Глава пятая Проституция в христианско-магометанском культурном мире до появления сифилиса (проституция средних веков). I. Политико-религиозная среда
Глава пятая
Проституция в христианско-магометанском культурном мире до появления сифилиса (проституция средних веков). I. Политико-религиозная среда
По общему своему характеру, по социальному значению и, прежде всего, по субъективной оценке и суждению о проституции со стороны государства, общества и отдельных лиц, проституция, безусловно, обнаруживает свой прежний, античный характер. Она нигде не отрицает своей органической связи с древним миром, всецело коренится в нем-в его социальных условиях и античных взглядах на половую жизнь. Кто хочет радикально и успешно бороться с проституцией и искоренить ее, тот должен, следовательно, вырвать ее античный корень, что мыслимо, однако, и возможно лишь при следующем предварительном условии: при условии реформы половой этики в смысле современного культурного развития.
В свете нашей индивидуалистической морали и половой этики, проституция является теперь чуждым., гетерогенным образованием в нашем общественном теле, уничтожение которого повелительно требует наше проясненное социальное чувство и наш прогрессивный взгляд на ценность и значение личности.
Истории проституции от древней эпохи до настоящего времени обнаруживает поэтому перед нами не только могущественное влияние и интенсивное последовательное действие античного мира в этой сфере, но позволяет нам также распознать в культурном развитии средних веков и новейшего времени те моменты, которые проложили путь к постепенному преобразованию античной половой морали и, на основании новых сведений об отношениях полов, подготовили переоценку ее ценностей, которая дает возможность свободно рассмотреть половой инстинкт, согласно его биологическому и культурному значению. Весь половой вопрос переносится на новую почву, если рассматривать его не сквозь античные очки, а с точки зрение современной биологии, исторической и общественной науки, т. е. если признать, что половой инстинкт представляет вообще естественное, само по себе, безусловно, этическое явление, которое для жизни, развития, работы и счастья отдельного индивидуума имеет, по меньшей мере, такое же значение, как и для вида, как такового. Как мы уже доказали в предыдущей главе, исключительное предпочтение, которое отдавалось в этом случае виду, составляет фундаментальное заблуждение античной половой этики. Последствием этого заблуждение было недостаточное признание индивидуальной любви и общности труда супругов на жизненном поприще, и затем еще клеймение половой жизни, как чего-то «нечистого», «греховного», «низкого», воплощенного в женщине и оправдывающего ее угнетение и презрение к ней. Вот в действительности тот дух, который порождает глубочайшее унижение женщины в форме проституции, как мы уже подробнее говорили об этом выше (стр. 445–455).
Описание проституции в связи с древним миром и в то же время в связи с постепенным освобождением ее от него естественно распадается на два больших отдела, внешней границей которых служит приблизительно конец, так называемых, средних веков и начало нового времени. Для проституции эти два периода приобрели еще, однако, особое значение благодаря тому, что в эпоху путешествий и открытие новых стран, которой начинается новый век, культурный мир в то же время впервые познал ту удивительную и ужасную заразную болезнь, которая с тех пор осталась тесно связанной с проституцией, наложила на нее новый отпечаток и придала ей несравненно большую опасность в социальном отношении; болезнь эта-сифилис, «венерическая болезнь» par excellence, «половая чума».
Значение этого события, т. е. занесение сифилиса из Центральной Америки в последнем десятилетии XV-го века, я подробно рассмотрел в введении моей книги, посвященной вопросу о происхождении сифилиса. Позволю себе привести здесь некоторые выдержки:
«Ни проказа, ни черная смерть, ни убийственная болезнь английского пота, которая как ураган свирепствовала почти в то же время в значительной части Европы и потом навсегда исчезла, не вызвали среди людей такого ужаса, как «monstrosus morbus nullis onte saeculis visus, totoque in orbe terrarum incognitus» (Cataneus), как сифилис. Причина этого понятна. Сифилис совершил то, что названным болезням было не по силам. Он поразил человечество в корне его существования, в том инстинкте, который, согласно известным стихам Шиллера, правит миром на ряду с голодом, т. е. в любви. «Порожденная в связи с таинственным актом, ведущим к продолжению человеческого рода, болезнь эта, до того неизвестная ни народу, ни врачам, своим появлением в конце XV столетие произвела потрясающее впечатление. С тех пор она точно злой демон легла всей своей тяжестью на самые нежные отношения, точно дыхание чумы губит молодость и красоту, величайшим грехом виснет над каждым ложным шагом, отравляет кровь еще народившегося, невинного плода, с молоком кормилицы прокрадывается в семью и с тайным старанием всюду подтачивает самый мозг общества»… (А. Geigel). Сифилис был одним из могущественных явлений, появившихся на пороге нового века и коренным образом изменивших кругозор человечества. Он не только существенно способствовал великому перевороту в медицине, но и в отношениях между людьми, преимущественно между полами, произвел настоящую революцию. Сифилису принадлежит большая доля участие в развитии современного индивидуализма».
Ниже мы еще подробнее рассмотрим это значение сифилиса для современной цивилизации. Здесь же мы укажем только, что проституция благодаря сифилису стала другой, чем была раньше, и что именно сифилис больше всего разрушил с течением времени античный характер проституции. Поэтому он составляет естественную грань, отделяющую антично-средневековую проституцию от современной.
