ТЕМА 8 Мифология как явление духовной культуры

ТЕМА 8

Мифология как явление духовной культуры

Роль и влияние первобытной культуры выходят далеко за пределы времени, в котором она существовала. И дело даже не в том, что она продолжает сосуществовать с культурами более поздних эпох. Она становится органическим элементом развивающейся на её основе более поздней культуры. Она не исчезает бесследно, как не исчезает вчерашний день или прожитый год, как не исчезает детство из жизни вполне взрослого человека, которое даёт о себе знать в излишней доверчивости к печатному слову или авторитету, в беззащитности или обезоруживающей непосредственности, иногда в нём проявляющихся.

Влияние первобытной культуры, первобытного мировоззрения далеко не всегда осознается нами. Трудно найти человека, который, к примеру, не был бы суеверен. Это практически не зависит ни от возраста, ни от уровня образования, ни от рода деятельности. Рассказывают, что у одного известного физика над дверью висела подкова. Когда у него с удивлением спрашивали, уж не суеверен ли он, учёный смущенно отвечал, что он-то не верит, но люди говорят, что подкова приносит счастье.

В наследство от первобытной культуры достались нам и мифы. Они существовали у всех народов, их влияние на мышление человека сохраняется по сей день. Это влияние может быть как благотворным, так и негативным. Развитая культура характеризуется тем, что в ней не отрицается значение мифов как якобы пустых вымыслов, а изучаются и сами мифы, и их влияние.

В данной теме можно выделить три узловых вопроса:

1) мифология как мировоззрение;

2) мифология как наука о мифах;

3) мифотворчество в современной культуре.

Характер мышления первобытного человека

Нам очень нелегко представить себе характер мышления первобытного человека, поскольку мы имеем своё, в какой-то степени уже сложившееся, мышление. Окружающий нас мир предметов, всевозможные источники информации как бы вынуждают нас мыслить строго определённым способом, внушают нам уверенность в правильности нашего мышления и понимания. В действительности мы многого не осознаем и не понимаем, но не отдаем себе в этом отчёта. Мы предрасположены к пониманию, т.е. к тому, чтобы о чём-то судить, что-то одобрять или отрицать, знать названия разных вещей, иметь какие-то сведения и т.д. Но если мы даже не понимаем чего-то, мы не спешим себе в этом признаться, поскольку принято считать, что понимание – свидетельство ума. И мы часто наперёд знаем, что нужно понимать, а что нет. Но тем самым мы ограничиваем круг своего понимания. В конечном счёте ко всему окружающему мы относимся со знанием, точнее – с заранее установленным знанием.

Однако понять что-либо иногда значит принять это без предварительного знания или оценки. Порой можно слышать чье-либо восклицание: «Я этого не могу понять!» Скажем, речь идёт о поступке. Это свидетельство того, что человек отказывается принять такой поступок или объяснение мотивов и т.д. У него есть какое-то своё предварительное понимание, но он столкнулся с фактом, который не вписывается в его понимание, не переводится на его язык.

Для первобытного мышления характерно, что такое предварительное понимание отсутствовало. Для него всё в мире существовало без названий и ко всему было только эмоциональное отношение. А эмоционально относиться, значит наделять своими эмоциями, видеть то, что чувствуешь, что испытываешь в данный момент, не отличать своё эмоциональное состояние или свой образ от самой вещи.

Мы иногда видим в людях свои представления, видим то, что хотели бы видеть, замечаем в них то, что подтверждает наше мнение о них, а то, что не подтверждает, не замечаем. В нашем отношении к человеку он как бы сливается с нашим же представлением о нём, и это может послужить причиной недоумения, огорчения или возмущения и с нашей, и с его стороны, когда окажется, что в действительности он совсем другой.

Эмоциональность и уподобление вещи себе, слитность образа вещи с самой вещью, или синкретичность, это черты первобытного мышления. Нужно отметить его антропоморфный и коллективный характер. Иными словами, первобытное мышление возможно как общее, а не как индивидуальное мышление, для него характерно состояние «мы», а не состояние «я». Мышление выступало родовым мышлением, и таким оно было у каждого человека. Соответственно и мир мыслился по аналогии с родом.

