Глава 2 Кельтская Британия – мир Артура
Глава 2 Кельтская Британия – мир Артура
До прихода римлян, примерно с 700 года до н. э., бритты, которых иногда называли островными кельтами, держали под своей властью большую часть Британии. Когда римляне покинули остров, около 410 года, власть бриттов была восстановлена. На протяжении всего предполагаемого периода правления Артура (конец V – начало VI века) власть принадлежала бриттам, хотя и постоянно подвергалась опасности из-за набегов германских племен – англов, саксов и ютов, вторгавшихся из континентальной Европы.
Будучи ребенком, я думал, что Артур говорил по-английски, да и на каком же языке говорить основателю британской нации! По нашему недавно купленному черно-белому телевизору я видел, как он говорил по-английски, и слышал его в радиопостановках. И поэтому я никогда не задумывался о том, что если Артур жил в те времена, которые ему приписывались, он должен был говорить на гэльском или кельтском языках. Английский же был языком его смертельных врагов – саксов. Саксы оттеснили бриттов к западным окраинам острова, обеспечив господствующее положение своего языка и придав ему достаточную силу, чтобы ассимилировать сперва носителей скандинавских наречий (датчан и викингов), а затем и франкоязычных норманов. И все это происходило до того, как этот язык стал языком Чосера и Кэкстона, первого издателя артурианских легенд. Но 2000 лет назад язык, на котором говорили бритты, безусловно, был одним из кельтских наречий, родственным языкам близлежащей Галлии (современная Франция), Иберии (Испания) и Эйре (Ирландия).
В Британии не осталось практически ничего в том виде, как было 2000 лет назад, будь то природные объекты или созданные руками человека. Наше воздействие на ландшафт было настолько велико, что лишь немногие скалистые утесы и горные вершины, небольшая часть неровных участков береговой линии и, возможно, небольшая часть лесистой местности остались такими, какими они были во времена Христа. Но процесс изменения ландшафта начался за много тысяч лет до нашей эры. Первые земледельцы стали расчищать земли приблизительно на рубеже V-IV тыс. до н. э., и к началу нашей эры около половины лесистой части Британии было расчищено под пастбища или пашню. В те времена климат был немного мягче, чем сейчас, что позволяло деревьям расти гораздо выше по склонам холмов, лето было чуть длиннее и жарче, а зимы немного теплее, чем в наши дни.
Стоунхендж
Древние жители Британии активно преобразовывали свое жизненное пространство: они не только расчищали и заселяли свои земли, но создавали выдающиеся памятники. Каменные круги, святилища и курганы были разбросаны по всей территории, указывая на религиозные верования, познания в астрономии и почитание умерших. Глубокие рвы и земляные насыпи – убежища и оборонительные сооружения на случай войны – обнаруживаются на вершинах многих из расчищенных холмов. Поселения людей были связаны узкими и широкими тропами, что говорит о том, что между племенами уже тогда существовали общение и натуральный обмен. Там были даже непостижимо таинственные сооружения, такие как Стоунхендж, Эйвбери {18} и огромная округлая ступенчатая пирамида Силбери-Хилл {19}, построенная около 2600 года до н. э., то есть именно тогда, когда древние египтяне только начинали возводить ступенчатые пирамиды значительно меньшего масштаба. Эти поразительные рукотворные сооружения – древние и таинственные – безусловно должны были занять свое место в мифах и легендах кельтов, которые примерно с 700 года до н. э. колонизировали Британию.
Силбери-Хилл
И, естественно, спустя 2000 лет эти сооружения нашли отражение в письменных повестях о короле Артуре.
Если кельты Британии действительно были народом Артура, жившим в его эпоху, тогда мы должны возвратиться в этот мир, чтобы найти истоки рассказывающих о нем преданий. Сделать это непросто. До прихода римлян кельты Британии не имели письменности. Римляне не только записывали свои наблюдения за бриттами, но и обучали их грамоте. Но со времен Британии римского периода сохранилось очень мало ценных свидетельств, написанных на латыни руками бриттов, а то, что уцелело, обычно отражало предубеждения римлян. В конце концов только бритты, попавшие под сильное влияние римлян, могли научиться читать и писать на латыни. Свидетельства археологии этого периода многочисленны и информативны, но предположения, основанные только на материалах археологических раскопок и не содержащие какой-либо исторической, зафиксированной в летописях информации, недостаточно надежны для интерпретации.
Мы полностью полагаемся на описания жизни галлов и бриттов, сделанные римлянами, в связи с чем главной становится проблема необъективности этих описаний. Юлий Цезарь писал много и проницательно о своих противниках в галльских войнах. Самое образное и известное его изречение о покорении Британии -Veni, vidi, vici - «Пришел, увидел, победил» {20}, – однако еще целых сто лет после 55 года до н. э. ни ему, ни другим римлянам не удавалось покорить Британию.
* * *
Около 96 года римский историк Тацит опубликовал рассказ своего тестя о пребывании в Британии – «Агрикола», содержащий подробное описание подданных римского консула – бриттов. В то же самое время Тацит публикует свою «Германию», где описывает германские племена, живущие к северу от римской границы, проходившей по линии естественных преград – рек Рейна и Дуная. Этот труд, как и более поздние сочинения Аммиана Марцеллина, содержит сведения о кельтских племенах европейского континента. Многие классические авторы, от Цицерона до Ливия, находили удовольствие в провозглашении своего превосходства над галлами-варварами, и почти каждый император и правительство оставляли записи о том, как они управляли галльскими землями и народами, включая Британию. Эти записи дают возможность составить достаточно ясное представление как об укладе жизни кельтов, так и об их традициях на заре новой эры, хотя необходимо помнить, что римские оценки не беспристрастны и представляют взгляд со стороны.
