Влюбленный в слово Гарольд Блум. Зачем читать и как Стихи и проза для чрезвычайно смышленых детей любого возраста
Влюбленный в слово
Гарольд Блум. Зачем читать и как
Стихи и проза для чрезвычайно смышленых детей любого возраста
Harold Bloom. How to Read and Why,
New York: Touchstone Books, 2001, 283 p.
Harold Bloom. Stories and Poems for Extremely Intelligent Children of All Ages,
New York: Scribner, 2001, 573 p.
Гарольд Блум – автор двадцати пяти литературоведческих и культуроведческих монографий о Шекспире, поэтике стиха, английских поэтах-романтиках, Библии, Каббале, гностиках, религии в Америке и многом другом; профессор Йельского и Нью-йоркского университетов, обучивший многие поколения филологов, обратился неожиданно к доуниверситетской аудитории, причем сразу двумя книгами: «Зачем читать и как» (How to Read and Why) и «Стихи и проза для чрезвычайно смышленых детей любого возраста» (Stories and Poems for Extremely Intelligent Children of All Ages).
Жанр второй книги очевиден, это антология стихов, рассказов и повестей. Все они написаны до Первой мировой войны, то есть до рождения модернизма. Жанр первой книги менее определен, хотя к нему широко обращаются писатели и ученые во всех странах. Русские ценят книги Ю. М. Лотмана, Е. Г. Эткинда о том, как читать стихи и прозу. В англоязычном мире любят такого же рода работы Вирджинии Вулф, Давида Денби, Роберта Альтера. Книга «Зачем читать и как» сразу стала бестселлером.
Но когда корреспонденты нескольких журналов пытались взять у ученого интервью и задавали ему им же поставленные вопросы, как, что, когда и зачем читать, профессор Блум вместо ответов вспоминал… Как совсем маленьким сам научился читать по-английски, а так как в доме говорили только на идише и поправлять его было некому, то он на всю жизнь сохранил «не ту английскую интонацию». Как в восемь лет в его жизнь вошло чудо, а может, наоборот, как в восемь лет он вошел в чудо – библиотеку (одно из хорошо укомплектованных отделений Публичной библиотеки Нью-Йорка в Бронксе) и начал читать настоящие книги. Как он открыл мир поэзии. Нет, нет, сам он никогда стихов не писал. Для него это святое мастерство, которому поклоняются, любят, ценят, чувствуют, пытаются понять, а иногда, может быть, и приближаются к пониманию. Но писать стихи самому – это профанация. В семнадцать лет Гарольд Блум поступил учиться в Корнельский университет, а через четыре года в Йельский, и не покидает его уже более пятидесяти лет.
Что, по его мнению, изменилось за эти годы в университетской жизни? В англоязычном мире практически вымирает изучение художественной литературы. Хотя люди, преданные художественному слову, еще живы, но повсюду верх берут «идеологи». И вместо того, чтобы учить литературе и сравнительному литературоведению, вместо этого университеты теперь учат «культурным штудиям». Мнение Блума о «cultural studies» хорошо известно. Но также хорошо известна его непоколебимая вера в живучесть литературы: если за три тысячи лет своего существования от всех взлетов и падений, она стала только интереснее, то и сейчас она вынесет все и… выживет.
Гарольд Блум говорит, что написать «неуниверситетские» книги его подстегнула тревога за читателя, которого, с одной стороны, становится все меньше, а с другой стороны, в нем убывает «породистость». И пока читатель не попал в красную книгу вымирающих видов, то есть пока еще не совсем поздно, профессор Блум приглашает прочитать вместе своих любимых писателей.
