Глава 25. САДИТЕСЬ ПОУДОБНЕЕ

Глава 25. САДИТЕСЬ ПОУДОБНЕЕ

Общая гостиная — гордость англичанина, признак его достатка.

Роберт Саути, 1807

Центральный элемент, вокруг которого вращается жизнь в гостиной, — это кресло: на него садятся, чтобы отдохнуть, написать письмо (одно из важнейших занятий в повседневной жизни до появления телефона), почитать книгу, поговорить. В средневековом доме сидеть мог только хозяин. Все остальные взирали на него стоя. В написанной в застенках лондонского Тауэра книге стихов Карла, герцога Орлеанского, плененного англичанами в 1415 году, есть великолепная иллюстрация средневековой общей комнаты. Герцог сидит на самом лучшем месте, перед камином, а слуги и вассалы ждут его приказаний. Пол выложен красивым плиточным узором, а стены увешаны гобеленами (за которыми, если верить средневековым сказаниям, так любят прятаться любопытные глаза и уши).

Жизнь знати в Средние века — это непрерывные скитания из замка в замок. Каждое новое временное пристанище, по которому обязательно гуляли сквозняки, к приезду господ слуги приводили в жилой вид и роскошно убирали. Можно сказать, средневековая аристократия вела походный образ жизни: декорации чуть ли не каждый день воссоздавались в новой обстановке. Король регулярно объезжал свои владения, являясь перед подданными физическим воплощением закона и порядка. Так же поступали его вельможи, на месте потребляя причитающуюся им ежегодную долю урожая. Из-за того что король Эдуард III (1312–1377) и его супруга Филиппа постоянно кочевали, все их дети родились в разных замках и городах: в лондонском Тауэре, в Виндзоре, в Вудстоке, в Антверпене, в Кларендоне, в Генте, в Хэтфилде, в Лэнгли, в Уолтеме (графство Эссекс). Вот почему французы назвали мебель словом mobiliers, что означает «движимое имущество»: многие предметы домашней обстановки действительно следовали за владельцами по всей стране из дома в дом. Большинство из сохранившихся образцов средневековой мебели либо легко переносятся, либо легко разбираются.

Классическим элементом передвижной обстановки жилища был гобелен, использовавшийся в разных целях. Легкими, удобно складывающимися гобеленами занавешивали окна и стены, спасаясь от сквозняков. Рисунки на гобеленах, как правило, религиозного содержания отражали жизненные цели владельцев и служили доказательством их эрудиции. Например, Генриху VIII нравилось разглядывать гобелены на сюжет библейской истории: стареющий Авраам молится о наследнике мужского пола, и его молитвы оказываются услышаны. Этот рассказ в картинках воодушевлял Генриха. Кроме того, гобелены, особенно вытканные золотом и серебром, давали владельцу великолепную возможность продемонстрировать свое богатство. Личный кабинет кардинала Уолси был декорирован золотой парчой, а в его коллекции насчитывалось более шестисот гобеленов. Описывая свой визит к кардиналу, венецианский посол с изумлением вспоминал: «Чтобы попасть в зал аудиенций, нужно пройти восемь комнат, и все они увешаны гобеленами». Что еще более поразительно, экспозицию «меняли каждую неделю».

Главный зал средневекового замка был, в сущности, единственной жилой комнатой для слуг низшего ранга, и нам уже известно, что это помещение служило им спальней. Здесь же обитатели дома проводили досуг: играли в кости, пели песни. Пол в зале для удобства выстилали соломой — своего рода ковром одноразового пользования. Эразм Роттердамский, посетив Англию, жаловался, что солома на полу — настоящая помойка, впитавшая в себя «плевки и блевотину, собачью и человеческую мочу, пролитое пиво, рыбьи кости и прочие трудно определимые отбросы». Как только двор съезжал, грязную солому выбрасывали и стелили свежую.

