Страстная карма

Одним из постоянных аттракционов токийской сцены является представление известного Кикугоро и его компании «Ботан-Доро» или «Пионовый Фонарь». Эта странная пьеса, действие которой происходит в середине прошлого века, является театральной постановкой романа писателя Энчо, написанного на разговорном общеяпонском и чистом японском языке, сдобренным выражениями местного колорита, хотя её написание было вдохновлено китайской легендой. Я пошёл на этот спектакль; и Кикугоро познакомил меня с новым чувством приятным чувством страха. «Почему бы не показать английскому читателю ту часть истории, где говорится о привидениях?» – спросил друг, который вовремя направляет меня через дебри восточной философии. «Это поможет объяснить мне некоторые популярные идеи о сверхъестественном, о которых западные люди знают так мало. И я мог бы помочь вам с переводом».

Я с радостью принял это предложение; и мы составили следующее резюме более экстравагантной части романа Энчо. Время от времени мы считали необходимым сгущать оригинальное повествование; и мы пытались придерживаться текста только в разговорных отрывках некоторые из которых были особенно интересны с психологической точки зрения.

«Вот история о Привидениях в романе «Пионовый фонарь»: –

Однажды в районе Ушигом, в Йеддо, жил-был хатамото[29] по имени Ииджима Хайзайемон, чья единственная дочь, Тсую, была так же прекрасна, как и её имя, которое означало «Утренняя Роса». Ииджима женился во второй раз, когда его дочери было около шестнадцати; и поняв, что О-Тсую не может жить счастливо со своей мачехой, он построил для своей дочери прекрасную отдельную виллу в Янадгиджима и приставил к ней прекрасную служанку под имени О-Йоун.

О-Тсую жила довольно счастливо в своем новом доме, пока однажды к ней в дом не пришёл семейный врач Ямамото Шиджо в компании с юным самураем по имени Хагивара Шинзабуро, который жил в квартале Недзу. Шинзабуро был невероятно красив и весьма благовоспитан; так что молодые люди влюбились друг в друга с первого взгляда. Ещё до завершения короткого визита они умудрились незаметно для старого доктора – поклясться друг другу в вечной любви. И расставаясь, О-Тсую прошептала юноше: «Помни! Если ты не придёшь снова ко мне, я умру!»

Шинзабуро никогда не забывал эти слова; он лишь только очень страстно желал ещё раз увидеть О-Тсую. Но этикет не позволял ему приходить к ней в одиночестве: он был обязан ждать какого-либо ещё случая, чтобы сопровождать доктора, который пообещал взять его на виллу во второй раз. К сожалению, старик не сдержал своего обещания. Он заметил внезапное чувство О-Тсую; и побоялся, что ее отец заставит его самого отвечать за любые серьёзные результаты его опрометчивого сводничества. Ииджима Хейзайемон имел репутацию отрубателя голов. И чем больше Шиджио думал о возможных последствиях его представлении Шинзабуро в доме Ииджима, тем более ему становилось страшно. Поэтому он намеренно не приглашал своего юного друга.

Прошли месяцы; и О-Тсую, едва представляя истинную причину забывчивости Шинзабуро, подумала, что её любовь отвергли. Тогда она заболела и умерла. Вскоре после этого преданная слуга О-Йоун тоже умерла от горя в связи с потерей своей хозяйки; и обе были похоронены рядом друг с другом на кладбище Шин-Банзуи-Ин храме, который до сих пор стоит в окрестностях Данго-

Зака, где ежегодно проходят известные выставки хризантем.

Сам же юный Шинзабуро ничего не знал о случившемся; но его разочарование и тревога закончились продолжительной болезнью. Он медленно выздоравливал, но всё ещё был очень слаб, когда неожиданно к нему с визитом пришёл доктор Ямамото Шиджо. Старик несколько раз извинился за своё явное пренебрежение. Шинзабуро ответил ему:

– Я болел с самого начала весны; – даже сейчас я ничего не могу есть. Разве не жестоко было с твоей стороны ни разу не зайти? Я думал, мы ещё раз вместе навестим леди Ииджима. Я хотел передать ей один небольшой подарок в качестве благодарности за её любезный приём. Разумеется, я не мог бы пойти к ней один.

Шиджо серьёзно ответил:

– Я очень сожалею, что эта юная девушка умерла!

– Умерла! – воскликнул Шинзабуро, бледнея. – вы сказали, она умерла?

