В огне гражданской: «японские прислужники» и «красные хунхузы»

В огне гражданской: «японские прислужники» и «красные хунхузы»

3 марта 1917 г. жители Владивостока узнали, что отныне они являются гражданами республики. Известие было встречено с большим энтузиазмом: даже уссурийское казачество через десять дней после отречения императора сместило войскового атамана и избрало собственный исполнительный комитет. Разные политические силы Приморья объединяло желание обогнать «локомотив истории» и как можно скорее сделать окраину бывшей империи оплотом «истинного» народовластия. Хотя формальная власть в Приморской области принадлежала комиссару Временного правительства А. Н. Русанову, очень скоро выяснилось, что у чиновника имеются влиятельные конкуренты в лице Советов рабочих и солдатских депутатов. Во Владивостоке этот орган появился уже 4 марта 1917 г.

Поначалу казалось, что для перехода к новой жизни насилие не понадобится. Прозаическими вопросами повседневности продолжали заниматься старые кадры, функционировали торговля, транспорт и другие винтики общественного механизма. Местные политические лидеры, несмотря на расхождения во взглядах, до поры до времени успешно находили общий язык по всем ключевым вопросам дальнейшего совместного существования. Не были исключением и приверженцы леворадикальных идей, представленные в Приморье эсерами и социал-демократами меньшевистского и большевистского толка. На областном съезде Советов в мае 1917-го им удалось согласовать общую программу действий. У радетелей народного блага в общем-то не было причин жаловаться на «недостаточную революционность» Дальнего Востока. Все приметы ненавистного «старого режима» успешно ликвидировались, сократился рабочий день, на предприятиях появился рабочий контроль, а почти 50-тысячная группировка сухопутных войск и Сибирской флотилии сохраняла лояльность революции.

Первые знамения будущего братоубийственного противостояния появились в Приморье летом 1917 г., после памятных событий 3 июля в Петрограде. Дальневосточные большевики под предводительством только что вернувшегося из США эмигранта А.Я. Нейбута настаивали на необходимости социалистического переворота. К концу августа страх перед слухами о надвигающейся корниловщине толкнул умеренное крыло левого лагеря в объятия ленинцев, и 29 августа 1917 г. объединенный исполком при Владивостокском Совете объявил о принятии на себя всей полноты власти в Приморье. Возглавляемый прочно ухватившимися за власть большевиками, Владсовет сумел поставить под свой контроль Никольск-Уссурийский, Сучан, Раздольное и другие важные пункты области. Формирование отрядов Красной гвардии сделало Советы обладателями реальной военной силы, а самое главное — большевикам удалось завоевать поддержку социальных низов щедрыми обещаниями решения наболевшего земельного вопроса и облегчения ухудшающихся условий жизни. Чувствуя силу, большевики успешно сопротивлялись попыткам Временного правительства добиться роспуска объединенных исполкомов Советов. Пытаясь вернуть ситуацию под свой контроль, Петроград ускорил создание на Дальнем Востоке городского и земского (в деревне) самоуправления. Осенью 1917 г. эти органы были готовы вмешаться в борьбу за власть, но тут грянул Октябрьский переворот… В декабре столица Приамурья Хабаровск стал ареной решительной схватки между краевым Бюро земств и городов, с одной стороны, и III краевым съездом Советов — с другой. Большевики во главе с председателем президиума съезда А.М. Краснощековым могли бы считать себя победителями, если бы не проигрыш на «деревенском фронте», где крестьянские Советы делали первые робкие шаги. Скрепя сердце ленинцам пришлось пойти на сотрудничество с «земщиной»…

Происходящее сильно настораживало казачество, под влиянием происходящего возжелавшего автономии. Выразителем этих чаяний был избранный в январе 1918 г. новый атаман уссурийцев П.П. Калмыков. Калмыковцы начали сосредотачивать силы в полосе отчуждения КВЖД близ китайской границы, в чем атаману помогали японцы.

Надо отдать должное большевикам — происходящее не поставило их в тупик. Опираясь на сторонников советской власти в рядах казаков, ленинцы уже в марте смогли заменить Калмыкова временным советом Уссурийского казачьего войска.