В книге «Зачем читать и как» несколько разделов, в общем соответствующим четырем жанрам: (1) рассказ/повесть, (2) драма, (3а) роман европейский и (3б) роман американский, (4) поэзия. В разговоре о стихах Г. Блум читает и разбирает только англоязычную поэзию – и в основном английскую: народные баллады, сонеты Шекспира, отрывок из «Потерянного рая» Джона Мильтона, стихи Вордсворта, Кольриджа, Шелли и Китса, Блейка, Теннисона, Эмили Бронте. Из американских поэтов он останавливается только на Роберте Браунинге, Уолте Уитмене и Эмили Дикинсон. Драму и прозу Гарольд Блум отбирает и англоязычную, и переводную – итальянскую, испанскую, французскую, немецкую, норвежскую, русскую, а в раздел «Роман европейский» включает, наряду с «Дон Кихотом» Сервантеса, «Пармской обителью» Стендаля, «Эммой» Джейн Остин, «Большими ожиданиями» Чарльза Диккенса, «Портретом леди» Генри Джеймса, «Волшебной горой» Томаса Манна и «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста, также и «Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского. Отдельную главу Гарольд Блум отвел «Роману американскому», начав с произведения «Моби Дик» Германа Мелвилла, заложившего основу американского апокалиптического романа, и перейдя к старшим и младшим «детям» Мелвилла, продолжавшим эту линию – Вильяму Фолкнеру («Когда я умирала»), еврейскому писателю Натанаилу Весту («Мисс Лоунлихартс») и двум черным писателям Ральфу Эллисону («Невидимка») и Тони Моррисон («Песнь Соломона»). Профессор Блум напоминает читателю, что самое большое удовольствие ожидает его не при первом чтении, а при перечитывании романа, когда фабула известна и можно сосредоточиться на развитии характеров, на авторском откровении, на разгадывании многоплановых загадок.
Самым «русским» в книге «Как читать и зачем» оказался раздел «Рассказ/повесть». Здесь Блум говорит о таких мастерах прозы, как Пушкин, Толстой и Бабель, и вместе с воображаемым читателем медленно читает из тургеневских «Записок охотника» «Бежин луг» и «Касьян с Красивой мечи», чеховские рассказы «Поцелуй», «Студент» и «Дама с собачкой», один рассказ Набокова «Сестры Вейн» и повесть Гоголя «Шинель», а заодно и пародию «Жена Гоголя», красиво сработанную итальянским писателем Томмазо Ландольфи еще в середине – в 1956 году – прошлого века.
Известно, что у гоголевских героев жены бывали нечасто, но к самому дорогому в жизни (шинели, например) некоторые из них относились как к родной жене. Известно, что и сам писатель не был женат, но рассказчик Томмазо Ландольфи «неохотно» передает историю женитьбы Гоголя на надувной кукле, формы и размеры которой постоянно меняются по прихоти любящего мужа, ласково называющего ее «мой Каракас». Но с годами его отношение к жене меняется, он обвиняет ее во всевозможных грехах и даже неверности. Она отвечает ему молчанием, становится все более религиозной, а ее размеры катастрофически уменьшаются. В припадке гнева муж так надувает свою супругу, что она умирает от разрыва… резины. Резиновые останки мадам Гоголь летят в камин, разделяя участь неопубликованных рукописей писателя. Вновь появившийся рассказчик защищает своего героя от обвинений в рукоприкладстве, ибо, что бы там ни было, писатель-то он величайший. Блум очень любит этот рассказ, весь слепленный из гоголевских слов, интонаций, междометий и такой фантазии, которой могли бы позавидовать Кафка и Борхес.
Между «русскими» и «итальянскими» рассказами уместились и другие любимые рассказы – Э. Хемингуэя, Фланнери О’Коннор, Ги де Мопассана и Борхеса, – тронутые кафкианской иррациональностью или чеховской неоконченностью, но главное, основанные на недоговоренности, заставляющей читателя стать активным. Слегка перефразируя Генри Джеймса, Блум отводит место рассказу там, где кончается поэзия и еще не начинается роман. И поэтому, с его точки зрения, лучший читатель рассказа тот, кто научился слышать, видеть, чувствовать невысказанное словом. Совет Блума, как читать рассказ, не отличается от совета Эдгара По – в один присест. Но потом опять и опять в один присест перечитывать понравившееся. Зачем читать? Потому что от этого мы становимся лучше… эстетически лучше, потому что мы предчувствуем «другое», еще не изведанное и не испытанное.