Кельты добились заметного положения в Европе еще до расцвета Римской империи. Являясь, очевидно, выходцами с территории современной Южной Австрии, кельты затем распространились по всей Европе. Они создавали колонии вплоть до Черного моря на востоке Европы и на некоторое время оккупировали значительную часть Северной Италии. Кельты массово расселялись в западном направлении, захватив Францию, большую часть Иберийского полуострова и почти все Британские острова. К 390 году до н. э. они стали столь сильны в военном отношении, что даже сожгли и разграбили большую часть Вечного города, хотя по-настоящему они никогда не покоряли римлян. В конечном итоге, именно это и предопределило наступление продолжительного периода упадка кельтской культуры.
Кельты были земледельцами, они выращивали злаковые культуры и овощи, разводили домашних животных – овец, гусей, свиней, рогатый скот и лошадей. Как и все другие народы в те времена, они умели охотиться и рыбачить, хотя эти занятия не всегда были важными для их существования. Искусные ремесленники, они, вступив в железный век, создали декоративно-художественный стиль, процветавший на протяжении тысячи лет, который известен и сегодня. Животные обеспечивали их мясом, шкурами, костью, молоком, шерстью и использовались как тягловая сила для плуга, повозки и колесницы. Кельты были хорошими наездниками, вероятно, переняв мастерство верховой езды от степных народов и народов Восточной Европы. Их малорослые лошади были выносливыми. Среди всей живности наиболее ценным и необходимым был крупный рогатый скот, служивший мерилом богатства и зачастую становившийся основной целью набегов.
Кельты имели представление о строительстве лодок и плотов, на которых они передвигались по рекам и даже выходили в море. Они регулярно пересекали проливы между Британией, континентальной Европой и Ирландией. Почти такая же ситуация существовала до и после римского завоевания, во времена Артура, хотя в канонической артурианской традиции мало внимания уделялось основным сторонам жизни кельтов.
Основное население было сосредоточено в деревнях. Жилища кельтов того времени – это хижины из лозы или камня, крытые соломой. Поселения обыкновенно имели внешнюю оборонительную стену, ров или частокол. Хотя у них, конечно же, были святые места, они не строили основательных церквей или храмов и не возводили каменных укреплений. Основной предмет кельтской одежды – длинный плащ, скрепленный на шее брошью или булавкой. Богатые мужчины, занимавшие высокое положение в обществе, носили облегающие льняные рубашки и штаны. Женщины под плащами носили свободные юбки и блузы. Мы знаем мало об их кулинарном искусстве, хотя определенно известно, что из зерна они делали хлеб и жидкую кашу, жарили и варили мясо и были неравнодушны к медовухе – хмельному напитку из сброженного меда.
Климат большей части равнинной Британии достаточно мягкий, поэтому земледельческий образ жизни обеспечивал обитателей этих местностей едой на протяжении всего года. Собранный урожай закладывался на хранение, а животных забивали к концу кельтского года – 31 октября (сегодняшний канун дня Всех Святых, Хэллоуин). Но в гористой части и в более северных районах Британских островов климат был холоднее, сезон, когда возможно выращивание сельскохозяйственных культур, короче, и земледелие было едва возможно. Чересчур дождливая весна или осень могли уничтожить урожай, оставляя людей под угрозой голода. Вероятно, именно из-за неблагоприятных климатических условий и гористого рельефа римляне никогда не ставили перед собой цель завоевать Шотландию и Уэльс {21}. Вероятно, по этой же причине бритты не делали попыток вытеснить своих враждебных северных соседей – пиктов и каледонцев {22}. Их земли представляли незначительный интерес. Экономическая уязвимость, постоянная зависимость от погоды определяли мировоззрение представителей этих племен: возможно, под влиянием обстоятельств пикты и каледонцы стали смелыми и воинственными, будучи вынуждены в голодные времена совершать набеги на более южные территории. Они пользовались благоприятными для себя обстоятельствами, неизменно нападая во время политических и военных потрясений на территорию, позднее ставшую Англией. В любом случае, эти племена являлись головной болью и для бриттов, и для римлян.
Тем не менее мир кельтов Британии не был ограничен исключительно этими островами. Я уже упоминал, что бритты доплывали до материковой Европы и Ирландии, и они, безусловно, поддерживали торговые отношения со своими кельтскими сородичами па континенте. Благодаря этому они стали частью торговой системы, объединявшей всю Европу: от Скандинавии через Венгерскую равнину до Центральной Азии, от Черного моря через Балканы до Южных Альп, через Францию и далее на запад в Иберию, где одно только название Португалии («порт галлов») выдает продолжительное присутствие кельтов.