Что же касается истории и распространение проституции до появления сифилиса, т. е. в так называемую эпоху средних веков, то мы здесь во всех отношениях имеем перед собой органическую, а частью даже непрерывную во времени связь с античными условиями. Это видно, прежде всего, из рассмотрение религиозно-политической среды, созданной распространением греко-римской культуры на восток и на запад.
Укажем, например, в первую голову, что такое всецело античное явление, как восточно-римско-византийское государство продолжало существовать до 1453 г., т. е. почти до конца средних веков. Тем самым и для проституции этого временно громадного государства с его обширной сферой влияние также, несомненно, устанавливается непрерывность между древней и средневековой эпохой. Из описание Прокопия мы узнаем, каких колоссальных размеров достигла проституция в Константинополе, а законодательство Юстиниана показывает нам, что византийская проституция обнаруживала такую же дифференцировку и специализацию, как греко-римская. Публичные дома, театральная и уличная проституция, кабачки с женской прислугой, chamres separees – все эти различные формы и места античной проституции мы находим также и в Византии, и притом в течение всего средневековья, единственного времени, когда сохранилась эстетически-свободная эллинская жизнь наслаждений, описанная самыми жгучими красками Михаэлем Пселлос и вызвавшая в итальянском ренессансе очевидное подражание, опирающееся на воззрение того времени. В течение всего средневековья древняя эллинская проституция в своей византийской форме, видоизмененной сильным восточным колоритом, имела громадное влияние на европейские и азиатские народы, в особенности на арабскую культуру. Долгое время Византия была единственным государством с настоящими большими городами (Константинополь, Фессалоники, Антиохия) и столичной культурой, производившей на чужие народности громадное впечатление. Многочисленные колонии иностранцев доставляли значительную клиентелю проституции. Издавна, например, предместье Галата было главным центром проституции – как и теперь еще-потому что там сконцентрировались все заграничные торговые сношения. Уже в XIV веке арабский путешественник, Ибн Батута, называет Галату «кварталом франков». На безнравственную жизнь латинских и немецких купцов жаловались в 1373 г. в Боснии. Особенно оживленный и вместе с тем неприличный характер приняла греческая проституция на Крите, занятом венецианцами. Критский поэт Стефан Сахликис – «Харон проституток», как он сам называл себя – в ярких красках описал безотрадные порядки, господствовавшие в критских городах среди венецианцев. Мы находим у него обстоятельное изображение жизни проституток на Крите, борделей, хитрых и корыстных приемов проституток, ночных скандалов и половых эксцессов мужчин того времени. Отсюда можно заключить, что аналогичные условие создались также при временном занятии Константинополя латинянами и во время господства франков в Морее и на Кипре. Нет надобности доказывать, что и славянский мир, составляющий в культурном отношении сколок с византийского, вместе с другими учреждениями заимствовал у Византии и античную организацию проституции; многие южнославянские города даже и теперь еще носят античный характер.
Еще осязательнее и яснее влияние византийской культуры на восточный, в частности на магометанский мир. Гетеризм и утон ченная проституция проникли к магометанским арабам из Византии, при посредстве византийских торговцев девушками; вообще торговля рабами сыграла в средние века очень значительную роль в укреплении античных условий проституции, на чем мы еще остановимся подробнее ниже. Кроме того арабы, после завоевание греческих городов передней Азии, Сирии и Египта, очень быстро переняли все пороки покоренных, и новое население городов произошло от полного слияние победителей с коренными жителями. Так, например, культура новой столицы, Дамаска, безусловно носила греческий характер.
Магометанская средневековая культура, пропитанная греческими элементами, в свою очередь оказала влияние на Китай, Индию, северную, восточную и центральную Африку и, хотя индийские гетеры играют уже большую роль в Ригведе, тот факт, что они в XI веке по Р. X. в некоторых городах живут на собственной улице (например, в Даре), указывает на арабское влияние: в арабских городах, как известно, сводники, проститутки и кинеды, как и все другие профессиональные группы, жили на собственных улицах.
Продолжающееся влияние античной проституции можно проследить, однако, не только на востоке, но и запас. Здесь многочисленные доказательства непрерывной связи между античной и средневековой проституцией дает римско-латинская культура. Терминология, некоторые древние обычаи и нравы говорят здесь вполне ясно. Несомненным доказательством сказанного служит также удивительно сохранившаяся, преимущественно городская культура древних в Италии и южной Франции.
