Глава 32. ПОЦЕЛУИ И УХАЖИВАНИЕ

Глава 32. ПОЦЕЛУИ И УХАЖИВАНИЕ

— Ты когда-нибудь целовалась с мальчиком?

— По-настоящему? В губы? — спросила я.

— Да. Целовалась? — нетерпеливо повторила Нэнси.

— Вообще-то нет, — призналась я.

Нэнси вздохнула с облегчением:

— Я тоже.

Джуди Блум. Ты слышишь меня, Господи? Это я, Маргарет, 1978

Не всякий поцелуй окружен романтическим ореолом. В Средние века поцелуями в особо торжественных случаях — например при заключении мира или принесении присяги на верность — обменивались мужчины. В менее отдаленные времена, обращаясь к монарху с прошением или принимая от него милость, было принято целовать ему руку, и эта традиция сохранялась вплоть до XX века. Но если в те же Средние века мужчина целовался с женщиной, которая не была ему женой, все понимали, что у него на уме.

Люди, существенная часть повседневной жизни которых проходила в общем зале средневекового замка или в скромной гостиной эдвардианского пансиона, редко могли полностью избавиться от напряжения, связанного с присутствием вокруг полузнакомых лиц. До Первой мировой войны практически ни одна девушка не имела права распоряжаться своей судьбой: ей полагалось с волнением и надеждой ждать, когда предполагаемый жених попросит ее руки у отца, после чего сделает предложение ей самой. До этого она должна была демонстрировать свои достоинства будущей образцовой супруги: петь, музицировать, заниматься рукоделием. Ареной ее «выступлений» служила гостиная.

Художественная литература изобилует сюжетами о несчастных влюбленных, мечтавших вступить в брак, но разлученных по воле злого рока или в силу социального неравенства. Многоженец Генрих VIII постоянно — и безуспешно — занимался поисками идеальной женщины, с которой мог бы счастливо жить до глубокой старости. Семь долгих лет он добивался расположения Анны Болейн и потом твердил всем и каждому, что «женился по любви».

Высокое положение короля позволяло ему выбирать себе пару, но таким правом располагали немногие. Брак по любви — относительно новое явление, характерное в основном для стран Запада. В старину и в Европе, и в Америке (как сегодня в ряде других культур) брачный союз заключали на основе имущественного соглашения, затем у супругов появлялись дети, воспитание которых способствовало их сближению, и лишь спустя годы появлялся шанс, что их отношения наконец-то перерастут в любовь. Специалист по истории гомосексуализма Джон Босуэлл отмечает, что современный брак эволюционирует «с точностью до наоборот»: начинается с любви, сопровождается рождением детей, а завершается спорами о разделе имущества.

До эпохи Просвещения обязанности перед церковью превалировали над семейными. В 1683 году жительница Салема (Новая Англия) Мехитабл Паркмен рассказывала мужу о недовольстве соседки: «Она бранится, что тебя я люблю больше, чем Господа». В XVII–XVIII веках девушкам из знатных семей такая роскошь, как чувства, была недоступна. Как марионетки перед началом представления, они терпеливо ждали, когда родители устроят им династический брак. Но случались и исключения. Так, некая Элизабет Спенсер поражает нас своей расчетливостью, диктуя в 1594 году требования к жениху: «У меня должно быть два лакея и не меньше двадцати нарядов. На текущие расходы вы должны выдать мне две тысячи фунтов, не считая тех двухсот, что пойдут на уплату моих долгов. Еще шесть тысяч мне потребуется на покупку украшений». Постижер из Манчестера и автор дневников Эдмунд Харрольд после смерти первой жены только девять месяцев прожил вдовцом, а спустя три месяца после кончины второй начал ухаживать за третьей. Он не собирался медлить с очередной женитьбой, сообразуясь с рекомендациями врача и наставлениями проповедника в церкви, не говоря уже о собственных устремлениях. «Долг каждого христианина — усмирять буйные страсти и плотские желания, к коим мы наиболее склонны. Я места себе не нахожу, все мои помыслы — о женщинах». Вступление в брак считалось святой обязанностью мужчины, за исключением стариков. «Из всех соблазнов пожилой мужчина должен пуще всего избегать неразумной тяги к женщинам», — пишет доктор Хилл в «Наставлениях пожилому мужчине, желающему сохранить здоровье и продлить свою жизнь» (1764).

