V

V

Магия играет исключительно важную роль в местной пеменной жизни (киривинцы в этом смысле никак не отличаются от большинства туземных народов). Магия пронизывает все важнейшие виды их хозяйственной деятельности, в особенности те из них, которые связаны с определенным риском и опасностями, в которых многое зависит от случая. Сельскохозяйственные работы неразрывно переплетены с магией; даже небольшая охота всегда сопровождается заклинаниями; рыбная ловля, особенно в тех случаях, когда ее результаты непредсказуемы, а удача неотделима от риска, связана со сложной системой магических действий. Сооружение лодки сопровождается многочисленными заклинаниями, которые произносятся на различных стадиях этой работы, – когда выбирают и сваливают подходящее дерево, когда выдалбливают челнок, когда его раскрашивают, оснащают и, наконец, спускают на воду. Но так бывает только тогда, когда сооружается относительно крупная лодка, предназначенная для хождения по морю. Если же строятся маленькие суденышки, на которых плавают в спокойных лагунах или вблизи берегов, где нет опасностей, никаких магических действий при этом не совершается.

Существует множество заклинаний для воздействия на погоду, ими вызывают то дождь, то вёдро, управляют солнцем и ветром. Они известны некоторым знатокам, точнее, семействам знатоков, которые передают это знание по наследству и пользуются им, когда их к тому призывают соплеменники. Например, во время военных столкновений, имевших место до того, как на острова пришел закон белых людей, киривинцы прибегали к магическому искусству некоторых потомственных профессионалов, унаследовавших военную магию от своих предков. Туземцы не сомневаются в том, что здоровье или нормальное самочувствие человека могут разрушаться или восстанавливаться благодаря искусству колдунов, которые одновременно выступают и как врачеватели. Если жизни человека угрожают какие-либо мулукуауси (о которых шла речь выше), то противодействовать им можно с помощью определенных заклинаний, но для этого нужно обязательно прибегнуть к услугам женщины, которая сама считается мулукуауси, – и в дальних деревнях всегда отыщется даже несколько таких женщин.

Магия так широко распространена, что, живя среди туземцев, я очень часто совершенно неожиданно оказывался свидетелем каких-либо магических обрядов, не говоря уже о тех случаях, когда я сам специально прилагал усилия, чтобы оказываться на таких церемониях. Хижина Багидо’у, специалиста по огородной магии из Омараканы, находилась не более чем в пятидесяти метрах от моей палатки, и я помню его монотонные распевы, раздавшиеся в один из самых первых дней моего пребывания на острове, когда я еще почти ничего не знал о подобных действах. Позже мне разрешили присутствовать при том, как он пел над магическими зельями. Этой привилегией я мог пользоваться сколь угодно часто и действительно использовал это мое право несколько раз.

Во многих церемониях огородной магии заклинания произносятся нараспев над различными растениями. Это происходит в деревне, в хижине самого колдуна, а затем уже на огородных участках. Утром в день церемонии колдун в одиночку уходит в чащу, иногда забираясь довольно далеко, чтобы там найти нужные травы или другие растения. Я наблюдал церемонию, для которой требовалось около десятка составов из различных трав, охватывавших едва ли не всю флору на острове. Некоторые растения следовало собирать только на берегу моря, другие – на раибоаг (поросших растительностью коралловых рифах), третьи – в зарослях низкорослых кустарников, одила.

На поиски маг отправляется на рассвете, собирая все нужные ему растения до восхода солнца. Затем он сносит свою добычу в хижину и с полудня распевает свои заклинания над ней.

На сооружении, служащем спальным ложем колдуна, расстилаются две циновки, одна поверх другой. Собранные травы раскладываются на одной половине верхней циновки и накрываются другой половиной. Слегка приоткрыв свою добычу, он начинает нараспев произносить заклинания. Губы его прижаты к самому краю циновки так, что ни один звук его голоса не может пропасть зря, все звуки попадают туда, где находятся травы, поглощающие эти звуки вместе с содержащимися в них заклинаниями. Эта процедура поимки голоса, произносящего заклинания, характерна для всех магических декламаций. Когда нужно заколдовать сравнительно небольшой предмет, маг свертывает из листьев нечто вроде раструба, в узкой части которого помещается этот предмет, а заклинания произносятся в широкий конец.

Теперь вернемся к Багидо’у и совершаемой им процедуре огородной магии. Колдовские речитативы должны продолжаться около получаса и даже более. Заклинания произносятся снова и снова, иногда повторяются отдельные фразы и наиболее важные слова в этих фразах. Колдун поет низким голосом, выводя некий полумелодический речитатив, мотив которого слегка меняется при переходах от одной магической формулы к другой. Повторяющиеся слова и фразы как бы втирают заклинания в заговариваемый предмет.

Когда колдун заканчивает свои песни, он сворачивает заколдованные растения в циновку и откладывает их в сторону. Теперь они готовы к другой магической процедуре, совершающейся уже на огородном участке обычно на следующее утро. Там-то, собственно, и совершается главный обряд, во время которого распевается множество заклинаний. Огородная магия – это целая система сложных и детально продуманных обрядов, каждый из которых сопровождается соответствующим заклинанием. Каждому виду огородных работ соответствует определенный обряд. Прежде всего, существует общий для всех таких видов магии освящающий обряд, предшествующий всяким работам на огороде и совершаемый на каждом огородном участке отдельно. Другой обряд связан с расчисткой участка от диких зарослей. Сжигание вырубленных и высушенных веток само по себе есть магическая церемония, которая включает в себя также и другие, подчиненные по смыслу обряды, растягиваясь иногда на четыре дня. Далее, особые обряды совершаются перед посадкой огородных культур. Эти обряды также продолжаются в течение нескольких дней. Прополка, культивация почвы также начинаются с магических действий. Все эти и другие обряды как бы образуют обязательную рамку, обрамляющую всю работу на огороде. Колдун устанавливает и периоды отдыха, которые должны строго соблюдаться, и те периоды, когда жители деревни должны выполнять некоторые работы одновременно, так, чтобы никто из них не отставал и не выходил вперед по сравнению с другими.

