Константиновский дворец в Стрельне: Дворец Конгрессов как топос гражданского общества

Константиновский дворец в Стрельне: Дворец Конгрессов как топос гражданского общества

Дворцы конгрессов появились в европейских странах в конце 1970-х– начале 1980-х годов. Конгресс как форма научного общения представляет собой одновременно организацию и самоорганизацию деятельности ученого сообщества. Дворцы конгрессов постулировали возможность международного общения, выстроенного в этой модели. Кроме того дворцы конгрессов должны были стать моделью гражданского общества, своеобразными центрами, или, как сказали в советские годы, фор-проектами «настоящей демократии», в которой преодолен отрыв народа-суверена от своих представителей, облеченных правом принятия решений. Гражданское общество, представленное многочисленными реальными группами и общностями, должно стать посредником между властью и человеком, каждым человеком.

В советском государстве аналогом дворцов конгрессов в те же 1970-1980-е годы стали универсальные зрительные залы, в которых сменяли друг друга политические, научные, художественные мероприятия – в одном и том же пространстве.

Какой же образ власти репрезентирован новой правительственной резиденцией – дворцом конгресов в реконструированном Константиновском дворце?

Дворец Конгрессов в Стрельне открылся в 2003 году, в дни празднования 300-летнего юбилея Санкт-Петербурга. Восстановлен памятник петровской эпохи. При всех переделках и «реставрациях» XIX века Константиновский дворец выглядит архаичнее, чем другие памятники Петергофской дороги, тоже, конечно, хранящие память о петровском времени, – архаичнее и оттого достовернее. Трогательное впечатление производит сегодня нижний парк в Стрельне с молоденькими свежепосаженными и как бы игрушечными липками. Вероятно, так и выглядели в момент создания знаменитые барочные сады, преобразившие топкие финские берега – нам, сегодняшним, привычны вековые деревья и тенистые аллеи, а подобные прозрачные и хрупкие виды известны только по старым гравюрам.

У Константиновского дворца особая судьба. Конечно, каждый памятник, как и каждый человек, имеет свою особую биографию, но дворец в Стрельне стоит особняком среди собратьев по жанру. Это дворец, который в эпоху своего создания, в век дворцов, дворцом так и не стал.

Известно, что именно в Стрельне Петр I намеревался устроить парадную резиденцию с большим дворцом, садом, каналами, каскадами, гротами, фонтанами. Дворец должен был стать таким роскошным, что поначалу «за него некому было взяться» [806] . Когда же, строительство началось (а велось оно, как и положено, не жалея ни средств, ни рабочих рук), стало понятно, что дворец «будет едва ли не великолепнее Версальского». Многообещающее начало… Но русская Версалия здесь так и не состоялась.

Дворцы с бьющими перед ними фонтанами олицетворяли тогда, в XVII и XVIII веках, само Искусство ? Искусство, «оформляющее Материю», преодолевающее Природу. «И хоть стоял он (дворец ? Л.Н. ) на большой высоте, воды рек поднимались к нему, чтобы явить покорность могучему искусству» [807] . Судьба Стрельнинского дворца ? пример того, как Искусство отступило перед Природой. Вскоре после начала работ в Стрельне выяснилось, что для устройства самотечного водовода, способного наполнить водой фонтаны, «которые будут бить там со всех концов», «смогут бить день и ночь» [808] , более подходит Петергоф. Строительство Стрельнинского водопровода было остановлено, водовод протянулся от Ропшинских высот к Петергофу, где и «воздвигся» приморский парадиз, а Стрельна оказалась как бы «вынесена за скобки» блистательного фасада империи. «Царь даже сожалел, что начал строить Стрелину мызу, – вспоминал Берхгольц, – которая только для того и была задумана, чтобы иметь где-нибудь много фонтанов и гротов» [809] . Дворец, отступивший перед Природой, дворец, вызывающий по себе сожаление, – такой поворот сюжета противоречит законам жанра.

Стрельнинский дворец неоднократно горел, его едва успевали привести в порядок, как случался пожар (при Анне Иоанновне, при Павле I). Литературные дворцы, как правило, возникают внезапно, словно по волшебству, и так же внезапно могут быть разрушены. Возможность их внезапной гибели предопределена топикой высокого стиля, в котором бушуют губительные страсти и непредсказуемые удары судьбы. Гибель дворца эмблематически соотносится с падением Трои или Рима со всеми вытекающими отсюда последствиями. Поэтическая руина может олицетворять всепожирающее время, не щадящее никого и нечего. «Река времен в своем стремленьи // Уносит все дела людей // И топит в пропасти забвенья народы, царства и царей…» (Г.Р. Державин) В отличие от поэтических дворцов, от «воздушных замков», настоящие дворцы должны вызывать восхищение, в том числе, тем, что несмотря ни на что, несмотря ни на какие повороты судьбы стоят и сверкают великолепием. Таков Зимний дворец, переживший несколько пожаров, таковы пригородные дворцы, пережившие чудовищные разрушения во время войны, но поднятые из руин. Иначе со Стрельнинским – он «прославился» в первую очередь забытостью и запустением.