То же самое нужно сказать и о севере, о Германии и Англии. Это не простая случайность, что, в общем, восток, благодаря преимущественно греческому влиянию, предпочел вольную проституцию, а запад, благодаря римскому влиянию, предпочел проституцию бордельную. Организация средневековых европейских борделей неоднократно прямо напоминает римские прототипы, которые во многих городах, основанных римлянами, вероятно, просто продолжали свое существование, например, в Лионе, Трире, Майнце, Кёльне, Лондоне, Йорке – старых римских городах – не говоря уже о городах Испании, Италии и Северной Африки. Терминология проституции в некоторых местах вполне ясно обнаруживает римское влияние. Так, в англосаксонском и ирландском языке римское «meretrix» преобразовано в «mertrech», а кельтское «gadalis» быть может родственно с Gades, откуда проститутки наводняли весь древний мир. В нижне-немецком наречии римское «puta» переходит в «Нure», а во всех романских наречиях сохранились слова «putain», «puta», «puttana». По Гольтеру, даже богиня Фрейя, как Venus vulgivaga, античного происхождение и не имеет корней в северных преданиях. Два немецких слова римского происхождение особенно поучительны для нас, указывая на очень раннее отношение античной проституции к Германии. Это старые слова «Kaufmann» (от саиро) и «Menger» (от mango), т. е. слова, первоначально означавшие хозяина увеселительного кабачка и проституток и торговца рабами или девушками. Замечательно, что слово «Menger» (встречающееся в Германии еще только в именах, фамилиях, например, «Eisenmenger» вместо Eisenhandler), в английском языке сохранилось в своем первоначальном значении, именно в слове «whoremonder» (торговец проститутками, сводник), между тем как слово Kaufmann (купец) постепенно совершенно утеряло свое прежнее побочное значение и обозначает теперь во всех отношениях приличный промысел. Несмотря на отвращение германцев к городской проституции и вообще к промыслу проституток, сказавшееся, например, в строгих законах вестготов, переселение народов заставило их так близко соприкасаться с римским развратом, что они всюду подпадали его влиянию и даже переняли античную организацию проституции (устройство борделей, государственный надзор и т. д.). Примером тому могут служить вандалы. Когда они завоевали развратный Карфаген, они хотели искоренить проституцию тем, что заставляли всех проституток вступать в брак и запрещали всякого рода проституцию под страхом строгого наказания. Проституция вскоре, однако, снова процвела, и вандалы сами сделались ее ревностными клиентами, так как они из войска закаленных солдат превратились в касту изнеженных патрициев (Procop. bell. Vandal, I, 5).
Но еще вернее указанных моментов о связи между античной и средневековой проституцией востока и запада свидетельствуют бродячие проституированные элементы обоих полов. В частности, относительно Германии уже Густав Фрейтаг заметил, что история этих бродяг показывает, как «тесна и непрерывна связь немецкой жизни с древним Римом». Это верно относительно всего вообще средневекового культурного мира, как магометанского, так и христианского. Из фундаментального произведение Германа Рейха и небольшой работы Иозефа Горовица мы ознакомились с громадным влиянием этих греко-римских проституированных бродяг, мужчин и женщин, на христианскую и магометанскую культуру. Относительно самого факта, что древние мимы и мимистки, танцоры и танцовщицы были в то же время проституированы, мы уже говорили выше (стр. 103–115), где мы привели также некоторые доказательства связи между этой формой античной проституции и проституцией средневековой. Мы хотим привести здесь еще дальнейшие убедительные доказательства этой связи.
Что касается, прежде всего, отношений греческих проституированных бродяг к магометанскому востоку, то Рейх доказал, что греческие мимы долгое время разыгрывались в эллинской части востока даже и после того, как она завоевана была арабами, например, в Антиохии, Александрии, Берите, Цезарее, Емесе, Газе, Гелиополисе, Иерусалиме и Тире. Знаменательно, что слово перешло в арабский язык как «mumisa» и означает исключительно «проститутка». Wellhausen первый указал на это. В том же смысле упоминается «mimdin» в талмуде, в одном месте midrasch sir has-sirim, где «tiftaje» (Daniel Ш, 2) называются «mimdin». «Почему мимистки называются tiftaje?» «Потому что они возбуждают дурной инстинкт к разврату». «Mimdin» означает здесь, следовательно, то же самое, что mumisa. Последнее выражение принадлежит к запасу слов магометанской традиционной литературы, в которой заметны греко-христианские влияния. Кроме того, это слово встречается уже у поэтов до ислама, именно в Higa, насмешливых стихах, в которых поэты ругают друг друга в самых резких выражениях. Так, в изданном недавно Vollers ’ ом «Diwan» Muttalamis а, жившего в конце VI-го века по Р. X. при дворе Ламидов в Хире, сказано: «Говорите Амр-Шн-Гинд: ты, бесстыдник, вздернутый нос, зубы твои (небольшие и темные) похожи на зерна чечевицы, ты днем властелин, а ночью проститутка (mumisa)». Аналогичное выражение мы находим также в анонимных стихах, которые передает Ибн-Ась-Сиккит: «Пусть Бог с позором закроет очи (мужской) проститутки Гудвила».
О распространении на западе кочующих мужчин и женщин, как в древности, Густав Фрейтаг говорит: «Среди многочисленных других категорий лиц, во время бури переселения народов сохранились также презренные гладиаторы гистрионы, поклонники Диониса, которые из Рима распространились среди варварских племен. Они давали представления, в которых изображали кровавых вандалов, и ставили развратные римские пантомимы; стоя перед хижинами франкских начальников, они свистали и играли чуждые мелодии, пришедшие, быть может, когда-то в Рим вместе с оргиями азиатских богов… Вместе с мужчинами в германских племенах тянулись и бродячие женщины, ловкие, дерзкие, по возможности в блестящей одежде. Когда они во время развратных движений какого-нибудь вакхического танца размахивали греческим тамбурином или азиатскими погремушками, они были обыкновенно неотразимы для германских светских и духовных начальствующих лиц, но серьезные люди находили их неприличными. Уже в 554 г. против бесчинств бродячих чужеземных женщин выступил один франкский король; а достойный Гинкмар отечески предостерегает своих священников против этих женщин, чуждое название которых верные монахи переводят очень известным, но суровым словом».
