1.9. Триадичность в славянской культуре

Славянским народам была присуща вера в небесно-космическую предопределенность человеческой судьбы, которая становилась внешней силой, руководимой человеком в его жизни. Такие космические объекты, как Солнце, Луна, Звезды, принимали активное участие в деятельности людей, которых всегда волновали вопросы о происхождении Вселенной, звездного неба, Солнца, Луны, Земли, и все они нашли отражение в знаменитой Голубиной книге, являющейся ярким примером древней космологической культуры – «духовным стихом» о начале всего сущего. В размышлениях о субстанции мира в своеобразной форме уже выражены основные идеи того, что сегодня понимается философией русского космизма.

Триглава (Тригла). Богиня Земли у древних славян

Фольклор, как закодированная в устойчивых образах и сюжетах родовая коллективная память народа, дает сотни и тысячи образцов отношения человека к космосу. Так, в величальных пениях-колядках (осколках древних празднеств в честь языческого Солнцебога Колы-Коляды) хозяин именуется Красным Солнышком, хозяйка – Светлой Луной (Месяцем), а их дети частыми звездочками. Тем самым вся семья и дом, где она живет, уподобляются части Вселенной. В народных заговорах и заклинаниях, многие из которых восходят к общеиндоевропейским и доиндоевропейским мифологическим представлениям, содержатся обращения к высшим космическим силам, дневному и ночным светилам, утренним и вечерним зорям. Через своих языческих богов русский человек был органически связан со Вселенной.

На Руси с космосом было связано обращение к Солнцу и другим небесным светилам, обеспечивающим в народных представлениях миропорядок – «белый свет». Традиционно в народном понимании суть Солнца, как небесного светила и света, условно разделены: свет понимается как освещенность, как видимое, населенное людьми пространство – иначе, как ойкумена, как весь «белый свет». Свет бывает и тогда, когда солнце скрыто за облаками, из чего следует, что оно лишь субъект света, а не его источник. Так в Древней Руси: «Вещь бо есть солнце свету, осияя всю Вселенную».[114] Свет всегда воспринимался как признак (и как причина, особенно в дальнейшем, в библейской традиции) бытия человека. Днем, когда все вокруг освещено, полно жизни и активно, свет вселяет оптимизм и уверенность в защищенности; ночью же жизнь природы замирает, человек погружается в сон, воспринимаемый как иное бытие, напоминающее скорее смерть своим отсутствием заметной активности и движения. Этот период суток вызывал страх, что связывали в первую очередь с тем, что не было освещенности.

Понимание освещенности как всего космического бытия и неосвещенное как небытия родилось с того времени, когда был сооружен очаг. Все, что было им освещено, понималось как причастность человеку, все, что находилось за пределами освещенного пространства, мыслилось враждебным, не имеющим отношения к человеку, живущему у очага. Более того, очаг понимался как центр вселенной. Исследователь М. М. Маковский утверждает, что слово «огонь» соотносится в индоевропейских языках со словом «центр».[115] В таком понимании этих категорий, когда они соединены центром, безусловно просматривается триадичность представлений о мире, которую они переносили на свою обыденную жизнь.

Чередование дня и ночи традиционно воспринималось как борьба добра со злом, бытия с небытием, света как «белого света», населенного пространства, «территории жизни», – с тьмой, как отсутствием и невозможностью жизни, причем, свет в этой борьбе необходимым образом побеждал. Чтобы продемонстрировать свою причастность к «белому свету» – вселенной, космосу и этим оградить себя от действия темных сил, люди изображали на утвари, орудиях труда, на одежде и на жилищах знаки «белого света» – круги со спицами внутри, похожие на колесо и символизировавшие ход солнца, течение времени, постоянное чередование дня и ночи. Спиц было четыре, шесть или больше; символизируя четыре стороны света, повсеместность.

Бог света («белого света») и солнца в древней Руси, Даждьбог, вероятно, получил имя от санскритских слов dahati – «жечь, палить», dagha – «спаленный», что указывало скорее всего на его карательные функции, чем на функции бога-благодетеля. Позже имя изменилось на «Даждьбог», и это явно обозначило функции бога в земледельческой среде древней Руси: Даждьбог – deus dator, бог, дающий блага. С течением времени у Даждьбога появилась ипостась в виде Хорса, бога светила, солнечного диска. Как полагает современный исследователь культуры древних славян Б. А. Рыбаков, вероятнее всего самостоятельного значения Хоре не имел, а представлял дополнение к образу Даждьбога.[116] В основе имени Хорса лежит понятие круга, диска – «коло», или «хоро»; к Хорсу имеют отношение предметы и ритуалы, связанные с кругом – солнечным диском: хоровод, каравай, наречие «хорошо» («солнечно») и прочее. Так как Хоре всегда был при Даждьбоге, боге солнца и света, или одной из персонификаций Даждьбога, в мифотворчестве праславян его определение, как предка сколотских царей, «Солнце – царя», постепенно перешло на образ Даждьбога, и уже в «Слове о полку Игореве» автор называет русское войско как «силы даждьбожа внука», а Русь как «жизнь даждьбожа внука».