Порой богатая наследница, проявляя независимость, сбегала из дому и тайно вступала в брак. Именно такую попытку предприняла жившая в георгианскую эпоху леди Мэри Уортли Монтегю, умнейшая женщина, снискавшая скандальную известность. «Думая о том, что мы затеваем, я трепещу от страха. Ты уверен, что будешь любить меня вечно? Как бы нам не пришлось раскаиваться… Я боюсь и надеюсь». Но то, что можно было позволить себе на черной лестнице или в саду, окутанном ночной тьмой, не допускалось в гостиной. Избранника леди Мэри, бродившего под ее окнами, приняли за разбойника. Поистине, эта женщина отличалась невероятной жизненной силой, и нам ужасно жаль, что ее план вступить в тайный брак провалился.

Впрочем, мы бы поспешили с выводами, если бы сказали, что в гостиных аристократов напрочь отсутствовали пылкие чувства. Даже такой «мачо», как Джеймс Босуэлл, констатирует, что в георгианскую эпоху за влюбленным признавали право на вздохи, слезы и жалобы: «Такова особенность любви — она позволяет мужчине проявлять слабости, которые при любых других обстоятельствах были бы встречены презрением». Правда, после женитьбы про любовные вздохи и слезы уже никто не вспоминал. Если истинному англичанину «хватает гибкости», чтобы преклонить колени, прося у женщины руки, то он с гордостью скажет, что впоследствии «ни разу не согнул коленей», XIX век оставил нам немало свидетельств равенства мужчин и женщин, в том числе в среде представителей высшего света, в вопросах любви и заключения брака. Королева Виктория прославилась тем, что взяла на себя инициативу сделать предложение принцу Альберту, тем самым заставив своего дядю (горячего сторонника этого союза) дождаться, когда она созреет для самостоятельного решения. Их супружество называли браком по любви; после смерти Альберта Виктория носила траур по мужу всю оставшуюся жизнь.

Представители менее знатных сословий могли себе позволить более свободное отношение к браку, и до XVII века при заключении брачных союзов обходились без особых формальностей. Сторонам достаточно было заключить при свидетелях относительно туманное устное соглашение, скрепив договоренность половым актом. В XVII веке в Английской республике в обиход вошло такое революционное новшество, как гражданский брак (до того церковное право превалировало над общим). Пуритане Новой Англии яростно отстаивали идею, согласно которой брак зиждется на договоренности двух человек между собой и не является таинством. В судебных протоколах зафиксировано, что на развод по причине адюльтера, невнимания или жестокого обращения чаще всего подавали женщины, а не мужчины. Очевидно, государству удавалось защищать права женщин эффективнее, чем это делала церковь.

В 1694 году английские правители решили, что на брачном обряде можно неплохо заработать, и ввели соответствующий налог. Тайное венчание, целью которого было не допустить на церемонию противников заключаемого союза, постепенно отошло в прошлое. Принятый в 1753 году закон «О браке» наложил на эту процедуру новые ограничения. Отныне венчание разрешалось проводить только по воскресеньям, с восьми часов утра до полудня, во время церковной службы. Поэтому в английском языке свадебный банкет до сих называется wedding breakfast (свадебный завтрак): на протяжении веков его назначали на первую половину дня.

Чарльз Дарвин, живший в такое время, когда любовь служила существенным побудительным мотивом к женитьбе, применил к решению проблемы научно-прагматический подход. С одной стороны, он досадовал, что супружеская жизнь ограничит его «свободу ходить куда вздумается», а также возможность «посещать мужские клубы и общаться с умными людьми», не говоря уже о том, что он больше не сможет тратить так много денег на книги. С другой стороны, «милая нежная жена на диване, возле пылающего камина» принесет несомненную пользу его здоровью, рассудил он и заключил: «Женюсь. Q.E.D.»[99].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.