Роль колдуна исключительно высоко оценивается туземным обществом; почти невозможно представить какую-либо огородную работу, выполняемую без участия товоси (огородного мага){275}.

Роль товоси так велика, что без него не обходится решение ни одного из вопросов организации и выполнения огородных работ. Туземцы с огромным вниманием прислушиваются к его советам, хотя это внимание, по сути, является чисто формальным, поскольку нет сколько-нибудь спорных или сомнительных проблем, связанных с огородничеством. Тем не менее туземцы так высоко ценят участие колдуна и почитают его авторитет, что у постороннего наблюдателя это может вызвать удивление. За свой труд колдун получает плату: обильные приношения (чаще всего это рыба) от членов деревенской общины. Надо отметить, что часто, но не всегда, роль мага берет на себя вождь деревни. Но «делать землю плодородной» (ивоие буиагу) может лишь тот человек, который рожден в этой деревне, а его предки по материнской линии были хозяевами на ее земле.

При всем своем огромном значении огородная магия вовсе не представляет собой каких-то таинственных церемоний, окруженных строгими табу и совершаемых со всей торжественностью, на какую способны туземцы. Напротив, некто, не посвященный в вопросы киривинской магии, мог бы просто пройти мимо даже очень важной церемонии, не осознав, что происходит нечто весьма значительное. Так, он мог бы пройти мимо человека, скребущего землю палкой или собирающего в кучку сухие ветви и стебли, сажающего клубни таро и при этом, возможно, бормочущего себе под нос какие-то слова. Наш воображаемый зритель мог бы прогуливаться по новому огородному участку, где только что была очищена от зарослей и вскопана почва, в которую воткнуты палки, служащие подпорами для таиту, что несколько напоминает посадки хмеля, и при этом встретить группу людей, которые почему-то останавливаются то там, то здесь и что-то делают в углу каждого огородного участка. И только тогда, когда громкие заклинания раздались бы над огородами, наблюдатель мог бы догадаться о магическом характере этих действий. И тогда все происходящее приобрело бы для него особую торжественность и зрелищность, хотя непосвященному оно могло бы показаться вялым и неинтересным. Он увидит человека, который стоит отдельно от небольшой группы позади него и громко взывает к неким незримым силам, или, как предпочли бы сказать сами киривинцы, разбрасывающего эти незримые силы над полями. Силы эти заключены в заклинаниях и сосредоточивают в себе мудрость и благочестие многих поколений. Или же он увидит нескольких человек, чьи голоса разносятся над всеми полями, произнося нараспев заклинания: так бывает, когда товоси приглашает себе на помощь братьев или других родичей по материнской линии.

Чтобы лучше вообразить все это, давайте рассмотрим одну из таких церемоний – обряд сожжения вырубленных и высушенных растений. Некоторые травы, над которыми предварительно распевали заклинания, привязывают полосками из банановых листьев к высушенным молодым побегам кокоса. Так приготавливаются факелы, с помощью которых огонь переносится в огород. Утром (церемония, которую я наблюдал в Омаракане, началась около 11 часов утра) Багидо’у, товоси этой деревни, пришел в огороды в сопровождении То’улувы, своего дяди по матери и вождя этой деревни, а также нескольких других туземцев, среди которых находилась и Бокуиоба, одна из жен вождя. День был жарким, дул легкий бриз. Вырубленные растения уже высохли, и развести огонь не представляло большого труда. У каждого присутствующего, в том числе и у Бокуйобы, был факел. Зажжение факелов не сопровождалось какой-либо церемонией (их просто зажгли восковыми спичками, предложенными мною не без некоторого сожаления); затем каждый участник обряда прошел со своим факелом с наветренной стороны по огороду, и вскоре тот был охвачен огнем. Несколько детей глазели на огоньки, ни о каких табу не было и речи. Не было и какого-либо заметного волнения в деревне, вызванного этим событием; я заметил, что несколько мальчиков и малышей вообще остались в деревне и даже не пытались прийти и посмотреть на обряд, видимо, не проявляя к нему никакого интереса. Мне пришлось несколько раз участвовать в обрядах, когда Багидо’у и я были их единственными участниками, хотя не было никакого табу, запрещавшего чье-либо присутствие во время ритуалов. Но, разумеется, если уж кто-либо принимал участие в обряде, от него требовалось соблюдение известных правил поведения.

Надо сказать, что проблема табу решается по-разному в различных деревнях, каждая из которых имеет свою собственную систему земледельческой магии. Например, когда я наблюдал однажды в соседней деревне обряд «выжигания», совершаемый на второй день после общей церемонии, похожей на ту, о которой шла речь выше (небольшие кучки мусора сжигались вместе с некоторыми травами на каждом огородном участке), я заметил, что деревенский товоси был очень рассержен тем, что несколько девочек смотрели на эту церемонию, хотя и с порядочного расстояния. Мне объяснили, что имелось табу, запрещавшее видеть эту церемонию женщинам из этой деревни. Бывают обряды, в которых участвуют только товоси, в других, как правило, присутствует еще кто-то из жителей деревни, но бывают и такие обряды, в которых принимают участие все без исключения жители. Подобную церемонию мы опишем более подробно в дальнейшем, поскольку это имеет непосредственное отношение к вопросу об участии балома в магических действиях.

