Неужели королевская Франция окончательно потеряла голову?

Неужели королевская Франция окончательно потеряла голову?

Главное потрясение монархии произошло в 1793 году, когда Людовик XVI лишился головы на гильотине: лезвие разрубило шею славного короля — и грубо прервало тысячелетнюю династию. Здесь речь идёт не только о личной драме человека, которому пришлось отвечать за все грехи абсолютной монархии, но, по сути, о разорванном общественном договоре, который объединял страну при короле.

Двести лет прошло, но урок так и не был усвоен, Франция никак не может привести в порядок своё монархическое прошлое. Три реставрации, две империи, пять республик — этого оказалось недостаточно, чтобы решить проблему; и нечего удивляться, что абсолютная монархия в результате породила самую монархическую из республик. Королевский шик никуда не делся, привилегии никто отменять не собирается, они лишь плавно перешли к другому общественному классу. Построенная на нерушимом фундаменте человеческих прав, за время своего существования республика привыкла к многочисленным отклонениям. Войны, самоуправство, колониализм… оказывается, всё это свойственно не только абсолютной монархии.

Братская революция?

Много времени потребовалось, чтобы доказать: республика была отнюдь не столь безупречна, каковой многие её считают. Франция представляет собой уникальный пример государства, которое утверждается на правах человека, но при этом продолжает во всю глотку распевать гимн, клеймящий позором сограждан, оросивших «нечистой» кровью поля своей страны. Ладно, допустим… текст устарел, к тому же надо принимать во внимание определённую поэтическую вольность и учитывать исключительные обстоятельства, в которых писалась «Марсельеза». Но всё равно было бы нечестно и непорядочно отрицать, что Великая французская буржуазная революция является одной из самых кровавых в истории Старого Света. Достаточно вспомнить подавление восстания в Вандее, по сути, представлявшее собой заранее спланированное массовое убийство. Признать этот факт — не значит пересмотреть историю. Но больно думать о том, что люди, поднявшиеся на защиту принцев крови, принадлежали далеко не к высшим слоям общества. Это были простые французы, они всего лишь остались верны принципам и моральным устоям, формировавшим их страну на протяжении многих веков. Будем честными до конца: принцы, за которых они проливали свою (нечистую?) кровь, тоже не всегда отличались аристократическими корнями. На счёт мрачных часов революции также стоит отнести уничтожение культурного наследия, политические чистки, террор, разрешённый государством, гражданскую войну — и не забудьте о первых кровавых актах наполеоновских войн. Жестокость, как неотъемлемая черта французской революции, приобрела официальный статус в национальном гимне. Но сегодня даже яростные республиканцы готовы признать, что «Марсельеза» — военная песня, чьи слова попирают антирасистские законы и принципы уважения к прошлому, которыми успела за два века обзавестись республика.

Фотосессия в Елисейском дворце

Мне на память приходит одна занимательная история. По случаю государственного визита короля Бельгии Альберта II и его супруги королевы Паолы во Францию я оказался при дворе Елисейского дворца. В первую очередь меня удивила исключительно французская манера принимать сначала короля (его приветствовал президент), а потом, спустя несколько минут, королеву (её приветствует жена президента). Когда королева Паола прибыла в Елисейский дворец, на крыльце её ждала тогдашняя хозяйка резиденции, Бернадетт Ширак. Справа толпились фотографы и журналисты; они без конца окликали дам, надеясь «урвать» кадр дня. Бернадетт улыбалась камерам, тогда как Паола намеренно отворачивалась. В Бельгии ни для кого не секрет, что Её Величество весьма прохладно относится к фотосессиям. Тем временем недовольные французские фотографы не оставляли попыток обратить на себя внимание королевы, которая не сдавалась. В конце концов сама Бернадетт настояла на том, чтобы Паола соблаговолила посмотреть в сторону камер. Выбившаяся из сил королева из уважения к принимающей стороне покорилась. Какой же урок мы должны извлечь из этой истории? Бернадетт давно привыкла к избирательным кампаниям и хорошо знала правила игры со средствами массовой информации. Даже будучи супругой главы государства, она не забывала, что лишь временно живёт в Елисейском дворце и рано или поздно ей придётся передать ключи следующей хозяйке. Паола, со своей стороны, не стремилась завоёвывать голоса и была по-королевски безучастна к обиженным фотографам, пытавшимся поймать её улыбку. Она не играла на камеру, ей достаточно быть тем, кто она есть, — королевой. Возможно, монархия не так стремится создавать видимость, как считают многие.