Поэтому современным людям трудно понять миф так, как понимал его человек древности. У нас другое мышление, и мы не можем отнестись к событиям, о которых повествует миф, как к действительным событиям. Только ребёнок может понять миф как рассказ о действительных событиях. Мы же говорим: это невозможно! Но мы забываем, что многое, что стало привычным и естественным для нас, когда-то тоже казалось невозможным. Многие достижения культуры существуют только потому, что в своё время кому-то, в отличие от других, они показались возможными.70

Мифология как мир первообразов и материя духовности

Для создателей мифологии она была не просто достоверной или истинной. У них и вопроса не могло возникнуть об истинности. Для первобытного человека мифология являлась объективной действительностью. Такой же, как для нас, например, знание о том, что в году 365 или 366 суток. Нам и в голову не приходит вопрос о том, так ли это на самом деле. Подобные знания кажутся нам как бы свойствами самих вещей, едва ли не природными явлениями. Это ещё и потому, что мы не знаем их автора. Но мифы – это как раз анонимные произведения. Для первобытного человека они, поэтому, вообще не являлись произведениями. Они были его сознанием, его психическим состоянием, которое для него было и состоянием окружающего мира. Наконец, это было состояние массовое, коллективное, которое человек испытывал не поодиночке, а совместно. Одиночки и могли быть разрушителями мифологического сознания, они могли быть, скажем, теми художниками, которые уединялись, чтобы уйти из-под власти коллективного сознания и изобразить в каком-нибудь потаённом месте своё, а не общепринятое видение мира, своё собственное сознание.

Не мир вне человека, а мир в восприятии рода стал началом человеческого знания. Мифология это мир первообразов, которые были достоянием рода и передавались из поколения в поколение. Мы можем сказать об образе, что он является копией чего-то, что находится вне сознания. О первообразе мы так сказать не можем. Первообраз – образ самого сознания. От любого образа мы можем отделаться, забыть его. А от первообраза нельзя отделаться, хотя можно и не знать о нём, не испытывать его влияния. Первообраз – это «глаз» сознания. Мы видим глазом, а самого глаза не видим. Так и с первообразом: с его помощью мы осознаем или мыслим, но помыслить сам первообраз так же трудно, как увидеть глаз. Разве что с помощью зеркала. В зеркале же мы увидим лишь самих себя. Наш собственный вид и есть один из первообразов.

Мифологическое мышление – мышление коллективное, родовое. В нём закреплены исходные, родовые отношения людей друг к другу, когда каждый из них не мыслил себя вне рода, сам являлся скорее родовым существом, а не индивидумом. С другой стороны, и род мыслился не как множество людей, а как большое индивидуальное существо. Мифология стала исходной формой человеческого мышления, источником последующих, более развитых форм мышления: религиозного, художественного, философского, научного. Все они состоят из «кирпичиков» мифологического мышления. Гегель называл мифы педагогикой человеческого рода. Мифы или сказки воспитывают каждого из нас в детстве, они служат источником вдохновения художников и учёных, и даже самые рациональные теории содержат элементы мифологического мышления. Мифы являются исходной материей духовной культуры.

Моделирующая функция мифа

Было бы неверным отождествлять мифологию с чем-то вроде начальной школы человеческого образования, с приготовительным классом науки. Мифология – это не наивные ответы на якобы наивные вопросы первобытного человека, которые он ставил перед собой или природой. Ответы человек искал и находил помимо мифов. Он находил их в практической деятельности. Иначе, повторим ещё раз, он бы просто не выжил. Первобытный человек понимал природу ничуть не хуже, чем мы её понимаем сегодня.

Мифология играла роль идеологии первобытного общества, того самого «социального клея», о котором мы говорили в теме о первобытной культуре. Идеологическое сознание – такое сознание, когда идеи или фантазии становятся реальностью для человека. Руководствуясь какими-то идеями или принципами, человек может действовать вопреки обстоятельствам, которые считает менее реальными или существенными, чем порождения своего же сознания. Мы уже знаем о детерминирующей роли образов. Образ определяет поведение человека тем больше, чем меньше он осознан им как образ или копия чегото. Тогда образ становится действительностью, оригиналом, а копией является поведение человека, его жизнь. Мифология как раз и играла роль оригинальных образцов, или моделей, по которым строились поведение человека, его сознание и жизнь.

Мифологические образы служили представлениями о качествах или поступках, которые в иной форме нельзя себе представить. Попробуйте представить необходимость исполнения долга. А если вы знаете мифы о Геракле или об Илье Муромце, если вы их понимаете и верите им, то у вас уже готово представление о долге как высшей доблести мужчины. Попробуйте представить себе возмездие, которое ждёт всякого, кто совершит преступление против общественного порядка. Можно представить возмездие в виде тюрьмы или эшафота. Хотя всё это частности, и преступник всегда надеется их избежать. Но есть образ Немезиды – богини возмездия, от которой невозможно спрятаться, поскольку она находится в сознании самого преступника. Немезида как образ возмездия будет жива, пока жив преступник. Боги мифологии – это олицетворение идей. Кажется, что идеи нельзя видеть, потому что они есть порождение самого сознания. Но если идеи становятся образами, то видеть их можно.

Исследователи в области мифологии выделяют и такие функции мифа:

– аксиологическая (миф является средством самовосхваления и воодушевления);

– телеологическая (в мифе определяются цель и смысл истории, человеческого существования);

– праксиологическая, реализуемая в трёх планах: прогностическом, магическом и творчески-преобразовательном (здесь часто вспоминают мысль Н.А. Бердяева о том, что история – «творимый миф»);

– коммуникативная (миф является связующим звеном эпох и поколений);

– познавательная и объяснительная;

– компенсаторная (реализация и удовлетворение потребностей, которые реально, как правило, неосуществимы).71

Очевидно, что функции мифа в сущности те же, что и функции культуры. Следовательно, несколько перефразируя Н.А. Бердяева, можно сказать, что не история, а культура – это осуществление и исполнение мифов в её истории.