Подобно политической, и религиозная среда средних веков всюду обнаруживает свою связь с древним миром, между прочим, и в вопросах половой этики и в понимании проституции. Три великие мировые религии с универсальной тенденцией – неоплатонизм, христианство в форме католицизма и манихеизм – с начала III века по Р. X. господствовавшие в южной Европе и западной Азии и равно проповедовавшие идеи откровения, искупление и аскетизма, все целиком коренятся в идеях древнего времени они составляют «конечный результат более чем тысячелетней истории религиозного развитие культурных народов от Персии до Италии». Из них на культуру запада и значительной части востока в средние века решающее влияние оказало, прежде всего, христианство – «монотеистическая мировая религия, построенная на основе Ветхого Завета и Евангелия, но при посредстве эллинской спекулятивной мысли и этики» (А. Нагпасk). Лишь позже, начиная уже с VII века, с знаменитого дня иеджры, т. е. бегства пророка Магомета из Мекки в Медину 14 сентября, 622 г. по Р. X., громадное влияние на обширные области старого культурного мира – от границ Китая и Индии до Испании и до западной, восточной и центральной Африки – приобрела вторая монотеистическая религия, шлам, видоизмененный еврейско-христианский монотеизм. Половая этика средних веков, взгляд на проституцию и развитие ее находились главным образом под влиянием этих двух великих культурных религий. А потому, чтобы научно понять, как сложилась проституция в средние века, необходимо детальнее рассмотреть разнообразные отношение христианства и ислама к половой этике и к проституции.
Тесная связь христианства с эллинизмом и греческой культурой вскрыта новейшими теологическими и историко-филологическими исследованиями, именно в более крупных трудах Вендланда и Дейсманна и в небольших работах Геффкена и Бауэра. В настоящее время мы с полной уверенностью можем назвать христианство интегрирующей составной частью античности, так как только благодаря ей оно превратилось из палестинской секты в мировую религию и лишь от нее заимствовало свои своеобразные идеи, существующие еще и теперь.
Сказанное относится к влиянию стоиков и циников, учение которых заключало в себе общие с христианством идеи искупления, покаяние и бессмертия. Источником апокалипсических представлений христианства послужили священные книги орфиков. Слова «Спаситель» и «Евангелие» взяты из эллинского культа. Божественность Иисуса, рождение его от Пречистой Девы, звезда, указывающая на рождение Спасителя, заимствованы из греческих народных верований. Можно было бы провести еще многочисленные другие параллели. Поклонение же пастухов, идея о посреднике, тайная вечеря находятся также в персидском культе Митры.
С другой стороны, не нужно забывать, что эти античные влияние сказались лишь во время апостолов й при позднейшем развитии христианской догмы и культа; первоначальное же христианство коренится в еврействе, Иисус сам бил еврей и решительно признавал еврейское учение об единстве божественной сущности и любви к ближнему (Марк 12, 28–34). Сравнение половой этики первоначального и эллинизированного затем христианства, развившегося впервые во время апостолов, точно также обнаруживает явные различия, причем половая этика Иисуса более родственна еврейской, чем позднейшей христианской половой этике.
Hjalmar J. Nordin сделал недавно заслуживающую признательности попытку связно изложить половую этику евреев во время Иисуса. К сожалению, на немецком языке появилась только вторая часть этого труда, между тем как первая, вышедшая в 1902 г., опубликована на шведском языке и осталась мне недоступной. Лордин проводит многие параллели между воззрениями Иисуса и современных ему евреев. Мартин Fade также указывает, что Иисус судил о половой жизни, прежде всего, как еврей. И если Нордик приходит к заключению, что, в общем, половая этика евреев времен Иисуса носит печать здоровья и благородства, то это относится и к половой этике Иисуса. Последний нигде не отрицает свободной оценки и естественного понимание полового инстинкта и половых отношений, совершенно так же, как мы это видим у евреев.
Если не считать возникших, вероятно, под влиянием греческой философии небольших сект ессеев и терапевтов, то еврейская половая этика безусловно обнаруживает антиаскетический дух. Божественная заповедь: «Плодитесь и размножайтесь» (Быт. 1, 28) всегда заставляла еврея смотреть на половые отношения, как на нечто естественное, освященное религией, между тем как постоянное воздержание было бы в его глазах тяжелым проступком против приведенной заповеди Божьей. Поэтому иудейство отвергает аскетизм и безбрачие и прославляет брак, супружеские обязанности и размножение. Когда в новом Завете сказано: «впрочем, спасется чрез чадородие» (I, посл. к Тим. 2,15) и если там указывается также на заповедь об исполнении супружеских обязанностей мужем и женой (I, посл. к Кор. 7, 3–4), то в этом сказывается еврейское мировоззрение. Для не состоящих в браке иудейство впервые выставило требование относительного половою воздержание до брака, правда, возможно раннего, а для состоящих в браке оно считало поводом для временного воздержание посты, траур, напряженную умственную работу и пр. Евреи же первые рекомендуют труд, как лучшее вспомогательное средство при воздержании и лучший способ борьбы с половой фантазией и половыми представлениями. Изречение «молись и трудись» еврейского происхождения. «У евреев времен Иисуса», говорит Нордит, труд считался вспомогательным средством в борьбе за целомудрие. В завещании Рувима рекомендуется для этой цели и физический, и психический труд. «Работайте до усталости и погрузитесь в мир науки, пока Господь не даст Вам спутника жизни по желанию своему, чтобы вы не страдали, как я»… В завещании Исасхара на утомительную работу указывается, лак на средство против чувственных фантазий».