Возвращение королевского наследия

Но вернёмся к французской монархии. Сегодня страна Робеспьера пытается примириться со своим королевским прошлым. Ряд историков реабилитировал Людовика XI, а Людовик XIV — Король-солнце — продолжает очаровывать и ослеплять. Екатерину Медичи боятся, на Людовика XV сердятся, а Франциска I обожают. Но что касается места исторического разрыва, то тут почти ничего не изменилось. Как только речь заходит о Людовике XVI, всё усложняется. А что если цареубийство было не таким уж славным делом? Что если республика, основанная на идеалах свободы, равенства и братства, родилась из крови честного человека? Конечно, Франция не единственная страна, лишившая головы своего короля. Англичане проделали то же самое с Карлом I в 1649 году. Но разница в том, что для «Шестиугольника»^{35} «конец» короля должен был стать началом новой Франции. С тех пор как вопрос был поставлен столь остро, сторонники республиканского культа делают всё, чтобы затенить четырнадцать веков королевской истории. Долой привилегии! Смерть тиранам! Пусть нечистая кровь оросит наши поля! Спросите любого психолога: разве здоровый человек будет пытаться очернить 90 процентов своего прошлого, если он собирается строить светлое будущее?

Самая монархическая Пятая республика

Франции до сих пор не даёт покоя её королевское прошлое. В Европе не существует более монархической республики! Она позволила себе такую роскошь, как мирные революции раз в пять лет, каждая из которых завершается символической казнью правителя. К счастью, гильотина давно пылится в чулане истории, теперь экзекуция проходит в виде выборов, которые подчас бывают куда более жестокими.

Среди прочих европейских политических систем Пятая республика кажется наиболее «старорежимной». Власть главы государства так велика, что ему осталось только завести пышный двор и собрать вокруг себя фавориток, заинтересованных в том, чтобы угодить королю. Премьер-министру лучше стать мазохистом, иначе ему не вынести всех придирок и насмешек, а что касается членов правительства, то они и так в страхе ожидают малейших признаков немилости в глазах Его Президентского Величества… Общественная жизнь в стране чутко откликается на малейшую смену настроения народного избранника и подчиняется ритму его частной жизни. Президентская хроника пестрит слухами о супружеских ссорах, вымышленных и реальных изменах, законных и внебрачных детях. Главы республики, в лучших традициях Валуа и Бурбонов, полагают себя выше простых смертных, а значит, законы и правила созданы не для них. Самое странное в этой истории то, что наиболее президентский (иначе говоря — монархический, если пользоваться терминами, бывшими в ходу до 1789 года) режим сильнее всего бичует идею королевской власти. Что-то тут не сходится…

Долой банальности!

Чтобы гарантированно изгнать призрак королевской Франции (хотя, учитывая всё ранее изложенное, стоит, наверное, говорить о призраке Франции республиканской!), государство продолжает стоять на своём и поливать грязью монархическое прошлое. Ведь это прошлое является воплощением самоуправства, несправедливости, бессмысленных растрат и фаворитизма… Стоп! Хватит уже! Проблема в том, что монархический курсор Франции застрял на отметке 1789 года. Истинный французский республиканец считает олицетворением королевской власти легкомысленную Марию Антуанетту, разгуливающую по Версалю в пышных платьях с розовыми ленточками. Господа санкюлоты, откройте вы, наконец, глаза! Ваш взгляд на королевскую Францию не просто устарел, всё гораздо хуже: он вышел из моды!

Республика = демократия

Спросите граждан Белоруссии или жителей Зимбабве, что они об этом думают. В наши дни республике достаточно присоединить к себе определение «демократическая», чтобы потерять доверие окружающих.