Все сказанное об огородной магии должно лишь показать некоторые общие характеристики киривинской магии. Огородная магия просто более заметна, она выделяется среди прочих магических действий, но обобщения, сделанные из наблюдений за ней, могут быть отнесены и к другим видам магии. На этой основе может быть построена некоторая общая картина, позволяющая дать верную перспективу моим заметкам о роли балома в магии{276}.

Стержень киривинской магии – это заклинания. Именно в них состоит главная сила магического обряда. Можно даже сказать, что сам обряд нужен только для того, чтобы заклинания были произнесены в соответствующих условиях. Обряд – это некий механизм трансмиссии заклинания. Таково мнение всех киривинцев, как специалистов, так и профанов, и даже мимолетное знакомство с магическим ритуалом хорошо подтверждает его. Поэтому именно в формуле заклинания можно искать ключ к идеям, связанным с магическим обрядом. Прежде всего прочего нам бросается в глаза тот факт, что в такого рода формулах мы часто встречаемся с именами предков ныне живущих туземцев. Многие формулы прямо начинаются с длинного перечня подобных имен, выступая, таким образом, в качестве некоего способа вызвать духов обладателей этих имен.

Вряд ли можно совершенно однозначно ответить на вопрос, является ли называние имен предков действительным вызыванием их духов, которые как бы приглашаются к участию в магическом действии, или же эти имена выступают лишь как дань некой традиции, как символы священных и таинственных магических сил. На самом деле, по-видимому, имеет место и то, и другое: вызывание балома и соблюдение некой священной традиции. Данные моих наблюдений могли бы пролить дополнительный свет на эту формулу. Поскольку традиция тесно связана с наследованием магических формул, мы остановимся на этом вопросе.

Магические формулы передаются из поколения в поколение, наследуются от отца к сыну по отцовской линии или от кадала (дядя по матери) к племяннику по материнской линии, которая, по мнению туземцев, является настоящей линией кровного родства (вейола). Эти две формы наследования не вполне равнозначны. Существуют магические обряды, которые могут быть названы местной магией, потому что они встречаются только в данной местности. К этому типу относятся все системы огородной магии{277}, а также те магические заклинания, действие которых связывается с определенными местами, обладающими, по мнению туземцев, магическими свойствами. Такова сильнодействующая дождевая магия на острове Касана’и, обряды которой должны совершаться у некоего источника, расположенного в роще (веика) на этом острове. Такова также официальная военная магия киривинцев, обряды которой должны совершаться мужчинами из деревни Куаибуага, причем непременно в кабома (священной роще), находящейся неподалеку от этой деревни. Детально развитая система магических обрядов, связанных с ловлей акул и калала, применяется жителями деревень Каибуола и Лаба’и соответственно. Все магические формулы этих обрядов наследуются по материнской линии{278}.

Те магические обряды, которые не связаны с конкретной местностью и могут легко передаваться от отца к сыну или даже посторонним людям за высокую плату, составляют гораздо меньшую группу. К ней прежде всего можно отнести магические формулы туземной медицины, которые всегда образуют пары заклинаний, обращенных к силам, исцеляющим или вызывающим болезнь (вивиса и силами). К этому же классу относятся магия, с помощью которой человек овладевает ремеслом резьбы по дереву (такабитам), а также магические обряды, сопровождающие постройку лодок. Сюда же относятся магические заклинания против укусов насекомых, любовная магия, магические обряды, направленные против мулукуауси (последние имеют большое значение в сравнении с другими). Эти виды магии имеют менее эзотерический характер. Но и в таких формулах, хотя в качестве их обладателей не обязательно выступают люди из одной и той же местности, как правило, есть ссылки на какую-то определенную местность. В основании целой магической системы, как правило, лежит некий миф, который связан с этой местностью{279}.

Таким образом, наиболее важные виды магии, составляющие большую по объему группу, тесно связаны с местностью как по своему содержанию, так и по характеру наследования знания магических формул («матрилинейная» магия), тогда как только часть другой, меньшей по значению и численности, группы является местной по своему характеру. Связь с местностью, или принцип локальности, в сознании и традициях киривинцев выражается, как правило, в осознании своей принадлежности к данной семье или субклану{280}. В каждой местности поколения мужчин, сменявшие друг друга в роли вождей данного туземного общества и совершавшие магические действия, жизненно важные для благосостояния данного сообщества (такие, как обряды огородной магии), естественно, приобретали особое значение в сознании своих соплеменников. Этим, возможно, объясняются упомянутые ранее факты, а именно то, что имена предков по материнской линии играют столь заметную роль в магических формулах.

В подтверждение этого можно привести ряд примеров. В то же время более подробные доказательства следует отложить до другого случая, чтобы иметь возможность сравнить эту черту с другими элементами магии, – ведь для этого потребовалось бы более полное воспроизведение всех магических формул. Начнем с земледельческой магии. Мне удалось описать две системы этой магии, одну – принятую в деревне Омаракана, где ее называют каилуебила; это одна из наиболее сильных систем; другая – система момтилакаива, связанная с четырьмя маленькими деревнями Купуакопула, Тилакаива, Иоуравоту и Вакаилува.