Так как у евреев господствовал выраженный патриархат, то не может быть и речи, разумеется, о равноправном положении у них женщины. Но у евреев женщина все же никогда не жила такой гаремной жизнью, как у греков и позже у магометан. Еврейская женщина всегда принимала участие в обществе мужчин, хотя, согласно патриархальной точке зрения, она считалась подчиненной мужчине, а законная полигамия не вызывала осуждения еще долгое время в течение средних веков.
Что юдаизм относился к проституции, безусловно, отрицательно, мы уже говорили выше (стр. 65-671, причем мы привели библейские законы против проституции и указывали на существование ее в более глубокой древности. Во времена Иисуса мы находим довольно обширную проституцию у евреев, но она во всех отношениях опирается на греко-римскую проституцию и очевидно организовалась под ее влиянием и по ее образцу. Так например, мы находим указание на римскую проституцию в пекарнях и в «cella» (в талмуде «qinqelin») борделя, а также в увеселительных кабачках («pundeqitha», трактирщица, сводница). Иосиф объясняет, что «zona» (проститутка), которую священнику запрещено венчать, это женщина, живущая содержанием кабака или трактира (Antiq. jud. Ill, 12, 2). В талмуде говорится также об «улице проституток». По мнению Прейса, это не дает еще, однако, права заключить о казарменной организации проституции законодательным путем, потому что на востоке и теперь еще принято, чтобы отдельные профессии локализировались каждая на особой улице. Но мы все же узнаем отсюда, что и у евреев впоследствии существовала организованная проституция, которая должна, вероятно, считаться римским учреждением, подобно борделю, «qubba проституток». Римляне часто насильно приводили туда честных еврейских женщин; как мы увидим ниже, они тоже самое делали впоследствии с христианками, для которых обесчещение в лупанарии часто применялось как наказание за отказ клятвенно отречься от христианства. В талмуде мы находим, например, аналогичное сообщение, что римское правительство однажды запретило евреям заниматься торой. Рабби Ханина бен Иерадион, несмотря на это, продолжал свои занятие и, благодаря доносу, осужден был на смертную казнь; дочь же его приговорена была к поселению в бордель. Интересно провести в этом случае параллель с аналогичным обращением с христианскими женщинами во время процессов мучениц; в новейших монографиях, насколько мне известно, об этом не упоминается.
Когда в талмуде говорится о содержателе борделя «moger zanjatha»– поведение которого, безусловно, квалифицируется, как грех-что он наделяет всем необходимым театр, приносит проституткам платье в баню, танцует и играет им на флейте, то мы и здесь также узнаем типичные римские черты. То же самое нужно сказать и о рассказах талмуда о дорогих квартирах и высоких гонорарах отдельных гетер. Прайс говорит об этом: «И талмуд также сообщает нравоучительный рассказ об одной проститутке, которая живет в «крепости у моря», получает гонорар в 400 золотых и притом требует уплаты денег вперед. Гостей своих она приказывает оставлять в передней и прислуга ей должна докладывать о них. Если посетителю, наконец, разрешено войти, она приготовляет шесть кроватей, пять из серебра и одну из золота – указание на безнравственный римский обычай покрывать постели и triclinia женщин серебром и золотом – роскошь, которую могут себе позволить, разумеется, только самые богатые люди. Между каждыми двумя кроватями она ставит лестницу из серебра с верхней ступенькой из золота и садится голой на самом верху. Но в решительный момент посетителю является перед глазами закон Божий и ему удается устоять против влекущего его соблазна. Другая проститутка, также жившая в «приморских городах», получает, как гонорар, мешочек динарий; чтобы явиться к ней, нужно переехать через семь рек. Обыкновенным проституткам дают «nedeh», богатый подарок, но каждая из них смеется над гонораром, «ethnan», который ей предлагают, и находит его слишком незначительным. Вот почему, кто веселится с проститутками, тот промотает свое состояние «до последнего куска хлеба, который и будет служить ему единственной пищей. Когда деньгам наступит конец, эти люди отдают сыночка за проститутку, а дочку продают за вино и попойку».
Из описания II Макк. 6, 4, мы знакомимся с размерами греческой проституции в Иерусалиме в эллинскую эпоху, по-видимому, под грекоримским влиянием и гомосексуальная проституция приняла у евреев более обширные размеры, чем раньше.
С точки зрение описанных условий и среды мы и должны судить об отношении Иисуса к половой жизни. Как мы уже упоминали, оно, в общем, безусловно, соответствует взглядам евреев на этот вопрос. На это указывает и Раде. Более детальное сравнение еврейских сочинений того времени с воззрениями Иисуса – неуместное здесь, но многообещающее в том виде, как приступил к нему, например, Нордин-без сомнение дало бы нам еще и другие параллели к таким изречениям Иисуса, которые до сих пор считались принадлежащими исключительно Ему. Мы сейчас приведем тому несколько примеров.
