Отец и сын Бычковы

Библиотекарь должен обладать энциклопедическим образованием и иметь ясное понятие об общей системе наук…

А. Бычков. 1865 год

Их судьба уникальна. Афанасий Федерович и Иван Афанасьевич Бычковы посвятили ровно целое столетие служению Публичной библиотеке и одной из ее сокровищниц – Отделу рукописей – отделу, неисчислимые и бесценные богатства которого не только составляют наше национальное достояние, но и являются важнейшей, неотъемлемой частью мирового культурного наследия.

История знает немало примеров выдающихся династий среди военных, моряков, дипломатов и предпринимателей. В области культуры их существенно меньше. А аналогии «феномену Бычковых» – целый век, отданный одному учреждению, – на память не приходят. При этом речь ведь идет не о службе, о должности, а о служении в самом высоком и чистом значении этого слова…

Мне уже не раз приходилось писать о людях, которые прожили жизнь, так сказать, «без биографии», без острых сюжетных поворотов и потрясений, без каких-либо поражающих воображение и волнующих душу событий – и при этом смогли сыграть в своей области деятельности выдающуюся роль. Большинству современников их имена и деяния были неизвестны или безразличны – они трудились в областях, находящихся на периферии повседневных людских интересов. По достоинству оценить их суждено потомкам – оценить или окончательно забыть, вычеркнуть из памяти.

Это в полной мере относится и к обоим Бычковым. Ни отец, ни сын никогда не были в центре общественного внимания, их неутомимая деятельность никогда не была «злободневной». Их личная жизнь текла размеренно и благополучно – сегодня, как вчера, неделя за неделей, год за годом. Много десятков лет прожил Иван Афанасьевич в доме 4 по Кабинетской улице (улица Правды) – и сотни жителей улиц Разъезжей и Ломоносова (Чернышева переулка), прохожие на Чернышевом мосту и Театральной (ныне – Зодчего Росси) улице могли, как за полтора века до того кенигсбергские обыватели с Иммануилом Кантом, сверять часы по движению необычайно аккуратно одетого человека очень небольшого роста – средних лет, потом пожилого, потом совсем старого – по этому ежедневно совершаемому и до минуты измеренного маршруту от дома на службу – в Публичную библиотеку…

Но за этой обыкновенностью, внешней «бессюжетностью» и однообразием биографий и отца, и сына скрывалось глубочайшее содержание, касавшееся малоприметной и малопривлекательной для обывателя, но беспредельно важной для интеллектуального генофонда нации области…

Но… Вот что писал Афанасий Бычков 137 лет назад о библиотекарях, которых он называл «проводниками Просвещения в обществе»: «Они должны быть так обставлены, чтобы действительно имели возможность делать свое дело», а общество должно научиться «смотреть на библиотекарей как на лиц ученого сословия…»

Когда-то на 14-м ярусе высотного здания главного книгохранилища московской Ленинской библиотеки, в рабочем кабинете известного книговеда Сократа Александровича Клепикова, я подолгу рассматривал вывешенную на стене литографию «Книжный червь»: согбенный старик, лохматый и в очках, сидит на верхней ступеньке лестницы, прислоненной к книжным полкам, углубившись в книгу; на его лице выражение страсти и наслаждения – он читает для собственного удовольствия, для себя…

Ни отец, ни сын Бычковы, бывшие великими книжниками, влюбленными в книгу, как в одно из величайших – наряду с природой, музыкой, любовью – благ жизни, не мыслили о существовании книги только для себя. Собирание книг и рукописей, их каталогизация, хранение, подготовка к публикации и опубликование в интересах науки, в интересах общества составляли главный смысл их деятельности, их служения.

Ныне слишком часто приходится встречаться с музейщиками, архивистами, библиотекарями, которым поручено хранить, беречь некое культурное богатство, к созданию, собиранию которого они сами не имеют никакого отношения, но которое тем не менее рассматривают как свое собственное, присвоив себе право решать: кого допустить, от кого оградить, кому что позволить, а кому запретить…

Бычковы ведь были не только хранителями рукописной коллекции Публичной библиотеки (Афанасий Федорович – 37 лет, а Иван Афанасьевич – 63 года), но и в самом прямом и полном смысле ее создателями, собирателями, устроителями. И при этом – какой масштаб общественного служения, какая доброжелательность, какая готовность помочь тому, кто в этой помощи – знаниями, советом, книгой, неизвестной рукописью – нуждается, любому, в чью искренность и любознательность они поверили. Думаю, что сегодня я – единственный исследователь, занимающийся в Отделе рукописей Российской Национальной библиотеке, кто знает об Иване Афанасьевиче Бычкове не понаслышке, а помнит его живым. Я пришел к нему школьником, пытающимся изучать эпоху Петра (был 1940 год). Маленький, подвижный старичок в галстуке – «бабочке» и с седым пушком на голове – не первый академик, которого мне довелось встретить (Иван Афанасьевич был принят в Академию наук в 1903 году а отец его – в 1855), но мне он представлялся не просто академиком и хранителем Рукописного отдела, но всемогущим патриархом этих мест. «Патриарх» сам доставал бесценные рукописи из огромных шкафов, собственноручно их записывал в книгу, любовно поглаживал переплеты, показывал наиболее интересные документы или миниатюры; для меня он открыл и дивные миниатюры в средневековых персидских рукописях, подлинной красоты которых я тогда не ощущал. Он был первым встретившимся мне человеком, который ко всем (даже ко мне, мальчишке) обращался старомодно: «господин», «госпожа»…

Каждое посещение Рукописного отдела было великим праздником – и не только от предвкушения встречи с редчайшими подлинными документами, но и от ожидания встречи с Иваном Афанасьевичем. Спуск в отдел по лестнице, ведущей из центра знаменитого Круглого зала второго этажа Публички, был не спуском, а «вознесением в иные сферы».