Доктор помолчал некоторое время, словно собираясь духом: затем продолжил быстро и легко как человек, настроенный решительно не принимать беды близко к сердцу:

– Моей большой ошибкой было то, что я познакомил тебя с ней, так как, кажется, она в тебя сразу влюбилась. Я боюсь, должно быть, ты сказал или сделал что-то, что весьма поспособствовало этому чувству когда вы были вместе в той маленькой комнате. В любом случае я видел, что она чувствовала по отношению к тебе; и тогда мне стало неловко; я побоялся, что её отец может узнать о происходящем и обвинить во всём меня. Поэтому говоря честно я решил, что будет лучше, если я не буду звать тебя; и я намеренно ничего тебе не говорил долгое время. Но всего лишь несколько дней назад, случайно побывав в доме Ииджима, я узнал, к своему великому удивлению, что его дочь умерла и что её служанка ОЙоун тоже умерла. Затем, вспомнив обо всём произошедшем, я понял, что юная девушка, должно быть, умерла от любви к тебе, (он засмеялся). Ах, ты действительно грешник! Да, ты грешник!.. (вновь засмеялся он). Разве это не грех – родиться таким красавцем, что девушки умирают от любви к тебе?[30] Ну, нам придётся – серьёзно сказал он, – оставить мёртвых мёртвым. Нет пользы дальше говорить о делах; – все, что вы сейчас можете сделать для неё, – это повторить нембуцу[31]… До свидания».

И старик поспешно попрощался – стараясь избежать дальнейших разговоров о печальном событии, за которое он невольно чувствовал ответственность.

III

Шинзабуро долгое время был ошеломлен печальными новостями о смерти О-Тсую. Но как только он обнаружил, что вновь способен мыслить ясно, он выгравировал имя умершей девушки на погребальном камне и поместил его в буддистскую часть своего дома и приносил пожертвования и произносил молитвы. Каждый день после этого он приносил пожертвования и повторял нембуцу; и память об О-Тсую никогда не покидала его.

Ничто не нарушало монотонное течение его одинокой жизни до наступления времени Бон великого Праздника Мёртвых который начинается на тринадцатый день седьмого месяца. Затем он украсил свой дом и приготовил всё для праздника; – вывесил фонари, которые направляют возвративших духов, и поставил пищу духов на шориодана, или Полку Душ. И в первый вечер праздника Бон после захода солнца он зажёг небольшую лампу перед погребальным камнем О-Тсую и зажёг фонари.

Ночь была ясной с большой луной и безветренной, и очень тёплой. Шинзабуро укрылся на прохладной веранде. Одетый лишь только в лёгкое летнее платье, он сидел на веранде в мыслях, мечтах, печали; – иногда он обмахивался веером; иногда слегка затягивался, чтобы отогнать комаров. Всё было спокойно. Окрестности были пустынны и было мало прохожих. Он мог слышать лишь только мягкий шелест соседнего ручейка и жужжание ночных насекомых.

Но вдруг эта тишина была разрушена звуком приближающихся женских гета[32] – каракон! каракон! – и звук приближался всё ближе и ближе, быстро, пока он не достиг живой изгороди, окружающей сад. Затем Шинзабуро в любопытстве встал на цыпочки, чтобы посмотреть за изгородь; и он увидел двух проходящих женщин. Одну, которая несла красивый фонарь, украшенный пионами[33], по всей видимости, была служанкой; – другая была стройной девушкой около семнадцати лет, носящей платье с длинными рукавами с узором осенних цветов. Почти в тот же момент обе женщины повернули свои лица к Шинзабуро; – и к своему великому удивлению он узнал О-Тсую и его служанку О-Йоун.

Они немедленно остановились; и девушка выкрикнула:

– Как странно!.. Хагивара Сама!

В тот момент Шинзабуро обратился к девушке:

– О-Йоун! Ах, это О-Йоун! Я тебя очень хорошо помню».

– Хагивара Сама! – воскликнула О-Йоун в высшей степени удивления. – Никогда не подумала бы, что это возможно!.. Господин, нам сказали, что вы умерли.

– Как интересно! – закричал Шинзабуро.

– Как же так?! Это мне сказали, что вы обе умерли!

– Ах, что за ужасная история! – ответила О-Йоун. – Зачем повторять такие несчастливые слова? Кто сказал тебе такое?

– Пожалуйста, войдите в мой дом, – сказал Шинзабуро; – здесь мы можем всё обсудить. Ворота в сад открыты.

Итак, они вошли и обменялись приветствиями; и когда Шинзабуро проводил их, он сказал им:

– Я надеюсь, что вы простите мою неучтивость и то, что я не навещал вас так долго. Но Шиджо, доктор, около месяца назад сообщил мне, что вы обе умерли.

– Так это он рассказал вам! – воскликнул О-Йоун. – Было очень жестоко с его стороны сказать такое. Но знаете, ведь именно Шиджо сообщил нам о вашей смерти. Я думаю, он хотел обмануть вас, – что было несложно, ведь мы были такими наивными и доверчивыми. Возможно, моя хозяйка выдала своё чувство к вам в нескольких словах, которые дошли до ушей её отца; и в этом случае О-Куни его новая жена возможно собиралась заставить доктора сказать вам, что мы обе умерли, чтобы спровоцировать развод. В любом случае когда моя хозяйка узнала, что вы, мой господин, скончались, она хотела сразу постричься в монашки. Но я смогла убедить её не обрезать волосы; и как-то убедила её если и становиться монашкой, то только очень глубоко в своём сердце.

