Забытое предательство
Забытое предательство
Измена Мазепы не нанесла России большого ущерба. Украина гораздо больше пострадала от его авантюры, заплатив за ошибку чересчур расчетливого гетмана. Между тем в истории русско-украинских отношений была история худшего предательства. Историки называют это событие Чудновской катастрофой, по местечку Чуднов, где погибла русская армия воеводы Василия Борисовича Шереметева. Погибла, преданная козаками Юрия Хмельницкого.
В 1660 году возобновилась война России с Польшей. Военные действия в Литве и Белоруссии приняли дурной для России оборот, однако сил у царя Московского было достаточно. К тому же Москва рассчитывала на помощь Войска Запорожского, которое в 1659-и вернулось под покровительство русского царя. В августе 1660-го киевский воевода боярин Шереметев отправился в поход на Львов, куда перенес свою ставку польский король Ян Казимир. Василий Борисович, человек доблестный и мужественный, но самоуверенный, обещал привести короля в серебряных кандалах[1332]. Между тем в распоряжении боярина было всего 15 000 русских воинов и 15 000 или 20 000 козаков наказного гетмана Тимофея Цецюры (Цюцюры, Цицюры).
Давно прошли времена, когда историки начинали отсчет русской воинской славы военными кампаниями Петра Великого. При «тишайшем» государе Алексее Михайловиче Россия уже располагала сильной, хорошо вооруженной армией, где были и солдатские полки, обученные немцами и шотландцами на европейский манер, и закованные в броню рейтары – достойные противники польской панцирной конницы, и, конечно же, русские стрельцы, в то время известные и мужеством, и боеспособностью. Ударной силой армии Шереметева была кавалерия. Поляки высоко оценивали боеспособность этого войска: «Конница щеголяла множеством чистокровных лошадей и хорошим вооружением. <…> Со стороны эта стройная масса воинов представляла прекрасное зрелище <…> Вообще войско было хорошо выправлено и обучено, то были не новобранцы, а почти ветераны»[1333]. Солдатами и драгунами командовали опытные офицеры-немцы, рейтарами – русские и немцы, стрельцами – только русские.
Василию Шереметеву не было и сорока лет. В 1658 году Шереметева назначили воеводой Киева. На этой должности Василий Борисович и проявил себя. Вместе со своими подчиненными, князем Юрием Барятинским и стольником Иваном Чаадаевым, Шереметев, как мы помним, не только выдержал долгую осаду Киева козаками, но и разгромил Даниила Выговского, брата гетмана, и самого гетмана Ивана Выговского. После одного из поражений знаменитый козацкий полковник Иван Богун бежал «бос и в одной рубахе»[1334], спасался бегством и Остап Гоголь со своими головорезами-левенцами. Не зря Алексей Михайлович называл Шереметева «благонадежным архистратигом»[1335], а поляки считали русского воеводу «полководцем искусным и испытанной храбрости»[1336]. Епископ Николай Свирский, польский историк и поэт, недаром назвал летне-осеннюю кампанию 1660 года «Шереметевской войной»[1337].
Однако наступление августа-сентября 1660-го было спланировано не слишком удачно. Шереметев не успел воспользоваться благоприятной для него обстановкой на Волыни и в Галиции, когда поляки и татары еще не успели сконцентрировать там свои войска. В поход выступили, когда на помощь оборонявшим Галицию войскам Станислава Потоцкого пришел Ежи Любомирский. Теперь вместо одной армии Шереметеву противостояли две. Но страшнее было другое: на Волыни появилась огромная татарская орда, на этот раз – союзная полякам. Татар должен был сдерживать Юрий Хмельницкий, избранный гетманом год назад. Но его войско татар упустило.
У армии Шереметева и Цецюры были два недостатка, которые оказались весомее всех боевых достоинств. Во-первых, у них не было разведки. Шереметев не подозревал ни о прибытии армии Любомирского, ни о татарах – отсюда и его уверенность в успехе похода, на который не хватало сил. Зато противник знал всё о передвижениях армии Шереметева. Разведку полякам наладил Иван Выговский. Во-вторых, союз русских с Войском Запорожским оказался ненадежен. Собственно, эта ненадежность была русским хорошо известна: «Нельзя полагаться на верность казаков, которые весьма легко передаются в ту или другую сторону. К кому только из государей ни обращались они, каждый раз вероломно нарушая данную присягу»[1338], – говорил на военном совете воевода князь Григорий Козловский. Он благоразумно предлагал отказаться от наступления на Львов и подготовиться к обороне Киева, укрепить гарнизоны других городов и встретить неприятельское войско на заранее подготовленных позициях. Но Шереметев, прежде не знавший поражений, уверенно повел свою армию на запад.