На крайних точках этих торговых путей кельтоязычные народы Европы напрямую соприкасались с Римом и Грецией, а через них – с Древним Египтом, Ближним Востоком и Северной Африкой. На востоке самые отдаленные колонии кельтов соприкасались с номадами Центральной Азии, а на севере, то враждуя, то примиряясь, – с народами, говорившими на германских языках и занимавшими земли современных Германии, Польши, Венгрии и Скандинавии. По торговым путям перемещались не только собственно товары – они были проводниками идей, изобретений, основой культурного взаимопроникновения народов. Вот два ярких примера: при раскопках Лондона доримского периода в иле реки Темзы была обнаружена статуя египетской богини Изиды, а из торфяного болота в Дании был извлечен Гундеструпский котел {23}, вероятно, наиболее значительное произведение искусства всей эпохи кельтов. Скорее всего, этот котел был изготовлен кельтами или даками {24}, жившими возле Черного моря, около 200 года до н. э.
Думается, тесные связи между людьми, которых мы сейчас называем бретонцами, жителями современной Бретани, и островными британцами сложились очень-очень давно. Такая близость существовала на протяжении тысячелетий и, безусловно, была важным фактором в сложении и распространении различных версий легенд об Артуре в Средние века. Во времена Рима Бретань была известна как Арморика.
Наивысший расцвет кельтской культуры пришелся на IV век до н. э., и ее центр находился во Франции, где по мере развития специализированных ремесел создавались и расширялись оседлые поселения. Кельты были великолепными мастерами по металлу, освоили бронзовое литье, изготовляли изделия из железа, серебра, золота. Их кузнецы составляли элиту общества и гордились своей работой. Они ввели клеймо мастера, которое ставилось на их лучшие изделия, особенно мечи.
Кельтские ремесленники добились также большого мастерства в работе по дереву – в строительстве домов, ограждений, в изготовлении плугов, повозок и даже изящных легких деревянных колесниц. Чтобы обеспечить свои потребности в древесине, они, вырубая леса, видоизменяли природный ландшафт Северо-Западной Европы. С одной стороны, кельты сохраняли большие деревья твердых пород, таких как дуб, для использования в кораблестроении и для сооружения домов, а с другой стороны, развили систему лесопосадок для периодической вырубки молодых деревьев, которая обеспечивала их материалом для изготовления древков оружия, изгородей, плетеных изделий и сооружения стен хижин – мазанок.
У кельтов было достаточно времени и мастерства, чтобы украшать свое оружие, инструменты и ювелирные изделия характерным орнаментом, напоминающим накрученную спираль, который знаком нам сегодня. Как подтверждают археологические находки, их умения и мастерство широко перенимались всем кельтским миром, включая Британию, несмотря на то, что в разные времена в разных частях кельтской Европы появлялось огромное количество своих собственных, местных традиций и обычаев.
У кельтов не только были развиты сельское хозяйство и ремесла, их социальное устройство также было сложным. Кельтское общество было разделено на три сословия – первое составляла знать, включающая верховных вождей, военачальников и королей; второе составляли свободные простолюдины, к третьей принадлежали рабы. Цезарь называл кельтскую знать, или аристократов, термином equites (всадники), это название вызывает понятный резонанс при рассмотрении вопроса об истоках рыцарства и легенд об Артуре. Нельзя отрицать тот факт, что мастерство верховой езды и гордость от владения им были достоинством кельтов, хотя этими навыками в основном обладали иберийские кельты.
Свободные люди, как правило, были земледельцами или ремесленниками, которые составляли пехоту кельтского войска. Сословие рабов пополнялось захваченными воинами противника, также рабов покупали и продавали. Они использовались для выполнения черных работ, но следует отметить, что, в отличие от роли рабов в Римской империи, здесь их труд не имел решающего экономического значения. Рабам отводилась и важная роль в некоторых наиболее жестоких ритуальных практиках кельтов {25}. Привилегированным положением пользовался определенный круг людей – маги, или друиды, барды, поэты, кузнецы, музыканты, толкователи законов и врачи {26}.
Большинство ученых сомневается в том, что те, кого мы называем кельтами, имели представление о своей принадлежности к кельтам. Само слово «кельты» употреблялось чужеземцами для обозначения совокупности людей, имевших схожие язык, культуру и идеологию. Мы можем провести параллель с сегодняшним днем и сравнить, как европейцы, жившие в колониях, отзывались об африканцах или индусах. Последних устраивает все, кроме термина, используемого для описания их отличительных черт и своеобразия.
Самосознание народа в период существования кельтской Европы не распространялось до масштабов всего огромного кельтского мира. Цезарь для определения этого использовал термин civitas {27}, что обычно переводится как «племя». Но у меня есть много замечаний в отношении использования данного термина, так как, по нынешним воззрениям, он содержит намек на примитивность. Пожалуй, взяв за основу корень civis {28} в термине Цезаря, было бы правильнее переводить вышеуказанный термин как «нация» или, может быть, «общность» или «народ». Вот пример ошибочного употребления слова «племя» в данном контексте: Цезарь покорил «племя» гельветов, предков швейцарцев (они сами себя сейчас называют Communes Helvetiques), которых насчитывалось около 265 000 человек, и во главе которых был собственный король.
Политическая система работала таким образом, что каждое «племя» делилось на более мелкие группы, над которыми стояли владетель или аристократ – беспристрастные и справедливые. Могущественная и успешная знать господствовала над менее удачливыми представителями общества, точно так же как могущественные короли могли потребовать повиновения и преданности от нижестоящих правителей королевской крови. Вся система была связана воедино понятием патроната и клиентелы. Знатный патрон обеспечивал своему клиенту защиту и поддержку, наделял его землей, скотом, орудиями труда. Клиент оплачивал такую заботу патрона натуральным оброком, преданностью и военной службой. Чем больше клиентов, тем могущественнее патрон, независимо от того, был ли он местным деревенским вождем или великим королем нескольких племен (civitates).