Миф как единство прошлого и современного

Мифы повествуют о событиях, которые когда-то были, когда-то произошли. События чередуются, герои рождаются и умирают. Боги тоже рождаются или как-то появляются, но живут вечно. Мифы обладали свойством диахронии, сменой времени, о котором повествовалось. Но миф – не история, которая когда-то произошла и стала всего лишь прошлым. Для мифологического сознания события мифа – это настоящие, действительные события, которые происходят и существуют всегда. Миф обладал свойством синхронии, т.е. события в мифе происходят и сейчас, поскольку они являются содержанием мифологического сознания. Поэтому события в мифе переживались как реальные, происходившие с самим человеком. Человек жил событиями мифа, и они были его прошлым, настоящим и будущим одновременно. Это проявлялось в том, что человек действовал, совершал обряды, оживотворял мифы. В жизни древних людей не только сами обряды, песни или танцы были посвящены мифическим событиям, но и изобретение обрядов, песен или музыкальных инструментов приписывалось героям мифов.

Миф и обряд

В Древней Греции из струнных инструментов была особенно распространена лира. Мифологическая традиция приписывала её изобретение богу Гермесу, который натянул струны, сделанные из внутренностей животного, на черепаший панцирь. Инструмент Гермес уступил покровителю музыки Аполлону. Первоначально греки делали лиры из панцирей черепах, только позже они стали использовать дерево и бронзу.

Греки придавали большое значение танцам, связанным с праздничными процессиями. Примером таких танцев могут служить хороводы во время Панафинейских празднеств в Аттике. Нарядно одетые девушки двигались ритмично, в такт музыке, распевали обрядовые песни, прославляющие богиню Афину, покровительницу государства. Танцующая процессия направлялась к храму богини в Афинах. Подобный характер имел и танец спартанских девушек во время праздника Артемиды. При этом каждая из танцующих девушек несла на голове корзину с жертвенными дарами богине. Обряды поддерживали веру в действительность мифологических событий.

В Афинах обрядам и праздникам, связанным с героями мифов, придавалось такое значение, что порой из-за них откладывались смертные казни. Так случилось с Сократом. Приговорённый к казни, он сидел в тюрьме в ожидании прибытия в Афины посольства, которое отправилось в Делос на праздник Аполлона, поскольку во время отсутствия посольства в городе казни были запрещены.

Единство словесной и действенной сторон первобытной культуры

Обряды, ритуалы и мифы составляли единство в древней культуре. Такое единство и характеризует её синкретичность. Тесная связь и непосредственное совпадение словесной или мыслительной стороны жизни, закреплённой в мифах и преданиях, с её действенной стороной, существующей как обряды и ритуалы, представляет собой культ. С культа, как известно, начинается культура. Смысл различных культов заключался в том, что человек должен был поступать так, как поступали герои мифов. Культ возвышал человека над обыденностью первобытной жизни и дикостью животного существования. Поступая, как мифические герои, разыгрывая сцены их жизни, человек уподоблял им себя, и это делало его человеком. Поэтому можно сказать, что с культа начинался и сам человек, что потребность в поклонении – одна из исходных в человеке.

Самый древний культ

Культ – это поклонение, почитание. Самым древним объектом культа был, вероятно, огонь. В предыдущей теме мы отмечали особую роль женщины в первобытной культуре. Это связано с тем, что женщина выступала хранительницей огня, хранительницей маленького освещённого и освящённого пространства, крова, где можно было чувствовать себя в тепле и относительной безопасности. Женщина и огонь рассматривались как символы жизни и культуры.

Научившись добывать и хранить огонь, человек стал отличаться от животных. Именно при свете огня человек увидел и осознал самого себя. В свете солнечного дня человек не выделял себя из природы. Солнце светило всем, огонь светил только человеку, и это чувствовали даже звери, обходившие его стороной.

Огонь явился очевидным признаком культуры и относительной независимости человека от внешнего мира. Говоря символически, деятельность человека светилась уже не отражённым светом, а своим собственным. Употребление огня стало началом культуры как человеческого способа бытия.

Человек уже в древности понимал особое, сакральное значение огня. Вокруг огня происходили самые древние таинства и обряды. Древние мифы хранят предания о том, что именно «дар огня» вызвал негодование бессмертных богов. Прометей многому научил человека, раскрыл тайны наук и искусств, но всё это не беспокоило богов. Титан был наказан за то, что принёс людям огонь.