В системе, принятой в деревне Омаракана, земледельческая магия включает в себя десять заклинаний, каждое из которых связано с особым действием: одно произносится во время разметки земли на месте, где закладывается новый огород, другое – во время церемонии, предшествующей вырубке деревьев, третье – во время церемониального сожжения срубленных и высохших зарослей и т. д. Помимо этих десяти заклинаний есть еще три, в которых упоминаются балома предков. Одно из них более важно, чем другие, и произносится при нескольких обрядах: при вырубке, при посадке и т. д.

Вот его начало:

«Ватуви, ватуви (повторяется много раз);

Витумага, имага;

Ватуви, ватуви (много раз);

Витуола, илола:

Тубугу Полу, тубугу Колеко, тубугу Такикила,

Тубугу Малабуоита, тубугу Куаиудила,

Тубугу Катупуала, тубугу Бугвабвага, тубугу Нумакала;

Билумава’у билумам;

Табугу Муакенува, тамагу Йована…»

После этого идет остальная часть формулы, очень длинная; ее содержание в основном заключено в описании того, к чему должно привести произнесение магической формулы: рост растений, их устойчивость к болезням, защищенность от вредных насекомых и прочей порчи и т. п.

Правильно перевести эту магическую формулу очень трудно. В ней есть архаические выражения, лишь частично понятные даже туземцам, которые сами затрудняются в переводе таких выражений на современный язык киривинцев. Типичная структура заклинания складывается из трех частей: 1) вводная часть (ее называют у’ула; этим словом обозначается нижняя часть стебля, а также понятие, отчасти подобное нашему понятию «причины»);

2) основная часть заклинания (тапуала – спина, хребет, огузок);

3) финальная часть (догина – верхушка, конец, пик, этимологически это слово связано с дога – клык, бивень, длинный зуб). Обычно тапуала легче понять и перевести, чем остальные части. Взывание к предкам или, может быть, точнее сказать, перечисление их имен всегда содержится в у’ула.

В приведенном выше у’ула первое слово ватуви было непонятно даже моему информатору Багидо’у, товоси (огородному магу) деревни Омаракана. По крайней мере, он не смог перевести его мне. По некоторым этимологическим соображениям, я думаю, это слово можно перевести как «причинять» или «делать»{281}.

Слова витумага, имага образованы с помощью префиксов виту (причинять) и и (префикс третьего лица единственного числа у глагола); корень мага образован из смысловой части ма, обозначающей действие прихода, и суффикса га, часто употребляемого в эмфатических целях. Слова витулола, илола имеют ту же структуру, только вместо корневой основы ма здесь фигурирует корень ла (идти), удвоенный в слове илола.

В той части, где перечисляются имена предков, надо отметить два момента: первые имена сочетаются со словом тубугу, а предпоследнее – со словом табугу. Тубугу – форма множественного числа, означающая «мои прародители» (гу – суффикс и притяжательное местоимение первого лица); табугу – единственное число, «мой прародитель». Множественное число связано с тем, что каждому субклану принадлежит ряд имен собственных, поэтому любой член этого субклана должен иметь одно из имен предков, хотя он может называться и другим, уже ненаследуемым именем, под которым его больше знают. Поэтому в первой части заклинания маг обращается не к одному своему предку по имени Полу, но ко всем своим предкам по имени Полу, всем предкам по имени Колеко и т. д.

Вторая характерная черта, общая для всех подобных перечислений имен предков, заключается в том, что последним именам предшествуют слова билумава’у билумам, которые, опуская лингвистические тонкости, означают «вы, новые балома». Далее идут имена нескольких последних предков. Так, Багидо’у упоминает своего деда Муакенуву и своего отца Йовану{282}. Это важно, потому что здесь мы встречаемся с непосредственным взыванием к балома: «О вы, балома!» (в слове билумам суффиксом «м» служит местоимение второго лица). Именно это, как я думаю, указывает на то, что называние имен предков, скорее всего, является вызыванием их балома, а не просто перечислением, хотя даже само это называние выполняет магическую функцию, поскольку сами имена предков обладают внутренне им присущей, действующей магической силой.

Вольный перевод этого фрагмента мог бы звучать так:

«Соверши! Сотвори это! Стань тем, кто создает!

Помоги прийти!

Помоги идти!

Мои прародители по имени Полу и т. д….

И вы, последние балома, дед Муакенува и отец Йована».

В этом вольном переводе много неясностей, но следует подчеркнуть, что эти неясности на самом деле имеют место в сознании тех людей, которые наилучшим образом знакомы с этой формулой. Когда я спрашивал Багидо’у, что именно должно прийти и что должно идти, он высказывал свое мнение в виде догадок. Однажды он сказал мне, что речь идет о растениях, которые должны «войти» в почву, но в другой раз он думал, что уйти должны вредители огорода. Неясно также, означают ли слова «прийти» и «идти» нечто противоположное друг другу по направлению. Я думаю, что правильная интерпретация состоит в том, что все значение у’ула не может быть определено однозначно: это просто форма, в которую облекается взывание к предкам. Туземцы считают, что каждое слово здесь обладает некой внутренне ему присущей силой, обращение к которой и является настоящим смыслом заклинания. В тапуала, где никаких неясностей нет, объясняется цель заклинания.

Примечательно также, что у’ула построено ритмически, четыре группы слов образуют явную симметрию. Кроме того, хотя слово ватуви повторяется и неодинаковое число раз (мне неоднократно приходилось слышать это заклинание), но всегда поровну в обеих симметричных фразах. Без сомнения, не случайна и аллитерация в этой формуле, поскольку то же явление имеет место и в других заклинаниях.