В теории это должно было создать стабильную модель социальной организации. На практике же все обстояло иначе. Поскольку кельты не придерживались строгих правил наследования, например права первородства, каждый раз, когда умирал знатный человек, его поместье обязательно кем-то захватывалось. Набеги, междоусобица и даже военные столкновения были обычным явлением, поскольку претенденты на власть не стеснялись в выборе средств борьбы со своими соперниками. Все это делало политическую систему чрезвычайно нестабильной, открытой для интриг и заговоров как изнутри, так и со стороны внешних врагов, образовывавших временные альянсы с какой- либо из сторон для победы над другой, чтобы вслед за тем обратиться против своих недавних союзников. Цезарь неоднократно подчеркивает, что галлы «легко склоняются к перемене замыслов и обычно приветствуют политические изменения».
С самого начала я должен сказать, что это была именно та политическая ситуация, которая, насколько мы знаем, существовала во всей кельтской Европе, особенно в Британии, до римского завоевания, во времена римлян и после их ухода, в дни Артура. Именно в такой обстановке и происходило действие первых частей артуровских легенд, записанных в XII- XV веках. Все артурианские легенды изображают его восхождение к власти как череду сражений и создания альянсов с соперничающими королями различных областей Британии.
Это ощущение напряженной нестабильности, нескончаемой борьбы за власть и ее сохранение в трясине быстро меняющихся политических и военных союзов придает драматический оттенок легендам об Артуре. Необходимо также отметить, что такой вид политической организации, породивший свои собственные исторические последствия, на самом деле очень распространен. По его подобию англичане создали свою империю, хитроумно эксплуатируя принцип «разделяй и властвуй» в Индии, Африке и Азии. Подобный подход был и остается основной частью политики практически каждой нации, не имеющей централизованной системы управления. Присмотритесь к тому, какими методами и способами решали и до сих пор решают политические вопросы, к примеру, туареги в Сахаре, или пуштуны в Афганистане и их индоиранские предки, и вы увидите сегодня ту же модель поведения, что существовала и две тысячи лет назад. На мой взгляд, если мы детально разберем политические игры в артурианских легендах, то сможем выделить более отчетливые элементы в действиях фигурирующих персонажей, которые, возможно, и не происходят напрямую от модели политического поведения кельтов.
* * *
Роль женщин в кельтском обществе, хотя они и были в целом подчинены воле мужчин, все же не была настолько строго предопределена, чтобы исключить с их стороны всякую инициативу. Например, королева бриттского племени иценов Боудикка после того, как ее дочери были изнасилованы, а ее саму римляне подвергли бичеванию, подняла восстание и собрала под свои знамена тысячи воинов {29}. У бригантов, могущественного и мятежного народа, жившего на территории нынешних Йоркшира и Нортумберленда, тоже была королева, ее звали Картимандуя {30}. В те времена роль женщины в британском обществе была намного многограннее, чем в римском обществе, где к женщинам редко относились лучше, чем к гражданам второго сорта.
Однако, отметив все это, нельзя утверждать, что пьедестал, на который была вознесена женщина в соответствии с рыцарским кодексом чести и представлениями о куртуазной любви, превалирующими в легендах об Артуре, имеет свои основания в кельтской культуре. Но можно сказать, что культура кельтов Британии была достаточно гибкой и давала возможность добиться высокого положения всем тем, кто стремился к нему и был способен подняться наверх – будь то мужчина или женщина. Социальный статус не был незыблем с рождения, и возможность возвыситься в социальном положении или потерять его была открыта для всех.
Одним из способов повысить свой статус в обществе было участие молодых людей в военных отрядах. Мужчинам запрещали жениться до тех пор, пока они не унаследуют землю, что означало постоянное наличие свободных молодых мужчин. Молодой человек мог очень сильно повысить свой авторитет, возглавив своих сверстников в удачном набеге за скотом, пленными или сокровищами. Тремя основными источниками и мерилами богатства были рабыни, коровы и серебро, являвшиеся также своеобразной «валютой».
Накопление богатства в виде рабов, скота и сокровищ составляло цель кельтской политической системы. Если какой-либо человек обладал ювелирными изделиями, дорогими украшениями, оружием, он охотно демонстрировал их соплеменникам, дабы повысить свой социальный статус. Обычно все ценное имущество выставлялось напоказ во время торжеств и пиров, на которых гостей обслуживали рабыни и развлекали барды, поэты, сказители и музыканты. Пиры и развлечения играли важную роль в формировании и поддержании союзов, которые часто скреплялись браком. Однако такие пиры могли закончиться ссорами, драками, враждой. Если во время пира нарушался этикет, обстановка накалялась. Легенды об Артуре изобилуют подобными эпизодами.
Так как схваткам и военным столкновениям в легендах отведена важная роль, нам необходимо обратить внимание на исторические факты, свидетельствующие о том или ином поведении сторон во время военных действий. Большинство римских писателей, рассказывая о любви галлов к войне, подчеркивали то, как страшно было столкнуться с их армиями лицом к лицу. Хотя некоторые воины носили кольчуги, изобретение кельтов, многие шли в бой полностью обнаженными, но в своих украшениях и с оружием. Известно, что их абсолютная доблесть устрашала врагов.