Королевская власть = тирания

Посчитайте, сколько кубинцев предпочитают «тиранию» королевы Дании жизни на Острове свободы! «Смерть тиранам!» — кричали на улицах Парижа в 1789 году, но сегодня «тираны» получают власть в результате всенародного голосования гораздо чаще, чем монархи в горностаевых мантиях.

Республика = прогресс

За несколько лет монархии Испания получила больше свобод, чем Франция за полвека. Жители «Шестиугольника» не утратили склонность к восстаниям; они по-прежнему готовы высыпать на улицу, если им не понравится какая-то реформа. По этой причине политики, которые надеются на переизбрание, предпочитают ничего не менять. При монархии роль предохранителя обычно выполняет премьер-министр, и главу государства все эти проблемы не касаются.

Королевская власть = протокол

Попробуйте сравнить протокол, которому подчиняется король Бельгии, и протокол французского президента — уверяю вас, вы будете удивлены! Роскошь и пышные празднества отнюдь не являются обязательным признаком монархии, дело, скорее, в народных предпочтениях. Став республикой, Италия не потеряла вкус к блестящей униформе и ярким карнавалам. Что касается очень республиканской Франции, то парламент продолжает заседать в Версальском дворце, а резиденцией президента является замок бывшей королевской фаворитки!

Скромное обаяние монархии

И мы снова возвращаемся к 1789 году, когда монархия навсегда застыла в своём манихейском обличии. Приняв и узаконив жестокость как единственный способ достижения собственных целей, Франция отказалась от такого замечательного свойства королевской власти, как способность мирно приспосабливаться. На протяжении тысячелетий из всех государственных форм, изобретённых человеком, именно монархия демонстрировала лучшие «вездеходные» качества! Это сильнее меня: я не могу не восхищаться тем хладнокровным спокойствием, с которым Елизавета II воспринимает все жизненные неурядицы. Мир вокруг сходит с ума, а что делает Её Величество? Её Величество гладит собачку-корги! Путешественники садятся в высокоскоростные поезда и проезжают сотни километров за какие-то полчаса, а королева Нидерландов прибывает в парламент в позолоченной карете. Молодёжь смотрит на мир через экран своего мобильника, а наследная принцесса Швеции справляет день рождения в народном костюме на глазах у восхищённой толпы. Мне нравится думать, что некоторые вещи остаются неизменными, несмотря ни на что. Я отстаиваю своё право отказаться от таких незыблемых догм, как абсолютный прогресс и политкорректность, возведённая республикой в ранг новой религии. Конечно, в королевской власти есть что-то недемократичное, но абсолютной демократии в принципе не существует, как, впрочем, и абсолютной монархии.

Монархия самоопределяет

Ещё одним достоинством монархии следует признать то, что королевская власть воплощает идею нации и способствует самоопределению народов. Патриотизм, прежде имевший огромное значение, оказался не нужен современному европейскому обществу. Государство старательно уничтожает его следы из учебников истории, зато новоприбывшие иммигранты утверждают верность своим корням и своей родине на законодательном уровне. Подобное противоречие привело лишь к возникновению пропасти между двумя лагерями и к тому, что проблема интеграции нового населения обострилась во много раз. В таком деликатном деле, как ассимиляция национальных меньшинств, монархия может стать одним из ключей к разрешению ситуации. За редким исключением, ядром, вокруг которого образовывалось государство и формировалась нация, была королевская семья. Современная карта Европы — это результат династических браков, завоеваний и союзов. В определённой степени Австро-Венгерская империя Габсбургов предвосхитила сегодняшнюю Европу. Множество языков, народов и религий уживались под одним скипетром, не отказываясь от своих региональных различий, которые позже превратились в различия национальные. Меня всегда поражала та лёгкость, с какой королевские семьи находили своё место в формирующейся Европе. Хотя чему удивляться: ведь именно отпрыски древних династий в прежние времена перекраивали карту каждый на свой лад. Конечно, Европа тех веков не имеет ничего общего с бездушным бюрократическим Голиафом, выросшим из останков Европейского экономического сообщества… Вот чего не хватает Старому Свету, который создаёт себе имидж за счёт полезных, но удивительно скучных дискуссий о компенсационных выплатах и общих урегулированиях. Чтобы люди действовали слаженно, как одна нация, им нужны символы, причины гордиться своей страной, история, памятные даты и места боевой славы… Европейская команда по футболу способствовала «очеловечиванию» новой Европы. Точно так же короли способствуют созданию характерного образа части континента, у которой явные проблемы с самоопределением.