Я подробно остановился на этой формуле, поскольку ее строение типично и позволяет судить о прочих, которые могут быть приведены без детального анализа.

Вторая формула, в которой упоминаются имена предков, произносится в самом начале целой серии церемониальных действий иовота, когда товоси размечают землю, на которой должны быть возделаны огороды. Формула заклинания начинается так:

«Тудава, Ту-Тудава,

Малита, Ма-Малита» и т. д.

Здесь упоминаются имена двух предков-героев, о которых повествует целый мифологический цикл. Говорят, что Тудава был предком табалу (наиболее знатный субклан, к которому принадлежали вожди Омараканы), хотя нет сомнений, что он принадлежал к клану Лукуба, тогда как табалу относятся к клану Маласи.

Те же два имени называются в другой формуле заклинания, которое произносится над некоторыми травами, используемыми в огородной магии, и над некоторыми деревянными сооружениями, которые строятся исключительно для магических обрядов и называются камкокола. Заклинание начинается так:

«Каилола, лола; Каилола, лола;

Каигулугулу; каигулугулу;

Каилалола Тудава,

Каигулугулу Малита,

Бисипела Тудава, бисила’и отокаикайа» и т. д.

В вольном переводе это значит:

«Идите вниз (о, вы, корни); входите (в почву, о вы, корни); (помоги им) идти вниз, о Тудава; (помоги им) войти (в почву), о Малита; Тудава восходит (букв. «превращается»); (Тудава) садится на токаикайа (то есть на специальную платформу для балома).

В системе земледельческой магии Омараканы нет никаких особых указаний на какие-либо священные места, расположенные вблизи от этой деревни{283}. Единственное ритуальное действие, связанное с балома, во время соответствующей церемонии имеет весьма шутливый характер. После того как произнесено нужное заклинание над первым таро, посаженным на балеко, то есть на данном участке огорода (балеко – это определенная хозяйственная единица и вместе с тем объект магии в огородничестве), маг выстраивает миниатюрную хижину, а вокруг нее – ограду из сухих веток, и все это называется си буала балома («хижина для балома»). Над этим сооружением не произносится никаких заклинаний. Мне не удалось связать это действие с какой-либо традицией или получить какие-нибудь дополнительные объяснения столь экстравагантной процедуры.

Другое обращение к балома, еще более важное, хотя и не сопровождаемое какой-либо церемонией, имеет место при показе или подношении даров духам ула’ула или платы за оказание магической помощи. Члены деревенской общины приносят ула’ула колдуну, товоси. Обычно это рыба, но могут быть и орехи бетеля или кокосы, а в настоящее время – табак. Приношения раскладываются в хижине мага; рыба, которая составляет небольшую часть подарка, почти всегда подносится в приготовленном виде. В то время пока колдун распевает свои заклинания над магическими травами и другими колдовскими предметами внутри своей хижины, ула’ула, принесенные для балома, должны быть выставлены где-нибудь поблизости. Такие приношения не специфичны для земледельческой магии Омараканы, они имеют место во всех других магических системах.

Еще одна система, о которой следует здесь упомянуть (момтилакаива), включает в себя только одну формулу, в которой содержится перечень имен балома. Я не буду здесь приводить эту формулу, так как она очень похожа на предыдущую и отличается только перечисляемыми именами собственными. Однако в этой магической системе значительно в большей степени подчеркивается роль балома; в одном из основных ритуалов этой системы, связанных с камкокола, имеет место приношение даров духам умерших.

Камкокола – это довольно внушительные сооружения, сделанные из вертикальных столбов длиной от 3 до 5 метров и жердей того же размера, под углом поддерживающих вертикальные столбы. Две боковые жерди опираются на рогатку, образованную стволом и суком обрубленной ветви, на основном вертикальном столбе камкокола. Если смотреть сверху, эта конструкция выглядит как прямой угол, напоминающий букву L, с вертикальным столбом в вершине. Сбоку это выглядит как нечто похожее на греческую букву ?. Эти сооружения не имеют никакого практического назначения, их единственная функция – магическая. Они выступают в качестве магического прототипа тех жердей, которые используются как подпорки для стеблей таиту. Хотя камкокола – исключительно ритуальные предметы, на их сооружение затрачиваются большие усилия. Тяжелые столбы часто переносятся на довольно большое расстояние, так как вблизи деревень не так просто найти подходящий строительный материал; кустарниковые заросли регулярно вырубаются каждые четыре-пять лет. На их поиски деревенские мужчины тратят целые недели, рубят и перетаскивают их в свои огороды; нередки тяжбы между жителями деревни, когда кто-то по ошибке или намеренно присвоил чужие столбы для камкокола.

Ритуал, связанный с камкокола, занимает несколько дней во всех магических системах; около четырех дней приходится на обязательный отдых от всех огородных работ, предшествующих магическому действу. В системе момтилакаива первый день церемонии отведен на распевание магических заклинаний над огородами. Маг в сопровождении одного-двух мужчин проходит по всему полю, на котором расположены огородные участки, – протянувшемуся примерно на три четверти мили в той деревне, где я это наблюдал, – и на каждом из них поет свои заклинания, наклоняясь над одной из поперечных жердей камкокола. Он всматривается в участок, а голос его так громок, что пение хорошо слышно на всем участке. Всего маг совершает от тридцати до сорока таких распевов.