Со временем многоцелевая гостиная стала утрачивать некоторые из своих функций. Такие занятия, как сон и секс (как мы уже отмечали), переместились в спальный покой. В жилищах позднего Средневековья возникло помещение под названием «соляр» — это была небольшая комната, отделенная от общего зала, в которой собирались женщины — отдыхали, принимали пищу, занимались шитьем. После того как завершилась война Алой и Белой розы, замки утратили оборонительную функцию и в домах аристократии начали появляться особые помещения, используемые для приема важных гостей. В королевских дворцах они принимали вид анфилады переходивших одна в другую элегантных комнат: приемная (англ. presence chamber), частный покой (англ. privy chamber), покой для уединения (англ. withdrawing chamber). В первой король принимал почетных гостей. Вторая предназначалась для встреч с близкими друзьями. В третью монарх удалялся, когда желал побыть в одиночестве. (От названия withdrawing chamber произошло название большой гостиной в современном доме — drawing room). К XVII веку даже в более скромных домах появляется уютная малая гостиная (англ. parlour, производное от французского parler — «разговаривать»). Здесь обычно стоял раскладной стол или стол с откидной столешницей: потребность в легко перемещаемой мебели оставалась по-прежнему актуальной.

В домах низших сословий отдельная гостиная появилась значительно позже, чем спальня и кухня: людям, чья жизнь проходила в труде, особое помещение для досуга было ни к чему. В чем состояло назначение гостиной? В том, чтобы принимать гостей и производить на них благоприятное впечатление. Строго говоря, гостиная была лишней комнатой в доме, но само ее наличие указывало на высокий социальный статус хозяина. В отличие от спальни или ванной, гостиная не несла определенных функций, но, несмотря на это, с ней связано множество интересных историй, проливающих свет на состояние общества на том или ином этапе его развития.

С приходом к власти Тюдоров в стране воцаряются мир и процветание, а вместе с ними в кругах аристократов растет потребность в помещениях для приятного времяпрепровождения. В таких величественных особняках елизаветинского периода, как, например, Хардвик-холл, имелось три просторных помещения: парадный зал, длинная галерея и покой для уединения. Каждое из них, по сути дела, служило гостиной.

В парадном зале — комнате с высокими потолками и великолепным интерьером — принимали гостей, устраивали церемонии и балы. Хозяйка дома Бесс Хардвик, графиня Шрусбери, восседала на похожем на трон кресле под балдахином и выслушивала от гостей комплименты. В расположенной рядом огромной длинной галерее, предназначенной для «оздоровительного моциона», приглашенные разминали ноги и любовались фамильными портретами (в Хардвике их было тридцать семь). Вот и Томас Говард[80] «с удовольствием» прохаживался по длинной галерее своего дома, восхищаясь развешанными на стенах портретами «благородных друзей». Эти портреты ежедневно напоминали ему о том, что он человек с большими связями. Но галерея служила и еще одной важной цели: сюда удалялись для конфиденциальной беседы. Это было единственное в елизаветинском доме место, где можно было поговорить, не опасаясь быть подслушанным кем-нибудь из его многочисленных обитателей.

В Хардвике покой для уединения был доступен не для всех. Члены семьи пользовались им для общения с особо близкими гостями или просто для отдыха. Со временем помпезный парадный зал елизаветинского дома ушел в прошлое, а покой для уединения сохранился, в викторианскую эпоху превратившись в большую гостиную.

На примере Хардвик-холла можно наблюдать, как комнаты постепенно начинают приобретать те или иные особенности. Эти метаморфозы набирают силу в XVIII веке: в английском доме появляются музыкальная комната, библиотека и салон. В XIX веке к ним добавляются курительная и бильярдная для джентльменов, «утренняя комната» (небольшая столовая, примыкающая к кухне) для леди и зимний сад для тех и других.

В XX веке общая комната возвращается в типовые дома в виде гостиной-столовой, а в дома свободной планировки — в виде комнаты для отдыха (англ. lounge). Первым свидетельством того, что многоцелевая комната снова вошла в моду, стали так называемые студии, облюбованные для себя нью-йоркской богемой начиная с 1900 года. Идея быстро прижилась в городе. «Дама, желающая снять квартиру, побывала в студии господина художника», — гласил заголовок статьи в журнале «Брикбилдер» за 1912 год. Посетительница решила, что нашла «идеальное место для soiree[81]. Здесь можно и работать, и выставлять картины. Вот бы ей такую же квартиру! Она стала бы устраивать здесь приемы с чаем и музыкой. Не жилье, а мечта! Дама немедленно принялась подыскивать себе студию».

Общей чертой комнат универсального назначения было то, что в них допускались посторонние, поэтому хозяева не жалели сил, чтобы показать свое жилище в наилучшем виде. В эпоху Тюдоров, принимая у себя короля, королеву или других высокопоставленных особ, владельцы дома отводили им лучшие комнаты. Чем дальше вы проникали внутрь дома, тем изысканнее становился интерьер комнат; наиболее пышные внутренние покои могли увидеть только самые важные гости. В более поздние — и более демократичные — времена для приема гостей стали отводить всего одну, в крайнем случае две комнаты, но и тогда их, в ущерб остальным помещениям, старались обставить как можно богаче. Вот почему в тюдоровском доме самым ценным предметом мебели, порой стоившим дороже, чем все остальные вместе взятые, была большая супружеская кровать (в наши дни таковым обычно является диван или обеденный стол).