Тем временем развитие событий на территории все еще воюющего члена Антанты беспокоило державы оси. Если во внутренних районах страны возможности союзников непосредственно влиять на ситуацию были ограничены, то окраины, и прежде всего Дальний Восток, открывали для этого более широкие возможности. Самыми неуемными аппетитами выделялась Япония, лишенная собственных природных ресурсов и стремившаяся наложить руку на естественные богатства Приамурского края. Важное место в японских планах по отторжению российских тихоокеанских окраин отводилось Китаю. Пекинское правительство Дуань Цижуя и хозяин Мукдена генерал Чжан Цзолинь регулярно пользовались японскими займами (только от официального Токио и только за 1918 г. финансовые вливания поступали 29 раз). Внушительные средства правительственных и частных японских инвесторов вкладывались в экономику Маньчжурии, прежде всего в развитие ее дорожной сети и энергетики: Северо-Восточный Китай, по мысли токийских стратегов, должен был стать продовольственной базой и плацдармом японской армии, действующей в Приамурье и Восточной Сибири. Наконец, японцы рассчитывали непосредственно использовать на территории России части китайской армии.

В январе 1918 г. в гавани Владивостока отдал якоря отряд японских военных кораблей. Интересно, что, рассчитывая на психологическое воздействие, японцы направили к берегам России бывшие русские военные корабли — броненосцы «Орел» («Ивами») и «Ретвизан» («Хидзен»), доставшиеся Стране восходящего солнца во время войны 1904–1905 гг. 6 апреля, воспользовавшись убийством двух японских граждан (которое, по всей видимости, было организовано японской разведкой), с кораблей отряда высадили десант.

В мае 1918 г. между Японией и пекинским правительством было достигнуто секретное соглашение о военном сотрудничестве двух стран против России. Во Владивостоке появился китайский крейсер «Хайюн», а позднее — части китайской 9-й пехотной дивизии [17]. При этом новоявленные союзники объясняли появление на русской сцене «актеров» в китайской военной форме… необходимостью совместного отражения немецкой агрессии (Китай еще с марта 1917 г. формально находился в состоянии войны с кайзеровской Германией на стороне Антанты)! Китайские войска, чья боеспособность сильно уступала японским частям, несли в основном гарнизонную службу и занимались охраной тыловых коммуникаций. Оперативное командование войсками двух стран осуществлял японский штаб.

Искрой, положившей начало всероссийскому пожару, вошедшему в историю страны под названием Гражданской войны, стал разгон Учредительного собрания, предпринятый большевиками в январе 1918 г. Действия хозяев Петрограда дали отмашку противникам ленинского режима, быстро сформировавшим собственные правительства в Поволжье, Области войска Донского и других регионах некогда единой империи. «Триумфальное шествие советской власти» сменилось вооруженной борьбой, принимавшей все более ожесточенный характер. По иронии судьбы главная роль в начале войны в Сибири выпала силе, меньше всего хотевшей воевать, а именно 45-тысячному Чехословацкому корпусу, принимавшему участие в боевых действиях Первой мировой войны на стороне русской армии. В марте 1918 г. Брестский мир вывел Советскую Россию из стана воюющих союзников и превратил чехословаков, в массе своей не сочувствовавших большевикам, в весьма опасную для ленинского правительства ненужность. Попытки «сплавить» просившихся домой чехословаков бывшим союзникам через западные границы не увенчались успехом. Корпус было решено эвакуировать через Владивосток, при этом для самообороны чехословакам было частично оставлено оружие. Первый эшелон отправился на восток в конце марта 1918 г. и спустя месяц благополучно добрался до Владивостока. Другим частям везло значительно меньше: из-за нехватки вагонов и перебоев в работе Транссиба эшелоны корпуса растянулись по всей Сибири. В мае 1918-го осатаневшие от трудностей движения по дезорганизованной магистрали славяне взбунтовались [18]. К концу месяца советское Приморье оказалось начисто отрезано от Европейской России. К этому времени численность чехословаков, ожидавших отправки на родину во Владивостоке, достигла 15 тысяч человек. Предоставить суда для перевозки солдат никто не спешил: страны Антанты готовили славянам иную роль. В столице Приморья при поддержке союзников готовился антибольшевистский переворот, основной ударной силой которого и должны были стать чехословаки. 29 июня 1918 г. власть исполкома В лад совета была свергнута, а его руководство — арестовано. Вытесненные из города отряды Красной гвардии после боев в районе Вольно-Надеждинского и Никольска-Уссурийского отступили к станции Уссури. Попытка контрнаступления красных была отбита японцами, и к власти в Приморье пришло Временное правительство автономной Сибири.

