ДОМ-МУЗЕЙ А.Н. ОСТРОВСКОГО (Малая Ордынка, № 9)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ДОМ-МУЗЕЙ А.Н. ОСТРОВСКОГО

(Малая Ордынка, № 9)

Александр Николаевич Островский – это центральная фигура и Малой Ордынки, и всего Замоскворечья. Нам уже не раз приходилось упоминать это имя, что неудивительно. Замоскворечье и Островский достойны друг друга. Малая родина дала драматургу огромный материал для творчества, а он отблагодарил тем, что стал ее настоящим голосистым певцом. Меня часто одолевал вопрос – а почему «Колумб Замоскворечья»? Ведь и до Островского у писателей действие происходило за Москвой-рекой.

Вспомним хотя бы «Песнь про царя Ивана Васильевича» М.Ю. Лермонтова:

Как сходилися, собиралися

Удалые бойцы московские

На Москву-реку, на кулачный бой,

Разгуляться для праздника, потешиться.

По крайней мере, Колумб Америку просто открыл, побывал на ней. Он и не подозревал, какое открытие он совершил. Колумб не изучал новый континент, не сложил о нем представление современников. Островский же всю жизнь осваивал быт и нравы Замоскворечья и даже сам влиял на них. Тогда уместнее будет сравнить Александра Николаевича, например, с Александром фон Гумбольдтом – величайшим исследователем Америки. Но какая, в сущности, разница, как называть Островского! Нам нужно в первую очередь снять перед ним шляпу, потому что без него и Москва не Москва, и Замоскворечье не Замоскворечье.

Александр Николаевич Островский родился в 1823 году в доме причта церкви Покрова в Голиках. Дед Островского по отцовской линии был священником, дед по матери был пономарем. Так или иначе все самые близкие родственники будущего писателя были связаны с церковью. Мы видели на нашем пути столько церквей. А сколько их было раньше! Даже сегодня идешь утром в воскресный день по Замоскворечью – слышишь, как, не умолкая, гудят колокола десятков замоскворецких церквей и поют свои звонкие молитвы. А что было в те времена – даже представить трудно. Окна дома Островского выходили прямо в церковный двор, и в церковь спешили жители Замоскворечья: бородатые купцы, разодетые купчихи, озорные молодцы из торговых рядов, изворотливые свахи, довольные приказчики, убогие нищие и прочие, прочие, прочие. С детства Островский воспитывался в духе истин православной веры, в семье соблюдались все христианские обычаи. Позднее он опишет традиции Замоскворечья в своих очерках: «Когда у нас за Москвой-рекой праздник, так уж это сейчас видно. И откуда бы ты ни пришел, человек, сейчас узнаешь, что у нас праздник. Во-первых, потому узнаешь, что услышишь густой и непрерывный звон во всем Замоскворечье. Во-вторых, потому узнаешь, что по всему Замоскворечью пахнет пирогами. Здесь надобно заметить, что нигде нет таких больших и громогласных колоколов, как у нас за Москвой-рекой, и нигде в другом месте не пекут таких пирогов, запах которых распространяется по целому кварталу»[199].

Отец Островского Николай Федорович окончил Духовную академию, но по стопам своего родителя не пошел, а избрал гражданскую службу. Он служил сначала в общем собрании Московских департаментов Сената, а потом занимал более прибыльную должность секретаря департамента Московской палаты гражданского суда. Николай Федорович занимался и частной юридической практикой, работал усердно и скоро неплохо в этом преуспел. Среди его клиентов были и купцы, и мещане, и чиновники – их не раз встречал будущий писатель в доме отца и видел в них прототипов своих будущих героев. Черты Николая Федоровича угадываются в некоторых героях Островского: например, в отставном чиновнике-адвокате Маргаритове из «Поздней любви», имя которого гремело по Москве, дел, документов чужих было хоть пруд пруди.