В правление Тюдоров высшую ступень социальной лестницы занимали лорды (в XVI веке их насчитывалось не более 35). Ниже располагались джентльмены и горожане, а также крестьяне (йомены) и работники. В 1577 году Уильям Харрисон дал определение каждому из этих четырех сословий, описав его роль в обществе. Работники и слуги, например, не имели «ни права голоса, ни влияния». Каждый человек твердо знал свое место в иерархии общества и обставлял жилище в соответствии со своим общественным положением.

Перемены, наступившие в XVII веке, были в первую очередь связаны с подъемом сословия горожан — активно участвуя в развитии мануфактур, торговли, печатного и банковского дела, они начали богатеть. По мере роста благосостояния в них крепло вполне естественное желание обзавестись такими же роскошными, как в домах аристократов, гостиными. Разумеется, они были не первыми, кто стал использовать комнату для приема гостей с целью демонстрации своего материального благополучия: в XVI–XVII веках владельцы Хардвик-холла и других дворцов не жалели средств на создание роскошного, поражающего пышностью интерьера. Но в георгианскую эпоху возникает совершенно новый подход к его оценке: отныне недостаточно вложить в оформление жилья кучу денег — надо еще обладать утонченным вкусом. Роскошь без изысканности — это вульгарность. Хороший вкус не купишь ни за какие деньги, он воспитывается культурой и образованием. «Тот, кто не использует любую возможность, чтобы пополнить багаж знаний и развить вкус, не может считаться подлинным джентльменом», — утверждалось в 1731 году.

Так складывалась новая элита, наделенная чувством стиля, формировавшимся благодаря полученным знаниям, а не нажитому богатству. Начиная с XVIII века именно гостиная становится тем «холстом», на котором запечатлеваются проявления вкуса. «В последнее время нет более модного и почитаемого слова, чем “вкус”», — писала в 1747 году газета «Юниверсал спектейтор».

В XVIII веке наблюдается заметный рост влияния аристократов, владеющих загородными дворцами, на менее состоятельных и знатных, но любознательных граждан, которым они открыли для посещения свои дома. Одним из высоких образцов внутреннего убранства дома слыл, например, Кедлстон-холл в Дербишире. Для строительства особняка Натаниэл Керзон снес в 1765 году принадлежавший его деду дом и даже перенес на другое место целую деревню. Оформить интерьеры он пригласил Роберта Адама[82], тогда еще малоизвестного молодого шотландца, недавно отучившегося в Риме. Адам пришел от Керзона в полный восторг. Еще бы, заказчик «не считался с расходами, тратя до 10 тысяч фунтов в год, обладал добрым нравом и разбирался в искусстве». Адаму предоставили самые широкие полномочия, и он лично спроектировал каждую деталь, от лепных потолков до дверных ручек, превратив дом в памятник (немного непрактичный) Древнему Риму. (По мнению доктора Джонсона, этот помпезный особняк «отлично сгодился бы для городской ратуши».) Семья Керзона жила в отдельном крыле, а в парадных гостиных проходили многолюдные политические собрания.

Как только работы были окончены, в особняк рекой потекли любопытные. Экскурсии устраивала «элегантная пожилая экономка миссис Гарнетт, замечательная рассказчица», составившая специальный путеводитель. Посетители приезжали в Кедлстон-холл, чтобы приятно провести время, а заодно почерпнуть идеи для обустройства собственного жилища.

Планировка парадных помещений Кедлстона, рассчитанных на прием большого числа гостей, оказалась чрезвычайно удобной и для экскурсантов. В отличие от Хардвик-холла, где посетителей вели анфиладой комнат, — причем в самые дальние допускались только почетные гости или близкие друзья, — здесь комнаты, убранные с разной степенью пышности, располагались по кругу. Наименьшей роскошью отличалась музыкальная комната, затем шли большая гостиная, библиотека и салон. Каждому посетителю предоставлялось право обойти их все, рассматривая картины и мебель. Георгианские дома подобной планировки иногда называли «социальными»: никто не делил гостей по признаку общественного положения, и все они без исключения могли свободно перемещаться из одной комнаты в другую.