Общекультурное значение единства слова и дела

Единство словесной и действенной сторон первобытной культуры сохраняло своё значение на всём протяжении последующего развития человека. Оно выражалось как требование единства слова и дела. Особая роль этого единства отмечалась и в древности. Оно есть непосредственное выражение творчества.

Евангелие от Иоанна начинается с прямого свидетельства изначальности Слова, которое было у Бога и было Бог. «И Слово стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины», – писал Иоанн. Здесь мы видим указание на то, что совпадение слова и дела, деяния послужило началом новой жизни и имело историческое значение. Вся культура основана на совпадении слова и дела, а их несовпадение всегда было разрушительно для культуры. Когда слова и мысли людей не соответствуют их поступкам, разрушается исходное единство словесной и действенной сторон культуры, единство духовности и материальности. Образно говоря, такое состояние является болезнью культуры, что сказывается и на состоянии самого человека, на его нравственности.

Рациональное переосмысление мифов в античности

Такие состояния культура испытывала ещё в древности. Формирование классового общества связано именно с таким состоянием. Мифы перестали быть жизнью для человека и стали всего лишь памятью. Мифы отошли в прошлое и воспринимались в отрыве от действительной жизни. Поэтому их истолковывали самым различным образом: как пустой вымысел, сказки или отголоски древней мудрости.

Ещё в античности делались попытки найти рациональное зерно истины в мифах. Софисты, стоики видели в них аллегории, искали скрытую мудрость, использовали их в воспитательных целях. Например, Платон использовал миф о Прометее для обоснования положения о врождённости нравственных качеств у людей. В средневековой христианской идеологии отношение к мифам было негативным, как к наследию язычества. В эпоху Возрождения интерес к мифологии возрастает, её сюжеты используются в творчестве художников. Героика мифов была созвучна возвышению личности.

Сравнительная мифология

Интерес к мифологии усиливается в Новое время в связи с открытием Америки. В XVIII в. французский миссионер Ж.Ф. Лафито (1681–1746) стал одним из первых исследователей быта североамериканских индейцев. Это дало возможность сравнивать мифы народов, живущих в различных частях света. Содержание мифов уже не воспринималось как что-то случайное. Всё чаще внимание привлекала похожесть мифов, закономерный характер их возникновения в древности.

Глубоко исследовал мифологию итальянский философ Дж. Вико. В соответствии со своей концепцией истории, он рассматривал мифы как «божественную поэзию» и сравнивал её с детским состоянием психики. Его философия мифа содержала в себе начала почти всех последующих направлений в изучении мифологии.

Аллегорическое и символическое истолкования мифов

Первые попытки рационально истолковать мифы были связаны с пониманием их как аллегорий. В мифах видели иносказания, поучения, уподобления, намеки. При таком отношении к ним богатство содержания мифов кажется поистине неисчерпаемым. Ярким примером подобного подхода было отношение к мифам основоположника методологии опытного знания Ф. Бэкона. В трактате «О мудрости древних» он изложил многие античные мифы и собственное понимание скрытой в них мудрости. Он писал, что она представляется ему «подобной плохо отжатым виноградным гроздьям, из которых хотя и выжато кое-что, однако самая лучшая часть остаётся и не используется».72

Подобным же образом истолковал мифы Гердер. Его взгляды на мифологию были развиты романтиками. Вершиной романтической концепции мифов стало учение Ф.В. Й. Шеллинга.

В 1966 г. вышла его книга на русском языке «Философия искусства», в одной из глав которой («Конструирование материи искусства») Шеллинг излагает своё понимание мифологии. Оно является одним из наиболее значительных вкладов в развитие науки о мифах.

Шеллинг делил различные способы изображения на три вида: схематическое (общее обозначает особенное), аллегорическое (особенное обозначает общее) и символическое (единство общего и особенного). Мифологию он понимал именно символически, т.е. не иносказательно, не историко-психологически, когда в мифах пытаются найти персонификации и одушевления. Миф для Шеллинга если что-то и значит, то именно то, о чём в нём идёт речь, иными словами, значение мифа совпадает с бытием. Все события мифов – это не уподобление чему-то, их истинность не может быть устанавливаема сравнением мифов с какими-то якобы действительными событиями. Мифологические сказания, считал Шеллинг, должны рассматриваться только сами по себе, не обозначающими что-то, а существующими независимо. То, о чём в них идёт речь, несомненно, когда-то существовало, это делает мифологию универсальной и бесконечной, качественно своеобразной и символичной. Мифология, по Шеллингу, – сознание действительного.

Но из подобного понимания следует, что мифотворчество не может быть только явлением прошлого. Шеллинг был убеждён, что творческая индивидуальность создаёт сама себе мифологию из какого угодно материала. В будущем, полагал он, возникнет синтез науки и мифологии, которая будет создана эпохой в целом.

