ТЕАТР В.Ф. КОМИССАРЖЕВСКОЙ
ТЕАТР В.Ф. КОМИССАРЖЕВСКОЙ
В 1903 году Вера Федоровна Комиссаржевская начинает переговоры об аренде каменного театра на Офицерской улице. Одновременно с этим решался вопрос и о кандидатуре главного режиссера ее «Нового драматического театра». Мысль о приглашении на эту должность В.Э. Мейерхольда давно занимала актрису. Тогда у Веры Федоровны имелись все основания принять подобное решение. Их объединяло общее прошлое – преданность Чехову, Горькому, Московский Художественный Театр. Оба искали непроторенных путей в искусстве, испытывали острую потребность рассказать по-новому о трагедии русского общества.
В апреле 1906 года Комиссаржевская, находясь на гастролях в Екатеринославле, встретилась с Мейерхольдом. По словам брата Веры Федоровны, Ф.Ф. Комиссаржевского, она «как будто в его проектах нашла себя». Мейерхольд, по мнению актрисы, «говорил тогда о главенстве актерской души и о подчинении ей всего остального на сцене». Она с удовольствием рассказывала всем о встрече с режиссером:
«Пока скажу только одно – что беседа наша произвела на меня самое отрадное впечатление. В первый раз со времени существования нашего театра я не чувствую себя, думая о деле, рыбой на песке…».
В.Ф. Комиссаржевская
25 мая 1906 года в Театральном бюро Комиссаржевская подписала с Мейерхольдом договор сроком с 1 августа 1906 года до Великого поста 1907 года. Перспективы работы с новым режиссером казались ей многообещающими. Осенью 1906 года театр должен был переехать в новое здание на Офицерской улице, 39. Его перестройка уже началась.
Вместе с новым главным режиссером в труппу театра Комиссаржевской влилась часть актеров его студии. Театральный новатор, Мейерхольд начал с изменения внутреннего убранства зала: снял лепные украшения и бархатную обивку, затянул стены серым сукном, вместо мягких установил жесткие кресла. Театр стал напоминать учебную студию.
Осип Мандельштам писал о новом помещении театра на Офицерской улице: «Деревянный амфитеатр, белые стены, серые сукна – чисто, как на яхте, и голо, как в лютеранской кирхе». Художник Л.С. Бакст создал театральный занавес, изображавший элизиум – светлые души потустороннего мира меж зеленых кущ и колонн античного храма.
Новый режиссер при первой же встрече с актерами труппы объявил войну натурализму. Сцену теперь займет мистико-символическая драматургия. Мейерхольд предлагал ввести скульптурную пластику театрального жеста. Актеры, «живые скульптуры», должны были заговорить «твердыми» голосами марионеток.
В.Ф. Комиссаржевская с труппой Нового драматического театра в день открытия первого сезона. Фото Боассона. 1904 г.
В театре В.Ф. Комиссаржевской Мейерхольд получил полное право экспериментировать и осуществлять на практике замыслы в области условного театра. Каждая пьеса, которую он ставил, видоизменялась им настолько, что в ней уже ничего не оставалось от авторов – Гоголя, Лермонтова или Ибсена. Это уже было режиссерское произведение.
Главным недостатком Мейерхольда считалось упрямое своеволие, он раздражался и приходил в ярость от каждого проявления неуважения к своему искусству. В соответствии с собственным темпераментом он осуществлял в «Театре на Офицерской» художественное руководство.
Все это, естественно, многим не нравилось. Сколько друзей, знакомых и просто зрителей не симпатизировали тогда неожиданному союзу: тот, как они считали, обязательно погубит не только Комиссаржевскую, но и дело, которому она так ревностно служила. Сколько их будет торжествовать год спустя, полагая свои предсказания сбывшимися. Вокруг старого режиссера театра, Арбатова, сплотились актеры, недовольные переменами. В петербургских газетах появились тревожные заметки о расколе в театре В.Ф. Комиссаржевской. Но силой своего авторитета директриса театра еще продолжала всецело поддерживать эксперименты Мейерхольда на сцене.