Многое из того, что автор не успел прочитать вместе с читателем, он отправил в антологию «Стихи и проза для чрезвычайно смышленых детей любого возраста», которую называет своей «Анти-Гарри-Поттер антологией». Для Блума такие книги, как «Гарри Поттер», безнадежно клишированные, плохо придуманные и плохо написанные, – не литература. Одно в них хорошо – их недолговечность. Они обречены на забвение. Какие-нибудь пять-шесть лет, и все эти сто двадцать миллионов экземпляров скончаются в макулатуре – в этом у профессора Блума нет сомнения.
Во вступлении к своей антологии Блум пишет: «Если мы ждем от наших детей, что они тоже полюбят Шекспира и Чехова, Генри Джеймса и Джейн Остин, тогда лучше всего их к этому подготовить книгами Льюиса Кэрролла и Эдварда Лира, Роберта Льюиса Стивенсона и Редьярда Киплинга». Ученый поместил в антологию восемьдесят три стихотворения и сорок один рассказ/повесть. На чем основан его выбор? На самом субъективном критерии: все, включенное в антологию, Гарольд Блум сам прочитал в возрасте от пяти до пятнадцати, а в последующие пятьдесят лет жизни многократно перечитывал и заново открывал. Оттого-то он знает, что в его антологии нет ничего скучного, будь то Эдгар По или Марк Твен, Гоголь или О. Генри, Тургенев или Стивен Крейн или другие, потому что писатели эти открываются читателю если не с первого, то наверняка с последующего прочтения.
По англо-саксонской традиции детских антологий, Гарольд Блум распределил весь материал по временам года и попросил читателя не искать в сезонном принципе расположения текстов никакой ассоциации весны со временем комедии, лета – с часом любовной лирики, осени – с наступлением трагедии, а зимы – с порою иронии. Просто ему как составителю кажется, что смена времен года отражает этапы взросления человека, а комическое и лирическое читатель найдет во всех сезонах антологии.
Поэзию для антологии Гарольд Блум в основном отобрал нарративную или по крайней мере лишенную сложной метафоричности, вот почему читатель увидит лишь одно стихотворение Блейка и не найдет Эмили Дикинсон, Джона Донна – они сложны, эти великие поэты, и лучше отложить их на позже, чем не понять сейчас. Спектр прозы очень широк. Оригинальная и переводная, она предлагает Эзопа, Ганса Христиана Андерсена и братьев Гримм, Эмиля Золя и Ги де Мопассана, Льюиса Кэрролла, Чарльза Диккенса, Роберта Льюиса Стивенсона, Редьярда Киплинга, Оскара Уайльда, Конан Дойля, Герберта Уэльса, Эдгара По, Натаниела Хоторна, Марка Твена и многих других хорошо или мало известных английских и американских писателей.
Из других (не англоязычных) литератур в антологии больше всего повезло русским писателям. Здесь и «Пиковая дама» Пушкина, и «Нос» Гоголя, и «Песнь торжествующей любви» Тургенева, и «Много ли человеку земли нужно» Толстого. Нет здесь только любимого составителем Чехова. Объясняет он это так: мы растем и испытываем ностальгию по тому, что было, прошло и не повторится. В этом нет надрыва. А у Чехова ностальгия по непрожитому, несостоявшемуся, по тому, что могло бы, но не исполнилось. Автор приносит извинения, что его любимый деликатный и утонченный Чехов, оказавший влияние на всех без исключения писателей, в антологии отсутствует. Но он не вписывается в мажорный лад книги.
В первой книге «Зачем и как читать» Блум шаг за шагом учит, как читать произведения разных жанров. В антологии рекомендации обобщенные: читать медленно и вдумчиво, и перечитывать вновь и вновь; читать вслух (чтение вслух – лучший способ проверить текст на качество) и заучивать наизусть полюбившиеся стихи и прозу. Чтение, говорит Блум, процесс уединенный, но читатель при этом не одинок, ведь он творчески участвует в открытии «другого», даже если этот «другой» скрыт в нем самом, потому что, читая, читатель готовится к переменам, которым в жизни нет конца. «Если бы меня спросили, что я больше всего в этой книге сам люблю, – признается автор, – я бы не смог ответить: вчера это были стихи Шелли, сегодня «Пиковая дама» Пушкина, но, читая, я всегда чувствую себя Пигмалионом, и любимая книга оживает передо мною, как мраморная Галатея перед влюбленным в нее ваятелем».