А.Ф. Бычков

Мои занятия эпохой Петра были близки и личным научным интересам самого Ивана Афанасьевича. Восторженное отношение к этому этапу российской истории он перенял «по наследству» от отца. Афанасий Федорович подготовил ряд важнейших публикаций о петровском времени: ежегодные «юрналы» Петра, перепечатку всех текстов петровской газеты «Ведомости», а в 1872 году по его инициативе и под его редакцией начало выходить в свет самое фундаментальное академическое издание источников о Петре и его эпохе – «Письма и бумаги Петра Великого». После смерти отца издание продолжал Иван Афанасьевич. Оно продолжается и поныне, доведено до 1713 года.

Отец и сын Бычковы готовили к изданию несколько томов такого важнейшего исторического источника, как «Полное собрание русских летописей». Они выступали не только как члены многих ученых обществ (Русского исторического, Истории и древностей российских, Любителей древней письменности, Любителей русской словесности и других), но и как хранители и «хозяева» подлинников многих летописей начиная от «Лаврентьевского списка» Несторовой «Повести временных лет». Отделу рукописей принадлежит и старейший из дошедших до нас памятников русской книжности – «Остромирово евангелие» 1056 года. И бесчисленное множество других бесценных сокровищ, без которых многие события и тайны отечественной истории не были бы описаны и разгаданы. Впрочем, зачастую раскрытие одной тайны истории порождает десятки новых загадок и тайн – любое знание обнажает незнание.

Начавшись с рукописей из варшавского собрания Залусских и из огромной коллекции документов, собранных дипломатом Петром Дубровским, Рукописный отдел Публичной библиотеки непрерывно пополнялся все новыми и новыми сокровищами. Дары, приходившие из самых разных и отдаленных уголков России от самых разных людей, покупки на аукционах и у частных лиц отдельных ценнейших документов и целых коллекций (сенатора Фролова, петербургского военного губернатора генерала Вязмитинова, посла в Стокгольме Сухтелена, чиновника Ханыкова)… Огромные собрания Толстого и знаменитого московского историка Михаила Погодина, коллекционера Коробанова и переданное в 1852 году Публичной библиотеке эрмитажное собрание рукописей… В ежегодно печатавшихся на протяжении десятков лет «Отчетах» Публичной библиотеки самую большую по объему и самую интересную часть неизменно составляют описания новых поступлений в Отдел рукописей: фонды учреждений и частных лиц – государственных деятелей, ученых, деятелей культуры. Среди них и имеющие выдающееся значение для петербурговедения фонды крупнейших историков Петербурга П.Н. Петрова и П.Н. Столпянского…

И.А. Бычков

Греческие, арабские, персидские рукописи, средневековые иллюминованные (снабженные раскрашенными миниатюрами) рукописи на всех европейских языках, собранный Петром Дубровским в первые дни революции во Франции «Архив Бастилии», тысячи различных источников и автографов – книги, свитки, листы, клочки бумаги – весь этот бесценный исторический материал бережно сохраняется и широко используется учеными из самых разных городов России и самых разных стран мира. Мировая известность, мировой авторитет и непререкаемая научная репутация Отдела рукописей Российской Национальной библиотеки исключительно высоки. Да и не случайно: ведь здесь документы не только обрабатываются и хранятся, но и глубоко изучаются; недаром среди сотрудников Отдела во все времена были крупные отечественные ученые. И восходит эта прекрасная традиция к академикам Бычковым – отцу и сыну.

Отец был сыном артиллерийского офицера, родился в Финляндии и окончил Московский университет. Сын всей своей жизнью был связан с Петербургом – здесь родился, здесь окончил 2-ю гимназию на Казанской улице и юридический факультет Университета, здесь прожил всю жизнь, здесь провел страшные годы блокады, был в 1943 году награжден орденом Трудового Красного Знамени и медалью «За оборону Ленинграда» и здесь же встретил великий день снятия блокады. Он скончался через два месяца после этого, 23 марта 1944 года, в возрасте 85 с половиной лет; Афанасий Федорович умер на 81-м году жизни в апреле 1899 года.

Уникальная судьба, удивительная жизнь. Жизнь сына была прямым продолжением жизни отца – ив профессиональном, и в нравственном отношении. Свой высший общественный долг они видели в том, чтобы своим трудом способствовать обогащению исторической памяти русского народа, совершенствованию его национального чувства – без аффектации, без громких слов. Это было истинное служение – служение непреходящим ценностям, а не минуте, не «злобе дня».

Дело, которому отец и сын Бычковы посвятили свои жизни, живет и развивается. Жаль, однако, что нет сегодня в Библиотеке видимых знаков их памяти: мемориальной доски и портретов в читальном зале Рукописного отдела, мемориального уголка Ивана Афанасьевича – там, где стоял его рабочий стол… Ведь судьба отца и сына Бычковых – уникальный пример династической преемственности. Уникальный – а потому заслуживающий не словесной, а истинной, вечной, памяти и почитания.

Зал редких книг (Кабинет Фауста)

В заключение еще одна цитата из заметки Афанасия Бычкова «О должности библиотекаря», написанной в 1856 году: «Дать другое положение библиотекарям – значило бы поставить личный состав отечественного книгохранилища в странный контраст с личным составом подобных же учреждений, находящихся в первенствующих столицах Европы, и отнять возможность у библиотеки определять в службу лиц, которые своими познаниями были бы полезны и ей самой, и отечественному просвещению…»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.