В связи с обсуждаемой здесь темой особенно интересен второй день церемонии. В этот день в обряде принимают участие жители всех окрестных деревень, и, как верят туземцы, именно в этот день на церемонию приходят балома. Цель обряда состоит в том, чтобы заколдовать листья некоторых растений, которые затем помещаются у основания камкокола и в местах сочленений вертикальных и поперечных жердей данного сооружения. Утром этого дня вся деревня занята приготовлениями к обряду. Большие глиняные горшки, в которых готовят пищу в торжественных случаях, устанавливают на раскаленные камни, над ними клубится дым и пар, а женщины расхаживают между ними и присматривают за своей стряпней. Некоторые женщины заняты тем, что пекут таиту в земляной яме между разогретыми докрасна камнями. Вареные и печеные таиту затем относятся на поле и там раздаются участникам церемонии.

В условленный час несколько мужчин отправляются за необходимыми для магического ритуала травами. Одни идут на берег моря, другие – в заросли джунглей, третьи – на раибоаг. Им нужно принести большие связки, так как после церемонии заколдованные растения должны быть распределены между всеми мужчинами деревни, чтобы те могли разнести их по своим огородным участкам.

Около десяти утра я пришел на поле в сопровождении Насибова’и, товоси деревни Тилакаива. На плече у него висел большой ритуальный каменный топор, который он часто использовал при совершении различных обрядов (Багидо’у из Омараканы таким инструментом никогда не пользовался). Придя к месту церемонии, мы присели на землю, где уже сидели ожидавшие туземцы; постепенно стали собираться и женщины. Каждая несла деревянное блюдо с таиту, некоторые вели за руку одного ребенка, а другого несли на плечах. Церемония должна была начаться там, где дорога из Омараканы подходила к огородам деревни Тилакаива. По одну сторону изгороди шли низкие заросли, за последние несколько лет почти вплотную приблизившиеся к огородам; по другую находились очищенные от кустов и трав огородные участки. Сквозь довольно густой частокол подпорок для стеблей таиту виднелась поросшая лесом полоса коралловых рифов, раибоаг, и несколько рощиц на некотором расстоянии друг от друга. Вдоль тропинки в два ряда выстроились изящные шпалеры, образованные тонкими и искусно подобранными подпорками. Эти ряды заканчивались двумя особенно аккуратными камкокола, у основания которых и должна была совершаться церемония. Сюда должен был возложить заколдованные травы сам маг.

Все женщины расселись вдоль этой «аллеи» и по обоим краям огородных участков. Около получаса потребовалось, чтобы собрать их, после чего пища, которую они принесли с собой, была разложена по кучкам, так чтобы каждому присутствовавшему мужчине досталась одна кучка, при этом еда, принесенная каждой женщиной, распределялась между всеми кучками. За это время к месту церемонии подошли все остальные мужчины, мальчики и девочки, принесли даже младенцев. Наконец вся деревня была в сборе, и церемония началась.

Началом церемонии стала обычная раздача пищи (сагали); некий мужчина проходил вдоль разложенных кучек и над каждой из них называл имя одного из присутствующих, после чего эта порция на деревянном блюде забиралась одной из женщин, имевшей какое-либо родственное отношение к названному мужчине, и относилась в деревню. Таким образом, женщины одна за другой возвращались в деревню, забирая с собой детей и младенцев. Эта часть церемонии, по словам туземцев, совершается для балома. Пища, которую раздают таким способом, называется балома каси, то есть пища балома. Считается, что духи принимают участие в этой церемонии, присутствуя среди людей и наслаждаясь этой пищей. Никаких более подробных объяснений, кроме этих общих замечаний, мне не удалось получить ни от одного туземца, включая и самого Насибова’и.

Когда женщины вернулись в деревню и началась сама церемония, малышей, еще остававшихся на месте действия, прогнали. Я и мои подручные-«бои» тоже должны были уйти за ограду. Весь обряд состоял просто в произнесении заклинаний над растениями. Большие охапки этих растений были положены на циновку, расстеленную на земле. Насибова’и присел перед ними и напел свои заклинания, направляя голос прямо в травы. Как только он закончил, мужчины набросились на заколдованные травы, каждый схватил по пучку и побежал к своему участку, чтобы там положить его под камкокола и на ее верхушке. На том и закончилась церемония, ожидание которой длилось более часа.

Следует еще отметить, что в магической системе момтилакаива в одном из заклинаний упоминается «священная роща» (кабома), носящая имя Овававиле. Эта роща представляет собой большую группу деревьев, видимо, не вырубавшихся многими поколениями, которая расположена вблизи деревень Омаракана и Тилакаива. Она находится под магической защитой – если бы человек нарушил табу, он был бы наказан опухолью половых органов (слоновая болезнь?). Я никогда не заходил в эту рощу, не столько опасаясь наказания за нарушение табу, сколько из-за маленьких красных клещей, укусы которых вызывают нестерпимый зуд. Это настоящий бич этих мест. Но товоси деревни Талакаива, чтобы совершить один из магических обрядов, идет в эту рощу и кладет большой клубень ямса (это называется каси-иена) на камень. Это приношение балома.

Заклинание звучит так:

У’ула: «Аваита’у икавакавала Овававала?

Иаегула’и Насибова’и.

Акавакавала Овававала!»

Тапуала: «Бала баисе акавакавала, Овававала Иаегула’и

Насибова’и акавакавала Овававала; бала баисе,

Агубитамуана, олопоуло Овававала; бала баисе

Акабинаигуади олопоуло Овававала».

