1. Культура как механизм социального наследования

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1. Культура как механизм социального наследования

Вступая в жизнь, человек получает в наследство минимальные биологические и физиологические умения. Обладая ими, и только ими, он еще не человек. Дети, оказавшиеся вне человеческого общества, так и не становятся людьми. У них не формируется прямая походка, не развиваются сознание и членораздельная речь, они оказываются невосприимчивыми к человеческим формам общения. Человеком становятся только в обществе людей. В общении с другими людьми человек усваивает язык, первые навыки поведения и деятельности, приобретает знания, умения, обретает жизненный опыт.

Но знания и умения, накопленный человечеством опыт передаются не только путем непосредственного личного общения, а через весь созданный людьми мир, через культуру. И не только духовную, но в не меньшей степени через материальную культуру.

Стремясь облегчить свой труд, свою жизнь, люди научились делать большое количество орудий труда, предметов быта и человеческого обихода, которых нет в природе. Во все это человек вложил свои знания о природных материалах и их свойствах. Осваивая природу и используя ее материалы и силы для своих нужд, человек обретал знания, умения, навыки, опыт. Все это в скрытом виде вошло в каждый созданный предмет, закрепилось и осталось в нем – «опредметилось». Создавшие все это люди в свой час ушли из жизни, а созданное ими осталось и продолжает служить следующим поколениям.

Значит, каждая вещь, бытовой предмет, орудие труда и тем более ценности духовные – книги, картины, архитектурные сооружения, музыкальные произведения – не только удовлетворяют потребности создавших их людей, но собирают и хранят опыт и знания своих творцов для следующих поколений. Чтобы воспользоваться этим предметным и духовным богатством, новое поколение людей должно извлечь из него его содержание, понять, освоить, т. е. научиться им пользоваться. Процесс передачи от поколения к поколению жизненного опыта, знаний, умений, навыков через созданный людьми предметный мир К. Маркс называл «распредмечиванием» сущностных сил человека [1, с. 154].

Значение преемственности в развитии культуры очень точно показал французский психолог А. Пьерон. Представьте себе, рассуждал ученый, что нашу планету постигла катастрофа, в результате которой в живых остались только маленькие дети, а взрослое население погибло. Сохранились бы все материальные и духовные ценности, все сокровища культуры – библиотеки и книги, музеи и картины, научные труды и техника, все самые совершенные машины. Род человеческий не прекратился бы, но история человечества была бы прервана. Машины бы бездействовали. Книги остались бы непрочитанными. Художественные произведения – ненужными: их смысл и эстетическая сущность не были бы открыты. Культурная история человечества должна была бы начинаться сызнова [2, с. 12].

И действительно, в материальной и духовной культуре сущностные силы человека только заданы, и, для того чтобы они стали частью личного опыта и личного мира человека, их надо освоить. Это достигается с раннего детства через общение со взрослыми, а потом через воспитание, образование, обучение. Только при этом условии человек сможет использовать орудия труда, машины соответственно их назначению, а освоение языка, знаковой системы, символов, существующих у каждого народа и в каждой культуре, приобщает к социальным нормам – правовым, нравственным, эстетическим и другим, без которых невозможна ориентация человека в обществе.

История не стоит на месте. И люди, вошедшие в нее на плечах предыдущего поколения, идут дальше, созидая, открывая, совершенствуя. Стремясь облегчить свой труд, они создают и изобретают новые орудия труда. Логика развития научной мысли приводит их к открытиям нового; естественное стремление проникнуть во внутренний мир человека, глубже и тоньше осмыслить действительность – к появлению новых теорий в науке, новых течений и направлений в искусстве, новых средств художественной выразительности.

В каждой сфере культуры взаимодействие старого и нового протекает различно. Прогрессивное развитие техники – очевидно. Вначале медленно, а потом все быстрее появляются более совершенные орудия труда, станки, машины. И если от изобретения лопаты до создания экскаватора прошли тысячелетия, то от изобретения и появления первых ЭВМ до их современных модификаций – не более двух десятков лет. Столько же – от открытия лазерного луча до его практического применения. Техника, реализуя научные открытия, движется вперед все быстрее.

И тогда старое, на основе которого и появилось новое, отмирает. Никто не работает примитивными орудиями, не ездит на первых моделях велосипедов, на сделанных 40–50 лет назад автомобилях. Первый телевизор, приводивший в конце 40-х годов в изумление и восторг всех, можно увидеть разве что в музее старой техники. Как быстро стареют и заменяются более совершенными компьютеры – известно всем.