При Екатерине II в просторных сухих подвалах дворца (они находятся за подпорной стеной, поддерживающей грот и знаменитую тройную аркаду) хранились токайские вина, а «в липовом саду был устроен пчельник, доставлявший государыне мед к столу» [810] . «В то время во дворце никто не жил, кроме караульных инвалидов и здание от небрежного содержания пришло в такую ветхость, что даже угрожало разрушением» [811] . Дворец, ставший руиной, это, хоть и печально, но благородно. Дворец, еще совсем недавно обещавший затмить собой Версаль, и ставший погребом, – сюжет иронический.

Историю Константиновского дворца можно рассказывать как историю несбывшихся надежд. Здесь не состоялись русская Версалия и приморский парадиз, славу дворца – казармы, каким при Константине Павловиче стал Стрельнинский дворец, затмила Гатчина, славу музыкальной столицы, где играл сам великий Штраус, затмил Павловск. Ряд можно продолжать. Вместо великолепного и блистательного дворца ? руина, погреб, в лучшем случае великняжеская загородная дача.

Пожалуй, только в советское время дворец попал в ногу со временем. После Октябрьской революции в Константиновском дворце разместилась трудовая школа-интернат, сюда на лето выезжали ленинградские дети. После войны во дворце, восстановленном от сильнейших разрушений, расположилось Ленинградское арктическое училище. Экскурсоводы сейчас отмечают как пример кощунственного цинизма, что в Голубом зале во времена трудовой школы был спортивный зал, а во времена Арктического училища – актовый зал, в котором проводили собрания, а по выходным устраивали танцы. И все же, Большой Стрельнинский дворец, построенный по замыслу Петра Великого, с участием нескольких поколений известнейших петербургских архитекторов, дворец, где играли Штраус и Чайковский, заполненный ленинградскими детьми – вот она – осуществленная социальная утопия XX столетия.

А затем опять годы запустения и страх общественности перед реальной возможностью утраты Стрельнинского дворца. В мае 2001 года городская комиссия, проверявшая состояние фундаментов дворца, вынесла страшный вердикт: «Если в ближайшие месяцы не будут предприняты эффективные противоаварийные меры, 300-летие Петербурга мы отметим утратой двух старейших зданий – ровесников города» [812] . Речь шла о Константиновском дворце в Стрельне и о Большом Меншиковском дворце в Ораниенбауме.

То, что произошло с дворцовым ансамблем накануне 300 летнего юбилея города, вероятно, следует называть не реставрацией, не реконструкцией, а реабилитацией архитектурного памятника. В архитектурном и строительном деле это синонимично восстановлению, но в случае с дворцом в Стрельне важен и юридический оттенок: восстановление в правах, восстановление доброго имени. Второе рождение дворца, в качестве собственно дворца, произошло с соблюдением всех законов дворцового жанра.

Дворцам положено возникать внезапно, на пустом месте, словно по волшебству: «На месте, где вчера пестрел цветами луг, невиданной красы дворец воздвигся вдруг» (Жан де Лафонтен). Не только литературные, но и реальные дворцы строили в свое время очень быстро, как бы стремясь поддержать мотив сказочного преображения пустыни. Требования «ускорить», «строить с поспешанием», «поспешать как возможно скорее» сопровождают историю реального дворцового строительства XVIII века. За два года был отстроен когда-то наш дворец (1720–1722), за полтора года к 300-летию Петербурга «воздвигся», если и не на пустом месте, то в буквальном смысле «из руин», новый Константиновский дворец [813] .

Те петербуржцы, которые проезжают по Петергофскому шоссе лишь время от времени, преимущественно летом, ощутили на себе эффект внезапности. «Чудесный» характер воздвижения дворца из руин подчеркнут тем, что одновременно, в один и тот же день – 31 мая 2003 – происходило торжественное открытие Константиновского дворца и Янтарной комнаты, имеющей почти официальный титул «восьмого чуда света». Дворец наконец-то стал дворцом.