Позднее её отец пожелал, чтобы она вышла замуж за некоего молодого человека; но она отказалась. Затем было очень много неприятностей в основном причиненных О-Куни; – и мы удалились от отцовской виллы и нашли очень маленький дом в Янака-но-Сасаки. Там мы могли жить, лишь выполняя небольшую частную работу. Моя хозяйка постоянно повторяла за вас нембуцу. Сегодня, в первый день Бон, мы пошли посетить храмы; и уже были на обратном пути к дому то есть уже поздно когда произошла эта странная встреча».

– О как интересно! – воскликнул Шинзабуро. – Неужели это правда? или это только сон? Но и я также постоянно повторял нембуцу перед погребальным камнем с в выгравированным на ней именем твоей госпожи! Посмотри! – И он показал им камень О-Тсую на месте на Полке Душ.

– Мы более чем благодарны за вашу добрую память, – ответил О-Йоун, улыбаясь. – Что же касается моей доброй госпожи, – продолжила она, поворачиваясь к О-Тсую, которая всё это время оставалась скромной и молчаливой, наполовину спрятав своё лицо в рукав, – что касается моей госпожи, она фактически говорит, что не возражает против того, чтобы от неё на время семи жизней[34] отказался отец, или даже быть убитой им ради вас! Ну же! Неужели вы не разрешите ей оставаться здесь сегодня?»

Шинзабуро побледнел от радости. Он ответил дрожащим от волнения голосом:

– Пожалуйста, останьтесь; но не разговаривайте громко так как неподалёку живёт доставляющий неприятности парень, – нинсоми[35] по имени Хакуодо Юсай, который предсказывает судьбу по лицу. Он может быть заинтересоваться этим; так что будет лучше, чтобы он об этом не знал.

Две женщины остались той ночью в доме юного самурая и вернулись к себе домой незадолго до рассвета. И после этой ночи они приходили каждую ночь в течение семи ночей вне зависимости от погоды всегда в тот же час. И Шинзабуро стал всё больше и больше привязан к девушке; и двое были связаны друг с другом узами иллюзий, что сильнее железных оков.

Теперь мы обратимся к человеку по имени Томозо, который жил в маленьком доме, прилегающем к резиденции Шинзабуро. Томозо и его жена О-Майн оба служили у Шинзабуро слугами. Оба, казалось, были преданы своему юному хозяину; и с его помощью могли жить сравнительно благополучно.

Однажды ночью, в очень поздний час, Томозо услышал голос женщины в квартире своего хозяина, и это заставило его почувствовать себя неловко. Он побоялся, что Шинзабуро, будучи очень воспитанным и деликатным юношей, мог бы стать жертвой какого-нибудь хитрого злодея в этом случае в первую очередь пострадают слуги. Поэтому он решил наблюдать; и на следующую ночь слуга на цыпочках прошёл в жилище Шинзабуро и стал смотреть в щелку в одной из скользящих ставней. При свете ночного фонаря внутри спальни он смог разглядеть, что его хозяин и странная женщина разговаривали друг с другом под сеткой от насекомых. Сначала он не мог чётко разглядеть женщину. Она стояла спиной к нему; – он лишь заметил, что она очень стройна и что она были очень юна судя по фасону её платья и причёске[36]. Приложив ухо к щели, Томозо легко мог услышать разговор. Женщина говорила:

– И если я буду отвергнута отцом, разрешишь ли ты прийти ко мне и жить с тобой?

Шинзабуро ответил:

– Конечно, да – более того, я буду только рад выпавшему мне шансу. Но нет причин боятся, что ты когда-либо будешь отвергнута своим отцом; так как ты его единственная дочь и он тебя очень любит. Чего я действительно боюсь это того, что однажды мы будем жестоко разлучены.

Она тихо ответила:

– Никогда, никогда я даже подумать не могла о том, чтобы принимать какого-либо иного мужчину в качестве своего мужа. Даже если наша тайна должна была бы стать известной, мой отец должен был бы убить меня за то, что я сделала, однако, даже после смерти я никогда не смогла бы перестать думать о тебе. И сейчас я просто уверена, что вы сами не сможете жить очень долго без меня.

Затем тесно прижавшись к нему, и целуя его шею, она стала ласкать его; он ответил на её ласки.

Томозо удивился её словам – так как изъяснялась она не был языком обычной женщины, но языком дамы из высшего общества[37]. Затем он решил во что бы то ни стало взглянуть на её лицо; и он ползал по дому взад-вперёд, всматриваясь в каждую щель и трещину. И наконец он смог увидеть его; – но при этом его охватила ледяная дрожь; и волосы на его голове встали дыбом.

На месте её лица зияли впадины черепа давно умершей женщины; на месте её ласкающих пальцев торчали голые костные фаланги – а тела ниже талии не было вовсе: оно растворялось в тончайшую стелющуюся тень. Там где глаза очарованного любовника видели молодость, грацию и красоту, глаза его слуги видели только ужас и пустоту смерти. Одновременно фигура другой женщины, странная тень, встала из глубины комнаты и быстро направилась к смотрящему, как бы определяя его присутствие. Тогда в запредельном ужасе он бросился к жилищу предсказателя по имени Хакуодо Юсай и, яростно стуча в двери, смог поднять его с постели.