4 (16) сентября под местечком Любар на Волыни произошло первое сражение «Шереметевской войны». Русско-козацкое войско вступило в бой с огромной вражеской армией.
«И бой у нас с ними был весь день, и на том бою ляхов и татар многих побили. И на тех полях стали мы и наказный гетман (Тимофей Цецюра. – С. Б.) обозом, а салтаны и гетманы стали обозом своим от нас неподалеку и билися с нами безпрестанно»[1339], – сообщал в своем донесении государю Василий Шереметев. Русские и козаки, столкнувшись с противником, превосходившим их более чем вдвое, перешли к обороне. Поляки раз за разом штурмовали лагерь Шереметева. В том сражении отличился генеральный хорунжий Ян Собеский, будущий король, будущий спаситель Вены и всей Центральной Европы. Многочисленная татарская конница блокировала войско Шереметева. Оборонительное сражение превратилось в осаду. Ратники начали голодать, кони – падать от бескормицы. Шереметев тщетно ждал помощи от войск Юрия Хмельницкого и Михаила Ханенко[1340]. Татары принялись жечь окрестные рощи и стога сена, чтобы лишить русскую конницу корма, а ратников – хвороста и дров. После десяти дней боев Шереметев принял единственно правильное решение: пробиваться на восток, навстречу Хмельницкому, чей лагерь находился неподалеку от местечка Слободищи.
Русские и козаки связали телеги и повозки цепями, образовав огромный квадрат, поставили на них пушки, между рядами повозок разместили пехоту и конницу и начали медленно отступать. Часть пути пришлось проделать через лес. Ратники, взяв в руки топоры, прорубали дорогу войску, пока остальные отбивали всё новые атаки врага. Татары расстреливали русских из своих луков, отчаянные поляки пытались прорваться через ряды повозок и находили свою гибель от русских копий, пуль, сабель. Русские пушкари методично палили из пушек, копейщики кололи своими длинными пиками. Русские сражались с хладнокровным мужеством, терпением, неутомимостью, которые поражали даже поляков. Русская армия напоминала им «огнедышащую гору, извергающую пламя и дым»[1341]. «Москаль убегает от нас не по-заячьи, а по-волчьи, оскаливши зубы»[1342], – говорил Ежи Любомирский, фактически взявший на себя командование польско-татарским войском.
Наконец войско Шереметева достигло местечка Чуднов, всего в трех милях от войска Юрия Хмельницкого[1343]. Построили новый укрепленный лагерь.
Любомирский оставил половину армии блокировать русских, а сам с польской кавалерией и половиной татарской орды выступил против Хмельницкого. Гетман Войска Запорожского располагал по крайней мере 30 000 козаками. Если бы природа наградила Юрия Богдановича хотя бы частью полководческого дарования и политической мудрости своего отца, он мог бы разгромить Любомирского и ударить по татарам и полякам, осаждавшим Шереметева и Цецюру. Тогда война окончилась бы разгромом Речи Посполитой и Крымского ханства. Татары ушли бы в причерноморские степи. Не только Волынь, но и Галиция перешли бы под власть Москвы и под контроль Войска Запорожского. Власть поляков-католиков на Червонной Руси пала бы не в 1939-м, а в 1660-м.
27 сентября Любомирский атаковал козаков Хмельницкого, но не сумел их разбить. Судьба кампании еще не была решена. В тылу у Любомирского теперь стоял Шереметев, готовый в любой момент пойти в наступление. И он перешел в наступление. Потоцкий, блокировавший русский лагерь, дважды бросал в атаку гусар, и дважды гусар отбили с потерями. Татары осыпали русских и козаков тысячами стрел. Но русские шли вперед, не считаясь с потерями: «Московиты сражались с крайним отчаянием. Старые польские солдаты, участники многих кровопролитных битв, говорили, что в таком адском огне они еще не бывали. Они сравнивали поле битвы с огненной кипящей рекой»[1344].
Однако в решающий момент, когда поляки нанесли новый контрудар, козацкие полки не выдержали натиска и бежали, бросив обоз. Шереметев вынужден был отступить к лесу. Всю ночь его воины не спали, окапывались, строили новый лагерь, на этот раз – последний.