Обычно массовые сражения начинались с вызова на поединок и со схватки один на один. Во время битв кельты издавали громкие крики, подбадривая друг друга. Сражения неизменно сопровождались сигналами боевых труб и стуком оружия о щиты. Цезарь описывает боевые кличи галлов как «вой». В начале битвы римляне осыпали своих врагов градом тяжелых копий, в результате чего враг либо был пронзен копьем, либо ему приходилось глубоко вжаться в свой щит, что резко ограничивало свободу движений и возможность защитить себя. Кельтские щиты были больших размеров и обычно изготавливались из дерева, покрывались кожей, а иногда отделывались металлом. Хотя они и закрывали более половины тела, Цезарь не считал их достаточной защитой.
Кельтская монета с изображением боевой колесницы
В конце первого тысячелетия до нашей эры знатный воин отправлялся на войну в колеснице, запряженной двумя лошадьми. Его сопровождали возница и слуга, которые должны были помочь своему господину скрыться, если тот будет ранен в бою. Целью первой атаки было разбить на части линию обороны противника. После этого колесница останавливалась, и знатный воин сходил с нее, чтобы продолжить битву пешим. К началу III века до н. э. на европейском континенте колесницы в основном были заменены конницей. В это время верховая езда и навыки конного боя у континентальных кельтов уже были широко распространены. Бритты, пытавшиеся дать Цезарю отпор, в 55 и 54 годах до н. э. все еще полагались на устаревшие колесницы, чему Цезарь был очень рад.
За первой атакой следовала всеобщая рукопашная схватка, основной целью которой было обратить противника в бегство. Если же это не удавалось, противоборствующие стороны продолжали биться до тех пор, пока одна из них не сдавалась. Так как битвы в основном велись на открытой местности, исход их редко представлял собой «организованное отступление». Чаще терпящая поражение сторона, расстроив ряды, пыталась найти укрытие в лесах, на возвышенностях или в болотистой местности. Победители неотступно преследовали их, убивая или беря в плен как можно больше врагов.
Эта модель ведения военных действий была всем хороша, но только тогда, когда кельты сражались с кельтами или против германцев. Когда же они столкнулись лицом к лицу с римскими легионами, превосходящими их в дисциплине и тактическом мастерстве командиров, шоковая тактика кельтов не всегда приносила успех. Римское оружие как нельзя лучше подходило для ближнего боя. У легионеров были большие щиты, и когда римляне смыкали их вместе, эти щиты представляли собой почти непроницаемую стену против града копий и стрел. Их длинные копья могли быть эффективно использованы против атакующей кавалерии или колесничных воинов. Головы, лица и торсы римских воинов были защищены доспехами. Их короткие мечи были предназначены для того, чтобы поразить врага в ближнем бою.
В отличие от римлян многие кельты и бритты совсем не носили доспехи; их мечи представляли собой длинное сокрушительное оружие с тупым концом, пригодное для поединков или для битвы на открытом месте, но таким мечом было невозможно пронзить противника, а их длина мешала сражаться на ограниченном пространстве.
Римляне быстро поняли, что, сочетая свое военное мастерство с тактической хитростью, могут побеждать пехоту кельтов. Со своей стороны кельты, казалось, были оскорблены дисциплиной и коварством своих врагов. Делегация кельтов гельветов {31} фактически сделала выговор Цезарю за ночную атаку на их соплеменников, когда те пытались пересечь реку:
Он неожиданно напал на один клан в тот момент, когда их товарищи, уже переправившиеся на другую сторону, не могли прийти им на помощь; но он не преувеличивает свою доблесть и не относится к ним свысока. Они научились от своих отцов и предков драться как отважные мужчины, а не полагаться на хитрости и уловки.
Несколько римских авторов отмечали психологическое воздействие колесничной атаки. Запряженная двумя могучими боевыми конями колесница производила своими колесами такой устрашающий грохот, что лишала пехоту присутствия духа. Но колесницы были и самыми неустойчивыми средствами передвижения; они легко опрокидывались на неровной земле. Из древности, от Ассирии до Китая, к нам дошло несчетное количество сведений о королях и знатных людях, которые были выброшены из своих колесниц, и о неуправляемых лошадях, несущихся во весь опор. Фактически невозможно было пускать стрелы или метать копья с движущихся колесниц, и единственная реальная польза от них заключалась в обеспечении мобильности на поле боя. Большинство из нас смотрели фильм «Бен-Гур» и могут подтвердить тот трепет, который испытываешь от вида несущихся колесниц. Возможно, это и есть ключ к разгадке в сущности традиционной роли этого средства передвижения. Колесницы были идеальны для триумфальных процессий на Аппиевой дороге, грандиозных публичных демонстраций военной доблести, но их использование в качестве средств передвижения в военных действиях было очень ограничено.
Однако в те времена конница могла стать решающим фактором в сражениях, а кельты были, безусловно, хорошими всадниками. Греческий географ Страбон писал:
Все галльское племя до безумия воинственна. Хотя все они прирожденные воины, все же они более искусные всадники, чем пехотинцы.