Хакуодо Юсай, гадатель-нинсоми, был очень старым человеком; но в своё время он много попутешествовал и слышал и повидал столько всего, что уже почти ничему не удивлялся. Однако история, рассказанная испуганным Томозо, встревожила и удивила его. Он читал в древних китайских книгах о любви между живыми и мёртвыми; но сам он никогда не считал это возможным. Однако сейчас он почувствовал, что утверждение Томозо не было ложью и что в доме Хагивара действительно происходило что-то очень странное. Если бы то, что привиделось Томозо, было правдой, тогда юный самурай был обречён.

– Если бы эта женщина была привидением, – сказал Юсай испуганному слуге, – то ваш хозяин должен был бы очень скоро умереть, разве что для его спасения было бы предпринято нечто экстраординарное. И ещё – если бы он действительно встречался с привидением, то знаки смерти уже были бы видны на его лице. Так как дух живого человека недаром зовётся йоки, то есть чистый; дух же умершего человека зовётся инки, то есть нечистый. Первый Позитивный, второй Негативный. Тот, чья невеста привидение, физически не может жить. Даже если в его крови существует сила жизни ста лет, эта сила должна весьма быстро угаснуть. Тем не менее, я должен сделать всё возможное для спасения Хагивара Сама. А пока, Томозо, не говори ничего кому-либо ещё даже своей жене об этом. На рассвете я навещу твоего хозяина.

Когда той же ночью Юсай заявился в гости к Шинзабуро и стал задавать ему вопросы, тот сперва попытался отрицать визит каких-либо женщин в свой дом; но поняв, что отрицать это бесполезно и видя, что цель старика была совсем не эгоистичной, он в конце концов признался в том, что на самом деле случилось и объяснил, почему он хотел бы сохранить это в секрете. Что касается госпожи Ииджима, то, по его словам, он собирался жениться на ней как можно скорее.

– Это безумие! – закричал Юсай, теряя терпение из-за слишком сильного волнения. – Знайте же, господин, что люди, которые приходят сюда каждую ночь, на самом деле мертвы! Вас преследует какая-то ужасная галлюцинация!.. Посудите сами, тот простой факт, что вы давнымдавно считали О-Тсую умершей и повторяли молитву нимбуцу за неё и делали приношения перед её погребальным камнем, уже сам по себе является доказательством этого!.. Даже в этот момент я вижу на вашем лице знаки смерти – а вы не хотите верить!.. Послушайте, господин, я прошу вас, одумайтесь, если вы в самом деле хотите спастись: иначе вам осталось жить меньше двадцати дней. Они сказали вам, эти люди, что они живут в районе Шитая, в Янака-но-Сасаки? Вы когда-либо навещали их в этом месте? Нет! Конечно, нет! Тогда пойдите туда сегодня как можно скорее в Янака-но-Сасаки и постарайтесь найти их дом!..»

И произнеся это с самой горячей серьёзностью, Хакуодо Юсай быстро ушёл.

Шинзабуро, удивленный этим советом, но не поверивший словам гадателя, решил после минутного размышления последовать совету нинсоми и пойти к Шитайя. Уже рано утром он добрался до квартала Янака-но-Сасаки и начал поиск места, где живёт О-Тсую. Он проходил через каждую улицу и переулок, читал все надписи, написанные на различных входах, и наводил справки, каждый раз, когда предоставлялась такая возможность. Но он не мог найти ничего, походящего на небольшой дом, упомянутый О-Йоун; и никто из людей, кого он опросил, не знал об этом доме в квартале, населенном двумя одинокими женщинами. Наконец чувствуя, что дальнейшие поиски будут бесполезными, он вернулся домой кратчайшим путём, который, так случилось, вёл к землям храма Шин-Банзуи-Ин.

Внезапно его внимание было привлечено двумя новыми могилами, расположенными рядом друг с другом, в задней части храма. Одна из них была обычной могилой, какую могли бы возвести для человека среднего ранга: другая была большим и красивым памятником; и перед ней висел красивый пионовый фонарь, который возможно был оставлен там на время Праздника Мёртвых. Шинзабуро вспомнил, что пионовый фонарь, который несла О-Йоун, был точно таким же; и совпадение показалось ему очень странным. Он снова взглянул на могилы; но могилы ничего не говорили. Ни на одной из них не было написано имени человека только буддистское имя каймио или посмертное его наречение. Затем он решил поискать информацию в храме. Аколит[38] утверждал в ответ на его вопросы, что большая могила была недавно возведена для дочери Ииджима Хейзайемон, хатамото Ушигом; и что небольшая могила рядом с ней была могилой её служанки О-Йоун, которая умерла от горя сразу после похорон молодой госпожи.

Тут сразу же в памяти Шинзабуро возникли слова О-Йоун с иным и зловещим смыслом: «Мы ушли и нашли очень маленький домик в Янакано Сасаки. Сейчас там мы просто можем жить выполняя некоторую частную работу.» Это был на самом деле очень маленький домик и в Янакано-Сасаки. Но… «небольшую частную работу»?

