1.2.1. Мифологический период

Древние славяне были язычниками. Они обожествляли важнейшие продукты природы и культуры.

Восточнославянский божественный пантеон не был таким многочисленным, как греческий или индийский. В подчинении у Перуна – бога грома и молнии и верховного бога – были такие боги, как Стрибог – бог ветра, Сварог, Сварожич, Дажьбог и Хорс – солнечные боги, Велес – «скотий» бог, Мокошь – богиня любви и рукоделия, Лада и Лель – богини плодородия и некоторые др. (см. раздел «Мифологическая картина мира у славян» в кн.: Даниленко В. П. Картина мира в пословицах русского народа. СПб.: Алетейя, 2017. С. 31–41).

Сказания о богах называют мифами. Мифы Древней Греции дошли до нас в памятниках письменности (в первую очередь – в гомеровских поэмах). Мифы восточных славян были лишены такой возможности. В какой-то мере они сохранялись в народной памяти, однако на протяжении многих столетий их искореняла у нас православная церковь, поскольку видела в них языческую ересь. Вот почему мы лишены того мифологического богатства, которое сохранилось у греков, а также у индийцев и китайцев. Вот почему нам трудно судить, в частности, о мифологических корнях восточнославянских былин. Мы можем лишь предполагать, что первые герои наших былин имели языческое происхождение.

В. П. Аникин обнаружил мифологические корни языческих верований в былинах о Святогоре, Волхе, Дунае и Потоке.

Святогор

По своему размеру Святогор превосходит всех русских богатырей. От его непомерной тяжести

Мать сыра земля колыбается,

Тёмны лесушки шатаются,

Реки из крутых берегов выливаются.

О. Ф. Миллер ещё в XIX в. предположил, что Святогор был мифическим олицетворением исполинских туч. Другое предположение в наше время сделал В. П. Аникин. Он писал: «В облике Святогора могли отразиться представления о горных великанах. Обнажённые земные породы, разрушенные и отточенные водой и ветром, нередко образовывали формы и фигуры, напоминавшие исполинов. Воображение народа наделяло бездушные камни жизнью» (Ан. С. 307).

Из этих слов можно сделать предположение о том, что Святогор в славянской мифологии был обожествлением не исполинских туч, а горных скал. Однако в дальнейшем мифологические корни образа Святогора были утрачены. Он стал восприниматься как самый великий русский богатырь.

Святогор – богатырь-одиночка. Он вынужден быть отшельником, поскольку земля его не носит. Вот почему он может жить только в горах. Вот почему он не может служить Русской земле:

Не ездил он на святую Русь,

Не носила его да мать сыра земля.

С горечью Святогор говорит о себе:

Я бы ездил тут на матушку сыру землю, –

Не носит меня мать сыра земля,

Мне не придано тут ездить на святую Русь,

Мне позволено тут ездить по горам да по высокиим,

Да по щелейкам да толстыим.

Волх Всеславьевич

Уже в детстве Волх освоил хитрую науку – науку оборотничества. Этой наукой в мифах владеют боги.

Чтобы накормить и одеть своих дружинников, Волх оборачивается то серым волком, то ясным соколом, то щукой. Благодаря своим чудодейственным способностям в немыслимых размерах он ловит зверей, птиц и рыб. Но главное в Волхе – не его богатырская сила, а его чудодейственные способности. Он – богатырь-оборотень.

Чтобы преодолеть неприступные стены индейского царства, Волх превращает семь тысяч своих дружинников в мурашиков. Перебравшись через стены, они снова оборачиваются добрыми молодцами. Их поведение в Индейском царстве выглядит варварским. Вот с каким призывом Волх обращается к своим воинам:

Гой еси вы, дружина хоробрая!

Ходите по царству Индейскому,

Рубите старого, малого,

Не оставьте в царстве на семена,

Оставьте только вы по выбору,

Ни много ни мало – семь тысячей

Душечки красны девицы.

Душечек красных девиц дружинники Волха не тронули для того, чтобы на них жениться. Сам Волх жестоко расправляется с индейским царём, занимает его место и берёт себе в жёны его молодую красавицу жену:

Ухватя его, ударил о кирпищатый пол,

Расшиб его в крохи г…

И тут Волх сам царём насел,

Взявши царицу Азвяковну,

А молоду Елену Александровну.

В былине о Волхе есть упоминание о Киеве, но это упоминание имеет более позднее происхождение – не мифологическое, а киевское. Оно не может облагородить исконного Волха. Мы видим в нём по существу не защитника Киевской Руси, а завоевателя-хищника.

«В описании похода Волха, – читаем у В. Я. Проппа, – мы видим остатки тех варварских времён, когда совершались жестокие набеги одних племён на другие. Щадят только молодых женщин. Сам Волх расправляется с индейским царём Салтыком Ставрульевичем и берёт за себя его молодую жену, а дружину он женит на девушках. Завоевателям достаётся богатая добыча, и песня кончается грандиозной картиной дележа этой добычи: Волх делается индейским царём и выкатывает для дружины золото и серебро; он наделяет дружину целыми табунами коров и коней, так что на каждого из дружинников приходится по сто тысяч голов. Если до сих пор мы видели охотничий характер дружины, то теперь имеем набег в целях добычи скота. О защите Киева уже нет и помину. Сам Волх в Киев не возвращается и остаётся здесь царствовать, и дружина, переженившись, также остаётся в Индии» (Пр. С. 71).

Вопрос об отнесении былин о Дунае и Потоке к мифологическому периоду вызывает сомнение. По мнению В. Я. Проппа, их следует относить к киевскому циклу былин. По поводу былины о Дунае он, в частности, писал: «Она уже не только внешне, но и внутренне прикреплена к киевскому циклу, что придаёт всей песне замечательную идейную глубину. Исторический фон в ней очень ясен и конкретен. Киев в ней – исторический Киев, причём уже в его международном значении» (Пр. С. 128).

Менее категорично автор этих слов относил к киевскому периоду былину о Михайле Потоке. Он писал об этой былине: «Государство, отражённое в ней, – Киевская Русь… Сюжет её сложился до Киева, но в Киевской Руси принял совершенно новую форму, в основном, можно думать, ту, в которой былина дошла до нас» (там же. С. 105).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.