Лев Толстой как зеркало русского апокалипсиса

Лев Толстой как зеркало русского апокалипсиса

Духовная составляющая в нашей стране выходит за рамки религии. До Петровских реформ Россия знала только религиозное искусство. По сути, до недавнего времени оно таким и оставалось.

Древний спор веры и разума Достоевский без колебания решает в пользу веры, словами Шатова, одного из героев «Бесов»: «Если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы остаться с Христом вне истины, чем с истиной вне Христа».

Искусство выполняло в России функцию религии, так сказать, замещало ее. И сами художники ощущали свою миссию. Вот, скажем, пушкинское стихотворение «Пророк» прямо сравнивает поэта с посланцем Бога, вернее, проводником Божьей воли. Это стихотворение особенно любил Достоевский и не раз читал публично. По словам современников, писатель напоминал в эти минуты жреца. Он и чувствовал себя жрецом, пророком – без малейшей гордыни, понимая свой дар как ответственность перед Богом и людьми.

А уж Толстой своим проповедничеством и вовсе расколол русское общество на два непримиримых стана. Именно он вбил клин между церковью и интеллигенцией.

Даже самые ярые враги толстовства признавали, что Лев Николаевич, конечно, богатырь, и тут же добавляли «страшный богатырь». Толстовское отлучение взволновало всех, хотя, по сути дела, было лишь констатацией факта, поскольку сам писатель писал о церкви и церковных таинствах в таких уничтожающих словах, что, очевидно, принадлежать к церкви никак не хотел.

Толстой мечтал о жизни простого человека – вместо этого он стал мифологическим героем. В любом случае он оказывается фигурой весьма колоритной. Для своих поклонников он святой старец, несущий миру истину. Пророк. Противники же его демонизировали. Для приверженцев православия он – персонифицированное зло и гордыня, чуть ли не сам Люцифер собственной персоной. Святой Иоанн Кронштадский в своих обличительных проповедях уподобляет Толстого Сатане, называет его «львом рыкающим», Антихристом. В общем, одни пририсовывали к портрету Толстого нимб, другие – рога и хвост.

После смерти Толстого в печати стали появляться многочисленные рассказы о чудесных снах и видениях, подтверждающие вечную гибель души Толстого и его место в сатанинском мире. Было опубликовано сообщение о змее на могиле писателя, укусившей сына толстовца Бирюкова. Мол, как хотите, так и понимайте: на могиле нечестивца свила гнездо гадюка...

Знакомая Сергея Нилуса, Елена Андреевна Воронова, останавливается в том самом гостиничном номере в Оптиной пустыни, где при жизни бывал Лев Толстой. Ей конечно же являются бесы... Как могли проникнуть они в православную обитель?

Становится широко известен рассказ Толстого о своих мучениях сестре Марии Николаевне, монахине Шамординской обители. «Последнее время, – рассказывает граф, – мне не дают покоя ни днем, ни ночью какие-то страшные чудовища, которых я вижу, а другие не видят. Эти чудовища угрожают мне, и вид их приводит меня в ужас и трепет». Публикуется также видение старца Валаамского монастыря: однажды, когда он стоял на скалистом острове около храма, на озере поднялась страшная буря, и он увидел несущуюся по воздуху массу бесов, впереди которой несся Лев Толстой и стремился к церкви, бесы старались преградить ему путь к церкви и наконец окружили его и увлекли с собою в пучину у самого обрыва скалы, на которой стоял храм. Исследователь отмечает, что «образ летящего графа на фоне валаамского пейзажа» настолько живописен, что даже православному читателю от юмора удержаться непросто.

Мнимую мощь Толстого его недруги противопоставляют «жалкости» его исканий и посмертной судьбы. А для революционеров он так и остался богатырем и «матерым человечищем». Думается, сам граф, услышав все эти определения, только плечами пожал бы.