«Феномен куклы» и создание «нового человека»

«Феномен куклы» и создание «нового человека»

Кукла не только выступает в качестве емкого и образного символического выражения сущности человеческого бытия [Платон. Государство, кн. 7], но и может использоваться для моделирования важных свойств человеческого характера, формирования «персоны», то есть общественно значимых характеристик личности, а также устойчивых поведенческих схем (паттернов). По утверждению Аристотеля, «человек – это марионетка, управляемая божеством». Платон также считал, что людьми, подобно марионеткам, правят нити Добра и Зла, Добродетели и Порока. И самая важная из них – золотая нить разума, которая управляет головой человека-куклы [Голдовский 2004, с. 247].

Мечты о «совершенном человеке» восходят к мифологии Древнего мира, от изваянных из золота «прислужниц» Гефеста из «Илиады» («… прислужницы, под руки взявши владыку, / Шли золотые, живым подобные девам прекрасным, / Кои исполнены разумом, силу имеют и голос, / И которых бессмертные знанию дел изучили» – Hom. Il XVIII 417–420) до мифов о Героях и Великанах (Гигантах), напоминающих созданных богами несокрушимых големов-роботов. «Золотые прислужницы» – это впечатляющий образ идеальных божественных созданий, лишенных каких-либо изъянов и недостатков. Однако идея создания «совершенного человека» развивается параллельно с идеей о его возможной неподконтрольности создателю. Образы Прометея или нарушающего запреты и несущего за это наказание героя-трикстера являются центральными в мировом фольклоре. Важную роль играют они и в христианской мифологии – от Падшего Ангела (Люцифера, Сатаны) до грехопадения Адама и Евы. Немаловажно, что создание человека мотивировалась средневековыми теологами как необходимость восполнить «недостающий с момента падения десятый чин ангелов» [Махов 2006, с. 242–245, 303–306; МС 1991, с. 485–486]. Это позволяет говорить об изначально встроенной в европейскую культуру новой эры идее усовершенствования человека «до ангельского чина и подобия», на которой построены все социальные утопии последних двух тысячелетий.

Именно этим догматом подпитывалось стремление средневековых алхимиков к усовершенствованию человеческой природы, в частности, попытки создать искусственного человека – гомункулуса (от лат. homunculus – „человечек“), то есть, фактически, воспроизвести в лабораторных условиях акт Творения. В массовом сознании эти опыты ассоциировались с тщетными попытками Сатаны превзойти в совершенстве сотворенное Господом и порождали легенды о Франкенштейне, создавшем Чудовище.

В эпоху Ренессанса идея «совершенного человека» получает развитие в попытках конструирования механического «человека-марионетки». Процветание этой идеи в постренессансный период связано с общей рационализацией отношений в системе «человек – природа», поскольку фундаментальное различие в отношении современного и древнего человека к окружающему миру заключается в том, что «для современного человека мир явлений есть в первую очередь „Оно“, для древнего – и также примитивного человека – он есть „Ты“» [Франкфорт 2001, с. 9]. Иными словами, окружающий мир перестает восприниматься как нечто одушевленное, наделенное личностными чертами и требующее диалога. Начиная с XVII в. «доминирующим умонастроением оказывается механицизм – метафизика золотого века заводной игрушки» [Погоняйло 1998, с. 86].

Дальнейшая актуализация идеи куклы в Новое время связана с возникновением и развитием индустриальной цивилизации, что породило новые концепции социального устройства и потребовало осмысления роли и места человека в обществе, в котором личные и родовые связи между людьми постепенно теряют свое первостепенное значение. Ю. М. Лотман в этой связи замечает: «Появление в исторической жизни, начиная с Ренессанса, машины как новой и исключительно мощной общественной силы породило и новую метафору сознания: машина стала образом жизнеподобной, но мертвой в своей сути мощи. В конце XVIII в. Европу охватило повальное увлечение автоматами. Сконструированные Вокансоном заводные куклы сделались воплощенной метафорой слияния человека и машины, образом мертвого движения. Поскольку это время совпало с расцветом бюрократической государственности, образ наполнился социально-метафорическим значением. Кукла оказалась на скрещении древнего мифа об оживающей статуе и новой мифологии мертвой машинной жизни» [Лотман 1992, с. 378–379].

Развитие технического прогресса кардинально изменяет требования к личности. По мнению Н. А. Бердяева, «техническая цивилизация по существу своему имперсоналистична, она не знает и не хочет знать личности. Она требует активности человека, но не хочет, чтобы человек был личностью. И личности необыкновенно трудно удержаться в этой цивилизации. Личность во всем противоположна машине. Она прежде всего есть единство в многообразии и целостность, она из себя полагает свою цель, она не согласна быть превращена в часть, в средство и орудие. Но техническая цивилизация, но технизированное и машинизированное общество хотят, чтобы человек был их частью, их средством и орудием, они все делают, чтобы человек перестал быть единством и целостью, т. е. хотят, чтобы человек перестал быть личностью. И предстоит страшная борьба между личностью и технической цивилизацией, технизированным обществом, борьба человека и машины. Техника всегда безжалостна ко всему живому и существующему. И жалость к живому и существующему должна ограничить власть техники в жизни» [Бердяев 1933, с. 29].

В ХХ веке феноменальные свойства куклы ярко проявляются в еще одном динамично развивающемся явлении, связанном с новым направлением интеллектуальной и научно-технической мысли эпохи постмодерна, – создании «нового человека», «человека будущего», который, обладая мощным интеллектом, имел бы еще и колоссальную физическую силу и неуязвимость боевой машины. Если придерживаться логики Э. Шострома и согласиться с утверждением, что «если вы видите в других „Это“, то есть вещь, то и сами неизбежно станете „Этим“, то есть вещью» [Типологическая модель 1998б, с. 132], современный человек неизбежно «овеществляет» не только окружающий природный мир, но и других людей, все более отождествляя их с бездушными машинами-роботами.