Ул. Офицерская, 39. Здесь начинал работу театр Комиссаржевской. Фото начала XX в.
10 ноября 1906 года в новом помещении на Офицерской улице состоялось торжественное открытие театра Комиссаржевской пьесой Г. Ибсена «Гедда Габлер». Многие зрители, заполнившие театр в этот день, не узнали Ибсена; отказывались узнавать и свою любимую актрису. Мейерхольд в спектакле ушел «от правды быта», дав актерам нарядные экзотические платья. Помещение, где происходило действие, только очень условно можно было назвать комнатой. На артистах – яркие платья и рыжие парики. Живым людям со сложной драмой в душе режиссер отвел роль статистов-марионеток. Реалистический интерьер Ибсена трансформировался им в декоративно-символическое зрелище. Для актеров и для самой Комиссаржевской оказалось невозможным выполнить настоятельные требования Мейерхольда не выявлять характер героя, а условно передавать смысл пьесы.
В.Э. Мейерхольд в роли Пьеро («Балаганчик»).
Рисунок Н.П. Ульянова. 1908 г.
30 декабря того же года в театре В.Ф. Комиссаржевской состоялась премьера первой лирической драмы А. Блока «Балаганчик». Необычное оформление спектакля, костюмы из картона, своеобразное музыкальное сопровождение и темпераментная игра самого Мейерхольда, исполнявшего роль Пьеро, все же принесли успех театральной постановке. Правда, как оказалось потом, скандальный успех. По окончании спектакля автор выходил к зрителям четыре раза. «Один пронзительный свисток и аплодисменты. Кланяюсь тому и другим», – отметил в своем дневнике Блок.
Пьеса имела сильный общественный резонанс, вызвала немало сенсационного шума, открытого возмущения и крайне негативных откликов театральной критики. На страницах петербургских газет во множестве появились сатирические стихи, анекдоты и шаржи в адрес автора пьесы и ее режиссера. Вот только некоторые из них, опубликованные «Петербургской газетой» сразу же после премьеры «Балаганчика»:
3 января 1907 года. А. Блоку (автору «Балаганчика»):
Хороший дан урок
Ему всеобщим свистом
Поднес на праздник Блок
Подарок и артистам…
И там же: «Политический разговор»
– Не все «блоки» удачны!
– А самый неудачный Блок у Комиссаржевской в театре.
6 января 1907 года:
Стынет Жоржик,
Стынет Жанчик,
Разве это «Балаганчик»?
Это целый балаган!
Нет слов, великий ты новатор!
Не ставишь пьесы кое-как.
Ты декадент, ты стилизатор,
Ты Блок в квадрате,
Ты маньяк!
Теоретический итог режиссерской деятельности Всеволода Мейерхольда в театре Комиссаржевской подвел ведущий деятель символизма Андрей Белый в двух статьях под названием «Символический театр». Автор почувствовал несовместимость человеческой природы с законами символистского театра: «Стилизация превращает личность в манекен. Такое превращение есть первый и решительный шаг к разрушению театра. Остается. убрать актеров со сцены в „Балаганчике“, заменить их марионетками. Вот истинный путь театра Комиссаржевской. Но самой Комиссаржевской в этом театре нечего делать: было бы жаль губить ее талант».
В.Ф. Комиссаржевская
Уже после окончания первого театрального сезона у Комиссаржевской возникло тревожное ощущение близкой творческой гибели. Ни одна роль в мейерхольдовских постановках не принесла радости ни зрителям, ни критике, ни ей самой. Ее личное участие в работе созданного ею театра стало пассивным. Еще острее, чем свои, Вера Федоровна ощущала все неудачи коллег-артистов и театра, связывая их с совместной работой с Мейерхольдом. Взаимоотношения между Комиссаржевской и главным режиссером значительно осложнились. Этому способствовало не только принципиальное несогласие Веры Федоровны с творческими установками Мейерхольда, но и ее возмущение тем, что Всеволод Эмильевич стал считать себя с недавнего времени фактически единственным руководителем театра. В газетных и журнальных рецензиях «Театр Комиссаржевской на Офицерской» стали уже называть «Театром Мейерхольда». Мейерхольд, безусловно, почувствовал наметившуюся трещину в отношении к нему со стороны Комиссаржевской и оппозиционной группы актеров во главе с Ф.Ф. Комиссаржевским и К.В. Бравичем, но со свойственным ему упрямством продолжал своевольничать и проводить на сцене свои смелые эксперименты. Комиссаржевская перестала посещать репетиции постановок Мейерхольда. В сущности, официальный разрыв – налицо. Директор театра больше не ожидала положительных результатов от совместной работы.