Объятый ужасом самурай поспешил как можно скорее к дому Юсай и попросил его совета и помощи. Но Юсай заявил, что не может оказать какой-либо помощи в данном случае. Все, что он мог бы сделать, – это послать Шинзабуро к первосвященнику Риосеки из храма Шин-Банзуи-Ин с письмом с просьбой о незамедлительной религиозной помощи.

VII

Первосвященник Риосеки был учёным и праведником. Духовным оком он мог увидеть тайну любой печали и суть кармы, которая породила её. Он спокойно выслушал историю Шинзабуро и сказал ему:

– Сейчас вам угрожает очень большая опасность из-за ошибки, совершенной в одном из ваших предыдущих рождений. Карма, связывающая вас с умершими, очень сильна; но если бы я попытался объяснить её характер, вы бы всё равно не поняли. Поэтому я расскажу вам только следующее что умершая не хочет нанести вам какихлибо повреждений из ненависти, не чувствует к вам вражды: наоборот, она находится под влиянием самой страстной привязанности к вам. Возможно, девушка была влюблена в вас задолго до вашей настоящей жизни за не менее чем три или четыре прошлых жизни; и по всей вероятности, несмотря на то, что она неизбежно меняла форму и условия жизни при каждом последующем рождении, она не могла перестать преследовать вас.

Поэтому будет не так-то просто избежать её влияния. Но теперь я собираюсь одолжить вам этот мощный мамори[39]. Это изображение Будды из чистого золота, которого называют Татхагата Звучащий-как-Море-Каи-Он-Ниорай так как его проповедь Закона звучит в мире как звук моря. И это небольшое изображение особенно сильно как амулет ширио-йоук[40], который защищает живых от умерших. Его ты должен носить в оболочке, близко к телу под поясом. Кроме того, я буду проводить в храме, сегаки – службу[41] за упокоение неспокойных душ. И вот тебе ещё священная сутра, называемая Убо-Дарани-Кио или «Сутра Сыплющихся Дождём Сокровищ»[42] – ты должен повторять её каждую ночь в своём доме неукоснительно! Кроме того, я дам вам этот пакет о-фуда[43]; – вы должны вставить один из них поверх каждого отверстия в вашем доме независимо от его величины. Если вы сделаете это, сила священных текстов не позволит умершим проходить. Но что бы ни случилось не переставайте повторять сутру.

Шинзабуро скромно поблагодарил первосвященника; и затем, взяв с собой изображение, сутру и стопку священных текстов, он поспешил к своему дому, чтобы прийти туда до захода солнца.

Благодаря совету и помощи Юсая, молодой Шинзабуро смог до наступления темноты зафиксировать священные тексты над всеми пролётами своего жилища. Затем старый нинсоми возвратился в собственный дом оставив юношу одного. Наступила тёплая и спокойная ночь. Шинзабуро плотно закрыл двери, повязал драгоценный амулет вокруг своей талии, установил сетку от насекомых и при свете ночника начал читать сутру «Убо-Дарани-Кио». Долгое время он читал слова, едва понимая их значение; – затем он попытался отдохнуть. Но его ум был всё ещё слишком встревожен странными событиями дня. Было уже далеко за полночь; а сон к нему никак не приходил. Наконец он услышал звон большого храмового колокола Дентсу-Ин, который пробил восемь часов.[44]

Звон прекратился; и Шинзабуро вдруг услышал звук гета, приближающихся с обычной стороны, – но на этот раз более медленно: – каран-корон, каран-корон! Тут на его лбу проступил холодный пот. Поспешно открыв сутру дрожащей рукой, он начал снова читать её вслух. Шаги раздавались всё ближе и ближе достигли живой изгороди и остановились! Затем, как это ни странно, Шинзабуро чувствовал себя неспособным оставаться под комариной сеткой: что-то, сильнее даже чем его страх, заставило его взглянуть; и вместо того, чтобы продолжать читать УбоДарани-Кио он сдуру бросился к ставням и через трещину выглянул в ночь. Перед домом он увидел О-Тсую и О-Йоун с пионовым фонарём; и обе смотрели на буддистские тексты, поставленные над входом. Никогда прежде – даже в то время, когда она была жива, О-Тсую не казалась такой красивой; и Шинзабуро почувствовал, что его сердце тянется к ней с почти непреодолимой силой. Но страх смерти и ужас пред лицом неизвестного сковал его; и тогда внутри него началась такая борьба между любовью и страхом, что он стал испытывать в душе все муки ада Шо-нецу[45].

Вскоре он услышал голос служанки, которая говорила:

– Моя дорогая госпожа, войти невозможно. В сердце Хагивара Сама, должно быть, произошла перемена. Так как обещание, которое он дал прошлой ночью, нарушено; и двери плотно закрыты, чтобы мы не могли зайти. Сегодня мы не сможем войти. Для вас будет более разумно не думать больше о нём, так как его чувство к вам определенно изменилось. Очевидно, он не хочет больше видеть вас. Поэтому будет лучше не доставлять себе лишних хлопот ради человека со столь злым сердцем».