3 августа 1918 г. во Владивостоке высадился батальон британских войск численностью более 800 штыков. Шесть дней спустя появились французы, выставившие 107 человек, большинство из которых составляли вьетнамцы. Наконец, 16 августа во Владивостоке высадились два полка американской армии, переброшенные с Филиппин (более 3 тысяч штыков). 3 сентября численность американской группировки была доведена до 5 тысяч солдат и офицеров, включая медицинский персонал и подразделения связи. Последними прибыли во Владивосток солдаты Италии — страны, еще недавно противостоявшей Антанте в составе Тройственного союза, но вовремя сориентировавшейся в ситуации… Предлогом для интервенции была, разумеется, «бескорыстная» помощь в эвакуации из России чехословаков. Тон продолжала задавать Япония, стремительно наращивавшая свое военное присутствие: к октябрю 1918 г. численность японских войск на Дальнем Востоке России и в Маньчжурии достигла 73 тысяч человек, в разы превысив цифру, согласованную с партнерами по разделу российского пирога.

В сентябре 1918 г. большевистский Дальсовнарком принял решение распустить оставившие Хабаровск части Красной гвардии и перейти на нелегальное положение. Установившаяся на Дальнем Востоке новая власть, казалось, могла торжествовать победу, однако на деле все было не так радужно. Режим «автономистов» уже в конце года уступил власть эмиссару Верховного правителя России адмирала A.B. Колчака генералу Д.Л. Хорвату, которого в июле 1919 г. сменил генерал С.Н. Розанов. Несмотря на энергичные усилия и помощь «заграницы» режиму Верховного правителя не удавалось наладить нормальную жизнь. В стане противников советской власти отсутствовало элементарное единодушие. Даже в пределах относительно небольшого по территории Приморья власть колчаковских «наместников» ограничивалась крупными населенными пунктами и полосой отчуждения Транссиба. В таежных районах уже в конце 1918 г. развернулось партизанское движение, тяготевшее к большевизму, а на соединительной ветке КВЖД и в районе станции Гродеково хозяйничали сторонники несостоявшегося атамана уссурийцев Калмыкова. Разруха, обесценивание денег и растущая дороговизна вызывали глухой ропот, повсеместно выливавшийся в стихийные митинги и стачки. На проявления недовольства колчаковские власти отвечали привычным террором. Установлению атмосферы страха способствовали отсутствие правопорядка и расцвет преступности. Разумеется, в процветающем криминальном мире Приморья не обходилось без хунхузов.

Особенно широкое проникновение «краснобородых» на территорию края началось в 1920 г. Падение Колчака, чехарда смены не обладающих никаким авторитетом властей и уход из Приморья военных контингентов большинства участников интервенции, озадаченных внушительными успехами Красной армии, обеспечивали бандитам полную безнаказанность. Остававшиеся на Дальнем Востоке японские и китайские воинские части предоставили хунхузам карт-бланш, используя бесчинства «краснобородых» как повод для сохранения собственного военного присутствия. Стремясь наиболее эффективно реализовать «потенциал» хунхузничества, японская разведка в Маньчжурии занималась организацией и вооружением банд, полностью находившихся под японским контролем и предназначавшихся для действий на русской территории. По сообщениям китайской католической газеты «Ишибао», с июня 1920 г. по март 1921 г. было сформировано 27 банд. Хунхузов снабдили 2 тысячами винтовок, 300 револьверами и 8 пулеметами. Лидер хунхузов Чиншан, произведенный японцами в майоры (неясно, впрочем, какой армии), согласился действовать под руководством японского командования против большевиков. Уже 19 июня 1920 г. одна из шаек наведалась в приморские деревни Дворянка и Жариково, где хунхузы учинили погром, уничтожив все, что не смогли унести с собой. Особенно широкий размах практика организации банд приняла в конце 1921 г., когда командующий японскими экспедиционными войсками на Дальнем Востоке генерал Тачибана отдал приказ эмиссару разведки Гамади Масаицы развернуть в Спасске набор вооруженных отрядов из китайских бродяг. «Мобилизация» хунхузов бросилась в глаза даже не слишком разборчивым в средствах американцам: факты «военного и экономического насилия» японских наемников в отношении мирного русского населения особо отмечены наблюдателем при штабе американских экспедиционных сил в Приморье Ашурстом в докладе сенату США от 2 марта 1922 г.