8 ноября 1907 года Вера Федоровна написала режиссеру письмо, в котором постаралась полностью снять личные обвинения в его адрес и тему разлада в труппе: «.вы создали в театре атмосферу, в которой я задыхаюсь все это время и больше не могу. Я не хочу, не могу гибнуть. Мы с Вами разно смотрим на театр, и того, что ищете Вы, не ищу я.». Комиссаржевская предложила Мейерхольду оставить ее театр. 9 ноября 1907 года в 12 часов письмо директора театра зачитали на собрании труппы. Выступивший с сообщением заместитель Веры Федоровны, артист К.В. Бравич, продемонстрировал в цифрах финансовое состояние театра. Каждый год его работы становился убыточным. Поэтому решением директора руководило чувство материальной ответственности перед труппой. У администрации не было средств для художественных экспериментов режиссера Мейерхольда.
В записной книжке Всеволода Эмильевича по этому поводу одна фраза, полная горечи и обиды на саму форму отказа ему от театра: «Мотивы отказа ложны, но их надо было придумать, чтобы вызвать разрыв, а он был неизбежен».
Тем не менее Мейерхольд считал свое увольнение среди сезона юридически неправильным. Он вызвал Комиссаржевскую в Суд чести (был тогда в актерской среде подобный суд), обвиняя ее в необъективном отношении к нему и нарушении принятых этических правил. Комиссаржевская держалась на суде достойно, со всем своим артистическим блеском. Она признала достоинства Мейерхольда и его заслуги, но убедительно доказала всем, что деятельность главного режиссера стала разорительна для труппы и гибельна для театра. Вера Федоровна напомнила суду о том, насколько упал интерес зрителей к театру в тот период, когда в нем работал Мейерхольд. Как следствие этого в театре резко уменьшились кассовые сборы от продажи билетов. Суд чести полностью согласился с доводами актрисы и признал, что дальнейшее руководство режиссурой в лице Мейерхольда поставит под угрозу существование как самого театра, так и материальное положение его актеров.
В итоге и Третейский суд (тоже – актерский) посчитал заявление В.Э. Мейерхольда необоснованным, полагая при этом, что форма его увольнения из театра ни в коей мере не являлась для него оскорбительной. Решение о его увольнении, по мнению суда, администрация была обязана незамедлительно принять, дабы спасти театр и его труппу от полного и неизбежного разорения. После отставки Мейерхольда Вера Федоровна с частью своей труппы вынуждена была отправиться на заработки и гастролировать по городам и весям России. Театр на Офицерской она оставила на попечение своего брата, Федора Федоровича Комиссаржевского, режиссером же стал инициатор создания в Петербурге «Старинного театра» Николай Николаевич Евреинов, чья серьезная режиссерская деятельность, в сущности, началась в театре В.Ф. Комиссаржевской. Здесь он поставил «Франческу да Римини» Габриэля де Аннунцио; «Саломею» Оскара Уайльда, запрещенную цензурой после генеральной репетиции; «Ваньку-ключника и пажа Жеана» Федора Сологуба.
В 1909 году Ф.Ф. Комиссаржевский организовал на базе театра Веры Федоровны совместно с Н.Н. Евреиным «Веселый театр для пожилых детей», давший представления на пасхальной неделе. Тогда же Евреинов поставил свою пьесу «Веселая смерть».
«Дело было так, – пишет Николай Евреинов в своей недавно впервые опубликованной в России книге „Школа остроумия". – По окончании сезона 1908/09 года в Драматическом театре В.Ф. Комиссаржевская уехала из Петербурга в провинцию на длительные гастроли. Здание ее театра (бывш. «Театра Неметти» на Офицерской улице) осталось свободным. Свободными, то есть без работы, оказались и оба режиссера Веры Федоровны – ее брат Федор Федорович Комиссаржевский и я.