Миф и архетип

Шеллинг рассматривал мифологию как конструкцию или объединение реально созерцаемых идей, послуживших первоматерией для искусства. Он отмечал рациональный характер античного искусства и поэзии. В Новое время такой конструкцией выступает наука, а искусство и обыденное сознание как вненаучные формы духовности становятся иррациональными. Здесь миф продолжает играть свою определяющую роль в качестве архетипа, или первообраза. Согласно концепции К. Юнга, архетипы организуют восприятия и представления людей о внешнем мире. То, что принято называть знаниями, в действительности может быть воображением, истоки которого нужно искать в архетипах и в их неконтролируемом воздействии на сознание.

Структуралистская теория мифа Леви-Строса

Всю историю культуры Юнг рассматривал как трансформацию мифов, возведение их на всё более высокие ступени. Тем самым признавалось, что мифологическому мышлению присущи свойства, сближающие его с научным: обобщение, анализ, классификация. К. Леви-Строс полагал, что сущность мифа заключается не в стиле или манере изложения, а в истории, которая излагается. Миф связан с прошлыми событиями, которые образуют постоянную структуру, одновременную для прошлого, для настоящего и будущего. Леви-Строс уподоблял миф кристаллу «в мире физической материи», образно выражая представление о мифе как концентрации свойств культуры и мира. В мифе свернуто всё то, что в истории культуры развито и развёрнуто. Такое понимание роли мифа дало основание Леви-Стросу рассматривать логику мифологического мышления не менее взыскательной, чем логику научного мышления. Каменный топор, считал он, сделан не хуже, чем топор из железа, просто железо лучше камня.

Семиотика и общая теория мифа

В отечественной науке общекультурное значение мифов исследуется давно. К ним обращались лингвисты-семиотики при разработке проблем семантики. В работах Вяч. Вс. Иванова, В.Н. Топорова представлен опыт реконструкции древних балто-славянских и индоевропейских мифов как знаковых систем. При этом используются методы современной семиотики. Аналогичные методы используются и в работах Е.М. Мелетинского.

Особое значение имеет связь мифологии и истории. Отмечается повторяемость событий, выступающая основой их мифологического истолкования, а также научного познания. В некоторых случаях мифология может рассматриваться как первое приближение к первобытной науке.73

В мифологических преданиях иногда говорится о событии, которое «снова происходит». Таковы, например, легенды о героях, борющихся с тёмными силами и часто гибнущих, но впоследствии воскресающих. При этом используется язык, предполагающий наличие многих однородных событий. Когдато представления о повторяемости и цикличности связывались только с мифологическим мышлением. Позже в таких представлениях стали видеть элементы преднаучного мышления.74

Мифология XX в

Из сказанного должно быть ясно, что мифология как определённое состояние сознания – это не только далёкое прошлое духовной культуры. Мифологию невозможно ограничить рамками первобытного мышления так же, как нельзя провести резкой грани между мифологическим и научным мышлением вообще. Ведь и то, и другое – мышление. Как известно, в марксизме действительность мышления доказывается практикой, но мифологическое мышление совсем не нуждается в доказательствах или в практическом обосновании. В состоянии искренней и глубокой веры человек во всём видит лишь подтверждение своей веры. Так, верующий в судьбу склонен видеть предопределённость даже в попытках разубедить его и объяснить случившееся простым стечением обстоятельств.

Мышление и язык содержат в себе постоянную возможность мифологизации. «Мысль изречённая есть ложь», – писал Ф.И. Тютчев. Изречённая мысль становится для человека основанием не только новой мысли, но и дела. В этом случае вопросом о совпадении слова и дела можно пренебречь, поскольку само слово способно стать для человека делом, выступать в роли самой настоящей действительности. Язык околдовывает человека, начинает за него мыслить и действовать. Это и является предпосылкой мифологизации сознания.

Ясно, что такие предпосылки существовали всегда, они порождаются самой культурой. В XX в. влияние их на индивидуальное сознание усилилось в связи с глобализацией многих проблем, развитием средств массовой коммуникации, появлением массового сознания и массовой культуры. Управляемость общественными процессами, которая зачастую носит анонимный характер, создаёт обильную почву для всевозможных мифов. Десятилетиями существовал миф о всесилии естественнонаучного знания, которое позволит овладеть природными процессами и избавит человечество от многих бед, связанных с болезнями и преступностью. Существовали мифы о всесилии просвещённости и грамотности: например, как только на Земле грамотных станет больше, чем неграмотных, всё, наконец, исправится «само собою». В 1954 г., по данным ЮНЕСКО, доля грамотных на планете составляла 51 %, сегодня их численность приблизилась к двум третям человечества, но до избавления от насущных проблем всё ещё далеко. На смену приходят другие мифы, связанные с верой во всесилие политики или в оккультные учения, в «пришельцев» или в «скрытые» возможности человеческой психики.