А ведь еще недавно козаки ни в чем не уступали «московитам». Почему войска? Цецюры, Апостола, Дворецкого, сначала храбро сражавшиеся, понемногу начали терять боевой дух? Уже при Любаре Шереметев вынужден был выйти к козакам с обнаженным мечом в руках: упрекал их в малодушии и пытался воодушевить, якобы обещав, что по возвращении в Киев выдаст каждому по сто талеров[1345]. Надоела козакам война или не хотели они сражаться плечом к плечу с «москалями»? Как бы там ни было, поляки спешили воспользоваться благоприятными для себя настроениями. По рукам козаков уже ходили листы, где от имени короля им обещали не только прощение всех прошлых преступлений и провинностей перед короной, но и разнообразные привилегии. Православный шляхтич Стефан Немирич, брат погибшего соратника Выговского Юрия Немирича, отправил в лагерь Цецюры письмо, в котором убеждал козаков «думать о собственном спасении, а не о москалях», которые платят козакам не золотом и серебром, а медяками. Но войска Цецюры еще хранили верность союзу с «москалями» и надеялись на скорую помощь от самого гетмана.
В лагере Хмельницкого должны были хорошо слышать недалекую канонаду. Но молодой гетман не поспешил ударить по врагу. Прав был Шереметев, еще до похода заметивший: «Такому гетманишке гусей пасти, а не гетмановать»[1346]. Перепуганный Юрий вместо того, чтобы руководить войском, только молился: «Господи Боже мой! Выведи меня из этого пекла; не хочу гетмановать, пойду в чернецы!»[1347] Полковники едва заставили его отложить свое намерение, но уговаривать продолжить войну не стали. Козаки «впали в безразличие и большие раздоры между собой. Они решили оставаться на месте и предоставить Шеремету труды и опасности похода для соединения с ними»[1348], – записывал в своем дневнике шотландец Патрик Гордон, в то время – офицер на службе у Речи Посполитой.
Пока войско Шереметева сражалось и погибало, Юрий Богданович и его старшины заключили сепаратный Слободищенский договор. Договор, вообще-то Украине невыгодный, но избавлявший от необходимости продолжать войну. Хмельницкий и старши?ны согласились перейти под власть польской короны, таким образом предав «москалей».
Теперь судьба русского войска была решена. Цецюра вместе с козаками по условному знаку покинул лагерь Шереметева и перешел на сторону поляков. Однако этот переход оказался для козаков чрезвычайно несчастливым. Татары, не знавшие о договоре, увидев, что козаки покинули укрепленный лагерь, принялись хватать и убивать их. Цецюра с частью своих людей успел добраться до польского лагеря, но многие козаки были убиты или захвачены татарами в плен[1349]. Некоторые повернули назад в лагерь Шереметева. Были, впрочем, и такие, кто решил до конца разделить судьбу своих союзников и не пошел за Цецюрой к Хмельницкому и полякам[1350].
Тем временем, к полякам прибыла подмога: генерал Ромуальд Вольф привел осадную артиллерию и 8 000 польских пехотинцев. Хмельницкий написал Шереметеву, предлагая сдаться, прекратить бессмысленное теперь кровопролитие. Но гордый русский боярин отвечал: «…умираю сам и со всеми ратными людьми, а знамен царских и наряду[1351] <…> не отдам»[1352].
У русских давно уже не было другой пищи, кроме мяса павших лошадей. Конница перестала существовать. Рейтары сражались в пехоте. Затем и этого мяса не стало. Солдаты «з голоду ремни от мушкетов едали»[1353]. Каждый день лили осенние дожди, ночные холода превращали воду в лед. Поляки и татары взяли русских в столь тесную блокаду, что не было возможности даже раздобыть дров и хвороста, чтобы разжечь костер. Русские пытались жечь дёрн, но он только дымился, а не горел: «Московиты, с исхудалыми, почерневшими лицами, казались не людьми, а привидениями»[1354].
Но русские не сдавались до тех пор, пока у них не кончились порох и пули. День за днем, неделя за неделей. Найдется ли писатель, который расскажет о подвиге войск Шереметева и Козловского, преданных союзниками, не имевших ни малейшего шанса на успех, но не сдававшихся сильному, отважному и жестокому врагу?
Помощь была далеко. О бедственном положении армии Шереметева узнали слишком поздно. Григорий Ромодановский стоял со своей армией в далеком Белгороде. На правом берегу Днепра русских войск было очень мало. Более-менее значительный отряд стоял в Киеве: около 5 000 человек. Но киевские воеводы Барятинский и Чаадаев не могли оставить город без русского гарнизона. Барятинский все-таки отправился в поход – вызволять Шереметева, хотя мог собрать только 4 000, чего было, конечно, недостаточно для победы над поляками и татарами. Хуже того, по пути Барятинскому пришлось столкнуться с активным сопротивлением черкасов. 19 октября князь достиг местечка Брусилово, где козаки и мещане встретили русских огнем из пищалей и градом стрел. 20 октября черкасы даже атаковали Барятинского, но были им разгромлены. А 22 октября Барятинского атаковали уже и поляки, и татары, и козаки-черкасы, причем поляками командовал Ян Собеский. Барятинский снова разбил врагов, но идти дальше смысла не было: князь узнал, что войско Шереметева капитулировало.