В этой формуле нет заключительной части (догина). Перевод мог бы выглядеть следующим образом: «Кто наклоняется здесь, в Овававиле?{284} Это я, Насибова’и (имя собственное нынешнего товоси), наклоняюсь здесь, в Овававиле! Я пойду туда и наклонюсь там, в Овававиле; это я, Насибова’и, наклонюсь там, в Овававиле; я уйду туда и принесу свою ношу (тут колдун отождествляет себя с камнем, на который кладется каси-иена) в кабома Овававиле. Я уйду туда и потом выгляну наружу (здесь маг говорит уже от имени растений) в роще Овававиле».

В этой церемонии связь магического обряда и балома просматривается слабо, но она все же есть. Роль, какую в данном случае играет конкретная местность, дает основания говорить и об иных типах связей между магическими обрядами и традициями предков. Теперь перейдем к другим видам магии.

В двух наиболее заметных системах рыболовной магии Киривины – магических обрядах, сопровождающих ловлю акул в деревне Каибуола и ловлю калала (кефаль?) в деревне Лаба’и, – духи также принимают некоторое участие. В обеих системах есть ритуал подношения балома даров. Они представляют собой часть ула’ула, платы за магию, приносимой колдуну жителями его деревни. Так, в магическом обряде, связанном с ловлей акул, такие приношения совершаются в хижине колдуна. Маг кладет небольшие кусочки приготовленной рыбы из своей ула’ула и несколько орехов бетеля на один из трех камней (каилагила), размещенных вокруг очага и служащих подставкой для больших горшков, в которых приготовляется пища. Потом он поизносит заклинание:

У’ула: «Камкуамси ками Ула’ула кубукуабуиа, Инене’и, ибуаигана И’иовалу, Ви’иамоуло, Улопоуло, Боваса’и, Бомуагуеда».

Тапуала и догина: «Кукуавиласи поуло, куминум куаидаси поуло; окавала Вилаита’и; окавала Обувабу; Кулоуси куваруагисе вадола куа’у обуарита, кулоуси кулувабоуодаси куа’у обуарита куиаиоиуваси кукапуагегаси кумаисе кулувабодаси матами пуалалала окоталела Винаки».

У’ула может быть переведена так: «Ешьте свою у’ула (свой дар, свою плату за магическую силу), о незамужние женщины, Инене’и» и т. д. (дальше идут собственные имена балома умерших женщин).

В тапуала есть несколько слов, значение которых осталось мне непонятным, но общий смысл этой части ясен: «Помешай нашей рыбной ловле, не дай удачи нашей рыбной ловле» (смысл заклинания негативен, оно в императивной форме называет как раз то, что желательно предотвратить); [ – ] (?); [ – ](?); «Иди раскрой пасть акуле в море; иди сделай, чтобы акула встретилась нам в море; пусть пасть ее будет открыта; приди; сделай так, чтобы встретилась акула; твои глаза [ – ] (?); на берегу Винаки».

Этот фрагментарный перевод, во всяком случае, дает понять, что заклинание вызывает били балома (множественная форма балома, часто применяемая тогда, когда балома выступают как действующие лица в самом магическом обряде) незамужних женщин, чтобы те помогли удачной рыбной ловле.

Мой информатор был озадачен не меньше моего, когда я спросил, почему именно балома женщин, а не мужчин, способен помочь рыбной ловле. Однако не только маг, но и каждый туземец знает, что балома женщин являются толипоула, «хозяйками рыбной ловли». Колдун и другие мужчины в деревне, которых я расспрашивал, посоветовавшись, не очень уверенно предположили, что балома мужчин уходят на рыбную ловлю вместе с мужчинами деревни, а балома женщин остаются в домах, и маг должен их кормить, чтобы они не страдали от голода. Другой туземец заметил, что женщина играет существенную роль в мифе, объясняющем начало ловли акул в деревне Каибуола. Но вне сомнения все туземцы, с которыми я беседовал, считали тот «факт», что женщины-балома являются «хозяйками рыбной ловли», настолько само собой разумеющимся, что подобные вопросы даже не приходили им в голову.

Ловля калала в деревне Лаба’и связывается с мифическим героем Тудавой, жизнь которого особенно тесно связана с этой деревней. Тудава слывет предком нынешних вождей Лаба’и. Магический обряд, сопутствующий рыбной ловле в этой деревне, во многом определяется повествованиями о мифических деяниях Тудавы. Он жил на побережье, где люди в основном занимались рыбной ловлей и где произносились самые важные магические заклинания. Туземцы показывают дорогу, по которой обычно ходил Тудава от берега моря к деревне, и на некоторые особые места на этой дороге, связанные с подвигами Тудавы. «Традиционное присутствие» героя, если можно использовать такое выражение, как бы ощущается во всех местах, где существует рыбная ловля. Весь этот район находится под защитой многих табу, которые очень строги особенно тогда, когда идет рыбная ловля. Эти периоды регулярны и, начиная с йапила, дня полнолуния, когда рыба сбивается в стаи на мелководьях между прибрежными рифами и берегом, продолжаются около шести дней каждый месяц. Традиционный миф гласит, что Тудава приказал рыбе калала жить в «больших реках» на архипелаге Д’Антркасто и раз в месяц приходить на берег моря близ Лаба’и. Магические заклинания, также переданные людям их мифическим героем, играют самую существенную роль – если ими пренебречь, рыба не придет. Имя Тудава вместе с именами других предков фигурирует в длинном заклинании, которое произносится в начале периода рыбной ловли неподалеку от священного камня по названию Бомликулику{285}.

Заклинание начинается так:

«Тудава кулу Тудава;

Ибу’а кулу, Ва’ибуа;

Кулувидага, Кулубаивоие, Кулубетото, —

Муага’и, Карибуиува» и т. д.

