Люди в старом узнают новое — истинное

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Люди в старом узнают новое — истинное

Многократное возвращение к любовной, тщательно анализированной сцене вызвало возмущение Софьи Андреевны Толстой. У нее это принимало характер ревности и поисков прототипов.

Тринадцатого сентября 1898 года Софья Андреевна записывает в своем дневнике: «Я мучаюсь и тем, что Л. Н., семидесятилетний старик, с особенным вкусом, смакуя, как гастроном вкусную еду, описывает сцены прелюбодеяния горничной с офицером»[282].

Софья Андреевна наивно видит в реалистической литературе только оттиск. Но она правильно, хотя и негодуя, отмечает композиционную многократность возвращения одной и той же темы.

Ей это кажется смакованием.

На самом деле два человека по-разному возвращаются к своему прошлому; оно горько. Здесь нет смакования, но есть анализ.

В романе многократен анализ отношений между мужчиной и женщиной разных слоев общества. Реальность любви и сущность имущественного неравенства, преступность этого неравенства, раскрывается в этой многократности, она раскрывает мир заново, вскрывая преступность обычного, заостривает социальный протест.

Теперь каждый видит не то, что он прежде видел, и не так, как он прежде видел.

Не только Нехлюдов — богач и дворянин — прежде считал свое положение нормальным и важным, но и проститутка-беднячка Катюша тоже считала, что она в мире занимает всем нужное, важное место, и оба увидели обычное как отвратительное.

Сцепление противоречий основано на том, что существовала Катюша и в то же время существует Любовь Маслова, которая вытеснила Катюшу.

Человек и тот и не тот. Положение, в котором показан этот человек, его обстановка тоже приведены в противоречие.

Нехлюдову надо сообщить Масловой, что он хочет жениться на ней, но ему приходится об этом не говорить, а кричать, ничего умилительного не получается, и он для нее сам не тот человек, которого она когда-то знала, и говорит она с ним, «заманчиво улыбаясь».

Перипетии описаний прошлого усиливаются литературным сопоставлением.

Литературные сопоставления в литературном произведении могут быть и могут не быть; они постоянны в греческом романе, они бывают в ранних реалистических романах. Реалистический роман Толстого иногда их вводит, но не они определяют основные сцепления романа.

В романе Катюша — девушка довольно образованная: Нехлюдов давал ей читать Тургенева и Достоевского, она говорит даже по-французски, — но это мало понадобилось в романе. Катюша проще, обыкновенное. Это кажущееся обогащение ее образа менее использовано, чем косой, таинственный взгляд.

В результате ряда сцеплений любовь к Катюше, возвращение к ней оказывается открытием Нехлюдовым истинной действительности, жизни голодной деревни, вонючей тюрьмы, жизни угнетенных. Начинается новое широкое узнавание несправедливости мира. Все выясняется в ряде сцеплений.

Необычайность положения Нехлюдова, который сопровождает Маслову в ее пути на каторгу, но сопровождает издали, сопоставлено с положением Тараса — человека, которого отравила его молодая жена Федосья, а потом молодка раскаялась и полюбила.

Катюша ни в чем не виновата перед Нехлюдовым, жена Тараса виновата перед мужем: она его хотела отравить. Тарас провожает свою жену, включившись в партию арестантов, «заарестовавшись». Тарас защищает жену и Катюшу. Его поведение изменяет наше отношение к поведению Нехлюдова, как бы уменьшает «подвиг» Нехлюдова. Образ Тараса восхищал Чехова.

«Воскресение» должно быть основано на новом понимании нравственности. Старая религия разрушается точным описанием богослужения в тюрьме. Религиозный обряды передаются не в религиозной терминологии, а терминологией обыденной жизни, и оказываются лишенными смысла, недейственными.

Толстой в «Воскресении» хотел приписать басню к морали. Мораль состояла в том, что разбуженная совесть Нехлюдова и его подвиг воскрешают Катюшу и Нехлюдова.

Долгое чтение Евангелия в конце романа как бы убирало декорации искусства и переводило смысл вещи на чистую мораль. Воскрешение Нехлюдова приводит героя в цитаты, а Толстого — к несдержанному обещанию дописать, как жил Нехлюдов после воскресения. Катюша уходит с другим; она Евангелие не читает вообще.