В Кедлстоне посетители имели возможность полюбоваться на изумительные образцы британской мебели, в том числе на диваны, изготовленные лондонским краснодеревщиком Джоном Линнеллом. (К несчастью, диваны не очень хорошо перенесли транспортировку в Дербишир, и владельцу дома пришлось заплатить местному столяру, который приклеил «отвалившиеся части».) Обитые небесно-голубым шелком, поддерживаемые с боков золочеными фигурами морских божеств, эти диваны больше напоминали предметы театральной декорации, чем обычную мебель.

Диван — новинка, позаимствованная у арабов, — позволял дамам сидеть, откинувшись на спинку и расправив юбки, то есть в элегантной и удобной позе, — никакого сравнения с жестким стулом-креслом XVII века. Рассчитанные на две персоны, диваны идеально подходили для светского общения. Аристократы более ранних времен, которым приходилось в величавом одиночестве восседать на возвышении, могли о таком только мечтать.

Постепенно стремление к излишествам, подкрепленное появлением лишних денег и свободного времени, захватило и более низкие слои общества, в результате чего один за другим начали возникать новые стили оформления гостиной. Быстро входили в моду и так же быстро устаревали китайский, греческий, этрусский, неопомпейский и псевдотюдоровский стили. Каждый из них, конечно, имел весьма отдаленное отношение к эпохе или культуре, чье имя носил, но это мало кого волновало. На самом деле воссоздание псевдоисторического антуража в пределах гостиной служило лишь поводом к приобретению очередного набора мебели. Каждому хотелось, чтобы его гостиная выделялась оригинальностью с налетом экзотики, в идеале — напоминала одну из дальних стран, например Китай, или античность (Древний Рим), свидетельствуя о том, что хозяева — люди образованные и наделенные тонким вкусом. Только такой дом мог произвести впечатление на миссис Либб Поуис[83], обожавшую осматривать загородные особняки. Побывав однажды в гостях у неких Истби, она записала, что «китайская спальня и гардеробная на чердаке оформлены странно, но очень мило — точь-в-точь как в Китае».

Разумеется, представители среднего класса не воспроизводили у себя в гостиных роскошных интерьеров Кедл-стона и не украшали их позолоченными морскими божествами. Мастерство производителей мебели и аксессуаров для гостиных заключалось не в создании модных тенденций, а в производстве товаров, удовлетворяющих вкусы массового покупателя. Джозайя Веджвуд-младший, отвергая изумительный эскиз черной вазы, объяснял: «Мы не настолько смелы, чтобы с бухты-барахты соглашаться на прекрасные новинки. Пусть они сначала войдут в моду». Приобретение предметов домашней обстановки рассматривалось как целое искусство. Ошибиться в выборе, купив нечто аляповатое и безвкусное, было очень легко. И многие ошибались.

Оформление гостиной входило в обязанности супруги, и у нас есть все основания предполагать, что это доставляло ей удовольствие. В книге «Радости и прелести супружеской жизни» (1745) Лемюэль Гулливер перечисляет, какие предметы обычно старается приобрести молодая жена: «Дорогие портьеры, венецианское стекло, глазурованный фарфор, бархатные стулья, турецкие ковры, ценные картины, столовое серебро, буфеты и инкрустированные секретеры». Анализируя произведения Джейн Остин, историк Аманда Викери отмечает такую деталь: если героине показывают дом холостяка, это означает, что ей следует ждать предложения руки и сердца. Вот почему в романе «Разум и чувства» миссис Дженнингс потрясена тем, что Марианна после осмотра дома предполагаемого претендента не получила такого предложения. Возмущению ее друзей не было предела: «Не был помолвлен! После того так водил ее в Алленеме по всему дому и даже указывал, какие комнаты они отделают для себя!»

Как видим, оформление гостиной воспринималось как своего рода долг перед обществом — ведь ей предстояло служить местом встречи гостей.

В общих комнатах георгианской эпохи на светских приемах царила атмосфера оживленной раскованности, какой не ведали прежние столетия.

В старинных салонах, где жесткий царил этикет,

Почетною гостьей была неизменная скука.

В уютных гостиных у нас прежних строгостей нет —

В кружок собираясь, как рады мы видеть друг друга![84]

Как далек был этот новый мир элегантной непринужденности, милой болтовни и красивых драпировок от торжественного великолепия Хардвик-холла. Но в XIX веке гостиная вступила в более темный период своей истории.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.