XX век стал веком нового мировоззрения и сознания. Как бы сжались, сдвинулись и сделались зримыми границы мира, он стал единым, с общей судьбой и общим будущим, которое по-прежнему остаётся неясным. Но и взгляд на предшествующую историю изменился, она уже не воспринимается лишь в качестве прошлого. Человечество оказалось единым не только в пространстве, но и во времени своего бытия. Всё в истории кажется знакомым и понятным, всё, что в ней было, существует и сегодня в виде всё тех же проблем, которые, есть и будут. Последовательность в истории превращается в одновременность, и люди разных эпох оказываются современниками перед лицом одних и тех же вопросов. Это совмещение диахронического и синхронического аспектов в мышлении XX в. является характерным свойством именно мифологического мышления.

Мифотворчество в литературе, науке, идеологии

Мифотворчество в XX в. стало распространённым явлением. И это закономерно. Ведь мифологичность как характерная особенность современной культуры нуждается всё в новых и новых мифах. В мифологии человек массы узнаёт себя, и только миф удовлетворяет его любознательность, его потребности в познании. Не случайным было сознательное обращение многих писателей к мифологии (Дж. Джойс, Г. Гессе, ф. Кафка, Т. Манн, Г. Маркес, У. Фолкнер и др.). Характерно, что это не искажает изображения действительной жизни, а служит проникновению в её глубины, становится предвидением многих событий и коллизий. Мифотворчество – это конструирование образов, и оно оказывается реалистическим искусством, поскольку искусствен и сконструирован сам мир людей XX в.

Например, Ф. Кафка определял свой метод как «охоту за конструкциями», и всё возникало перед ним в виде конструкции. В своих новеллах и притчах он изображал самые фантастические превращения и ситуации, но воспринимаются они как описание реальных, а не вымышленных событий. Именно Кафка в самом начале прошлого века предсказал концлагеря, репрессии и судилища, бесчеловечность и беззаконие, ставшие к середине века обычным явлением во многих обществах. Он изображал всё это как вполне обычные и будничные явления жизни, и это было самым, пожалуй, пугающим и отталкивающим, самым невозможным в его мифотворчестве. Но именно самое пугающее и отталкивающее, самое невозможное оказалось два-три десятилетия спустя реальным и таким, каким оно было в произведениях Кафки – естественным и будничным.

Не меньше мифотворчества существует и в науке. Известный японский физик-теоретик, нобелевский лауреат X. Юкава (1907–1981), сравнивая в своей лекции особенности обучения в годы его юности с подготовкой учёного в 70-е годы, не без грусти отмечал, что, скорее всего, не смог бы поступить в университет, не пройдя школы «кошмарной дрессировки».75 Он вспоминал свободное и образное мышление, которое было присуще физикам «героической эпохи». Создал же когда-то Максвелл информационного демона, Эйнштейн – играющего в кости Господа, Шредингер – готового умереть в экспериментальной установке кота. Как похожа «героическая эпоха» физики на героическую эпоху древности, когда, согласно мифологическому воззрению, творили герои, бывшие почти как боги. В тиши лабораторий и кабинетов учёные-одиночки и небольшие сообщества учёных с помощью собственной фантазии открывали и создавали невиданный и никем не видимый мир, который стал объектом исследования для последующих поколений «эпохи людей». Созданный в «героическую эпоху» физики мир элементарных частиц, космогонических процессов играл для последующих поколений физиков такую же роль, какую в древности играла мифология.

Следовательно, литература и наука в эпоху мифологизации сознания общества сами становятся мифотворческими силами. Границы между реальностью и вымыслом стираются. Идеи и образы творцов-одиночек, становясь достоянием массового сознания, превращаются в движущие силы общества, которые в буквальном смысле его преобразуют. Это особенно проявляется в сфере идеологии.

Идеология – это система понятий и идей, отражающих в конечном счёте классовое содержание общественного сознания. Будучи классовой, идеология является формой коллективного сознания. В доклассовом обществе в роли идеологии выступала мифология. С разделением общества на классы начинается критическое отношение к мифам, что, собственно, служит началом идеологии в современном смысле этого слова. С тех пор идеологические воззрения каждого класса объявлялись представителями противоборствующего класса мифологическими. В свою очередь, приходящие на смену старым идеологические воззрения нового класса объявлялись прогрессивными и научными. Но это значит, что любая идеология начинает свою родословную в мифологии. От мифологии как формы первобытного сознания современная идеология отличается системностью, что является результатом усилий мыслителей и теоретиков. При этом нельзя забывать, что сами усилия поддерживаются интересами определённой части общества, поскольку любая идеология существует именно как выражение этих интересов и в отрыве от них она тотчас же обнаруживает свою несостоятельность. По этой причине научная истина зачастую подменяется в идеологии классовым интересом, для чего иногда возрождаются древние национальные мифы.

Например, немецкий нацизм возрождал и использовал древне-германские языческие мифы, а также создавал новые. В идеологии, как и в мифологии, большое значение имеет символика, всевозможные авторитеты и ритуальные действия.