Когда в 390 году до н. э. галлы двинулись на Рим {32}, говорили, что у них насчитывалось 5 000 пехоты и 20 000 конницы. Римский легион на заре империи обычно насчитывал около 5 000 человек, из них было только 200 всадников. Несмотря на всю важность конницы, галлы и бритты, которые не знали стремян (стремена необходимы для того, чтобы, нанося таранный удар копьем на скаку, удержаться на лошади), в основном использовали всадников как стрелков в цепи и на флангах пехоты.
Во многих случаях, когда разворачивалась битва, всадники спешивались и вступали в бой. Испанские галлы даже прикрепляли к поводьям специальные колышки, которые они вбивали в землю, привязывая своих лошадей на время сражения. Но если события разворачивались в их пользу, они вскакивали в седло и, преследуя отступающих врагов, безжалостно истребляли их. Их способность настигать бегущую пехоту во много раз увеличивала число убитых в бою.
Очевиден и тот факт, что в течение столетий, предшествующих римскому завоеванию Галлии и Британии, конница не использовалась для фронтальных атак. Атака тяжелой кавалерии – основная форма ведения боя в сказаниях об Артуре – еще не была изобретена. Однако ситуация изменилась в период римского завоевания Британии.
Кроме открытого сражения на поле брани, бритты в оборонительных целях строили укрепления также на возвышенностях, следуя традиции, которая появилась еще до прихода кельтов в Британию. Хотя при пахотных работах на протяжении столетий большинство укреплений этого и последующих периодов были разрушены, часть из них все же сохранилась – огромные, в форме кольца, крепостные валы и рвы, окружающие вершины открытых холмов. Некоторые из этих земляных укреплений занимали такую большую территорию, что за ними размещались жилые строения и пастбища для скота и лошадей. Во время войн их, очевидно, использовали как укрытия, где большая часть местного населения могла собраться под защитой своих соплеменников. Выбираемые для этих целей холмы, как правило, имели крутые склоны со всех сторон, кроме одной. Именно на этой стороне сосредотачивались основные оборонительные силы, а труднодосягаемые подступы могли быть слабо защищены.
Галлы и бритты не просто копали рвы и насыпали землю, чтобы соорудить оборонительные валы. Они строили хорошо спроектированные каменные и деревянные заградительные стены с укреплениями и частоколами. Находившееся в таком укреплении население было хорошо защищено, хотя во многих случаях способность противостоять осаде сильно зависела от наличия достаточного запаса воды. Многие из наиболее известных и сохранившихся укреплений такого рода были построены в Южной и Юго-Западной Британии на вершинах меловых холмов, где не было возможности копать водяные колодцы. Если разобраться, идея создания оборонительных позиций для того, чтобы выдерживать осаду, идет вразрез с представлением бриттов о ведении военных действий. У них были ограниченные знания о способах ведения осадной войны.
Цезарь описывает, как легионеры, образовав защитную «крышу» своими большими щитами, сомкнутыми над головой, строят земляные насыпи, чтобы по ним ворваться в укрепление бриттов. Другие сражения ясно показали, что у бриттов отсутствует римская изобретательность в организации осады с применением стенобитных таранов, катапульт для метания тяжелых камней и других орудий такого рода. Во время своей второй кампании Цезарь, который пишет о себе в третьем лице, пришел на взятие укрепления бриттов под командованием Кассивелауна. Вот как он описывает эти события:
Бритты называют «крепостью» всякое место в лесной чаще, укрепленное валом и рвом, где они укрываются от нападения вторгшихся врагов. Он направился с легионами к этому месту и обнаружил, что оно защищено естественными преградами и прекрасно укреплено, однако двинулся на штурм сразу с двух сторон. Вскоре враги оказались не в состоянии сдерживать яростный натиск легионов и бросились из крепости с другой ее стороны. Там оказалось большое количество скота, и многие из бежавших были взяты в плен и перебиты.
Хотя я не сомневаюсь, что Цезарь чрезмерно преувеличил легкость, с которой он взял укрепление, существует много сведений о победах римлян при осадах укреплений. Основной причиной быстрого преодоления сопротивления галлов после начала римлянами штурма, по всей вероятности, была неспособность галлов создавать и удерживать хорошие оборонительные позиции.
Существуют археологические свидетельства, подтверждающие, что в постримской Британии в V веке бритты возобновили использование укреплений на холмах, сражаясь в междоусобных войнах и отражая набеги вторгающихся саксов. Но когда 600 лет спустя люди стали записывать легенды об Артуре, укрепления на холмах были полностью вытеснены каменными замками норманнов и их наследников.
В этих каменных замках с их отвесными из темного камня стенами, опускающимися решетками, заградительными рвами, наполненными водой, подъемными мостами и тому подобными атрибутами, происходило действие артурианских драм и типично средневековых конфликтов. Эти замки часто осаждают, но население и воины отважно обороняются, сопротивление длится долго, подтверждая историческую правду о том, что в Позднем Средневековье хорошо защищенные замки было очень трудно взять силой. Сочинители легенд об Артуре предприняли попытку несколько «приукрасить» Британию периода Темных Веков с укреплениями на холмах, предпочтя этому вымышленный готический Камелот с отвесными каменными стенами, коническими башенками с зубцами, подъемными мостами, – тот самый Камелот, образ которого впоследствии позаимствовали Теннисон и Уолт Дисней. Сами по себе восхитительные и романтические замки являются принадлежностью средневековой Британии позднего периода и не имеют ничего общего с Темными Веками – эпохой Артура.