Но девушка ответила, плача:

– О, подумать только! это произошло после обещаний, которые мы дали друг другу!.. Мне часто говорили, что сердце мужчины меняется столь же быстро, как небо осенью; – тем не менее, сердце Хагивара Сама не может быть таким жестоким, чтобы он действительно намеревался выгнать меня из своего дома таким образом!.. Дорогая Йоун, пожалуйста, отыщи способ, чтобы я попала к нему. Если ты не сделаешь этого, я никогда, никогда не вернусь домой!

Так она продолжила умолять, закрывая своё лицо длинными рукавами и выглядела очень красивой и трогательной; но страх смерти сковал её возлюбленного.

О-Йоун наконец ответила.

– Моя дорогая юная госпожа, почему вы беспокоитесь о человеке, который оказался столь жестоким по отношению к вам?… Ну так давайте посмотрим, заперты ли задние двери: пойдёмте со мной!

И взяв О-Тсую за руку, она увела её вглубь дома; – и эти двое исчезли так же неожиданно, как исчезает свет, когда порывом ветра задувает пламя лампы.

Ночь за ночью тени появлялись в Час Быка; и каждую ночь Шинзабуро слышал плач О-Тсую. Однако он считал себя спасённым едва ли предполагая, что его судьба была уже определена характером его подчинённых.

Томозо пообещал Юсаю никогда больше не разговаривать с кем-либо другим даже со своей супругой О-Майн о странных событиях, происходящих в хозяйском доме. Но в скором времени и его начали мучить привидения, которым которые не могли найти покой. Ночь за ночью О-Йоун входила в жилище Томозо, поднимала его ото сна и просила его убрать о-фуда, помещенное на одно очень маленькое окошко в задней части дома хозяина. И Томозо из страха, как часто бывает, пообещал ей забрать это о-фуда до следующего заката; но никогда к концу дня он не решался убрать его полагая, что Шинзабуро из-за этого грозит зло. Наконец в ночь, когда разыгралась буря, О-

Йоун разбудила слугу от сна криком упрёка, наклонилась над его подушкой и пригрозила ему:

– Берегись! Ты относишься к нам несерьёзно! Если завтра к ночи ты не уберешь этот текст, ты узнаешь, как я могу ненавидеть!

И она сделала такое страшное лицо при этих словах, что Томозо чуть не умер от ужаса.

О-Майн, жена Томозо, никогда до этого часа не знала об этих визитах: даже её мужу они казались дурным сном. Но в эту особенную ночь случилось так, что, неожиданно проснувшись, она услышала голос женщины, разговаривающей с Томозо. Почти в тот же миг разговор прекратился; и когда О-Майн оглянулась вокруг, она увидела при свете ночника только своего мужа он весь дрожал и побледнел от страха. Незнакомка ушла; двери были плотно закрыты: проникновение чужака в дом казалось невозможным. Тем не менее, это пробудило ревность жены; и она начала бранить и задавать Томозо вопросы таким образом, что он посчитал себя обязанным всё рассказать и разъяснить ужасную дилемму, перед которой он был поставлен.

Затем упрёки О-Майн сменились удивлением и тревогой; но она была умной женщиной и она сразу же соорудила план по спасению своего мужа при помощи жертвы своего хозяина. И она дала Томозо хитрый совет она подсказала ему заключить договор с умершими.

Они явились снова на следующую ночь в Час Быка; и О-Майн спряталась, услышав звук их шагов каран-корон, каран-корон! Но Томозо вышел, чтобы встретить их в темноте и даже нашёл смелость сказать им, что его жена научила его сказать:

«Правда, мои славные госпожи, я и впрямь заслуживаю вашего упрёка; – но я не желаю злить вас. Причина, по которой о-фуда не была убрана, – это то, что моя жена и я можем хоть как-то сносно жить только при помощи почтеннейшего нашего господина Хагивара Сама и потому мы не можем предавать его какой-либо опасности, не навлекая тем самым на себя беду. Но если мы смогли бы получить хоть какую-то небольшую сумму, хотя бы сто рио золотом, мы смогли бы сделать вам что-нибудь приятное, так как тогда нам уже не нужна будет чья-либо помощь. Следовательно, если вы дадите нам сотню рио, я могу забрать эту о-фуда, не страшась потерять наше единственное средство к существованию».

Когда он произнёс эти слова, О-Йоун и ОТсую молча посмотрели друг на друга с минуту. Затем О-Йоун сказала:

– Госпожа, я говорила вам, что неправильно было беспокоить этого человека так как мы не имеем веской причины желать ему зла. Но определенно бесполезно беспокоиться за Хагивара Сама, так как его сердце изменилось в отношении вас. А сейчас ещё раз, моя дорогая молодая госпожа, позвольте мне попросить вас не думать больше о нём!

Но О-Тсую, плача, ответила:

– Дорогая Йоун, что бы ни случилось, я не могу не думать о нём! Ты же знаешь, что способна заполучить сто рио, чтобы убрать эту о-фуда… Только ещё раз, я прошу тебя, дорогая Йоун! только ещё раз позволь мне встретиться лично с Хагивара Сама я умоляю тебя!