Тудава и Ва’ибуа – мифические предки, каждый из них жил в деревне Лаба’и, причем первый, как мы уже знаем, был великим «культурным героем» острова. Примечательно обыгрывание звучания имени Ва’ибуа, явно в целях ритма. Отмечу, что слово кулу, стоящее между двумя первыми именами (Тудава, Ибу’а) и выступающее как префикс в трех последующих именах, мои информаторы не смогли перевести. Не удалось мне также перевести его с помощью некоторых этимологических догадок. После имен собственных, перечисленных выше, идут восемь имен, перед которыми нет слова, указывающего на родственную принадлежность (тубугу, «мои праотцы»), и шестнадцать имен с этим словом перед каждым из них. Далее следует имя непосредственного предшественника нынешнего колдуна. Мой информатор не смог объяснить, почему перед некоторыми именами нет термина, определяющего родство, а перед другим есть. Но он был уверен, что эти две группы имен не равны по значению и не взаимозаменяемы.

Приношения балома делаются ежедневно на протяжении шести дней, пока идет рыбная ловля. Маг кладет маленькие кусочки приготовленной рыбы (величиной с грецкий орех) и кусочки бетеля (в последнее время – табак) на камень Бомликулику со следующими словами:

«Камкуамси ками ула’ула, нунумуаиа:

Иликилалува, Илибуалита;

Кулисасисама»{286},

что означает: «Ешьте свою ула’ула (приношение магу, совершающему обряд), о, старые женщины: Иликилалува (имя собственное), Илибуалита (имя собственное); открой ее».

Это заклинание акулы повторяется ежедневно с каждым новым приношением. Другое заклинание, гувадава, распевается ежедневно все шесть дней над некоторыми травами; оно обладает силой, привлекающей рыбу калала. Заклинание начинается с перечисления предков, каждый из них величается «мой предок» или «мой праотец».

Существует заклинание, которое произносится только один раз в начале периода рыбной ловли на дороге, ведущей от деревни Лаба’и к берегу моря. Его произносят над определенными растениями (либу), вырванными с корнем и разложенными вдоль дороги. В этом заклинании есть следующая фраза:

«Иамуна иаегуло, Умналибу

Таи’иоко, Кубугу, Таигала, Ликиба»{287},

которая также представляет собой перечисление имен, каждое из них, считают туземцы, принадлежит предку нынешних колдунов. Другая формула, в которой встречаются имена предков, произносится в то время, когда маг выметает свое жилище в начале периода рыбной ловли. Она начинается так:

«Боки’у, Калу Боки’у; Тамала, Кури Тамала;

Тагеуло, Куритагеуло».

Все это имена предков того рода, к которому принадлежит колдун. Характерно повторение имен с дополнительным суффиксом «Боки’у, Калу Боки’у» и т. д. Является ли первое слово именем какого-то человека, а второе произносится для большей цветистости, или же первое слово – это лишь сокращенное произношение этого имени, мои информаторы не могли мне объяснить; видимо, это было неясно им самим.

В рыболовной магии системы калала из семи формул заклинаний имена предков фигурируют в пяти, то есть в большей части.

Ради экономии места я не буду детально рассматривать другие магические формулы, записанные мною. Приведенная ниже сводная таблица заслуживает краткого комментария{288}.

Как я уже заметил ранее, существуют два класса магических формул: «матрилинейные» и «патрилинейные». Формулы первого класса, как правило, привязаны к конкретной местности, тогда как формулы второго класса могут передаваться от одной деревни к другой. В киривинской магии заметно также различие между системами магических церемоний и обрядов и отдельными магическими формулами, не образующими системы. Понятие «системы» здесь относится к тем магическим формулам, совокупность которых составляет некое согласованное органичное целое. Обычно эта система сочетается с действиями, которые также составляют органичную целостность и направлены к единой цели. Например, очевидно, что земледельческая магия является системой в указанном смысле. То же самое можно сказать о магических формулах, произносимых на разных стадиях рыбной ловли или на разных этапах подготовки и проведения торговых экспедиций. Каждая формула, вырванная из своей системы, не имеет магического значения. Все заклинания нужно произносить последовательно, в рамках одной системы, и каждое из них относится к конкретной фазе определенной деятельности. В отличие от таких систем, любовная магия, например, состоит из ряда заклинаний (в Киривине существует бесчисленное множество таких заклинаний), каждое из которых имеет вполне самостоятельное значение и не зависит от других.

Военная магия (п. 2 в таблице) также образует систему. Все ее заклинания должны произноситься одно за другим в строгой последовательности. Это – система местной магии, в ней есть указания на определенную местность, но не упоминаются имена предков.

Магия погоды (п. 1) – в основном заклинание дождя и менее значительная магия солнечной погоды – также имеет местный характер, и ее формулы связаны с мифом. Все двенадцать заклинаний относятся к одной местности, и это наиболее влиятельная магия на острове. Монополия на заклинания принадлежит вождям деревни Касана’и (это небольшая деревушка, почти примыкающая к деревне Омаракана), которые в периоды засухи получают исключительно высокие доходы от приношений.

В магии каитубутаму (п. 3) две ее формулы составляют систему: они произносятся на двух разных стадиях того периода, в течение которого действует табу на орехи кокосов. Смысл этого табу и связанных с магическими процедурами заклинаний заключается в том, чтобы обеспечить хороший урожай кокосов.

Грозовая магия (п. 4) соотносится с преданием, в котором фигурирует мифический предок, имя которого упоминается в заклинании.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.