А когда-то каждое из технических новшеств воспринималось как чудо и поражало настолько, что в их честь создавались художественные произведения: «Попутная» М.И. Глинки, «Сцена у железной дороги» В.Г. Перова посвящены открытию первой в России железной дороги Москва – Петербург.

Чудеса техники умирают быстро. Их век недолог. Но каждая ступень в развитии техники опирается на предыдущую, это следующий шаг после нее.

Такая же взаимосвязь и преемственность существует в развитии науки.

Великие научные идеи никогда не возникают из ниоткуда, не рождаются как озарения их творцов. Они, как и люди, имеют свою биографию, свою историю. В конечном счете они – результат всей предшествующей культуры, вынашиваются многовековой духовной работой, рождаются из неудовлетворенности старыми теориями, в борьбе мнений и взглядов. Таким образом, можно сказать, что не только без лопаты не было бы экскаватора, но и без Евклидовой геометрии – геометрии Лобачевского, без открытия Ньютона – теории относительности Эйнштейна.

Однако очень часто наряду с новыми открытиями и старые теории сохраняют свое научное значение, продолжают «работать». Теория относительности Эйнштейна не отменила классическую механику Ньютона, а лишь очертила ее границы, потому что наряду с движением, близким к скорости света, остается обычное движение, где действуют законы классической механики, и понятия, созданные ею, остаются ведущими в физическом мышлении. Даже космонавтика, рассчитывая траектории полета спутников и космических станций, пользуется ньютоновскими законами, потому что самые скоростные космические аппараты не летают со скоростью света: их скорость в тысячи раз меньше.

С неменьшей очевидностью это проявляется в гуманитарных науках. Так, в Древнем Риме была четко определена система норм, регулирующих различные виды имущественных отношений, различие частного и публичного права. Римское право – обязательный предмет в юридических вузах. Его основы используются и по сей день.

Развитие философской мысли, конечно, не остановилось на древнегреческой философии, хотя значение Древней Греции для всей последующей европейской культуры трудно переоценить. И все же философия пошла дальше античного любомудрия, осмысливая новые времена по-новому. Но, как заметил Гейне, «каждая эпоха приобретает новые идеи и новые глаза и видит в старинных созданиях человеческого духа много нового» [3, с. 77].

При этом надо отметить, что в разные временные периоды наиболее близкими оказываются разные мыслители. Так, к философии Канта то относятся критически, то возвращаются к ней, находя во взглядах этого мыслителя идеи, помогающие осмыслить основы нравственных отношений.

То же происходит и в отношении к другим философам прошлого. Философия Гегеля в XIX веке занимала ведущее место среди других философских теорий. Ею были увлечены революционные демократы России, она стала философским источником философии К. Маркса и Ф. Энгельса. В Германии развитие философской мысли долгое время шло в рамках гегелевской системы. Прошло время, и, не умаляя гениальности этого философа и его роли в развитии философской и общественной мысли, философия Гегеля встроилась в историю философии и заняла свое место наряду с другими теориями.

В любой науке, гуманитарной или естественной, процесс прогрессивного развития очевиден. И как бы ни использовались, как бы современно ни звучали научные теории прошлого, они остаются учением своего времени.

И только одна форма творческой деятельности человека не подвержена старению – искусство. Это, пожалуй, самая удивительная его особенность. Живут в веках египетские пирамиды, Акрополь, Колизей, дворцы Версаля и Санкт-Петербурга, собор Святой Софии в Стамбуле и храм Спаса на Нерли под Владимиром. Ставятся на сцене трагедии Эсхила и Еврипида, пьесы Шекспира и Мольера. Звучат «Памятник» Горация и стихи Сапфо, музыка Моцарта, Баха, Вивальди. И не как напоминание о прошлом, не как исторические памятники, а как произведения, нужные современному человеку.

«Век может идти себе вперед, науки, философия, гражданственность могут усовершенствоваться и изменяться, – но поэзия остается на одном месте. Цель ее одна, средства те же. И между тем как понятия, труды, открытия великих представителей старинной астрономии, физики, медицины и философии состарились и каждый день заменяются другими – произведения истинных поэтов остаются свежи и вечно живы», – утверждал А.С. Пушкин [4, с. 112].