В скором времени весь край оказался наводнен шайками заботливо опекаемых японцами бандитов. Больше всего страдали от нападений хунхузов Полтавский и Вознесенский округа, не меньше доставалось Ольгинскому уезду, особенно бедовали местности, прилегающие к реке Сучан — традиционной вотчине «краснобородых». Внимания разбойников не избегали даже селения, расположенные вблизи охраняемой железной дороги. 19–21 июня 1921 г. несколько хунхузских шаек были замечены в долине Сучана, а 23 июня 700 разбойников появились в Шкотовской волости. 25 июня деревня Дорофеев ка была разграблена сотней хунхузов. Примерно в то же время еще более крупная шайка посетила Черниговку и хутор Бычковского. В первых числах июля 1921 г. с территории Китая в Приморье перешло свыше 2 тысяч хунхузов. 17 июля «краснобородые» напали на поселок Барановский, 19-го — на хутор Янченко. Известный винокуренный завод фирмы «М.П. Пьянков с братьями» близ Никольска-Уссурийского стал «базой», где окопались более пяти сотен разбойников.

Сообщения о набегах бандитов, чьи шайки насчитывали до тысячи человек, поступали со всех концов Приморья. Крестьяне подвергались грабежам и издевательствам, лишаясь денег и, что было особенно важно в то время, продуктов. Малейшая задержка исполнения требований хунхузов каралась смертью. Приморское областное управление во Владивостоке сформировало дивизион народной охраны и энергично требовало от японского командования организации совместных рейдов против бандитов. Штаб генерала Тачибаны, на словах обещая принять «решительные меры», на деле отнюдь не спешил обращать японские штыки против своих тайных союзников.

Хунхузы между тем продолжали собирать на уссурийской земле свою кровавую жатву.

В августе 1921 г. «краснобородые» нанесли визит в Шмаковский Свято-Троицкий Николаевский монастырь — крупнейший центр православия в Приморье. Основанная в 1895 г., обитель отличалась богатством и благоустроенностью. Монастырю принадлежали около десятка мастерских, пасека, два скотных двора, оленья ферма, три гостиницы, больница с аптекой, фотографическое ателье и книжный магазин со складом церковной утвари. В 1917 г. в обители подвизалось более 300 монахов, в связи с чем в Святейшем синоде даже рассматривался вопрос о придании монастырю статуса лавры. Расположенный в горной таежной местности близ станции Уссури, монастырь долгие годы содержал хорошо вооруженную стражу, которая успешно охраняла его владения от посягательств лиходеев. После революции ситуация изменилась: стража разбежалась, а большинство шмаковских иноков уехали в Харбин. Тем не менее остатков монастырского богатства хватило для того, чтобы привлечь бандитов. Шайка численностью до 700 человек при 16 пулеметах (!) явилась в монастырь и расположилась на отдых. Перепуганные монахи в течение трех дней исполняли все требования «краснобородых», а перед уходом шайки были вынуждены выплатить хунхузам солидную «контрибуцию» натуральными продуктами — хлебом, медом, свечами и прочим.