Королевская Европа

Во времена Екатерины Великой Российская империя на равных участвовала в европейской политике. Король Румынии происходил из немецкой династии, точно так же, как и царь Болгарии. Длинная коммунистическая пауза отдалила Восток от Запада и в то же время способствовала их последующему сближению. Мне кажется, у Европы есть все причины обратиться к своим королевским корням и восстановить естественные границы. Идея великой Европы, простирающейся от побережья Атлантического океана до Урала, не нова и не принадлежит лишь к голлистскому геополитическому видению. Её истоки кроются в наследии древних королей и императоров. Утверждение европейской самобытности на основе её истории не приведёт к разрыву отношений с Соединёнными Штатами (даже если кто-то об этом и мечтает). Оно не заставит нас забыть о средиземноморских корнях, о тех целях и задачах, которые они перед нами ставят. Речь идёт лишь о том, чтобы вспомнить о старой Европе, о том, чтобы восстановить прежние контуры и очертания — хотя бы в том виде, какими они были до того, как Европу искромсали революции, идеологии и бесконечные войны. Гражданские войны оказались фатальными для многих королевств, но те, кто вышел из них невредимыми, без потерь завершили двадцатый век.

Когда короли превышают полномочия

Конечно, не стоит впадать в крайность. Если приглядеться, монархия тоже не всегда ведёт себя безукоризненно. Будь всё так просто, от Занзибара до Владивостока установилась бы королевская власть. Некоторые венценосные правители вылетели с трассы на крутых виражах истории. Короли Франции, например, сами пилили трон, на котором восседали. Одержимые идеей централизма и теорией абсолютной монархии, они в конце концов утратили всякую связь с народом. Это лучшее доказательство того, что гармоничное королевство может существовать лишь при одном условии: договор соблюдают обе стороны, то есть и народ, и правитель. Людовика XIV многие считают символом французской монархии, но, по сути, именно он стал рыть ей могилу. Покинув Париж и обосновавшись в Версале, Людовик воплотил миф о платоновской пещере. Из садов королевской резиденции реальность видится несколько иначе. Когда-то короли проливали кровь, завоёвывая Париж, теперь они стали его заложниками. В 1789 году Франция впервые нарушила тысячелетний договор, но Наполеон быстро вернул её к монархической логике. Сторонники Людовика XVIII и реставрации монархии высокомерно заявляли, что стремятся примирить Францию королевскую и Францию народную. Увы, король был слишком стар и болен, чтобы осуществить это на деле. Его брат и наследник Карл X не смог воспользоваться шансом, данным ему историей: он снова восстановил режим в самом реакционном виде. Ошибочно полагать, что под монархией подразумевается застывший консерватизм, и Луи Филипп ясно осознал это после «Трёх славных дней» — революции 1830 года. Спустя восемнадцать лет замечательного правления и его поразил синдром косности, из-за которого ему пришлось отправиться в изгнание. Луи Наполеон в очередной раз подтвердил наличие у французского народа склонности к монархии; лёгким движением руки он сокрушил Вторую республику и взошёл на престол. Третья республика, рождённая из пепелища 1870 года, изначально должна была привести к реставрации. Уже в двадцатом веке де Голль поддался влиянию монархического бессознательного и создал Пятую республику.

Пять революций не помешали Франции присвоить львиную долю королевского наследия, хотя защитники республики упорно с этим не соглашаются. Но за примерами далеко ходить не надо: Париж расположен в сердце Франции, где сходятся все дороги и принимаются все решения, парламент собирается на конгресс в Версале, президент Республики живёт в Елисейском дворце и выступает с речью в соборе Сен-Жан де Латран… Французская Академия, елисейский протокол, золотые запасы Республики, зимние и летние дворцы, президентская охота… Николя, осторожнее! Что если однажды народ соберётся под окнами твоего замка и начнёт требовать хлеба и зрелищ?