Политическое сознание и современная мифология

Близость идеологии и мифологии наиболее ярко проявляется в области политики. Это отмечают многие исследователи мифов. Политические социальные институты, в руках которых находятся, как правило, средства массовой коммуникации, воздействуют на массовое сознание с целью оправдать любой ценой собственные действия и существующий политический режим. Для этого во внутренней политике формируются соответствующие представления о положении в экономике, в общественной жизни, о расстановке политических сил и т.д. Скажем, в СССР десятилетиями насаждался миф об изначально доброй природе социалистического государства, которое по-отечески заботится о нуждах народа, миф о мудрых правителях, знающих и понимающих свой народ, о партии-рулевом, которая видит дальше, чем всё остальное общество. По этой причине сформировалось совершенно превратное представление, согласно которому не народ содержит государство, а государство и партия своими заботами сохраняют жизнь народа. Много мифов возникало в области культуры, здравоохранения, просвещения. Например, в педагогике существовали мифы о безграничных возможностях воспитательных воздействий, о податливости и внушаемости личности в процессе обучения и т.д.

Не меньше мифотворчества было в области внешней политики. Так, создавались образы государств-врагов, которым присуще изначальное стремление разрушить мирные завоевания советского народа, и образы государств-друзей, которым по природе присуща любовь к этим завоеваниям. Воспитывались и соответствующие чувства: подозрительность и ненависть, доверие и любовь к странам и народам. К внешней политике вообще формировалось особо почтительное отношение. Знание внешнеполитических проблем оценивалось как признак высшей культурности. Это проявилось в высокой популярности лекторов-международников и в том, что потребность в лекциях по международному положению была, как правило, намного выше, чем в лекциях о внутреннем положении страны. Считалось, что внутренние проблемы в нашей стране в основном определяются внешней политикой, и подобное мнение насаждалось искусственно, поскольку посредством его легко было объяснять явные просчёты во внутренней политике партии и правительства, а также отвлекать сознание масс от непосредственно жизненных вопросов и трудностей.

Конечно, мифологизация присуща политической идеологии как форме общественного сознания в целом, а не только идеологии того или иного класса. В любом обществе политика рассматривается как моделирование и конструирование действительности, будь то внутренняя или внешняя жизнь страны, но именно в этой роли и выступала мифология. Политика как мифология классовых обществ отличается от первобытной мифологии многообразием своего содержания, что определяется различиями классовых интересов. Первобытная мифология как идеология доклассового общества по своему содержанию схожа у различных народов, т.е. близка к выражению общечеловеческих интересов. Поэтому общее направление развития современной политики, в которой провозглашается приоритет общечеловеческих ценностей, можно рассматривать как возрождение мифологии в её исходном значении. Этому способствуют и разрушение классовой структуры многих обществ, появление более простого деления их на интеллигенцию и народные массы. Именно интеллигенция, которая всегда стремилась выражать не интересы того или иного класса, а выступать во имя «человека вообще», станет инициатором возрождения мифологии в мировой политике и возьмёт на себя мифотворческую роль. Это не означает буквального возрождения древних мифов. Просто политике нужно будет учиться заново. К. Маркс писал когда-то, что простые законы нравственности и справедливости, которыми руководствуются в своих взаимоотношениях частные лица, должны стать законами в отношениях между народами.76

Миф и утопия

Выше мы уже упоминали о роли первобытных художников, изображавших реальный мир как знак протеста против колдовства коллективного – мифологического – сознания. С развитием политической идеологии возникают утопические проекты-преобразования общества, авторами которых выступают отдельные личности. Утопии не только изображали в ином времени «золотой век», относя его, в противовес мифологии, в будущее, а не в прошлое. Утопии были и остаются самыми настоящими мифами в области политической идеологии, концентрированным выражением политического мифотворчества. Ведь и политика в целом направлена на достижение «золотого века» в будущем времени, но она является областью традиционного «творчества», в то время как утопии создавались вполне сознательно, как новые проекты «правильных» обществ.

Если первобытные художники изображали реальность в противовес идеальности мифов, то авторы утопий изображали некую идеальность в противовес реальности политической жизни, жизни общества в целом. Утопии основаны на схематичном понимании развития культуры и, как правило, склонны к эсхатологии, к представлению о завершении исторического процесса. И это естественно, поскольку в утопиях стихийности противопоставляется именно рационализм, который не может не содержать в себе представлений о конечности. Это ограничивает возможность утопий стать реальностью, и тем самым утратить мифологичность. Но общая тенденция такова, что утопии становятся всё более массовыми, и утопические проекты превращаются в дело многих, неудовлетворённых каким-либо одним для всех представлением о будущем. Каждый человек, развиваясь как личность, стремится выработать собственное представление о будущем, иметь свою, личную утопию.

