниками теории происхождения неоантропа, выдвинутой и обоснованной Я.Я.Рогинским (1936, 1938, 1947а, 1951). Глубокий анализ фактического материала привел Я.Я.Рогинского к выводу, что различие между неандертальцем и неоантропом не может быть сведено к различию их морфологических типов. Сущность различия между ними состоит в том, что неоантроп был существом полностью общественным, готовым человеком, в то время как неандерталец не был существом до конца общественным, был человеком формирующимся. „Только Homo sapiens, — писал Я.Я.Рогинский (1947а, с. 13), — до конца разрешил задачу построения общества, чем и завершил тот „разрыв" с животным миром, начало которого было сделано питекантропом".

Эти положения легли в основу созданной Я.Я.Рогинским теории двух скачков, которая в достаточной степени полно охарактеризована в предшествующих главах. Исходя из этих же положений, Я.Я.Рогинский сделал попытку набросать свою концепцию происхождения неоантропа. „Дикий животный эгоизм, — писал он, — который в общем царит в Обезьяньей стае, конечно, оставался еще весьма силен и у первобытных людей. Развитие техники само по себе еще не охраняло орду от взрывов животной анархии, но, наоборот, делало эти взрывы неизмеримо опаснее. Оно расшатывало орду изнутри, так как последняя еще не умела достаточно хорошо предохранить себя от тех истребительных сил, которыми техника снабжала ее отдельных членов… Орудие в руках людей, привычных к убийству животных, не только усиливало смертоносность ударов, но и обостряло возможность конфликтов" (1938, с. 129–130). В результате „развитие техники… в какой-то момент стало угрозой для целостности человеческих объединений" (с. 129). Это произошло в мустьерскую эпоху. „Опасность самоистребления, — указывает Я.Я.Рогинский (1947а, с.20), — должна была принять острую форму с того периода, когда в результате совершенствования техники и более успешной охоты мустьерские орды стали делаться все более многолюдными и были, наконец, вынуждены вступить во взаимное соприкосновение".

На данном этапе развития возникла настоятельная необходимость преодоления сохранявшихся еще в первобытной орде животных отношений, формирования новой, более высокой формы социальных связей. Но возникновение подлинного общества было невозможно без появления человека, обладавшего свойствами, позволявшими ему построить такое общество. Таким человеком и явился неоантроп. В возникновении человека современного типа большую роль сыграл межгрупповой отбор, поощрявший выживание орд, в которых успешно преодолевались конфликты между членами и крепли социальные связи (1938, с.135; 1947а, с.20).

Если данную Я.Я.Рогинским характеристику сущности различия между неоантропом и предшествовавшими ему гоминидами нельзя не признать в основных чертах правильной, то с предложенной им гипотезой происхождения человека современного типа согласиться, на наш взгляд, невозможно. Нельзя, по нашему мнению, согласиться с лежащим в основе данной концепции положением, что на протяжении всего раннего палеолита развитие техники увеличивало опасность самоистребления формирующихся людей и расшатывало человеческие коллективы и что в конце этого периода оно стало прямой угрозой для целостности первобытных человеческих стад, для самого их существования.

Фактические данные, имеющиеся в распоряжении археологии и палеонтологии, свидетельствуют о том, что на протяжении всего раннего палеолита в общем и целом шел процесс не расшатывания человеческих коллективов, а их сплочения и укрепления, процесс возрастания их единства, что опасность самоистребления формирующихся людей в течение всего этого периода в общем и целом не только не возрастала, а, наоборот, уменьшалась, что коллективы мустьерцев были не только не менее сплоченными, чем коллективы шелльцев, а, наоборот, несравненно более крепкими и монолитными. И это закономерно. Возникновение производства сделало необходимым появление коллектива более сплоченного, чем стадо животных предшественников человека, дальнейшее развитие производства делало необходимым все более тесное сплочение коллектива и было невозможно без повышения степени сплоченности коллектива.

В первобытном человеческом коллективе, несомненно, имело место противоречие, которое имел в виду Я.Я.Рогинский, когда говорил о противоречии между ростом техники и отношениями людей, но результатом развертывания этого противоречия, которое точнее, на наш взгляд, можно было бы охарактеризовать как противоречие между развитием производственной деятельности и уровнем сплоченности первобытного стада, было не расшатывание коллектива и увеличение опасности самоистребления, а возрастание единства коллектива. Производственная деятельность, развиваясь, неизбежно должна была вступать и вступала в противоречие с существующим в стаде уровнем его сплоченности и требовала повышения этого уровня. Разрешение этого противоречия открывало возможность дальнейшего развития производственной деятельности и тем самым возможность возрождения этого противоречия на более высоком уровне. Весь период первобытного стада был эпохой постоянного возникновения и постоянного разрешения противоречия между развитием производственной деятельности и уровнем сплоченности человеческого коллектива и тем самым эпохой возрастания уровня сплоченности коллектива формирующихся людей. Без прогрессирующего возрастания единства первобытного стада было немыслимо развитие производства вообще, техники в частности.

Наше несогласие с предложенной Я.Я.Рогинским гипотезой происхождения неоантропа ни в коем случае не означает отрицания наличия в ней ценных моментов. Такие моменты в ней безусловно имеются. Помимо отмеченного выше положения о существовании в первобытном стаде противоречия между развитием техники и отношениями людей, заслуживает, на наш взгляд, серьезного внимания предпринятая Я Я.Рогинским попытка развить выдвинутую Ч.Дарвином мысль о междугрупповом отборе. Необходимо отметить, что дарвиновское положение о роли группового отбора в становлении человека не получило признания в советской литературе по антропогенезу. Кроме работ Я.Я.Рогинского, мы встречаем его лишь у С.Н.Давиденкова (1947, с.117–118) и В.П.Якимова (1950а, с.29).

Заключая обзор теорий возникновения неоантропа, важно отметить, что если авторы теорий возникновения экзогамии и рода не связывали и не связывают эту проблему с проблемой происхождения человека современною типа, то у авторов ряда теорий происхождения Homo sapiens пробивается мысль о тесной связи этих проблем. Связывает проблему происхождения неоантропа с проблемой происхождения рода не только П.П Ефименко, но и Я.Я.Рогинский. Интересно также, что хотя последний совершенно не касается проблемы экзогамии, его концепция происхождения неоантропа рядом моментов перекликается с теорией происхождения экзогамии, нашедшей развитие в трудах С.П Толстова. Все это лишний раз свидетельствует о правильности взгляда на эти две проблемы как на две неразрывно связанные стороны одной единой проблемы — проблемы завершения процесса формирования человека и общества Только такой взгляд может открыть дорогу для решения этих вопросов. П.П.Ефименко и Я.Я.Рогинский не смогли дать решения проблемы происхождения человека современного физического типа потому, что они не дали решения проблемы происхождения экзогамии и рода.