Изучая литературу о политике, дипломатии и войнах Рима с галлами и бриттами, я обратил внимание на то, что обе стороны прибегали к одному и тому же методу – взятию заложников. Для обеспечения длительных союзов от ненадежного партнера часто требовали, чтобы он передал свою жену, детей или даже всю семью под чье-то покровительство. Римляне часто требовали это от вождей и королей «варваров», которым не доверяли, но подобная практика также широко применялась среди вождей галлов и бриттов.
Интересно, что в артурианских легендах тема взятия заложников не является значимой, так как, похоже, эта практика канула в небытие, когда большая часть Британии была объединена под властью единого короля. Хотя союзы и цементировались браком (Гвиневера была королевой Летней Страны, Сомерсет), главным становилось подчинение нравственному (рыцарскому) кодексу и преданность своему господину, основанная на этом, а не на использовании заложников как гарантии такой верности. В ответ на это от вождя ожидалась щедрость по отношению к подданным, наделение их землями и богатством.
И, повторимся, Realpolitik {33} Позднего Средневековья отразилась в артурианских легендах с малой долей исторической достоверности. Я полагаю, что тема взятия заложников не встречается в легендах вовсе не из-за отсутствия сведений об этой практике. Труд Цезаря «Записки о галльской войне», без сомнения, был доступен сочинителям этих легенд, которые гордились своей ученостью. Но, возможно, они исключили из своих работ тему взятия заложников по этическим соображениям. Если обстоятельства складываются не так, как было предусмотрено, то есть союзник, которому доверяют, переходит на сторону врага, у «покровителя» заложников имеется право безжалостно убить их. Без сомнения, это постоянно происходило в описываемое время, но героический ореол, который писатели старались придать Артуру, плохо сочетался бы с перерезанным горлом невинных младенцев и благородных женщин.
Другой обычай, также связанный с войной, который сочинители предпочли не упоминать – это человеческие жертвоприношения. В нашем распоряжении есть ужасающие свидетельства этой практики, представленные «болотными людьми» – жертвами казней, чьи тела были брошены в топь и хорошо сохранились в торфянике. Хотя такие жертвоприношения были более характерны для германских племен Скандинавии, Германии и Нидерландов, но останки «болотных людей» находили и в Северной Англии, и в Ирландии. Наиболее известен из них британский экспонат «Пит Марш» («Человек из Линдоу» {34}). Этого человека дважды ударили по голове, нанесли один удар в спину, затем удушили; после этого ему перерезали горло, – предположительно, таким образом совершился акт кровопускания. Данное «троекратное убийство» имеет характерные кельтские корни – как известно, у кельтов люди приносились в жертву и для того, чтобы предсказать исход военных действий, и в качестве дара богине плодородия.
К VI веку в Британии утвердилось христианство, хотя далеко не все восприняли его единодушно, а завоеватели-саксы все еще оставались язычниками. Этот тонкий налет христианства, под которым скрывались традиционные кельтские религиозные культы, с моей точки зрения, был довольно точно отражен в письменном артурианском каноне {35}. Все авторы стараются придать Артуру внешние признаки христианина, изображая его королем, молящимся по несколько раз в день и окруженным епископами, монастырями, монахами и подобными атрибутами. Хотя в самих текстах легенд очень мало христианского духа. Ближе всего к этому подходят сочинители в описаниях долгих и трудных странствий в поисках Святого Грааля.
Известно, что с незапамятных времен во многих мастях Европы существовали сказания о священных чашах и питье человеческой крови.
Гундеструпский котел. Общий вид и пластина с изображением сцены перерождения. Серебро, позолота. II-I вв. до н. э.
Представляется, что наряду со многими артурианскими мотивами поиск Святого Грааля является христианской интерпретацией широко распространенного культа священной чаши. Как уже упоминалось ранее в этой главе, Гундеструпский котел, возможно, является наиболее известной чашей древности. Вероятно, он был сделан кельтскими мастерами, жившими в Причерноморье около 200 года до н. э. Этот великолепный предмет был аккуратно разобран его германскими владельцами (возможно, выходцами из племени кимвров) и опущен в торфяное болото в Дании в качестве приношения. На одной из составляющих его пластин изображен развернутый строй воинов. Следуя вдоль Древа Жизни, они проходят мимо собаки (символ смерти) и оказываются подхваченными огромной фигурой божества, которое осторожно опускает их в большой котел, а над ним изображены конные воины, удаляющиеся от этой сцены перерождения, заново возродившиеся в качестве всадников.
Из других источников нам известно, что кельты верили в перерождение. Цезарь рассматривал их безрассудную отвагу в битве как прямой результат презрительного отношения к смерти и веры в возрождение. А эта необычная сцена, изображенная на котле, похоже, олицетворяет пути достижения той новой жизни, которая должна быть качественно лучше прежней, именно поэтому пешие воины волшебным образом превращаются во всадников.
В сущности, в письменных легендах мы будем наталкиваться на такое множество примеров «языческих» мотивов, что возникает совершенно очевидная необходимость определить источник, из которого эти мотивы возникли, и выяснить, являются ли они кельтскими по происхождению. Для этого необходимо остановиться на отличительных особенностях религиозной идеологии кельтской Британии.
