10. Фольклорно-поэтические формы травестии
10. Фольклорно-поэтические формы травестии
В продолжение темы языковой игры необходимо упомянуть и такую лингво-прагматическую и стилевую особенность языка некоторых газет, как частушки, которые стали одной из излюбленных и практически непременных тем в народно-патриотических изданиях в 20–30-е гг. Чаще всего частушки были рождены в недрах речевой стихии в СССР. Эти частушки были, естественно, запрещены внутри страны, а распространение и собирание их преследовалось законом и расценивалось как антисоветская деятельность.[191]
Жанр частушек возник в 60-х гг. XIX в., первоначально они пелись обычно на посиделках деревенской молодежи. С развитием капитализма в России, складыванием рыночных отношений частушки стали особенно популярны и проникли в городской (низовой) фольклор. Частушки позволяли в краткой, афористичной форме выразить и дать оценку разным аспектам жизни человека: от любовно-семейных взаимоотношений до социальной практики. Особенно последнее важно и интересно, так как при капитализме, в отличие от крепостного права, многое зависело от самого человека, от его воли и способностей [ФГВ 1934; Лазутин 1990; Иванова 1994].
Бурное развитие частушки получили в революционные годы, отражая приятие/неприятие новой социальной действительности. В послереволюционные годы вышло много сборников частушек, воспевающих советскую власть; такие частушки стали использоваться в пропагандистских, агитационных целях в деревне, в армии. Появились и антисоветские частушки [Недзельский 1922], именно они особенно привлекали внимание эмигрантов.
Приведем несколько частушек из эмигрантской газеты «Русская правда». Разумеется, осмеивание, карнавальное «занижение» имен, фамилий коммунистов, верхушки коммунистической партии составляет одну из постоянных тем. Аллюзии, возникающие при упоминании большевистских вожаков, прежде всего семиотически локализуются в аду, преисподней, обращены к мифологемам черта, дьявола. Помещение фамилий в мифологическо-библейский контекст переводит имена в область мифологии, трактует их как своеобразные квазисинонимы дьявола, черта. Это вообще характерный риторический прием народно-патриотических изданий – десакрализация/демифологизация советских ключевых денотатов:
Ленин к черту в ад пошел,
Троцкому наказывал,
Чтобы кол себе вострей,
Он теперь заказывал.
Сатана сидит в аду,
У него не худо.
По одну руку – Ильич,
По другу – Иуда.
Фамилия Калинин усекается до нарицательного существительного калина и рифмуется со словом малина, обозначающего в уголовном жаргоне «воровской притон, группа воров», что, конечно же, низвергает с официального семиотического пьедестала «всенародного старосту», помещая его в ряд таких же преступников:
На деревне бузина,
А в Кремле – Калина,
На деревне голь одна,
А в Кремле – малина.
Немало частушек посвящено коммунистам, комиссарам, большевикам, их методам управления страной, экономическим нововведениям. В таких частушках могут использоваться и грубые слова, подчеркивающие негативное отношение к новым правителям страны и несущие прагматическую интенсифицирующую функцию:
Знаем, знаем комиссаров,
Знаем мы большевиков,
Они ходят по деревням,
Ограбляют мужиков.
Коммунист насрал в бутылку,
Разделил по едокам,
Дал солдатам по крохтинке,
Остальное беднякам.
Комиссару – нож в бочину,
С нашей девкой не сиди.
Коммунисту – кирпичину,
Из деревни уходи!
Метафоры кола[192], метлы[193], могилы часто используются в частушках для выражения идеи, интенции свержения «нечистой» коммунистической власти и жестокой расправы над ними. Несомненно, набор таких метафор подчеркивает обобщенность образа коммуниста, большевика не просто как преступника, нарушившего законы человеческого общежития, но именно как разрушителя морально-нравственных устоев, установленных в рамках христианства (православия), как богоборца, посягнувшего на христианский миропорядок. В народной поэзии такие метафоры часто использовались по отношению к нечистой, дьявольской силе, перенос их в частушки о коммунистах явственно показывает семиотическое приравнивание мира дьявола и мира большевиков.
Коммунисты нас просили,
Чтоб забыли про Россию.
Это слово мы колом
Прямо в глотку им забьем.
Тары, бары, растабары,
Зажилися комиссары.