И закрывая своё лицо рукавом, она продолжила просить.

– О, зачем вы просите меня делать эти вещи? – отвечала ей преданная О-Йоун. – Вы прекрасно знаете, что у меня нет денег. Но поскольку вы настаиваете на этой своей причуде, несмотря на всё то, что я могу сказать, я полагаю, что я должна попытаться найти деньги каким-либо образом и принести их сюда завтра ночью. – Затем, поворачиваясь к неверующему Томозо, она сказала: – Томозо, я должна сказать вам, что Хагивара Сама сейчас носит на своём теле мамори, названное именем Каи-От-Ниорай и что пока он носит его, мы не сможем подойти к нему. Поэтому вы должны снять с него это мамори, тем или иным образом, а также убрать о-фуда».

Томозо ответил едва слышным голосом:

– Я тоже могу сделать это, если вы пообещаете мне сотню рио.

– Ну, госпожа, – сказала О-Йоун, – вы подождёте до завтрашнего вечера, не так ли?

– О дорогая Йоун! – зарыдала та, – мы и сегодня ночью снова должны вернуться, так и не увидев Хагивара Сама? Ах, как это жестоко!

И тень плачущей госпожи была уведена тенью служанки.

Наступил другой день, за ним пришла ночь и с ней пришли умершие. Но на сей раз вне дома Хагивара не было слышно каких-либо стенаний, так как вероломный слуга нашёл своё вознаграждение в Час Быка и убрал о-фуда. Кроме того, он смог украсть, пока его господин был в ванной, золотой мамори из оклада и заменить его на медное изображение; и закопать Каи-Он-Ниорай в пустынном поле. Так, ничто не мешало пришельцам с того света проникнуть внутрь дома. Закрыв лица рукавами, они встали и пробрались, как струя пара, в маленькое оконце, над которым ещё недавно висел священный текст. Но что случилось после этого в доме Томозо никогда не узнал.

Солнце было уже высоко, когда он попытался снова подойти к дому своего хозяина и постучаться в раздвижные дверцы. Впервые за много лет он не получил никакого ответа; и тишина насторожила его. Он постучался ещё раз и не получил никакого ответа. Затем, при помощи О-Майн, ему удалось пробраться внутрь и пройти одному в спальню, где он снова постучал в дверь и снова не получил никакого ответа. Он отодвинул грохочущие ставни, чтобы впустить свет; но в доме попрежнему стояла тишина. Наконец он осмелился поднять уголок сетки от насекомых. Но не успел он взглянуть вниз, как с криком ужаса выбежал из дома.

Шинзабуро был мёртв мёртв самым ужасным образом; и его лицо отражало самую кошмарную агонию предсмертного страха; а рядом с ним в кровати лежал скелет женщины! И руки её крепко сжимали его шею.

Предсказатель Хакуодо Юсай пошёл посмотреть на труп по просьбе неверного Томозо. Старик был испуган и удивлен при виде этой сцены, но внимательно осмотрел комнату. Вскоре он увидел, что о-фуда был взят с маленького окна в глубине дома; и пока он искал тело Шинзабуро, то обнаружил, что и золотой мамори был вынут из оклада и вместо него поставлено медное изображение Фудо. Он заподозрил Томозо в краже; но всё происшествие было столь необычным, что он решил, что сперва было бы неплохо посоветоваться со священником Риосеки, а уж потом предпринимать что-либо. Поэтому после тщательного осмотра жилища, он направился к храму ШинБанзуи-Ин так быстро, как только ему позволял его почтенный возраст.

Риосеки же, едва увидел старика и не дожидаясь его слов о цели визита, сразу пригласил его в свои частные апартаменты.

– Вы знаете, что здесь вам всегда рады, – сказал Риосеки. – Пожалуйста, присаживайтесь поудобнее. Я с прискорбием узнал, что Хагивара Сама мёртв.

Юсай с удивлением воскликнул:

– Да, он мёртв; но как вы узнали об этом?

Священник ответил: -

– Хагивара Сама страдал от последствий своей плохой кармы; и его слуга оказался очень плохим человеком. То, что случилось с Хагивара Сама, было неизбежно; его судьба была решена задолго до его последнего рождения. Для вас же будет лучше не беспокоить себя мыслями об этом происшествии.

Юсай сказал:

– Я слышал, что священник, живущей праведной жизнью, может обрести способность видеть будущее на сотни лет вперед; но, признаться честно, получил доказательство такой способности впервые в моей жизни. Однако, существует ещё один вопрос, о котором я очень беспокоюсь.

– Вы говорите, – перебил его Риосеки, – о краже священного мамори, Каи-Он-Ниорай. Но вы не должны беспокоиться об этом. Образ был закопан на пустоши; но его найдут там и вернут мне в течение восьмого месяца наступающего года. Поэтому прошу не тревожиться более об этом.

Всё более удивлённый, старый нинсоми попытался высказаться:

– Я изучал Инь-Ян[46] и науку предсказаний; и я зарабатываю на жизнь, предсказывая людям судьбу; но сам я не могу понять, откуда вы знаете эти вещи.