Признание этого очевидного факта определяет ту особую роль, которую искусство выполняет в культуре. Его непреходящее значение в том, что, оставаясь всегда современным, оно, как никакая другая форма культуры, соединяет прошлое и настоящее, сохраняет и делает вечно живым все то лучшее, что было создано человечеством в мире и открыто в самом человеке.

Именно поэтому приобщение к искусству (не только к современному, но и к искусству прошлого) не дает оборваться связи времен и оказывается необходимым каждому человеку.

Но если художественные произведения прошлых эпох не утратили своей значимости, если идеи, заложенные в них, и их художественный уровень делают их бессмертными, можно ли говорить о прогрессе в искусстве? Вероятно, в прямом смысле слова – нет. Искусство прошлых веков не менее прекрасно, чем лучшие произведения более позднего времени. Конечно, в художественном постижении действительности открываются новые грани. Конечно, каждое время по-своему мыслит и по-своему видит мир и иначе отражает его в искусстве, новыми изобразительно-выразительными средствами. Но это не значит, что новое искусство становится лучше, совершеннее, чем искусство прошлых веков. Непреходящее значение классического искусства определяется тем, что накопленные им духовные ценности по своему характеру перерастают рамки своего времени и, будучи по-новому осмыслены новыми поколениями, участвуют в решении насущных проблем современности. Классическое искусство – концентрация общечеловеческих ценностей, нравственных отношений. Искусство вечно живо и всегда современно.

И еще одна причина сложности и неоднозначности преемственности в развитии культуры: усвоив привычное, традиционное, люди часто не могут воспринять новое, не способны его оценить. Это происходит и в искусстве, и в науке. Новое пробивает себе дорогу, преодолевая огромные препятствия: косность, нетерпимость, гонения. Примеров в истории искусства и науки множество. Не было оценено современниками искусство Рембрандта. Творчество великого композитора И.С. Баха подвергалось критике за «неправильность», безразличие к установившимся нормам и дурной стиль. Ни одно его сочинение не было напечатано: ни «Хорошо темперированный клавир», ни концерты, ни «Страсти по Матфею». После смерти Баха наследники продавали его рукописи по цене макулатуры. Многое безнадежно пропало. Из трехсот церковных кантат до нас дошли только сто девяносто. Не было по достоинству оценено и творчество В. Шекспира. Оно тоже не укладывалось в принятые нормы, и Шекспира, как и Баха, правили и «улучшали».

Прошло время. Произведения Баха исполняются повсеместно, «ни одни музыкант не может написать ноты, в которых совсем бы не присутствовал Бах». Театры всего мира ставят пьесы Шекспира, его творчество повлияло на развитие драматургии и поэзии [5].

Произведения импрессионистов не принимали на выставки, и они организовали свою выставку – «Салон отверженных». Постимпрессионист Гоген, «чтоб в Лувр королевский попасть из Монмарта,/Он дал круголя через Яву с Суматрой» (А. Вознесенский). Работы Ван Гога вызывали насмешку. Та же судьба позднее постигла портреты Модильяни. Драматургия Чехова… Вспомните провал «Чайки» в Александрийском театре в Петербурге.

Это история. Но такие процессы происходят всегда.

Творчество «Битлз», выразившее мировосприятие молодежи и восторженно принятое ею, не было признано не только старшим поколением, что объяснимо, но и музыкальной общественностью. Джаз долгое время считался только элементом этнической культуры, а оказался одним их видов музыкального искусства XX века.

Во второй половине XX века кинематограф попытался отразить не столько событийную сторону действительности, сколько внутреннюю жизнь, внутренний мир человека. «8 У2» Федерико Феллини, «Зеркало» Андрея Тарковского в свое время воспринимались трудно, вызывали отторжение не только рядовых зрителей, но и многих кинематографистов. Теперь эти фильмы воспринимаются как данность.

И сейчас появляются фильмы, которые не воспринимают ни зрители, ни кинематографисты («Хрусталев, машину» режиссера А. Германа, «День новолуния» К. Шахназарова и др.). Но кто знает, может быть, пройдет какое-то время и эти фильмы будут поняты и оценены по достоинству.

Так же сложно проходит процесс утверждения в сознании людей новых открытий в науке. Он обостряется еще и тем, что часто эти открытия, дающие иное, чем принято, объяснение сущности природных явлений или общественной жизни, ломают сложившийся и господствующий уклад. Иногда научные открытия поражают настолько, что люди отказываются в них верить, ибо это меняет их представления о жизни.