Прояпонские шайки хунхузов действовали не только в оккупированном интервентами Приморье, но и на территории Дальневосточной республики — контролируемого большевиками «буферного» государства, провозглашенного 6 апреля 1920 г. на учредительном съезде трудящихся Прибайкалья в Верхнеудинске (ныне город Улан-Удэ). Высшие органы власти нового гособразования возглавлялись коммунистами: Временное правительство — А.М. Краснощековым, а Совет министров — П.М. Никифоровым. Быстро признанная Москвой республика располагала собственными вооруженными силами, носившими название Народно-революционной армии. В состав территории ДВР формально входили Забайкальская, Амурская, Приморская и Камчатская области, а также северная часть острова Сахалин. На деле Приморье и Северный Сахалин были оккупированы японцами, а связь с Камчаткой полностью отсутствовала. Забайкальская область была разделена так называемой «читинской пробкой» — районами, в которых хозяйничали японцы, забайкальские казаки атамана Г.М. Семенова и остатки колчаковских войск под командованием генерала В.О. Каппеля. Что касается Амурской области, то ее исполнительный комитет согласился признать власть правительства ДВР только в августе 1920 г.

Весной и летом 1920 г. частям НРА удалось добиться значительных успехов на Забайкальском фронте. Хотя цель овладения Читой ею так и не была достигнута, японское командование решило прекратить военные действия. После трехнедельных переговоров на станции Гонгота 17 июля 1920 г. японцы подписали с представителями ДВР соответствующее соглашение и спустя восемь дней начали отвод войск в Маньчжурию, бросив своих белогвардейских союзников на произвол судьбы. К концу октября 1920 г. территория Забайкалья полностью контролировалась частями НРА ДВР. Новой столицей республики стала освобожденная Чита, где в январе 1921 г. на основании выборов в Учредительное собрание было создано постоянное правительство, по-прежнему возглавлявшееся коммунистами.

Потерпев поражение в открытом противостоянии, силы Белого движения и поддерживающие их японцы отнюдь не спешили отказываться от борьбы с противником. На смену «правильным» боевым действиям пришли грязные методы. Ставка была сделана все на тех же хунхузов, удары которых направлялись прежде всего против объектов, имевших первостепенное значение для существования ДВР, а именно — против золотых приисков Забайкалья и Амурской области. Формирование пограничных войск ДВР, начавшееся в ноябре 1920 г., проходило трудно, чем активно пользовались «краснобородые». Разбойничьи набеги принимали порой такие масштабы, что грозили полным прекращением золотодобычи в целых районах. Несмотря на потребность в «презренном металле», правительство ДВР, занятое положением на фронте и последующим формированием постоянных органов власти, поначалу довольно вяло реагировало на вылазки бандитов. 21 марта 1921 г. Управление горными разработками ДВР обратилось в военное министерство республики с воззванием. «Свыше года уже горное ведомство, — говорилось в письме, — безрезультатно настаивает перед военными властями о защите золотого промысла от нападений и разграблений… хунхузами. В первых числах февраля разграблены прииски Улунгинского района, сегодня получены телеграммы о разграблении районов Ивановского и Ленского. Везде много жертв, взято золото и продукты, население терроризировано, в панике покидает прииски». В заключительных строках послания руководство горного ведомства предрекало правительству гибель золотодобывающей отрасли в момент, когда «золото… нужно государству и, в частности, армии… более чем когда-либо» [19]. Увы, несмотря на отчаянный характер послания, набеги хунхузов на прииски продолжались. В конце июня 1921 г. в Зейском округе Владимирского района Амурской области разбойниками были разграблены прииски Иннокентьевский, Могочи и Шихановский, при этом рабочие и служащие подверглись избиениям и издевательствам.