Доказана в «Воскресении» мертвость мира, в котором живет Катюша. Люди, занимающие в этом мире разные должности по своему положению, все похожи на Катюшу, потому что мир, в котором они существуют, подл и мертв.

Сюжет «Воскресения» не в событийном ряде, повествующем о том, как молодой офицер соблазнил горничную, а потом захотел спасти ее, женившись на ней; даже Нехлюдов убедился в ошибке оценки положения Катюши.

Сюжет в сравнении судьбы Катюши с судьбой порядочных людей.

«Преимущественно удивляло его то, что Маслова не только не стыдилась своего положения — не арестантки (этого она стыдилась), а своего положения проститутки, — но как будто даже была довольна, почти гордилась им».

Дальше Толстой ведет анализ уже от себя: «Люди, судьбою и своими грехами — ошибками поставленные в известное положение, как бы оно ни было неправильно, составляют себе такой взгляд на жизнь вообще, при котором их положение представляется им хорошим и уважительным».

Дальше Толстой пишет: «Но разве не то же явление происходит среди богачей, хвастающихся своим богатством, то есть грабительством, военачальников, хвастающихся своими победами, то есть убийством, властителей, хвастающихся своим могуществом, то есть насильничеством?»

Не только Катюша Маслова б… Суд, сенат, светские друзья Нехлюдова заслуживают такого же названия. Но только Катюша сняла с себя позорное имя. Это глубокая, долго вынашиваемая мысль Толстого.

Еще [19 февраля] 3 марта 1857 года Толстой писал в «Записной книжке»: «Гордость и презрение к другим человека, исполняющего подлую монархическую должность, похожи на такую же гордость и самостоятельность б…»[283]

Вначале, когда Нехлюдов, переживший, по словам Толстого, истинное религиозное перерождение, приходит к Катюше, то она, пьяная от водки и ненависти, открывает ему его мотивы действия, говорит о своей сегодняшней цене: «красненькая…» Она отвергает нехлюдовское покаяние с той же эмоциональной силой, с которой Толстой описал церковное богослужение.

Правда, Катюша воскресает. Но Евангелия она не читает, отказывается от него.

У Толстого влечение Катюши к Нехлюдову и Нехлюдова к Катюше описано как чистое, моральное, естественное, неизбежное, как вскрытие реки весной.

Нехлюдов и Катюша любили друг друга. «Разговаривать, когда они были одни, было хуже. Тотчас же глаза начинали говорить что-то совсем другое, гораздо более важное, чем то, что говорили уста, губы морщились, и становилось чего-то жутко, и они поспешно расходились». Нехлюдов, уезжая, почувствовал «…что покидает что-то прекрасное, дорогое, которое никогда уже не повторится. И ему стало очень грустно».

Катюша, не осознавая, вечно любила Нехлюдова; тот это понимает только в конце. Нехлюдов понял: «…она любила его и думала, что, связав себя с ним, она испортит его жизнь, а уходя с Симонсоном, освобождала его и теперь радовалась тому, что исполнила то, что хотела, и вместе с тем страдала, расставаясь с ним».

Так воскресла в любви Катюша. Так разрешился конфликт вне религии и аскетизма.

Катюша любит Нехлюдова, она забывала о том, как она его любит, из-за обиды, из-за тяжелой жизни, но воскрешение ее происходит на воскрешении первоначального любовного чувства, и тем самым оно противорелигиозно.

Победили любовь, река, луна; победила сама жизнь.

Нехлюдов остается с Евангелием, которое он читает по английскому изданию в пустом номере гостиницы. Толстой, к неудовольствию толстовцев, не может придумать такой развязки конфликта, которая соответствовала бы первоначальным намерениям.

Чеховская оценка романа такова: «Самое неинтересное — это все, что говорится об отношениях Нехлюдова к Катюше, и самое интересное — князья, генералы, тетушки, мужики, арестанты и смотрители. Сцену у генерала, коменданта Петропавловской крепости, спирита, я читал с замиранием духа, так хорошо! A m-me Корчагина в кресле, а мужик, муж Федосьи!..»

Чехов как бы продолжает спорить с неосуществленной схемой романа. Он сердится на развязку с чтением Нехлюдовым Евангелия: «Конца у повести нет, а то, что есть, нельзя назвать концом. Писать, писать, а потом взять и свалить все на текст из Евангелия, — это уж очень по-богословски»[284].

Идеология романа пришла в столкновение с истинным его содержанием.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.