Приговор-ловушка, или Сказка о Сером Лебеде

Приговор-ловушка, или Сказка о Сером Лебеде

Далеко не во всех русских сказках злоключения героев заканчиваются свадьбой. Во многих случаях со свадьбы злоключения только начинаются. Так или иначе многие девушки в русских сказках выходят замуж за царевичей (где только они берут столько царевичей?), но для героини сказки о Сером Лебеде история начинается через год после свадьбы.

Итак, девушка вышла замуж за царевича. В некоторых вариантах сказки девушка эта – та самая Крошечка-хаврошечка, которая пролезала корове в одно ухо и вылезала из другого, чтобы этаким колдовским способом выполнить непосильные работы, придуманные злой мачехой.

Теперь у нее все хорошо. Она вышла замуж за царевича и через год отпросилась у мужа навестить отца. Ни один из известных мне вариантов сказки о Сером Лебеде не уточняет, что за этот год у новоиспеченной царевны родился ребенок. Это как бы само собой разумеется. Если со времени свадьбы прошел год, а женщина понесла, как это водится в русских сказках, с первой ночи, то младенцу, стало быть, около трех месяцев.

И вот царевна едет с младенцем навестить отца, а там мачехина дочка из мести и зависти превращает царевну в Серого Лебедя, надевает царевнину одежду, берет царевниного младенца и возвращается к царевичу под видом законной жены.

Бессмысленно спрашивать, почему никто не заметил подлога. Глупо допытываться, как это царевич не отличил одну женщину от другой, когда вместо жены вернулась к нему ее сводная сестра. Не отличил – и все тут! Еще бессмысленнее интересоваться, почему отец молодой женщины не воспротивился мошенничеству с использованием колдовства. Совсем неуместен вопрос, как же подложная жена собирается кормить младенца. Судя по всему, она вообще его кормить не собирается. Во всяком случае, дедушка-пестун, то есть некий старик, выполняющий роль няньки, берет по ночам младенца и несет к озеру.

Туда на озеро прилетает стая серых гусей-лебедей, среди которых заколдованная, превращенная в лебедя биологическая мать ребенка. По ночам она сбрасывает с себя лебединые перья, стягивает лебединую кожу, превращается снова в женщину и кормит младенца грудью, благодаря чему, собственно, младенец и живет, поскольку русская сказка не знает не то что детского питания, но, кажется, и кормилиц.

Разумеется, однажды ночью царевич прокрадывается к озеру вслед за стариком-пестуном, видит, как лебедь превращается в женщину, чтобы покормить царевичева сына, сжигает лебединые перья и кожу и становится перед неразрешимой юридической проблемой: с которой из двух женщин ему теперь жить.

Вот у царевича есть первая жена, мать его ребенка, способная доказать свое материнство хотя бы наличием материнского молока. Но есть у царевича и вторая жена, отношения с которой освящены тем наглядным обстоятельством, что женщина эта живет у царевича в терему, а вся царевичева челядь считает ее его женой.

Для разрешения этого юридического казуса царевич обращается к своим боярам и спрашивает: «С которой женой мне жить?»

Бояре, посовещавшись, отвечают: «С первой».

И это приговор-ловушка.

Как для приготовления диетического супа сливают первый бульон, так и в русских сказках для торжества справедливости первая интерпретация приговора бывает абсурдной. «С первой женой надо жить», – говорят бояре, не уточняя, что именно должна сделать первой жена, с которой надлежит жить царевичу.

Кто эта «первая»? Та, что первая жила с царевичем в качестве жены? Та, что первая приехала, погостив у отца? Та, что первая пробежит стометровку?

Царевич понимает приговор суда – или делает вид, что понял приговор суда, – абсурднейшим образом. Он объявляет, что первой будет считать ту жену, которая первая заберется на ворота.

Приговор-ловушка (или можно называть его приговором-загадкой) так устроен, что для приведения его в исполнение требуется своего рода подсказка. Известна, например, легенда про княгиню Ольгу, когда та согласилась принять послов враждебного княжества, но только при условии, что тех принесут в лодке. В лодках хоронили тогда мертвецов. Послы могли бы догадаться, что Ольга готова принять их, но только мертвыми. Послы не догадались, погрузились в лодку, которую понесли к Ольгиному терему носильщики. А при входе в терем послы были убиты.

Принести послов в лодке – это не был абсурдный каприз княгини Ольги, это была загадка, которая, не будучи разгаданной, узаконивает казнь. И точно так же абсурдные действия и абсурдные слова героев русских сказок – это не блажь, это загадка.

Всякого, кто понял абсурдное задание буквально и, выполняя абсурдное задание, победил, ждет вместо награды приведение в исполнение приговора-ловушки.

Лжежена взбирается на ворота первой, и царевич расстреливает ее. В некоторых вариантах сказки – из лука, в других вариантах сказки – из ружья.

Не так уж это и глупо. Царевич придумывает абсурдную трактовку приговора. Логично предположить, что настоящая жена и мать не захочет быть официальной женой и матерью просто потому, что первой залезла на ворота. Логично предположить, что она хочет быть женой и матерью по праву: потому что действительно первой жила с царевичем, действительно зачала и родила от него, действительно кормит его ребенка грудью. Логично предположить, что настоящая жена и мать захочет справедливого разбирательства, а не идиотского чемпионата по скоростному залезанию на ворота. Всерьез на ворота полезет только та женщина, у которой, кроме способности лазать по воротам, нет никаких прав ни на мужа, ни на ребенка.

Иными словами, абсурдную трактовку приговора примет только мошенница. Настоящая жена и мать заинтересована в том, чтобы приговор-ловушка был истолкован здраво и первой женой считалась не та, которая первой взлетит на ворота, а та, которая первой вошла в мужнин дом.

Так устроен приговор-ловушка.