В лагере под Чудновым кончились запасы пороха. Польская артиллерия теперь безнаказанно расстреливала позиции русских, а воинам Шереметева, Козловского, Щербатова уже нечем было отвечать. Гибнуть, не имея возможности отплатить кровью за кровь, смертью за смерть, – худшее наказание. Сражение превратилось в методичное и безнаказанное истребление русского воинства. Тяжелые пушки Ромуальда Вольфа рано или поздно уничтожили бы остатки русской армии. И Шереметев пошел на переговоры с поляками, заключив мир, для русских очень тяжелый.
Русские должны были вывести свои войска из Киева, Чернигова, Переяслава, Нежина. Фактически это означало капитуляцию, полный вывод войск с Украины и признание поражения в войне, начатой в 1654 году. Шереметев и другие знатные русские должны были оставаться в плену польских гетманов Потоцкого и Любомирского и у татарского нурэддин-султана Мурад-Гирея до тех пор, пока не будут исполнены условия договора.
Шереметев не из малодушия согласился на капитуляцию. За годы службы на Украине, за почти два месяца беспрерывных боев под Любаром и Чудновым, боярин, очевидно, понял: Украина не стоит русской крови. Нет смысла гибнуть за чужую землю, нет никакого резона помогать неверным черкасам, которые «москалей» не считают своими, а потому готовы бросить их в самую тяжелую минуту: «А в Киеве и в Чернигове и в Переяславле и в Нежине великого государя ратным людем быть не у чего…»[1355] – писал Василий Борисович Шереметев Юрию Никитичу Барятинскому. Если народ не поддерживает власть русского государя, то удержать страну будет трудно: «…козаки отступили, городы крепки не будут, только людей потерять»[1356], – писал Шереметев воеводе Ивану Чаадаеву.
Разумеется, Шереметев не имел полномочий заключать мирный договор. Когда поляки потребовали от Барятинского оставить Киев, ссылаясь на договор с Шереметевым, русский воевода отвечал: «Я повинуюсь указам царского величества, а не Шереметева; много в Москве Шереметевых!»[1357] Осудили и не признали договор и в Москве. Однако с оценкой черкасов вполне согласились: «на черкас надеятца никако невозможно и верить нечему, яко трость колеблема ветром, так и они. И поманят на время, а будет увидят от части нужу, тотчас <…> помирятца с ляхи и с татары»[1358].
Шереметев надеялся спасти людей, сохранить их для будущих сражений. Увы, он явно переоценивал благородство своих противников. Согласно условиям капитуляции русские ратники, кроме воевод и командиров полков, должны были сложить оружие. Им позволили оставить только сотню топоров, необходимых, чтобы нарубить дрова. Безоружные русские были слишком ценной добычей, чтобы ее можно было выпустить из рук. Дело в том, что в те времена русские, как и поляки, отправлялись на войну в дорогих нарядах, украшали оружие, доспехи, парадную одежду золотом, жемчугом, драгоценными мехами. Когда польские гетманы пригласили Шереметева на обед, то были поражены роскошью его наряда, сверкавшего золотом и подбитого драгоценными соболями. Князья Козловский и Щербатов ему мало в чем уступали. Видимо, было что пограбить и у командиров солдатских и рейтарских полков, и даже у простых ратников. «У нас, – кричали татары, – добыча пропадает! Поляки милостивее к врагам своим, москалям; за столько трудов, за столько страданий, за столько крови хоть бы обоз московский облупить дали!»[1359]
Татары не преминули воспользоваться беспомощным положением русских, как только представилась возможность. Поляки обещали охранять русских от татар, но слова своего не сдержали. Их караулы не сумели или не захотели помешать татарам. Русские не сдавались и тут, отбивались от крымских грабителей и работорговцев поленьями, ножами, однако силы были неравны. Множество русских было вероломно убито, множество захвачено в плен и продано в рабство. Самого Шереметева Любомирский и Потоцкий передали татарам. Он проведет в крымской неволе двадцать один год. Счастливее оказалась судьба тех, кто попал в плен к полякам. Князь Григорий Козловский даже был представлен королю Яну Казимиру. Хотя условия договора не были выполнены, русские пленники провели в Польше от года до четырех-пяти лет, после чего вернулись на Московскую Русь.