Культура будущего – это сознательное коллективное творчество, в процессе которого каждый человек обретёт себя как свободную личность. Сегодня подобный взгляд ещё кажется утопией, мифом. Но обретение личной свободы каждым человеком создаёт предпосылки к тому, чтобы вся прошлая история была осознана как миф и предыстория. О реальности такого положения свидетельствует тот факт, что на всём протяжении истории рождались мыслители, призывавшие людей отказаться от переустройства общества по одному и тому же плану, от одной на всех утопии и направить свои творческие усилия на саморазвитие, на создание мира в себе. Среди этих мыслителей были Будда и Сократ, Кант и Гёте, Достоевский и Толстой. Их призывы и по сей день воспринимаются как утопия. Но и сегодня можно услышать мнение, что самое существование Будды или Христа является вымыслом, мифом. И в самом деле: их идеям, разрушавшим коллективные иллюзии, трудно отыскать место в истории культуры, они находятся вне культуры или, что в сущности одно и то же, пронизывают собой всю культуру.

Миф как реальность и реальность как миф

Этих мыслителей можно считать утопистами лишь при условии, что все попытки перекроить общество по единому образцу или создать новое общество являются не утопичными, а вполне реалистичными, если вслед за Беранже воздавать почести тем, кто навевает «человечеству сон золотой». Действительно: в истории мысли многие утопические проекты, которые впоследствии оказывались лишь «сном золотым», их авторам и современникам казались весьма реалистичными. Так было и со всей первобытной мифологией, о чём мы уже упоминали: у её носителей, т.е. людей первобытных веков, реальность событий, которые описывались в мифах, не вызывала сомнения. С точки зрения людей, воспринимавших миф как реальность, призывы отдельных мыслителей к освобождению от плена мифологического мышления являются утопическими призывами, а их вера в реальность духовного, внутреннего мира личности в свою очередь объявлялась мифом. Здесь, следовательно, не уйти от одного из главных, возможно, вопросов не только мифологии как науки, но и культурологии, а может быть, и жизни: существует ли объективный критерий для различения мифа и реальности? Человек не может быть без «золотых снов», вымыслов, иллюзий, что и составляет его особенность как человека. Но это значит, что «очищенный» от мифов человек представляет собой всего лишь животное. Так ли это? Не является ли и такое утверждение всего лишь мифом? Гёте говорил, что всё в этом мире есть символ. Продолжим его мысль и скажем по аналогии: всё в этом мире есть миф. Но если быть последовательным, то придётся признать, что и высказанная нами мысль является маленьким мифом, иллюзией. Это значит, что не всё в мире есть миф, существует в нём и кое-что реальное.

Реально то, что мы с вами решаем данную проблему, что желаем осознать себя сами, а не при помощи навязанных кемто решений. С этого и начинается реальность человеческого существования. Такой опыт самосознания необходим каждому, поскольку при этом человек обретает самого себя. Но разве не в таком обретении, которое можно понимать и как освобождение человека, состоит его предназначение, не к этому ли призывали многие мыслители во всей истории культуры?

Далее на примере становления культуры в различных регионах мы сможем убедиться в том, что сама культура, понимаемая как средство освобождения человека, уже в своих истоках была вместе с тем и средством его порабощения. В этом состоит своеобразная «хитрость» или «коварство» культуры. Моменты в истории культуры, когда человек осознавал её пленяющее свойство, были моментами пробуждения личности, моментами прозрения человека и выхода во внекультурный мир. Часто такие моменты служили началом нового этапа в развитии культуры. Но всё вместе они являются вехами на пути человека к самому себе, к реальной, а не мифической свободе.

КРАТКИЕ ИТОГИ

1. Мифология – это начальный этап человеческого мышления. Она имела те же особенности, что и первобытная культура в целом: синкретизм, антропоморфизм, примитивный коллективизм. Какую роль играли мифы? Мифы были первообразами, своеобразной материей духовности, т.е. источником деятельности в соответствии с определёнными образцами, служили моделью этой деятельности, играли и объяснительную и регулятивную роли.

2. В чём состояла необходимость рационального переосмысления мифологии, критического отношения к ней? В целом это было вызвано разделением общества на классы и возникновением классовой идеологии, которая оценивалась как освобождение сознания от плена иллюзий. С развитием культуры мифология воспринималась как свидетельство первобытности и как объект познания.

3. В XX в. возникает особое отношение к мифологии. В чём состоит эта особенность? Она состоит в том, что мифология понимается уже не просто как далёкое прошлое человеческой культуры, как её пройденный этап. Исследователи мифов рассматривают их как сохраняющееся начало духовной культуры на всём протяжении её развития, проводят параллели между мифологическим и научным мышлением. В частности, воздействие на человека политической идеологии напоминает воздействие, оказываемое на первобытного человека мифологией.

4. Можно ли вообще провести чёткое различие между мифологическим и реалистичным мышлением? Такое различие провести можно. Оно связано с развитием личностного сознания или самосознания, когда человек осознает себя сам, а не с помощью навязываемых ему средств или решений.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.