Осталась „ни при чем“ и его бывшая кассирша – госпожа Пивоварова, у которой были скоплены небольшие деньжонки.
„Чем так сидеть, сложа руки, – сказала она нам по отъезде В.Ф. Комиссаржевской, – поставили бы что-нибудь веселенькое на сцене, а за деньгами дело не станет: найду!“ Идея нам показалась заманчивой.
Ф.Ф. Комиссаржевский предложил поставить оперу в двух актах Перголезе „Служанка-госпожа“, а я – свою арлекинаду „Веселую смерть“ и „Черепослова“ Козьмы Пруткова…»
В набранную режиссерами труппу вошли, кроме нескольких новых актеров, блестящие мастера комического театра и эстрады Ф.Н. Курихин и К.Э. Гибшман. Спектакли «Веселого театра для пожилых детей» пользовались большим успехом. Особенно покорил публику «Черепослов» Козьмы Пруткова. Зрители увидели на подмостках произведение нового, еще незнакомого им драматурга. Создатели театра сразу же поставили еще один прутковский спектакль – «Фантазию», причем, как рассказывает Евреинов, «при участии восьми разнокалиберных собак», а также «Спор древних греческих философов об изящном».
Такой же успех имела и музыкальная пародия композитора Ильи Саца «Кольцо Гва-де-лупы» – она высмеивала рутину оперных и опереточных постановок.
Вскоре, однако, «Веселый театр для пожилых детей» прекратил свое существование, потому что здание театра В.Ф. Комиссаржевской на следующий сезон уже заранее арендовала другая театральная труппа.
В театр приходили письма от В.Ф. Комиссаржевской. Гастроли труппы проходили успешно. Из Баку артисты на пароходе перебрались в Среднюю Азию. Играли в Ашхабаде, Самарканде, Ташкенте – городах, где еще никогда не гастролировали театральные коллективы со столь знаменитыми драматическими артистами.
12 февраля 1910 года в Российское театральное общество поступила телеграмма из Ташкента со скорбным сообщением о тяжелой болезни и смерти Веры Федоровны Комиссаржевской.
Тяжелая форма черной оспы развивалась стремительно. На фоне высокой температуры лицо, шея, туловище, руки актрисы покрылись сплошными язвами. Болезнь осложнилась острой почечной и сердечной недостаточностью. Комиссаржевская терпеливо переносила боли. За три дня до смерти во сне видела Чехова и, радуясь, говорила окружающим: «Хорошее предзнаменование».
10 февраля 1910 года великая русская актриса скончалась. Гроб с ее телом отправили в Петербург.
Похороны вылились во всенародную демонстрацию. Над ее могилой в Александро-Невской лавре выступили с прощальным словом друзья, студенты, писатели, актеры и общественные деятели.
Актер В.Н. Давыдов в прощальном слове сказал: «Поднимите глаза, оглянитесь вокруг, загляните в газетные листы, она соединила театральный мир со всеми. Наука и искусство, литература и рабочие – все пришли проститься с нею.».
После кончины В.Ф. Комиссаржевской на сцене созданного ею театра вплоть до революции выступала труппа К.Н. Незлобина. В репертуаре этого театра преобладали пьесы М. Горького и М. Арцыбашева. Осенью 1917 года театр Незлобина поставил религиозную драму «Царь Иудейский», написанную великим князем Константином Константиновичем. Драма, повествующая о последних днях жизни Христа и проникнутая глубоким религиозно-мистическим чувством, считалась до революции запрещенной к постановке синодальной цензурой по чисто формальным мотивам, так как деятели церкви полагали кощунственным всякое выведение евангельских персонажей на театральных подмостках. Именно по этой причине «Царя Иудейского» до революции поставили лишь единожды, в 1914 году, в закрытом придворном спектакле Эрмитажного театра. Его исполнителями стали члены литературно-художественного кружка Измайловского полка во главе с самим автором драматического произведения.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.