В то время как еврейская секта ессеев, возникшая во II веке до Р. X., несомненно, под влиянием греческой философии, в частности, под влиянием учение Пифагора, признавала полный дуализм между телом и душей и объявила чувственность чем-то нечистым, а умерщвление потребностей первой нравственной обязанностью, Иисус, которого – как подчеркивает Fade – несправедливо причисляют к ессеям, безусловно, признает половую жизнь и судит о ней без всяких стеснений. Среди Его изречений нет ни одного, в котором он осуждал бы половую жизнь, как нечто греховное и нечистое. Это вполне соответствует воззрению иудеев, которое «еще до появление Иисуса и до сих пор неизменно утверждало жизнь и естественные условие возникновение жизни». (Мартин Раде).
Таким утверждением половой жизни дышат прекрасные слова Иисуса (Иоан. 16, 21):
«Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир».
И еще:
«Пустите детей приходить ко Мне, и не препятствуйте им; ибо таковых есть Царство Божие».
Радость по поводу рождение человека в мир и радость по поводу детей предполагают утверждение половой жизни. Поэтому Иисус и на женщину смотрит совершенно свободно, без всякой аскетически-женоненавистнической тенденции, как на естественную подругу жизни, за которой он признает до известной степени равные права с мужчиной. Ссылаясь на подчиненность еврейских женщин при господстве патриархата, отношение Иисуса к женщине называют чем-то совершенно новым и своеобразным, говорят, что такое отношение, в противоположность господствовавшим среди евреев взглядам, проявилось здесь впервые, и в доказательство приводят тот факт, что Иисус признавал слушавших его поучение и наставление женщин достойными, характерный пример чего приводит только Лука (10, 38–42):
«В продолжение пути их, пришел Он в одно селение; здесь женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой; у ней была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его. Марфа же заботилась о большем угощении, и подошедши сказала: Господи или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? Скажи ей, чтобы она помогла мне. Иисус же сказал ей в ответ: Марфа, Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно. Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее».
Женщин, учениц Иисуса, приводят также Лука 8, 2; Марк 15, 40; Матф. 27, 55; Иоанн 4, 10 и дал.
Но такая оценка женщины, как самостоятельной личности, и такое участие женщин в умственных и религиозных стремлениях мужчин встречались уже и раньше, а во время Иисуса они существовали и в других еврейских кругах. Так, старший современник Иисуса, еврейский философ Филон (около 30 г. до Р. X. по 40 г. после Р. X.) в своем сочинении «О созерцательной жизни» сообщает о еврейской секте терапевтов, что она имела приверженцев не только в Египте, где она всего больше сконцентрировалась, но и во многих других странах, между прочим, также в Палестине, и что она предоставляла женщинам такое же право учиться и учить, как мы это видели у Иисуса. Женщины принимали участие в религиозной и умственной жизни мужчин также в еврейской секте ессеев.
В виду этого, безусловно, вероятно и нужно допустить, что стремление к высшей оценке и к большему уважению женщины сказывалось во времена Иисуса и в других еврейских кругах, и что Иисус не был в этом случае одинок.
Взгляды Его на брак и нарушение супружеской верности также, несомненно, коренятся в еврействе. Главные места, в которых говорится о браке, имеются у Матф. 19, 3–9:
«И приступили к Нему фарисеи и, искушая Его, говорили Ему: по всякой ли причине позволительно разводиться с женою своею? Он сказал им в ответ; не читали ли вы, что Сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их? И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два – одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает. Они говорят Ему: как же Моисей заповедал давать разводное письмо, и разводиться с нею? Он говорит им: Моисей, по жестокосердию своему, позволил вам разводиться с женами вашими, а сначала не было так; но Я говорю вам: кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует, и женившийся на разведенной прелюбодействует».
Аналогично у Матф. 5, 31–32; Марка 10, 2-12 и Луки 16, 18.
Основой этих рассуждений служит Второзаконие 24, 1:
«Если кто возьмет жену и сделается ее мужем, и она не найдет благоволение в глазах его, потому что он находит в ней что-нибудь противное, и напишет ей разводное письмо, и даст ей в руки, и отпустит ее из дома своего…».
Нордин в очень интересной форме рассказывает, что во времена Иисуса между школами рабби Шаммаи и рабби Гиллеля, по поводу толкование приведенного места из библии, разгорелся спор. Первый был сторонником более строгого, второй-более свободного толкование развода. Шаммаи первоначально понимал под словом «противное» только разврат и блуд, между тем как Гиллель придавал ему более широкий смысл, разумея под ним и другие неприятные стороны женщины. Фарисеи очевидно желали, чтобы Иисус дал им решение спора между обеими школами. Но он в своем ответе указывает на другое место в библии и апеллирует от закона Моисея (Второз. 24, I) к закону Бога (Быт. 2, 24): «Потому оставит человек отца и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть» – и ставит божеский закон выше закона человеческого, который, по Его словам, издан был только в силу «жестокосердия» человека.
И все же Иисус вместе с школой рабби Шаммаи признает только одну причину для развода, именно прелюбодеяние (внебрачные половые сношения, проституцию).
Я вижу в словах Иисуса не абсолютное отрицание развода, а только утверждение идеала брака. Признание допустимости развода видно не только из исключения, которое допускает в этом случае Иисус для проституции, но и из извинительных слов, которые Он находит для закона Моисея: последний должен был считаться с условиями времени и вследствие жестокосердия должен был терпеть развод. В противоположность этому – как подчеркивает и Раде – Иисус строит идеал брака на божественном законе, именно «брак мужчины с женщиной на основании полной взаимности, с целью неразрывной совместной жизни». С этой идеальной точки зрения, брак разведенного с новым партнером, естественно, кажется Ему прелюбодеянием, равно как и самое вожделение другой женщины. Это выражено в словах Матф. 5, 27 и 28:
«А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем».