На Малой Ордынке Островский прожил только первые три года своей жизни. В 1826 году, когда отец получил чин титулярного советника, семья переезжает в недавно построенный собственный дом в Монетчиках, недалеко от Пятницкой. Незачем было переезжать из тихого Замоскворечья, где у Николая Федоровича было уже много знакомых и клиентов. Когда Островскому не было и девяти лет, от тяжелых родов умерла его мать. Вскоре умерли и самые младшие сестры Александра Николаевича. Отец, загруженный государственной и частной службой, остался один с четырьмя детьми.

Удивительно, но ни одна из трех церквей, в приходе которых состояли Островские, – Покрова в Голиках, Воскресения Словущего в Монетчиках и иконы Божией Матери Казанская на Житном дворе – не сохранила. Когда у Николая Федоровича появились лишние деньги, он завел отличную библиотеку – одну из лучших частных библиотек в Замоскворечье. К книге в семье Островских всегда относились с почтением, а любовь к чтению Александр Николаевич унаследовал еще от деда. По воспоминаниям самого драматурга, именно благодаря большой библиотеке отца он весьма рано ознакомился с русской литературой и почувствовал наклонность к авторству. Островский занимался с учителями танцев, пения, музыки, французского и немецкого языков. Отец выхлопотал ему место в самой знаменитой первой губернской гимназии на Волхонке, куда Островский с Житной улицы ходил пешком. Совершая каждый день эти небольшие путешествия, мальчик набирался впечатлений для своих будущих произведений. Островский видел яркие московские народные праздники с ряжеными скоморохами, масленичным весельем, русскими тройками, веселыми балаганами, каруселями, разносчиками сбитня и пирогов. Он слушал особый яркий и образный замоскворецкий говор, сказки о домовых и леших, жар-птицах и снегурочках, полную пословицами и шутками речь торговцев и старьевщиков.

Островский-гимназист влюбляется в театр. Он восторгается игрой актеров Малого театра П.С. Мочалова, М.Д. Львовой-Синецкой, М.С. Щепкина. Но главной любовью Островского уже тогда была литература и сочинительство. В 1840 году Александр Николаевич закончил с отличием гимназию и поступил, по настоянию отца, на юридическое отделение Московского университета. В этом же году Николай Федорович женится вторично, и семья переселяется из Замоскворечья в Серебряники. Благодаря новой университетской среде, всесторонним знаниям, лучшим преподавателям Островский взглянул на многие вещи по-другому, даже немного свысока. Позднее он иронически заметит в очерке: «За Москвой-рекой не живут своим умом, там на все есть правило и обычай, и каждый человек соображает свои действия с действиями других. К уму Замоскворечье очень мало имеет доверия, а чтит предания и уповает на обряды и формы. На науку там тоже смотрят с своей точки зрения, там науку понимают как специальное изучение чего-нибудь с практической целью. Научиться медицине – наука; научиться сапоги шить – тоже наука, а разница между ними только та, что одно занятие благородное, а другое нет. Науку как науку, без видимой цели, они не понимают. И потому если вы встретите ученого, который станет вам доказывать материальную пользу своего предмета или станет хвалить свой предмет, понося прочие, так знайте, что этот ученый или родился за Москвой-рекой, или жил там довольно долго. Если вы встретите студента, который рассуждает так: «Все наука да наука, нужна нам очень в жизни эта наука; нам бы только как-нибудь четыре года промаяться да чин получить – вот и вся наука», – так знайте, что это студент замоскворецкий, а если он приезжий, так, верно, квартирует за Москвой-рекой»[200].