Основной интенцией художественной программы восстановления дворца можно считать осуществление мечты. Строители начала XXI века попытались выполнить все то, о чем мечтали прежние хозяева Стрельны. Скоро забьют фонтаны, недостаток естественной подачи воды будет преодолен с помощью электричества. Петр мечтал прибывать в свою приморскую резиденцию морем и прямо на боте или яле подходить к дворцу. Так строили городские дворцы, прибывали в шлюпках к Петергофскому дворцу, пока не был установлен в центре большого каскада фонтан Самсон. Судя по легенде, за отсутствие подъездного канала от моря к дворцу в Ораниенбауме разгневался Петр на Меншикова. В Стрельне эта затея, как и многие другие, оказалась трудноосуществима – залив настолько мелкий, что пришлось устраивать далеко от берега дамбу, но и это не помогло. В ходе реконструкции углубили каналы, на поперечных – сделали разводные мосты. Теперь можно подойти на катере прямо к подошве дворца и оказаться у самого грота. И не только на катере, но и на автомобиле, и на вертолете: площадь перед дворцом со стороны Петергофского шоссе (прежде цветник, затем военный плац) оборудована как посадочная площадка для вертолета.

Когда-то Леблон с одобрения Петра I мечтал устроить на острове, образованном каналами парка, у самой кромки залива «Замок воды» с каскадами и бассейном. Он должен был стать кульминацией водной феерии, здесь сходились бы воды всех каналов и фонтанов, чтобы еще раз показать торжество Искусства, прежде чем стать Природой. Поскольку водная программа в парке была «свернута», не осуществился и этот замысел. Вплоть до недавнего времени остров стоял, поросший соснами. Сегодня здесь появился, правда, не замок, но павильон для переговоров в узком кругу, узость круга и секретность возможных бесед эмблематически закреплена в островном месторасположении павильона.

Возрождая славу музыкального Костантиновского дворца XIX века, его открытие в дни юбилея сопровождалось концертом сегодняшних звезд – Лучано Паворотти пел на террасе перед кутающимися в пледы высокими гостями. Искусство торжествовало над Природой.

Для самого дворца эта ситуация оптимальная. Возможности восстановления и использования этого памятника давно обсуждались общественностью, но были далеки от реализации. Было ясно, что традиционная музеефикация не годится – дворец, по прежнему, будет оставаться в тени Петергофа, неизбежно превратится в музей «второго» или «третьего» ряда. Высказывались идеи превратить его во Дворец Науки и Культуры, проводить здесь конференции, симпозиумы, устраивать художественные акции, но в советское время эта идея так и не осуществилась, для бюджетных отраслей рыночной экономике тоже сомнительна. Судьба дворца, выступающего в качестве правительственной резиденции, места проведения официальных мероприятий самого высокого уровня, обеспечена, по крайней мере, до той поры, пока вообще в казне будут деньги.

Историю дворца как бы начали заново, постарались «переписать» страницы неудач, запустения и разрухи, вызванные природными, социальными причинами или просто неблагоприятным стечением обстоятельств.

Даже конный памятник Петру I перед фасадом дворца конгрессов – еще один несчастный, получивший новую жизнь. Этот памятник был выполнен скульптором Г. Касселем и архитектором К. Ремертом и установлен в Риге в 1910 году в честь 200-летия вхождения Лифляндии в состав России. В начале первой мировой войны, т. е. практически сразу же после установки, его демонтировали и эвакуировали, но судно, на котором его перевозили, затонуло. До 1934 года Петр пролежал на морском дне, когда егоподняли вместе с обломками затонувшего судна. В 1985–1991 памятник установили в Риге, где он неоднократно подвергался осквернению, пока, наконец, не оказался на почетном месте перед новым дворцом конгрессов [814] .

Новая история дворца создается для другого времени, для других зрителей, и в ней, неизбежно, возникают новые сюжеты.

Первое, что бросается в глаза в событии второго рождения дворца – осуществление строительных идей Петра превратилось в прозрачную аллегорию реформаторства и строительства новой России по европейскому образцу. В свое время строительством крупных дворцово-парковых резиденций было ознаменовано вступление России в «концерт европейских держав». Стало хрестоматийным утверждение, что размах дворцового строительства в петровское и в послепетровское время стал прямым отражением масштаба государственных преобразований, возмужания светской культуры, свидетельством необратимости реформ. Стрельна, Петергоф, Ораниенбаум самые ранние, самые первые опорные точки в дворцовом ожерелье Петербурга. Строительство приморских резиденций, затеянное Петром в самом начале XVIII века, в разгар Северной войны, символизировало власть России над морем, причем не только обретение моря, но и саму претензию на могущество, на возможность равноправного диалога с европейскими державами. Триста лет спустя для диалога России и Европы был выстроен Дворец Конгрессов [815] . В том месте, где Петр I «прорубал окно в Европу» и «грозил шведу», нынешний глава государства обсуждал возможность вступления России в Евросоюз.

«Европейскость» нынешнего Константиновского дворца дополнительно подчеркнута его музейным использованием. Это музей особого рода: официальная правительственная резиденция, открытая для свободного доступа публики. Кресло, где сидел В. Путин, кабинет, где проходила беседа В. Путина и Дж. Буша «без галстуков» демонстрируются наравне с экспозицией, посвященной государственной символике или мемориальными комнатами К.Р.