Лучшим доказательством того, что все вообще воззрение Иисуса на брак носит специфически еврейский характер, могут служить многочисленные параллели к изречениям Иисуса, собранные у евреев Нордином. Они и его также заставили прийти к выводу, что все относящиеся сюда изречение Иисуса выросли на одной и той же почве, именно на почве половой этики евреев того времени. Он обращает внимание, что намеком на слова Матф. 5, 28 могут уже считаться слова Иова 31, 1 и 24, 15, и что в написанном около 150 лет до того псалме Соломона 4, 5, сказано: «глазами своими он говорит с каждой женщиной о греховном вожделении». Библейское изречение (Исх. 20, 17) «не желай жены ближнего твоего», имеет тот же смысл. Подчеркивание задушевных чувств, как главного признака супружеской любви, имеется также в талмуде. Так, рабби Элиезер серьезно считает мысль о другой женщине в момент физического соединения настоящим прелюбодеянием. Другое изречение гласит:
«Раввины наши сказали: если жена вступает в сношение с своим мужем, между тем как сердце ее думает о другом, которого она увидала на пути, то это прелюбодеяние больше всякого другого, ибо сказано (Иезек. 16,32): «как прелюбодейная жена, принимающая вместо своего мужа чужих».
Как и в изречении Иисуса, речь идет здесь только о состоящих в браке мужчинах и женщинах; половые отношение холостых же лиц здесь не принимаются во внимание. Ибо, по Прайсу, требование целомудрие со стороны холостых «подразумевалось само собой, а потому о нем не говорится в определенной форме ни в талмуде, ни в библии». Рабби Элиезер толкует, впрочем, Левит. 19, 19, как повеление целомудрие для холостых, а упомянутое выше требование относительного воздержания, впервые выставленное в такой острой форме именно евреями, значительной своей частью также относится ко времени до брака (правда, раннего).
Но такое «относительное» половое воздержание в корне различно от собственно аскетизма. Последний первоначально, безусловно, чужд еврейству, и только в эллинскую эпоху аскетические идеи, под греческим влиянием, распространились и среди евреев и привели к основанию двух замечательных сект, ессеев и терапевтов, но обе они совершенно изолировались от еврейского народа, хотя их можно было встретить почти во всех городах Палестины. Из слов Иисуса (Матф. 19, 10–12) пытались сделать вывод, что Он проповедовал половой аскетизм и что Он, следовательно, вероятно, принадлежал к ессеям. Слова эти составляют заключение приведенной выше беседы о разводе, в которой Иисус высказывает такие строгие требование для супружеской верности и допустимости развода. Его ученикам, придерживающимся более свободного взгляда, это очевидно кажется слишком суровым. Далее между ними завязывается следующий диалог (Матф. 19, 10–12):
«Говорят Ему ученики Его: Если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться. Он же сказал им: не все вмещают слово сие, но кому дано; ибо есть скопцы, которые из чрева материного родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит».
Это удивительное слово является ответом на аподиктическое изречение учеников, что при трудности и редкости проведение построенного Иисусом брачного идеала лучше вообще не жениться, т. е. вообще не вступать в связь с женщиной. На это Иисус дает ответ, смысл которого такой: да, если бы это было доступно всякому мужчине! Но это могут лишь те, с кому это дано», а это всегда только отдельные и немногие лица, именно «скопцы от рождения», т. е. лица с врожденным недостатком полового инстинкта, затем люди, искусственно превращенные в евнухов, и в-третьих те, которые добровольно наложили на себя половое воздержание, даже путем самооскопления, потому что они предпочитают в уединении и без всякой помехи заниматься одним и только божественными вещами. Эти три категории постоянно воздерживающихся мужчин Иисус приводит ученикам, высказавшим мысль о всеобщем аскетизме, как исключения, и тем самым, на мой взгляд, высказывается именно против проведение всеобщего полового аскетизма, который Он ограничивает лишь приведенными исключительными случаями.
И если Мартин Раде думает, что изречение это «совершенно не иудейское» по своему характеру, то мне хотелось бы указать ему на просмотренное им место в старом завете (Исаия, 56, 4–5), где евнухам уже приписывается особенно тесная связь с Богом, что, разумеется, так же мало можно понимать как «проповедь» полового аскетизма. Место это гласит:
«Ибо Господь так говорит о евнухах: которые хранят Мои субботы и избирают угодное Мне и крепко держатся завета Моего, тем дам Я в доме Моем и в стенах Моих место и имя лучшее, нежели сыновьям и дочерям: дам им речное имя, которое не истребится».