Риосеки ответил серьёзно:

«Не спрашивайте, как я узнал о них. Сейчас я хочу поговорить с вами о похоронах Хагивара. Дом Хагивара несомненно имеет своё семейное кладбище; но похоронить его там будет неуместно. Он должен быть похоронен рядом с О-Тсую, госпожой Ииджима; так как его кармические отношения к ней были очень глубокими. И правильно было бы вам воздвигнуть для него памятник за ваш счёт, так как вы были в долгу перед ним за многие милости с его стороны.

Таким образом и случилось, что Шинзабуро был похоронен рядом с О-Тсую на кладбище Шин-Банзуи-Ин в Янака-но-Сасаки.

Так заканчивается история привидений в «Романе о Пионовом Фонаре». -

* * *

Мой друг спросил меня, заинтересовала ли меня эта история; и я ответил ему, что я хотел бы пойти на кладбище Шин-Банзуи-Ин чтобы более определенно реализовать местный колорит авторских изысканий.

– Я пойду с тобой, если ты не против, – сказал он. – Но что ты подумал о персонажах?

– Для западного человека, – ответил я, – Шинзабуро на редкость подлый человек. Я мысленно сравнивал его с верными любовниками нашей старой балладной литературы. Они были бы только рады последовать за мёртвой возлюбленной в могилу; но, кроме того, будучи христианами, они посчитали бы, что у них есть только одна человеческая жизнь, чтобы прожить её в этом мире. Но Шинзабуро был буддистом с миллионом прошлых и миллионом будущих жизней; и потому он был слишком эгоистичным, чтобы прекращать даже одно жалкое существование ради девушки, которая вернулась к нему из царства мёртвых. Кроме того, он был даже более трусливым, чем эгоистичным. По рождению и воспитанию он был самураем, но ему пришлось просить священника спасти его от привидений. Он показал себя презренным во всех отношениях человеком; и О-Тсую поступила правильно, когда задушила его.

– С точки зрения японца, – ответил мой друг, – Шинзабуро тоже достаточно презренный человек. Но использование этого слабого характера помогло автору развить истории, которые вероятно в противном случае нельзя было бы так эффективно контролировать. По моему мнению, единственный привлекательный персонаж в этой истории О-Йоун: тип старомодного верного и любящего слуги умного, проницательного, изобретательного верного не только до, но и после смерти… Итак, давайте пройдём в Шин-БанзуиИн.

Мы нашли храм неинтересным, а кладбище отвратительным покинутым местом. Участки, занятые некогдао могилами, были превращены в огороды, где рос картофель. Между могил стояли покосившиеся надгробья, надписи на которых невозможно было прочитать из-за мха, покрывающего камни, пустые постаменты, разрушенные резервуары для воды, статуи Будды без голов или рук. Недавние дожди пропитали чёрную почву оставляя тут и там небольшие лужи грязи, вокруг которых прыгали тучи мелких лягушек. Всё, за исключением борозд с картофелем, казалось заброшенным уже долгие годы. Под навесом прямо внутри ворот мы увидели женщину, которая чтото готовила; и мой спутник осмелился спросить её, известно ли ей что-либо о могилах, описанных в Романе о Пионовом Фонаре.

– А! Могилы О-Тсую и О-Йоун? – ответила она, улыбаясь. – Вы найдете их в конце первого ряда сзади храма рядом со статуей Джизо.

Сюрпризы такого рода я встречал ещё коегде в Японии.

Мы прошли между дождевых луж и между зелеными зарослями молодого картофеля чьи корни несомненно питались от земли, в которой лежали много других О-Тсую и О-Йоун – мы дошли наконец до двух покрытых мхом могил, надписи на которых были почти стёрты. Около большой могилы была статуя Джизо со сломанным носом.

– Буквы не так-то легко разобрать, – сказал мой друг но подожди!..

Он вытащил из рукава лист мягкой белой бумаги, наложил его на надпись и начал тереть бумагу куском глины. Пока он делал так, буквы проявились белым на потемневшей поверхности.

«Одиннадцатый день, третий месяц Крыса, Старший Брат, Огонь – Шестой год Гореки[47]… – прочитал он. – Это похоже на могилу владельца гостиницы Недзу по имени Кичибей. Давайте посмотрим, что есть на другом памятнике.

– При помощи чистого листа бумаги он вскоре перенес текст каймио и прочитал: – «Эн-мио-Ин, Хо-йо-И-тей-кен-ши, Хо-ни: Монах по закону, Блистательный, Чистый сердцем и душой, прославленный по закону живущий в Доме Молитвы о Чуде»… Могила некоего буддистского монаха.

– Чистое надувательство! – воскликнул я.

– Эта женщина лишь посмеялась над нами.

– А вот сейчас, – возразил мой друг, – ты явно несправедлив к этой женщине! Ты ведь пришёл сюда, так как захотел заполучить сенсацию; и она хорошенько постаралась, чтобы удивить тебя. Ты ведь не веришь, что вся эта история про привидения это правда, не так ли?