Конечно, и прежде, и сейчас можно побывать в качестве экскурсанта в Мариинском дворце, занятом действующими органами власти. Но это возможно лишь по предварительной заявке от организации, при входе попросят предъявить паспорт. В Таврическом дворце и такая практика отсутствует. В Константиновском дворце паспорт не спрашивают, а предварительные заказы на экскурсии вообще не принимают, правила гласят: дворец может быть внезапно закрыт для проведения официального мероприятия. Одиночный посетитель, независимо от своего социального статуса, места работы, наличия в кармане удостоверения имеет в Константиновском дворце неоспоримое преимущество перед личностями, «организованными» в группы. Это обстоятельство тоже не вполне обычно для нашей музейной практики, особенно в сравнении с возможностью осмотра Янтарной комнаты. Юбилейным летом 2003 года она была практически недоступна «одиночным» посетителям из-за огромного количества желающих и невероятно длинных очередей. Предварительно заказанные экскурсионные группы имели преимущество.

Дворцы конгрессов появились в 1970-е – 1980-е годы во многих городах Европы: в австрийском городе Брегенц, во французских Лилле и Монерале, в немецком Тиргартене. Само предназначение таких зданий универсально – в них проводятся самые различные мероприятия межгосударственного характера. Такие дворцы имеют, как правило, т. н. универсальный зрительный зал или несколько залов, способных служить театральным или концертным залом, кинозалом, залом заседаний с президиумом и т. д.

Европейские дворцы конгрессов своим прототипом имели советское универсальное общественное здание – опыт строительства советского общества и опыт советской архитектуры был западной культуре хорошо известен. Но в отличие от советских общественных зданий, дворцы конгрессов были свободны от идеологических интерпретаций. Дворцы конгрессов стали топосами гражданского общества – местами, где народ представлен множеством реальным общностей, подвижных, гибких, постоянно сменяющих друг друга. Близость общества и политической власти во дворцах конгрессов никак не обозначалась – они не заменяли собой дворцов парламентов и дворцов правосудия, разного рода мероприятия в них проводимые обладают властью над общественным мнением, но не политической властью. Однако в постиндустриальной реальности, в ситуации стремительно нарастающего расслоения на бедных и богатых, гражданское общество стало формой существования только одного из двух полюсов – элиты.

Аналогично живет Стрельнинский дворец. Это одновременно и музей, и место проведения фестивалей. Здесь устраивает выпускные балы Гуманитарный университет профсоюзов [816] , и награждают победителей конкурса на знание русского языка [817] . Здесь же проходят встречи высокого международного уровня (саммит «большой восьмерки» в 2003 и 2006 годах). Но при всей остроте современных проблем, репортажи с саммита 2006 года в средствах массовой информации отличались множеством бытовых подробностей и минимум аналитической информации. Саммит больше напоминал череду светских раутов, чем диалог государств.

Восстановление Стрельнинского дворца, если и подразумевало опыт советской эпохи, то опыт ее преодоления, в некотором роде реванш. Многие помнят руины Стрельнинского дворца и вызванное ими чувство горечи и сожаления. Если камер-юнкер Берхгольц, осматривая Стрельнинскую мызу, писал, что здесь будет дворец не хуже Версальского, то ленинградцы и петербуржцы, могли думать: как жаль, что в таком плачевном состоянии находился дворец не хуже, как минимум, Петергофского. То, что не удалось сделать советской власти, совершила власть нынешняя, демократическая. То, что разрушалось в системе плановой экономики и единого государственного финансирования, восстановлено на средства «частного» капитала, при помощи «частной» инициативы [818] . По крайней мере, в репортажах со строительной площадки подчеркивался именно этот источник финансирования. Деньги, как пишут, собрал международный благотворительный фонд «Константиновский дворцово-парковый ансамбль в Стрельне», среди пожертвователей компании «Роснефть», «Славнефть», «Транснефть». Восстановленный Константиновский дворец, а вернее освещение этого события в прессе, достаточно прямолинейно пропагандировали возможности нового экономического и политического порядка. Можно спорить, нужно ли стремиться России в Евросоюз, хороша или пагубна для России идеология свободного рынка и гражданского общества, но «упаковка» для легитимации этих идей выбрана чрезвычайно эффектная.

Стрельнинский дворец воссоздан как будто в параллель московской новостройке – Храму Христа Спасителя. Патриархальная, благочестивая Москва получила новый старый храм, а официальный чопорный Петербург обогатился новым старым дворцом. Похоже, что авторы той и другой идеи владеют основными темами диалога двух столиц, репрезентируя лицо новой власти как восстановление исторической справедливости. С одним существенным замечанием. Если в индустриальной культуре сложился инструментальный подход к искусству, то культура постиндустриальная обнаруживает инструментальное отношение к концепции, к теоретическому опыту наук о культуре.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.