Другим объектом хунхузских набегов было мирное население приграничных районов ДВР. Особенно часто подвергались нападениям селения, лежащие на северном берегу Амура. Пик хунхузских вылазок приходился на зимние месяцы, когда воды великой реки сковывал лед. Под покровом ночи шайки переходили на русский берег и, нанеся быстрый удар, стремительно уходили на китайскую территорию. В первые годы существования ДВР части HP А, подобно казакам былых времен, часто преследовали налетчиков на китайской территории. К примеру, в начале июля 1921 г. в окрестностях станции Маньчжурия солдатами НРА были схвачены и переданы китайским властям члены шайки, ограбившей группу русских крестьян. Однако уже в скором времени подобную практику стали запрещать, а 23 сентября 1922 г. Дальбюро приняло особое постановление, предписывающее войскам избегать перехода китайской границы. Причину такой заботы о суверенитете соседней державы потать нетрудно: властям республики не хотелось давать китайским властям Маньчжурии повод к конфликту, который в условиях продолжающейся Гражданской войны был бы абсолютно лишней проблемой…

Масштаб «хунхузской напасти», выпавшей на долю приамурского крестьянства, можно оценить на примере села Благословенного Амурской области. 28 декабря 1920 г. село подверглось набегу «краснобородых» численностью более 200 человек. Бандиты хозяйничали в Благословенном четыре дня. Они расстреляли 5 жителей села (в том числе одну женщину), сожгли 23 дома, увели 217 лучших лошадей, зарезали 17 коров и отняли у крестьян все наиболее ценные вещи. Хунхузы были хорошо вооружены, однако появление отряда НРА заставило бандитов отступить на территорию Китая. В следующем году село Благословенное подверглось повторному нападению «краснобородых». После этого крестьяне были вынуждены превратить село в настоящую крепость. Благословенное было обнесено земляным валом и колючей проволокой, на самых опасных направлениях были оборудованы стрелковые позиции. Несмотря на это, нападения продолжались. 24 июня 1922 г. представитель Благословенской волости Андрей Цха выступил на заседании Амурского областного управления с подробным рассказом о бедствиях земляков. «На село Благословенное, — говорил он, — ежегодно нападают крупные шайки хунхузов, оперирующие круглый год на китайском берегу Амура… В последние два года имело место три крупных набега, хунхузами перебито много молодых людей, защищавших свое село, уведено несколько сот лошадей и рогатого скота, сожжено много домов, в том числе школа и почтово-телеграфное отделение; в процессе многочисленных эвакуации села погибло от холода и голода несколько десятков детей и женщин; волость разорена почти до состояния нищеты; запашки сократились до ужасающего минимума». Подытоживая свое печальное выступление, делегат заявил, что если «не будут приняты меры до 1 августа, то ожидающее новых нападений население до начала зимы разбежится по соседним волостям» [20].

Единственной защитой мирного населения были части HP А, которые приходили на выручку крестьянам, но не могли предупредить проникновение вооруженных шаек на территорию республики. Организация пограничной охраны продолжала буксовать, а что касается органов правопорядка, то их состояние на местах было столь удручающим, что никакой защиты с их стороны ждать не приходилось. В газете «Амурская правда» от 30 июля 1921 г. была опубликована заметка селькора, яркими красками рисующая жизнь милиционеров одного из участков области. Текст ее заслуживает быть приведенным полностью: «В Ивановке. Участковая милиция окончательно выбилась из колеи. Нет дня, чтобы милиционеры что-нибудь не напроказили. По обыкновению, ежедневно пьяные ходят в обнимку со спиртоносами-контрабандистами, раскатываются по улицам села, наигрывая в гармошку и распевая похабные песни, производят стрельбу по улицам, безразлично днем или ночью, ничем не вызванную. В общем, творится что-то ужасное, население ждет от кого-то помощи, начальник участковой милиции неоднократно обращался в областную милицию за помощью и просил увольнения его, ибо не в силах бороться со своим штатом (курсив мой. — Д.E.), но на это ничего положительного нет. Оставлять в таком положении милиционное дело невозможно, необходимы срочные меры к упорядочению этого дела. В крайнем случае выслать в распоряжение начальника участка милиции народоармейцев, до подыскания соответствующего штата милиционеров, или же совершенно упразднить милицию». Комментарии излишни…