Опубликовано: “Новое Литературное Обозрение” (Россия), № 65, 2004.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКДанный текст является ознакомительным фрагментом.
Читайте также
Слово (проза и поэзия, объединения)
Слово (проза и поэзия, объединения) Литература играла особую роль в русском зарубежье. Можно найти немало имен, которые вошли в золотую сокровищницу русского слова. Одним из первых российских литераторов в Калифорнии стал С. И. Гусев-Оренбургский (настоящая фамилия
Гарольд Шукман. Война или революция. Русские евреи и всеобщая мобилизация в Британии 1917 года
Гарольд Шукман. Война или революция. Русские евреи и всеобщая мобилизация в Британии 1917 года Harold Shukman, War or Revolution. Russian Jews and Conscription in Britain, 1917.London, Portland, OR.: Vallentine Mitchel, 2006, 157 p. Английский историк Гарольд Шукман, автор многих работ по истории России и Советского Союза, всегда
Проблема родительского авторитета и подросткового возраста
Проблема родительского авторитета и подросткового возраста Детям необходимы авторитеты. Родители должны быть авторитетом для своего ребенка. Другой вопрос – удастся ли это им?Только уважение к ребенку порождает уважение ребенка к взрослым. Дети ищут кумиров, эталонов,
Кальф, Виллем Блум, Матеус
Кальф, Виллем Блум, Матеус Из произведений сверстников Бэйерна В. Кальфа (1621 — 1693) и M. Блума (работавшего в 1640 — 1650-х годах) Эрмитаж обладает картиной “Десерт” (1658 года), страдающей обычным недостатком Кальфа — чернотой, и двумя превосходно написанными картинами второго
Гарольд в Италии
Гарольд в Италии «Гарольд в Италии», ор. 16(1834)Состав оркестра: 2 флейты, 2 гобоя, английский рожок, 2 кларнета, 4 фагота, 4 валторны, 2 корнета, 2 трубы, 3 тромбона, офиклеид, треугольник, тарелки, 2 малых барабана, литавры, арфа, солирующий альт, струнные (не менее 61 человека).История
ПОСЛЕСЛОВИЕ. Хэролд Блум и теория творения
ПОСЛЕСЛОВИЕ. Хэролд Блум и теория творения «ХЭРОЛД БЛУМ родился 11 июля 1930 года в Нью-Йорке. Учился в Корнелльском университете (бакалавр искусств, 1951) и Йельском университете (доктор философии, 1955). С 1955 года работает в Йельском университете, с 1974 года — в должности
«В МЕЧТУ ИСПУГАННО-ВЛЮБЛЕННЫЙ…». ПУТЬ ВИКТОРА ГОФМАНА
«В МЕЧТУ ИСПУГАННО-ВЛЮБЛЕННЫЙ…». ПУТЬ ВИКТОРА ГОФМАНА Летом 1911 года многие российские газеты и журналы писали о печальной вести, пришедшей из столицы Франции: 31 июля (13 августа по новому стилю) в одной из парижских гостиниц застрелился русский поэт, прозаик, критик и
ГЛАВА ПЯТАЯ. ГАРОЛЬД ПИНТЕР. РЕАЛЬНОЕ И НЕРЕАЛЬНОЕ
ГЛАВА ПЯТАЯ. ГАРОЛЬД ПИНТЕР. РЕАЛЬНОЕ И НЕРЕАЛЬНОЕ Среди молодого поколения драматургов, следующих по стопам пионеров театра абсурда, — Гарольд Пинтер (1930–2008). Будучи на двадцать четыре года моложе Беккета, он достиг статуса крупной фигуры в современном театре. Его