Триглав (по Монфокону)

Троичность в религии славян отражается в названиях бога, о котором сообщает, в частности, знаменитая «Велесова книга» или «Книга Белеса», посвященная истории и религии славян в период язычества. В ней говорится о поклонении Триглаву – особому божеству, которое понимается как соединение трех других богов («все они в Триглаве объединены»). В другом месте этой книги речь идет о том, что три известные языческие божества – Сварог, Перун и Свентовит (Световид) отождествляются, то есть являются тремя образами одного бога, и этот факт – «великая тайна», скрывающая сакральность соотношения трех лиц. «Триглав в мифологии балтийских славян – трехглавое божество, властвующее над тремя царствами. В южнославянском фольклоре Троян в некоторых случаях также трехглавый, что символизирует его связь с тремя космическими зонами».[117]

В «Велесовой книге» много примеров почтительного отношения к троице и это свидетельствует о чрезвычайно древнем возникновении троицы, как ипостаси, как священного числа и цифры, как магической силы целого слоя народной культуры. Истоки представлений о христианской Троице, которая одновременно представляет собой троичность и единство («Триединство Бога»), уходят в древние культуры и вероятно были восприняты от них.

Из миров древних славян известно, что богиня земли была трехглавой по имени Триглава (Тригла). Ее «три главы означают три начала, из которых состоит земной мир: земля, то есть почва, вода и воздух. А еще они обозначали горы, долины и леса».[118] Таким образом богиня олицетворяла земное мироздание, которое представлялось славянам троичным.

А. И. Асов, автор книги «Славянские боги и рождение Руси» и «Атланты, арии, славяне» говорит о почитании Триглава различными древнеславянскими племенами, в частности, на территории Поморья и в Польше. Там в честь Триглава и для его почитания строились храмы. «По сообщению Оттона Бамбергского (XII в.), известно, что в Щецине было четыре котыни (храма), главнейшим из коих почитался храм Триглава. Он выделялся украшениями и удивительной искусностью постройки. Там же было трехголовое изображение божества, которое имело на одном конце туловища три головы и называлось Триглавом…».[119] Н. И. Костомаров в книге «Славянская мифология» пересказывает сообщения средневековых авторов о четырехголовой статуе бога Свентовита (бога урожая и войны) в языческом храме балтийских славян, построенном в городе Аркона. Н. И. Костомаров[120] упоминает и Триглава, и Поревита, имевшего будто бы пять голов. Известный историк и языковед академик Н. А. Державин[121] говорит не только о пятиглавом Поревите, но и о семиглавом Руевите, боге войны, который отождествлялся с римским Марсом и храм которого находился на острове Рюген в Балтийском море.

Особую роль в истории изучения славянских многоликих божеств сыграла находка в 1848 году в реке Збруч четырехликого идола, которого обычно называют Световидом (Святовитом). На фоне того, что нам известно о славянских идолах как по реальным находкам, так и по древним описаниям, совершенно исключительным оказывается збруческий Род-Святовит, представляющий собою не изображение какого-либо отдельного божества, а целой космогонической системы, четко сложившейся в IX веке. Академик Б. А. Рыбаков отмечает: «идол имеет три яруса и содержит изображения трех миров – неба, земли и загробного мира. Четырехликое божество, как подчеркивают исследователи, воплощается в образах двух мужчин и двух женщин. Это подтверждает предположение о существовании такого образа Януса, который состоял из двух лиц разных полов – мужчины и женщины, которые не сохранились или, быть может, их по религиозным причинам было запрещено изготовлять».[122]

Согласно представлениям средневековых западноевропейских историков, Триглав – хорошо известный, в частности, балтийским славянам и упоминавшийся выше в связи с «Велесовой Книгой», своими тремя головами символизировал власть над тремя царствами – небом, землей и преисподней. Некоторые историки называли Триглава высшим богом. «В городе Штетине трехглавый идол стоял на самом высоком из трех холмов»,[123] жрецы считали, что Триглав, их высший бог, благосклонен к человеческому роду.