Поскольку доримский кельтский мир был бесписьменным, мы располагаем очень незначительным количеством источников по этому вопросу, главным образом, когда дело касается особенностей верований бриттов. Римские авторы в основном фокусируют свое внимание не на мифологии или космологии, а на ритуальных практиках (которые они имели возможность наблюдать), хотя, безусловно, их записи дают нам важные сведения о кельтских представлениях, связанных со смертью и загробной жизнью.
Археологические находки свидетельствуют об образах кельтского пантеона, а также иллюстрируют некоторые ритуалы. Существуют еще два других важных источника, которые ученые используют, чтобы проникнуть в кельтский мир сверхъестественного. Такими источниками являются древние мифические циклы Уэльса и Ирландии. Эти эпические сказания дают великолепную возможность прочувствовать то, как древние кельты представляли себе потусторонний мир, его персонажей и происходящие в нем события. Но для решения поставленной нами задачи распоряжаться этой информацией необходимо с осторожностью.
Хотя в сказаниях упоминаются события, дающие основание предположить, что до этого они существовали в устной форме на протяжении нескольких столетий, они фактически были записаны приблизительно в то же самое время, что и легенды об Артуре в Англии и во Франции. Некоторые ирландские материалы восходят к VI и VII векам, но никак не к периоду, когда трудились классические авторы, и не к периоду, когда, как считается, жил Артур. Несмотря на то что в одном из валлийских сказаний «Добыча из Аннувна» встречается наш герой Артур, отправляющийся в рыцарское странствие вместе со своим кузеном, эта легенда впервые легла на бумагу в XIII веке, столетием позже того, как валлиец Гальфрид Монмутский впервые привлек внимание английского просвещенного мира к Артуру.
Принимая во внимание эти замечания, мы можем в общих чертах наметить картину мира в мифологических представлениях кельтов. Как и у всех других народов той эпохи, у кельтов имелось стройное представление не только о мире живых, но и о потустороннем мире, в котором время остановилось. Это был дом предков, душ умерших и божеств, а также место возрождения. Однако мир живых не был абсолютно отделен от мира мертвых. Люди, обладающие высоким духовным знанием – друиды, живущие среди людей, мифические герои, духи и даже боги и богини – могли переходить из мира в мир, хотя делать это было рискованно.
Согласно ирландским мифологическим представлениям в потусторонний мир можно было попасть, если плыть на запад (в сторону Атлантики) {36}. У других народов типичными «вратами» в мир иной был ход вниз – в пещеры, туннели и шахты или под воду. Через родники, колодцы, озера, водопады, топи и торфяные болота можно было также попасть в потусторонний мир, в центр перерождения. Деревья также были связующим звеном между мирами – с их корнями, глубоко уходящими в подземный мир, стволами, находящимися в мире живых, и кронами, достигающими божественного неба, где был дом самого могущественного из всех богов – Солнца. Деревья также обладали магическими свойствами умирания и возрождения. Осенью они «умирают», роняя свои листья и принимая вид скелета; весной они заново рождаются, одеваясь в листву; а поздним летом, в зените года, они приносят плоды – свое потомство. Конечной целью последнего путешествия Артура был волшебный остров Аваллон, остров Яблоневых Садов {37}.
Вода и водоемы, необходимые для существования всех форм жизни, не только служили «входом» в Иной мир, они были признаны святыми местами – местами плодородия. Тацит описывает, как на ежегодном великом празднике богиня плодородия Нерта была вынесена из воды, посажена в повозку и торжественно провезена по всей округе. Когда она находилась за пределами своего жилища, все военные действия должны были приостанавливаться, а все оружие прятаться. По окончании торжественного шествия богиня возвращалась в воды, а всех рабов, сопровождавших се, тут же предавали смерти (топили). Несомненно, у кельтов и бриттов также была своя собственная «Дева Озера», и она ассоциировалась не только с плодородием, но и с оружием.
В землях германских и кельтских народов на всей территории Северо-Западной Европы был чрезвычайно распространен обычай хранить в воде ценные предметы. В ранние века от Дании до Швейцарии, по всей Франции, в Британии и Ирландии приношения по обету опускали в озера, реки, болота и торфяники. Эти приношения включали человеческие жертвы («болотные люди»), украшения, драгоценности, такие, например, как браслеты, знаменитый Гундеструпcкий котел, а также огромное количество оружия. Почти все оружие намеренно приводилось в негодность, так как было принято считать, что предмет, подходящий богам, должен быть непригодным для живых.
Хотя ни в одном толковании артурианских легенд не упоминается о том, что Экскалибур был поврежден, возвращение волшебного меча водной богине находится в полном соответствии с представлениями и обычаями древних британцев. Однако мы должны помнить, что хотя идея бросать божественное оружие водным женским божествам полностью согласуется с древней британской космологией, но ни в одном из британских (или ирландских) мифов, записанных до сказаний об Артуре, примеров подобных событий не приводится.
Котлы и чаши являются своего рода миниатюрными версиями прудов, озер и родников. Являясь емкостями, в которых могла находиться вода, вино или человеческая кровь, они обладали способностью преображать любого, кто символически искупается в них, выпив их содержимое. В ирландской и валлийской мифологии известны «котлы возрождения», которые могут возвратить к жизни погибших воинов, если их варить в этих котлах всю ночь. Нет сомнения в том, что у древних бриттов были сходные представления; подобным образом поступало большое количество других народов и культур.