Гибель целой армии побудила многих черкасов по обоим берегам Днепра перейти на сторону Польши, на сторону сильнейшего. Московских ратных людей черкасы хватали и бросали в воду[1360]. Но поляки не сумели воспользоваться благоприятной военно-стратегической обстановкой. Армия требовала задержанного жалования и отказывалась идти вперед. Укрепления Киева, где оборонялись Барятинский и Чаадаев, поляки так и не решились штурмовать. Московская власть хоть и не доверяла черкасам, но решила не отказываться от Украины, за которую было пролито столько крови. Полковники Сомко и Золотаренко, надеясь при помощи Москвы получить гетманскую булаву, не признали Слободищенского договора. А вторжение Юрия Хмельницкого на левобережную Украину закончилось неудачей, после которой ничтожный сын великого отца отказался от булавы и постригся в монахи[1361].
Причина Чудновской катастрофы, конечно, не в одной лишь ничтожности младшего Хмельницкого. Его ведь окружали умные и уважаемые полковники, ветераны войн с поляками, татарами и даже турками. Тот же Тимофей Цецюра произвел на поляков самое приятное впечатление: умный, деятельный, опытный в военном деле человек. Русские оценили Чудновскую катастрофу как прямое предательство гетмана и полковников, то есть военной элиты Войска Запорожского.
Из «отписки» боярина В. Б. Шереметева князю Ю. Н. Барятинскому: «…гетман Юрий Хмельницкий и Тимофей Цецюра, забыв страх Божий и присягу и клятвы свои и великого государя милость, ему, великому государю, изменили с городами Малыя России, и поддались королю Польши»[1362]. Пожалуй, русскому историку нечего добавить к этим горьким словам.
Другое дело историк малороссийский, украинский. Самуил Величко называет поведение Юрия Хмельницкого «зрадой» (предательством), но находит способ все-таки обвинить в гибели русского войска самого Шереметева. Летописец упрекает русского воеводу не только в самонадеянности, но и в богохульстве. Вот ректор Киево-Могилянской коллегии Иоаникий Галятовский заметил Шереметеву: нельзя полагаться только на свою силу. Надо молиться Богу. Но гордый боярин будто бы ответил, что с таким сильным войском можно обойтись и без Божией помощи[1363]. Хотя вряд ли русский боярин, живший за столетие до Вольтера и французских энциклопедистов, мог дать такой прямо-таки богоборческий ответ.
Гораздо дальше пошел автор другой, более известной «козацкой» летописи – Григорий Грабянка. Он оправдывает пусть не Хмельницкого, но Цецюру. Якобы «россияне» начали продавать козаков татарам «за хлеб, соль и воду», а Цецюра, «увидев, как всё это озлобило козаков», решил не терпеть далее «такой неправды» и прорвался к Хмельницкому[1364].
На самом деле Цецюра перешел к Юрию Хмельницкому, узнав о Слободищенском договоре. В это время и русские, и козаки в лагере Шереметева терпели голод и холод. Ни о какой «торговле козаками» речи не было. Но малороссийский летописец таким образом старался оправдать козацкую измену и переложить вину за поражение на русского военачальника.
Еще дальше пошел Семен Дивович, автор «Разговора Великороссии с Малороссией». В его сочинении изменником представлен сам Шереметев.
Таким образом хотел он многих погубить,
Но сам попал в неволю, как вздумал изменить[1365].
Цецюра же, увидев измену, пробился сквозь ряды татар на свободу. О Юрии Хмельницком нет ни слова.
Научная историография унаследовала эту традицию козацкого летописания.
Грушевский порицает Юрия Хмельницкого, но вовсе не за предательство союзника. Хмельницкий согласился на невыгодный для Украины Слободищенский договор, только в этом его вина[1366]. Зато Шереметева украинский историк судит сурово, без критики принимая версию Григория Грабянки: «капитулировал на весьма унизительных условиях и сорвал сердце на козаках Цыцюры. <…> Этот поступок возбудил на Украине чрезвычайное омерзение и раздражение против московской власти»[1367].
Профессор Киево-Могилянской академии Наталья Яковенко, сто лет спустя после Грушевского, пишет о «самоуверенном царском воеводе Шереметеве», который «не церемонился с казаками»[1368]. Яковенко, вслед за Грушевским и Грабянкой, выставляет предателем самого русского боярина: несчастных козаков «…разъяренный Шереметев, капитулируя, выдал татарам»[1369]. О настоящем предателе, Юрии Хмельницком, Наталья Яковенко пишет совсем иначе. Глава «Очерков истории Украины», посвященная этому гетману, называется так: «Горькая судьба Юрася Хмельниченко»[1370].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.