Очень важно, что соответствием Триглава в языческой мифологии южных и восточных славян считается Троян. В таком выдающемся памятнике литературы, как всемирно известное «Слово о полку Игореве», несколько раз упоминается Троян. В частности, говорится о тропе Трояна, Трояновых веках, о седьмом веке Трояна, землей Трояна называется (в «Слове») Русь. Певец Боян получает поэтическое вдохновение благодаря Трояну. Исследователи подчеркивают, что Троян, упоминающийся в «Слове о полку Игореве», связан с мифологическими представлениями как о пространстве, так и о времени. Очень многие ученые спорили о том, какой персонаж, какие образы и представления кроются за этим именем. Так, известный украинский исследователь истории религии митрополит Илларион в книге «Дохристианские верования украинского народа» обращал внимание на то, что в фольклоре южных (балканских) славян, в частности сербов, известен бог Троян с тремя головами и крыльями. Троян упоминается в тексте XIII века «Хождение Богородицы по мукам», где среди языческих богов названы Троян, Хоре, Белес и Перун, причем Троян стоит в списке первым.

Трояном интересовался известный ученый Л. Н. Гумилев,[124] Н. И. Костомаров связывает образ Трояна с тремя братьями – Кием, Щеком и Хоривом, с которых начинается летописная история Киевской Руси. Н. И. Костомаров подчеркивает, что в украинских сказках три брата называются «троянами», оно часто встречается в бытовой речи, а земля Трояна – это земля трех братьев, то есть Русь. Время Трояна, в которое он жил, это та священная старина народных преданий, к которой относятся Кий, Щек и Хорив. Если седьмой век Трояна – это XI век, то деятельность трех братьев – первый век Трояна – приходится на V век новой эры.

Версию Н. И. Костомарова позже поддержал историк И. Е. Забелин,[125] который предложил сравнить «миф о Трояне» не только с легендой об основателе Киева, но и с преданием о трех других братьях, известных из летописи. Речь идет о Рюрике (сыном которого был князь Игорь, правивший в Киеве в 912–945 гг.), Синеусе и Труворе. Еще одно сравнение, предложенное И. Е. Забелиным, – с легендой о трех братьях – основателях скифского царства (легенда известна из рассказа древнегреческого историка Геродота). По мнению И. Е. Забелина, Троян – это «трехбратный род», – то есть род, возглавляемый тремя братьями, князьями. Сходным было и мнение филолога-слависта, языковеда Г. А. Ильинского[126] о том, что Троян – это, возможно, не только три брата, но и отец трех братьев (чаще всего близнецов). Крупный исследователь языка, литературы и фольклора академик Ф. И. Буслаев[127] считал, что Троян – это мифологическое существо, бог древних славян, бог солнечного света, побеждавший демонов тьмы. Связь славянского Трояна с римским императором Траяном предполагал и крупнейший украинский историк и фолклорист М. А. Максимович (посвятивший Трояну специальное исследование),[128] и известнейший русский историк Н. М. Карамзин.[129] А. И. Асов в своей книге «Атланты, арии, славяне» связывает Трояна с происхождением рода русов: «У Трояна был сын Зарин, внук Само и правнук Рус, от коего ведут свой род русы».[130]

У многих древних народов: у египтян, у ольмеков, жителей острова Крит, а по некоторым сведениям и у славян, было только три времени года, возможно, именно с таким числом сезонов связаны представления о трехглавых или трехликих божествах.

Троичность богов обусловливает представление о троичном мире, в котором обитает человек, размышляющий над собственной природой и вопросами жизни и смерти. Представление о Структуре мира у древних славян связано с образом мирового дерева, которое является уменьшенной троичной Вселенной. В «Мифах о Вселенной» В. В. Евсюков уточняет: «Число три в сочетании с образом мирового древа (например, три звериных облика Бояна) не случайно. В одной из народных песен говорится, что у чудесной «сосенушки» есть три «угодьица»; в них живут «яры пчелы», «бел горностая» и «весел сокол». Деление мирового дерева на три части соответствует троичности мифологической вселенной. Священное дерево славянского язычества – это не только уменьшенная копия мироздания, но и его стержень, опора, без которой мир рухнет».[131]

Обычно у всех народов существует верование в то, что после смерти души людей попадают к предкам, воссоединяясь с ними в иной, вечной жизни; часто поступки человека в земной жизни влияли на то, будет ли благополучным пребывание души в загробном мире.

Этнографические, археологические и фольклорные исследования позволяют предположить, что у славян, живших на территории Древней Руси, не было представлений о воздаянии после смерти, и загробный мир в их понимании располагался не под землей, как часто мы видали у других народов, а на небе, где-то очень высоко, ближе к месту восхода солнца. Души, по данным фольклорных материалов, ассоциировались с дыханием, дымом, они могли летать и часто отождествлялись с птицами.