Шайки хунхузов, проникавшие на территорию ДВР, с начала 1920-х гг. начали «разбавляться» русскими из числа уголовников, опустившихся личностей и худших представителей белогвардейского лагеря. Гражданская война заставила тысячи подданных бывшей Российской империи искать убежища за границей. Для жителей Дальнего Востока наиболее доступной заграницей была Маньчжурия, тем более что жизнь в полосе отчуждения КВЖД и ее столице Харбине мало отличалась от привычной домашней обстановки. В Маньчжурию уходили колчаковцы, а после ликвидации «читинской пробки» на территорию Маньчжурии отступили последние остатки забайкальской группировки Белой армии. Около половины русских военных на территории Маньчжурии составляли офицеры, не питавшие иллюзий относительно своей дальнейшей судьбы «под большевиками». Многие из них продолжали считать себя солдатами, сохраняли традиции русской армии и понятие об офицерской чести. Однако находились и те, кто, озлобившись, считали «свою» Россию безвозвратно погибшей и готовы были повернуть оружие против народа страны, которую еще недавно называли родиной… Бывшие русские военные были самыми боеспособными членами шаек, играли роль «инструкторов» и способствовали поддержанию дисциплины. В большевистской печати Дальнего Востока 1920-х гг. подобные элементы получили название «белохунхузов».

Использование «краснобородых» в своих целях отнюдь не было фирменным ноу-хау японцев. Их менее удачливые партнеры по интервенции, выдавленные из России, также стремились приобрести «ручных» хунхузов. В декабре 1921 г. в Харбине были выявлены организации, сбывавшие «краснобородым» первоклассное оружие. Как выяснилось при этом, операции с закупкой и продажей вооружений происходили при непосредственном участии… французского и английского консульств. Разные фракции Белого движения также не брезговали помощью китайских бандитов в борьбе друг с другом. В середине июля 1921 г. в Никольске-Уссурийском произошел бой между хунхузами и каппелевцами, которым в те лихие дни принадлежал контроль над этим приморским городом. Во главе разбойников стоял некий Ко-сан (или Киу-сан), незадолго перед этим замеченный в переговорах с атаманом Семеновым в Харбине. Отвлекая внимание, часть хунхузов затеяла перестрелку на китайском базаре. В это время основные силы шайки атаковали каппелевскую комендатуру. Комендант города, подполковник Иоров, был ранен, однако не растерялся и сумел организовать отпор. На помощь каппелевцам пришли японские жандармы. В скоротечном бою Ко-сан и несколько членов его шайки были убиты, а остальные хунхузы обратились в бегство. При убитом помощнике Ко-сана были найдены документы, изобличавшие сговор между семеновцами и главарями «краснобородых».

На дальневосточных фронтах Гражданской войны можно было также найти «красных хунхузов», составлявших самобытную часть партизанского движения. Следует сразу указать на их главное отличие от «японских прислужников». Если интервенты привлекали бандитов возможностью грабить, получая от хозяев оружие и жалованье, то в революционный лагерь хунхузы приходили под влиянием коммунистической пропаганды.

О «красных хунхузах» времен «борьбы за советскую власть на Дальнем Востоке» известно мало. Попытки поставить хунхузскую вольницу на службу делу революции предпринимались членами китайских антимонархических организаций еще в начале XX в. Компартия Китая, возникшая в 1921 г., сразу же включила «краснобородых» в сферу действия своей пропаганды. Китайский делегат на III конгрессе Коминтерна Чжан Тайлэй в выступлении назвал хунхузов «боевым революционным материалом», который, несмотря на «сырость», поможет «развивать по стране широкое партизанское движение». В Маньчжурии в контакт с «краснобородыми» входили не только китайские коммунисты, но и эмиссары ленинской партии, стремившиеся пробудить в хунхузах «классовое сознание» и призывавшие разбойников поддержать «братьев», сражающихся за «рабочее дело» на российской земле. При этом «краснобородых» убеждали, что большевики видят в них не бандитов, а «повстанцев». Впрочем, последнее утверждение было скорее пропагандистским приемом, чем отражением действительности. В реальности русские «красные» партизаны, действовавшие в Приморье, неохотно принимали в отряды китайцев именно потому, что большинство «манз», бродивших в дебрях уссурийской тайги, были хунхузами, а понятия «хунхуз» и «большевик» имели противоположное значение в общественном мнении… Впрочем, иногда партизаны все же пользовались помощью китайцев, как это было, к примеру, во время тяжелых боев с японцами в районе села Анучино. Летом 1921 г. на стороне партизанских сил в Южном Приморье выступали две шайки хунхузов общей численностью в тысячу человек. Об этом в телеграмме на имя главкома НРА В.К. Блюхера сообщал временный командующий 2-й Амурской армией A.A. Школин. Одна из банд 12 июля совершила нападение на станцию Мучная и нанесла серьезный урон каппелевцам и японцам, со стороны которых было убито 13 человек. Одновременно с этим партизаны и хунхузы совершили совместный рейд в село Спасское, где у конно-егерского полка интервентов было захвачено 48 лошадей. Впрочем, в сферу влияния партизанского командования хунхузы все же не допускались…

