Неужели это так необходимо?

Художники издавна шокировали обывателей попранием общественных норм своего времени. Картина Эдуара Мане, на которой между двумя одетыми мужчинами была изображена обнаженная женщина, в 1863 году вызвала настоящий скандал, а несколько позднее критики возмущались туманными пейзажами импрессионистов – и это уже не вспоминая о том, какова была реакция на писсуар Дюшана. Бунтарский дух, отличительная черта модернистского искусства, и сегодня заметен в творчестве тех авторов, которые стремятся поразить зрителя и добиться сильных эмоций. Но для чего? Только ли для шумихи?

Работа Моны Хатум «Инородное тело» (1994), проецируемая на пол галереи за цилиндрическим ограждением, представляет собой видеозапись, сделанную при помощи медицинской мини-камеры, обследующей контуры тела художницы. В какой-то момент, достаточно резко, камера направляется внутрь ее тела – через горло, затем через вагину и анус. Это зрелище вызывает интерес и одновременно сильное чувство тревоги. С одной стороны, такое путешествие по человеческому нутру кажется по-медицински отстраненным и вызывает дискомфорт. С другой – оно невероятно личное и интимное. По словам самой художницы, это автопортрет, вынуждающий зрителя принять собственную телесность – с внутренностями, кровью и всем прочим – и заставляющий его пережить такой «физиологический опыт, который порождает острую психологическую и эмоциональную реакцию». Эта работа является приглашением к размышлению о телесной притягательности, отвращении и насилии, в разной степени ассоциирующихся с женским телом, но в то же время – предельно возможным нарушением личного пространства в обществе, одержимом идеей всеобщей слежки.

Конечно, самоотверженность художницы, засовывающей камеру в вагину и устраивающей экскурсию по собственным внутренностям, неподготовленному зрителю кажется малооправданной, но факт остается фактом: его охватывает шок. В случае с «Инородным телом» возникает инстинктивная реакция, которая мгновенно пронизывает наш мозг, приковывая взгляд к изображению. Многие художники нашли применение этому эффекту. Так, работа Маурицио Каттелана «Он» (2001) тоже провоцирует шок – но несколько иного рода. Если смотреть на нее сзади, работа кажется реалистичным скульптурным изображением коленопреклоненного (молящегося?) ребенка; спереди же она представляет собой точную, пусть и немного уменьшенную, восковую копию Адольфа Гитлера. Скульптура рассчитана на то, чтобы вызвать потрясение исторического сознания – ведь история ХХ века для многих еще жива. Для кого-то эта скульптура – рефлексия на тему природы зла и чуть ли не призыв к человечности; другие описывают ее как злонамеренную провокацию и оскорбление жертв холокоста. Подводя итог, можно сказать, что эта работа как минимум демонстрирует, насколько политически значимым остается в наши дни одиозный образ тоталитарного вождя. И, пожалуй, хоть немного, но она содействует разрушению того влияния, которое он на нас оказывает.

Всё ли шокирующее нас искусство на самом деле так вызывающе? Может быть, оно просто подталкивает нас к новому восприятию, к признанию противоречий? В силах ли оно вывести нас за пределы собственной зоны комфорта и вновь определить, где проходят границы допустимого?

Но та ли это черта, которую действительно необходимо переступать? И тут же сам собой напрашивается вопрос: всё ли шокирующее нас искусство на самом деле так вызывающе? Может быть, оно просто подталкивает нас к новому восприятию, к признанию противоречий? В силах ли оно вывести нас за пределы собственной зоны комфорта и вновь определить, где проходят границы допустимого? Расшатывая привычные нормы, художники побуждают нас задуматься о методах, которые использует искусство, порождая новые смыслы. Но неужели можно чему-то научиться, глядя на коленопреклоненного Гитлера? Так ли необходимо смотреть на детские манекены братьев Чепмен с гениталиями на лицах? И что нам до вырастившего на своей руке искусственное ухо художника Стеларка? Решение за вами. Шок заставляет искать ответы на подобные вопросы. А когда первичная реакция ослабевает, рождается глубокая эмоция, к которой уже стоит прислушаться.