Похороны также были связаны с ходом солнца, считалось, что если похоронить человека до полудня, душа его может заблудиться и стать жертвою какого-нибудь рыщущего вампира, а если хоронить, когда солнце идет на убыль, то оно заберет с собой душу покойного и приведет ее к цели.[132] Трупы сжигали, чтобы душа могла быстрее попасть в рай, о чем есть свидетельство очевидца, датированное 922 годом:[133] арабский дипломат, наблюдая сожжение внезапно умершего новгородского купца, отмечает, что другие были уверены, будто душа купца вместе с дымом немедленно отправилась в рай, где ей уготовано счастливое существование, ибо ничего похожего на ад древнерусская мифотворческая традиция не знала. Очевидно, как отмечал А. А. Потебня,[134] душа могла найти покой только в лоне солнца.

Троица, символизируемая Солнцем, спутниками Солнца, равносторонним треугольником и трехцветной радугой. Й. Босхиус, 1702 г.

Поскольку огонь издавна понимался как проводник между небесами и людьми, он был тем связующим звеном, которое соединяло человека и божественные сферы, также огонь отождествлялся с душой и дыханием. Полагая, что души после смерти отправляются к предкам и будучи уверенными в том, что предком древнерусских людей, ведущих род от славян, был никто иной, как Колаксай, Солнце-царь, превратившийся в процессе мифотворчества в Даждьбога, они видели себя после окончания земной жизни недалеко от него и его царства солнца и света, считая себя причастными этому свету. Люди, населявшие Древнюю Русь, были уверены, что в загробной жизни не может быть никаких страданий, там все будет хорошо – «солнечно», что мир един, космичен, взаимосвязан и наполнен солнечной энергией.

Представление о Боге-Отце и Боге-Сыне, появившееся на Руси после крещения, довольно точно вписалось в понимание древнерусского народа в бытовавшее до этого момента понятие о Свароге-отце и Даждьбоге-сыне. Христианский бог, оказавшийся троицей, видимо, нашел подготовленную почву в сознании русских, но в первое время по принятию христианства из троицы они выделили Иисуса Христа как наиболее понятного, соотнеся нового христианского Бога-Сына с Даждьбогом. Достаточно близкой оказалась на Руси и иконография Христа, наследованная из Византии, особенно кстати пришелся крестчатый нимб. Спасителя – знакомый и вселяющий уверенность в защищенности, древний символ «белого света». Но еще несколько столетий после принятия христианства существовали вместе новая религия и культ «белого света», проникший даже в церковное искусство и богословие.

Культ Троицы формируется на Руси постепенно. Возникнув при помощи активной деятельности Сергия Радонежского, выразившейся в том, что он придал новое звучание празднику Пятидесятницы, во время которого прославлялась Троица, этот культ в качестве празднования процветания всего в природе был быстро и уверенно принят народом. До этого Пятидесятница была праздником Сошествия Святого Духа, и лишь через это событие – воспоминанием о Троице и чествованием ее. При содействии Сергия Радонежского пятидесятый день после Пасхи стал праздником собственно Троицы. Появившись стихийно, этот праздник, под влиянием еще и Епифания Премудрого, очень быстро органически вжился в русское общество. Живопись и архитектура откликнулись на призыв прославить Троицу, и к рубежу XIV–XV вв. едва ли не каждый храм московской земли обладал троичной иконой.

Праздник Троицы был принят народом потому, что он совпал с древним славянским праздником – семиком, знаменовавшим наступление лета и начало пышного цветения. Философский смысл культа Троицы совпал с чувством единения людей друг с другом и с природой. Это обстоятельство помимо календарной близости народного и христианского праздников объясняет генезис нового празднично-обрядового цикла.

Следует отметить, что не только радость от расцвета природы содействовала усилению культа Троицы, но и то, что он, как символ единства в триединстве, стал действенной общественной идеей, знаменем национального сплочения, учением о переустройстве социальной жизни на новых нравственных началах. Рост культа Троицы, мысль о величии Москвы, осознание возможности свержения ордынского ига сливались воедино. В условиях татаро-монгольского гнета приближение к Богу заставляло русского человека осознавать себя более духовно независимым от чужеземцев, а духовная независимость усиливала национальное сопротивление. Во фресках Рублева, Даниила Черного и других художников того времени воинская доблесть и святость были взаимно дополняющими друг друга мотивами, поэтому восприятие святости Троицы имеет более глубокое значение.

Троица.

Изображение на крестьянском столе. Тироль, ок. 1600 г.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.