Переход части хунхузов на сторону красных объяснялся не только успехами большевистской пропаганды, но и наметившимися антияпонскими настроениями многих «краснобородых». В марте 1921 г. отряд хунхузов численностью 700 человек вступил в переговоры с командованием НРА ДВР. Контакту предшествовала работа армейской разведки, со слов местных жителей знавшей о планах хунхузов перейти на русскую территорию для соединения с красными. В беседе с представителями командования НРА «начальник хунхузотряда» заявил, что он и его люди будут сражаться на стороне красных против японцев.

Приход хунхузов и вообще китайцев в ряды «красных» партизан сильно беспокоил власти Поднебесной. На протяжении всех трех лет существования ДВР китайские консульства в Хабаровске, Благовещенске и некоторых других городах бомбардировали местные власти бесчисленными заявлениями и протестами. Главным было требование немедленного роспуска китайских коммунистических ячеек, ликвидации китайских секций при областных комитетах коммунистической партии и прекращения большевистской агитации среди китайцев. При этом дипломаты утверждали, что интерес китайских коммунистов к хунхузам объясняется их желанием сколотить новые шайки для грабежа русского и китайского населения. Одновременно полпреды пекинского правительства в ДВР добивались ликвидации отделений союза китайских рабочих (СКР). Эта организация, возникшая в апреле 1917 г. и первые полтора года именовавшаяся Союзом китайских граждан, объединяла китайцев, прибывших на заработки в Российскую империю и застигнутых революционной бурей на чужой земле. Начав с аполитичной благотворительности, СКР быстро попал под сильное влияние большевиков и превратился в политическую организацию. По мнению китайских дипломатов, все отделения союза были прибежищем «хунхузов и порочных китайцев». Наконец, консульства не уставали требовать роспуска китайских партизанских отрядов, которые в нотах также именовались «бандами хунхузов».

Беспроигрышным пропагандистским приемом большевиков в отношении китайцев было противопоставление «братского» отношения коммунистов тому презрению, которое питали к китайцам власти «старой» России. Интересно, что по другую сторону баррикад в целях контр пропаганды использовались приемы из того же арсенала. Дальневосточный обыватель привык презирать мирного китайца (таких называли «ходя») и бояться китайца-разбойника (хунхуза). Справедливо полагая, что инертная мещанская среда крупных городов Дальнего Востока не спешит расстаться с укоренившимися взглядами, белогвардейцы распространяли среди населения городов, лежавших на пути наступления красных, россказни о грядущих зверствах китайцев, идущих в первых рядах «большевистских орд». Так, в апреле 1920 г. Николаевск-на-Амуре был взбудоражен слухами о том, что красное командование посулило своим бойцам-китайцам устроить после взятия города… раздачу русских девушек и вдов.

Нередки были и прямые провокации, призванные дискредитировать «красных хунхузов». К примеру, в начале мая 1920 г. шайка конных китайцев с демонстративно развернутым красным знаменем, изображая партизан, ворвалась в приморское село Владимиро-Александровское и стала производить поборы с крестьян и китайских торговцев.

С окончанием интервенции и установлением в Приморье власти большевиков надобность в «красных китайских партизанах» отпала. По-иному обстояло дело с «японскими прислужниками», получившими новые задания, и «безыдейными» хунхузами, продолжавшими разбойничать в Маньчжурии и на Дальнем Востоке России.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.