Скоро-скоро помелом
Эту нечисть мы сметем.
В приведенной ниже частушке неслучайно упоминается крыльцо, так как – по народным поверьям – похороны в погребе, под крыльцом применялись к умершим от одного года до трех лет детям и символизировали, что ребенок еще не относился к миру людей, а принадлежал «нечистому» миру, поэтому таких детей и хоронили не на общем кладбище. Такую интертекстуальную аллюзию можно допустить и в данном случае.
Комиссары строят дом,
Русские покроют,
Комиссаров под крыльцом
Всех живьем зароют.
Немало частушек было и о новых социальных элементах в деревне, селькорах и рабкорах, о комсомольцах, проводящих политику большевиков:
По реке бежит волна,
Вода кольцами,
Будем рыбку мы кормить,
Комсомольцами.
Комсомолец-паренек,
На хвались, мальчишка!
Заведем тебя в лесок,
Тут тебе и крышка.
Бежит речка, бежит чиста,
На воде-то кольцы,
Кабы сдохли коммунисты
Да все комсомольцы!
Братцы, бей без разговоров
И селькоров, и рабкоров!
Надоел нам красный клоп,
Загоняй его ты в гроб!
Объектом осмеяния и порицания служит пропаганда свободы сексуальных отношений, бытовавшая в первые послереволюционные годы между как крайне левыми коммунистами, так и некоторыми комсомольцами и комсомолками, отрицавшими институт семьи, брака и отцовства:
Комсомолки зафорсили,
Носят белые коты,[194]
Каждый день оне [sic] родили
В комитете бедноты.
Наименование государства аббревиатурой СССР долго не давало покоя людям как внутри, так и вне страны, служа предметом пародии и иронии:
На собачий на манер
Русь назвали – Триэсер.
Эту кличку мы собьем
Нашим русским штыком.
Красноармейский быт также являлся одной из популярных частушечных тем:
Что за горе, что за муки,
Надоели политруки.
С политграмотой своей
Они хуже всех чертей.
В красной армии не дома,
Там звезда на лоб готова.
Одну воблу там едят,
Про волю думать не велят.
Итак, частушки как одна из форм народного творчества наиболее часто использовались на страницах народно-патриотических и военизированных газет, выражавших по преимуществу мировоззрение солдатской массы, в подавляющем большинстве выходцев из крестьян (этой аудиторией умело манипулировали некоторые идеологи крайне правых сил [Будницкий 2003]).
Частушки как жанр фольклора, широко распространенный в деревенско-городском фольклоре начала XX в., быстро, легко возникали в народно-речевой стихии как попытка принятия или отторжения новых социальных реалий. Именно это объясняет популярность частушек в эмигрантских изданиях, рассчитанных на крестьянско-солдатскую массу. Напротив, в эмигрантских газетах, ориентирующихся на дворянство, монархические круги, интеллигенцию, частушки встречаются намного реже. Причина этого кроется, по-видимому, не только и не столько в менее сильных и даже грубых выражениях в адрес большевиков и коммунистов, содержавшихся в монархических или демократических изданиях, сколько в традициях и дискурсивных практиках: частушки – жанр крестьянского, позднее – пролетарского фольклора, практически не распространенный в среде образованной части общества. Отсутствие навыков, привычки слушания и сочинения частушек дворянами, интеллигентами в дореволюционной жизни было перенесено и в эмигрантский период жизни. И наоборот, народно-патриотические газеты, предназначенные для крестьянско-солдатской массы, широко использовали хорошо освоенный жанр народнопоэтического творчества.
Характерно также, что эмигрантский быт не мотивировал складывание частушек в тех же народно-патриотических изданиях, практически все частушки посвящены советскому образу жизни, советским реалиям и денотатам. Жанр частушек в эмиграции умирал, во-первых, потому, что знакомство с советской жизнью часто было поверхностным, приблизительным (а это зачастую лишало автора частушки острословия и ироничной едкости по отношению к тому, что автор сам плохо знал), во-вторых, разрозненность эмигрантов, включенность их в жизненную практику данной страны пребывания заметно снижала потребность в сочинении частушек, темой которых являлся бы эмигрантский или зарубежный быт; в связи с этим и востребованность частушек была невелика, оказывалась практически нулевой.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.