Гелиоцентрическая теория Коперника опровергала не только религиозное, но и даваемое наукой объяснение положения Земли во Вселенной и тем самым опровергала, отрицала все сложившиеся каноны. Принявший эту теорию Джордано Бруно был сожжен, Галилея вынудили отказаться от нее. Теперь любой школьник знает, что Земля вращается вокруг Солнца, и это ни у кого не вызывает сомнения и никого не удивляет.

В открытие в конце XIX века рентгеновского излучения и радиоактивности, позволившее проникать сквозь непрозрачные тела, долго не могли поверить и считали это чем-то близким к мистике. Кого сегодня удивляют рентгеновский снимок, врач-рентгенолог, который по этому снимку определяет состояние наших внутренних органов?

Первооткрыватель электрона Дж. Томпсон сам с трудом и не сразу поверил в сделанное им открытие и не удивился, что первое его сообщение об этом некоторые физики приняли просто за чепуху. И это понятно: более двух тысяч лет считалось, что атом – предел делимости материи, последний «кирпичик» мироздания. «Материя исчезла, – решили физики. – Остались одни электроны». Позднее обнаружат кроме электрона еще десятки других элементарных частиц, откроют законы, по которым они взаимодействуют. Эти теории будут входить в науку драматически, ломая утвердившиеся в ней представления.

Теория относительности А. Эйнштейна показалась замудренной, недоступной трезвому разумению, и ее сочли абракадаброй, бессмыслицей.

Не сразу и далеко не всеми были признаны отечественные ученые Н.Ф. Федоров, К.Э. Циолковский, В.И. Вернадский, А.Л. Чижевский – русские космисты, по-своему пришедшие к идее взаимосвязи человека, природы и Космоса. Федорова считали чудаком, Циолковского – сумасшедшим, Вернадского – фантазером, Чижевского – «солнцепоклонником».

«Таинственный посол из реального мира», как назвал Макс Планк открытый им квант движения, совершил переворот в стиле физического мышления, изменил представление об устройстве природы; обнаружение Луи де Бройлем двойной природы света, принцип дополнительности Гейзен-берга – Бора и другие открытия также в корне меняли каноны физики и были осмыслены и приняты не всеми и не сразу. Но пройдет время, и все эти открытия войдут в науку, перестанут удивлять, станут привычными, будут изучаться в старших классах школы и в институтах.

Новое, иное, чем раньше, осмысление действительности, вошло в наше сознание, расширило, углубило наше миропонимание. Существуют, утверждал Эрнест Резерфорд, три стадии признания научной истины: первая – «это абсурд», вторая – «в этом что-то есть», третья – «это общеизвестно».

Одновременно происходит и другой процесс, также влияющий на логику развития культуры. Представители новых течений в искусстве, новых направлений в науке нередко отрицают, отбрасывают более ранние или иные направления и теории, не принимая даваемое ими видение и объяснение мира. История искусства – это и борьба внутри самого искусства, в которой каждый из творцов часто считает свое творческое видение единственно возможным. История науки – это борьба идей и теорий.

Художники «Мира искусства» не принимали творчество передвижников, картины которых несли огромное общественное содержание. Освобождая живопись от литературы, мирискусники давали возможность развития собственно живописи, но при этом их искусство теряло общественное звучание. В оценке передвижников они в своем полемическом задоре были не правы: искусство передвижников не только утверждало демократические, гуманистические идеи, но и было подлинным искусством, дав образцы высокого живописного мастерства.

То же происходит и в науке. Открыв новое и с великим трудом доказав его подлинную достоверность, истинность, ученые иногда отказываются признавать другие открытия. Так, Томпсон не признавал планетарную модель атома Э. Резерфорда, будучи убежденным, что только его модель дает правильное представление о структуре атома. Новые физические идеи, и прежде всего квантовые, Томпсон воспринял как мороку и игнорировал эти теории. Сделавший эпохальное открытие В. Рентген не признал открытие электрона и запретил своим ученикам и сотрудникам даже говорить об электронах. Позднее ученые дадут разные объяснения этому факту. Рентген был человеком кристальной научной честности, высоких нравственных принципов, и непризнание научного открытия имело серьезные мотивы. Но факт остается фактом: наличие электрона Рентген не признавал.

Все это – объективный процесс, делающий развитие культуры внутренне противоречивым, неоднозначным и подтверждающий, что культура представляет собой механизм социального наследования.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.