После университета молодой юрист Островский не проявлял особого усердия в службе. Только благодаря ходатайству отца он получил должность присяжного стряпчего в Коммерческом суде на Моховой. Работа тяготила Александра Николаевича. В суде рассматривались дела плутоватых аферистов, непутевых сыновей купцов, расчетливых наследников состояний, обанкротившихся дельцов. Иногда даже судья не слишком глубоко вникал в суть дела, но стряпчий Островский внимательно выслушивал все стороны и прилежно вел записи. Он это делал не потому, что хотел непременно добиться высокого служебного положения. «Что ни дело – то комедия!» – повторял молодой юрист и мотал себе на ус, примечая разномастные типы и характеры. Первое дошедшее до нас произведение Островского – «Сказание о том, как квартальный надзиратель пускался в пляс, или От великого до смешного только один шаг» – навеяно его адвокатской деятельностью. Дату 15 декабря 1843 года, поставленную под рассказом, можно считать датой рождения нового писателя.

С 1853 года пьесы Островского не только читаются критиками, но и ставятся на сценах Малого театра в Москве и Александринского театра в Петербурге.

В 1867 году умерла жена Агафья Ивановна. Похоронив ее, Ост ровский безутешно горевал. В этот тяжелый период рядом с драматургом оказалась молодая актриса Малого театра Мария Васильевна Бахметьева. В 1869 году они обвенчаются и переедут вместе со всеми детьми в дом С.М. Голицына на Волхонку. К 1877 году у Александра Николаевича и Марии Васильевны было уже шестеро детей.

Из сорока семи пьес Островского в тридцати двух действие происходит в Москве. В Замоскворечье – на Пятницкой, Большой и Малой Ордынках и других улицах и переулках – до сих пор сохранились дома времени Островского. Есть специальные исследовательские работы, которые посвящены изучению домов, описанных в пьесах драматурга. Иногда Александр Николаевич географически конкретно указывал место действия. Например, в пьесе «Козьма Захарьич Минин-Сухорук» оно происходит за Москвой-рекой, против Кремля; направо тын Климентовского острога с бойницами и воротами, налево деревянная церковь Св. Климента. Знакомое нам место, не правда ли?

В середине XIX века сопоставление Петербурга и Москвы было очень актуально. Можно вспомнить «Петербургские записки 1836 года» Н.В. Гоголя, статью А.И. Герцена «Москва и Петербург» или работу В.Г. Белинского «Петербург и Москва». Островский тоже внес свою лепту в этот вечный спор. Своими слишком гиперболизированными зарисовками консервативного Замоскворечья Островский делал акцент на добродушности и патриархальности Москвы. Островский говорит: «Я не без основания назвал эту силу замоскворецкой: там, за Москвой-рекой, ее царство, там ее трон. Она-то загоняет человека в каменный дом и запирает за ним железные ворота, она одевает человека ваточным халатом, она ставит от злого духа крест на воротах, а от злых людей пускает собак по двору. Она расставляет бутыли по окнам, закупает годовые пропорции рыбы, меду, капусты и солит впрок солонину. Она утучняет человека и заботливой рукой отгоняет ото лба его всякую тревожную мысль, так точно, как мать отгоняет мух от заснувшего ребенка»[201].

Островский понимал и чувствовал Москву, улавливал любые перемены, происходившие в ней. Недавно Общественным советом при префекте Центрального административного округа проводился опрос, какие памятники, архитектурные сооружения и прочие объекты москвичи считают символами города. Первые места ожидаемо заняли памятник А.С. Пушкину на Пушкинской площади, Московский Кремль, здание Большого театра, улица Арбат и собор Василия Блаженного. Но самым значимым объектом Замоскворечья москвичи признали Дом-музей А.Н. Островского на Малой Ордынке. Отрадно, что наша продолжительная и увлекательная прогулка закончилась именно здесь – у этого двухэтажного наполовину деревянного дома с высоким чердаком. Дома, который сохранил для нас память о прекрасном писателе, о москвиче по рождению, языку, духу и мироощущению – об Александре Николаевиче Островском. А его нельзя рассматривать отдельно от столицы. Следовательно, в этом купеческом особнячке живет память и о старой Москве, сохранить которую – наша задача.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.