Судьба фирмы «Братья Дюваль» при Филиппене Дюваль

Судьба фирмы «Братья Дюваль» при Филиппене Дюваль

Августейшие особы не забывали обременять Филиппена Дюваля своими пожеланиями и заказами, ибо изделия курируемой им мастерской, хотя объем ее работ и сократился, по-прежнему славились. Для великой княгини Марии Павловны ювелир исполнил помимо перстней с аметистами какое-то украшение в 15 тысяч рублей, отосланное к ней в Веймар[314].

При обручении в 1823 году принцессы Шарлотты Вюртембергской, получившей при переходе в православие имя Елены Павловны, с ее избранником, великим князем Михаилом Павловичем, новоиспеченной великой княгине пожаловали бриллиантовый убор с изумрудами и медальон с портретом порфирородного нареченного, закрепленный на роскошной алмазной цепи. В честь же бракосочетания с младшим братом самодержца новая невестка получила усыпанные бриллиантами склаваж и серьги рубиновой парюры, а также диадему и склаваж сапфирового гарнитура. Все эти драгоценные, стоившие почти полмиллиона рублей, вещи вышли из стен фирмы «Братья Дюваль»[315].

Филиппен Дюваль должен был непрестанно заботиться о хорошем состоянии драгоценностей августейшей патронессы. Ладно, когда она посылала ему образец понравившихся серег, чтобы тот сделал точное их повторение[316]. Но вдовствующая императрица подчас озадачивала своего ювелира, как в свое время и Франсуа Дюваля, не совсем обычными поручениями, ибо вполне могла попросить его купить в модном магазине какую-либо вещь для украшения интерьера[317], а однажды даже пожелала увидеть сложную, состоявшую из множества деталей модель ажурного железного моста, присланную братьями Филиппена Дюваля в Женеву, вероятно, из Англии[318].

К концу своей жизни вдова Павла I стала составлять духовную, чтобы оставить родным и близким на память всевозможные вещи. Вилламов записал в своем дневнике 28 февраля 1826 года, что понедельник оказался тяжелым: «Я провел день во дворце за проверкой с Пильниковым и Дювалем в бриллиантовой комнате подарков, предназначенных по завещанию императрицы, что продолжалось за 9 часов вечера», да и на следующий день «императрица стала сама пересматривать эти подарки и завещанное имущество, в которых она сделала многие изменения, что вызвало новую проверку»[319].

После кончины императрицы Марии Феодоровны, специально оговорившей в завещании: «Особенно прошу детей моих не лишать своего покровительства семейство Дюваль, как людей в полном смысле прекрасных»[320], Филиппен Дюваль, поскольку уже стало трудно конкурировать с молодыми и талантливыми соперниками, потихоньку сворачивает просуществовавшую без малого век фамильную ювелирную мастерскую. Теперь становится выгоднее открыть банк на паях с другим кузеном, представляющим интересы петербургской семьи Сеген. Новому делу помогали значительные связи с зарубежными финансистами, что помогало исполнять немаловажные поручения русского Двора. Не случайно в апреле 1831 года именно у торгового дома Дюваля-Сегена и К^o императорским Кабинетом выписывается вексель на братьев Шиклер в Берлине, чтобы те заплатили тамошнему живописцу Францу Крюгеру за написанную по заказу самого Николая I картину «Парад в Берлине»[321].

Да и впоследствии многочисленные племянники, внуки и правнуки разветвленной династии потомков Луи Дюваля и Розы Энгель, приезжая в Петербург, четверть века обеспечивали процветание банкирскому дому Дюваль-Сеген, продлившееся вплоть до Крымской войны 1853–1856 годов[322].

Члены семьи Дюваль оставили по себе хорошую память, а поэтому заезжавшие в Женеву русские путешественники, с удовольствием виделись с любезными и образованными бывшими придворными ювелирами, ставшими уважаемыми швейцарскими гражданами. Недаром граф Михаил Юрьевич Виельгорский, гофмейстер Высочайшего Двора, писал в 1839 году оттуда знаменитому поэту и воспитателю престолонаследника Василию Андреевичу Жуковскому: «Доселе никого из здешних Русских не встречали кроме Мятлева… Здесь Дюваля нашел и Остермана»[323], ставя теперешнего жителя Гельвеции в один ряд не только с автором забавных и полных юмора стихов, но и с прославленным героем Кульма.