Слово Бен Азаи из талмуда также напоминает Матф., 19,12. Он оправдывается в своем безбрачии. «Что мне делать? Моя душа тяготеет к торе; пусть мир поддерживается другими!» Как и изречение Иисуса, талмудическое объяснение этого места сводится к тому, что такой постоянный аскетизм можно оправдать лишь у индивидуумов, половой инстинкт которых не дает знать о себе, т. е. у естественных или искусственных «скопцов». Что еврейство отвергало кастрацию, показывает строгое запрещение библии (Левит., 22–24) и изложение у Иосифа (Antiq. jud. IV, 8, 40). Кроме того, относительно выражения, приведенного у Матфея, «и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царствие Небесного», еще спорно, относится ли оно к действительным случаям самооскопления, как это принимали позднейшие отцы церкви с Оригеном во главе или же это скорее описательное выражение для добровольного постоянного воздержания. Я думаю, что употребленное Иисусом выражение «скопцы, родившиеся так из чрева матери», тоже ведь относящееся не к действительной кастрации, а к врожденной половой анафродизии и импотенции, служить очевидным доказательством, что Иисус под словами, «которые сделали сами себя скопцами», точно также имел в виду лишь добровольное постоянное воздержание без кастрации. Прежде это место толковали дословно, в смысле позднейшего монашеского аскетизма, и, подобно Оригену, делали из него соответственные практические выводы.
Быть может допустимо, что в заключительных словах своего замечательного изречение Иисус имел в виду самого Себя. Ибо Он несомненно принадлежал к тем людям, для которых половая жизнь сама по себе не имела никакого значения. (Он остался неженатым и об Его отношениях к женщинам ничего не известно). Высшим религиозным интересам Он принес в жертву любовь и семейную жизнь, как это указывают также Марк. 10, 29 и далее, Матф. 19, 29, Лук. 18, 29. А потому Он отвергает также всякое представление о том, что половая дифференциация будет продолжать существовать и за гробом. Так у Марк. 12, 25: «Ибо когда из мертвых воскреснут, тогда не будут ни жениться, ни замуж выходить, но будут, как ангелы на небесах». Это тоже чисто еврейское воззрение, в противоположность, например, учению Магомета, которое допускает, что в раю верующим будут прислуживать настоящие красивые женщины (Коран, сура Ш, 36; IV, 61), потому что и в талмуде сказано: «На том свете все земное отпадает, нет ни еды, ни питья, ни плодородие и размножения, а только праведные сидят и наслаждаются величием Господним, совершенно как ангелы».
Наконец, говоря о половой этике Иисуса, мы должны коснуться еще последнего пункта, особенно интересного для нашей темы. Мы имеем в виду Его взгляд и отношение к проституткам и внебрачным половым сношениям, как мы уже видели, весьма распространенным в то время и среди евреев. По мнению Раде, в Капернауме и по окружности его были для этого особенно благоприятные условия. Одна из прекраснейших сцен Евангелие (Лук. 7, 36–50) показывает нам истинно человечное, свободное воззрение Иисуса на проституцию.
«Некто из фарисеев просил его вкусить с ним пищи; и Он, войдя в дом фарисея, возлег. И вот, женщина того города, которая была грешница, узнавши, что Он возлежит в доме фарисея, принесла алавастровый сосуд с миром; и, ставши позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его и мазала миром. Видя это, фарисей, пригласивший Его, сказал сам себе: если бы Он был пророк, то знал бы кто и какая женщина прикасается к Нему, ибо она грешница. Обратившись к нему, Иисус сказал: Симон! Я имею нечто сказать тебе. Он говорит: скажи, Учитель. Иисус сказал: у одного заимодавца было два должника: один должен был пятьсот динариев, а другой пятьдесят; но как они не имели чем заплатить, он простил обоим. Скажи же, который из них более возлюбит его? Симон отвечал: думаю, тот, которому более простил. Он сказал ему: правильно ты рассудил. И обратившись к женщине, сказал Симону: видишь ли ты эту женщину? Я пришел в дом твой, и ты воды мне на ноги не дал, а она слезами облила мне ноги и волосами головы своей отерла. Ты целование мне не дал; а она, с тех пор как Я пришел, не перестает целовать Меня в ноги. Ты головы мне маслом не помазал; а она миром помазала мне ноги. А потому сказываю тебе: прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много; а кому мало прощается, тот мало любит. Ей же сказал: прощаются тебе грехи. И возлежавшие с ним начали говорить про себя: кто это, что й грехи прощает? Он же сказал женщине: вера твоя спасла тебя. Иди с миром».
А у Матф., 21, 31–32, он говорит фарисеям:
«Истинно говорю вам, что мытари и блудницы вперед вас идут в Царство Божие; ибо пришел к вам Иоанн путем праведности, и вы не поверили ему, а мытари и блудницы поверили ему; вы же, и видевши это, не раскаялись после, чтобы поверить ему».
И, наконец, у Иоанна, 8, 3-11:
«Тут книжники и фарисеи привели к Нему женщину, взятую в прелюбодеянии, и, поставивши ее впереди, сказали Ему: Учитель! эта женщина взята в прелюбодеянии; а Моисей в законе заповедал нам побивать таких камнями: Ты что скажешь? Говорили же это, искушая Его, чтобы найти что-нибудь к обвинению Его. Но Иисус, наклонившись низко, писал перстом на земле, не обращая на них внимания. Когда же продолжали спрашивать Его, он, отклонившись, сказал им: кто из вас без греха, первый брось на нее камень. И опять, наклонившись низко, писал на земле. Они же, услышавши то и будучи обличаемы совестью, стали уходить один за другим, начиная от старших до последних; и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди. Иисус, отклонившись и не видя никого кроме женщины, сказал ей: женщина! где твои обвинители? Никто не осудил тебя? Она отвечала: никто, Господи! Иисус сказал ей: и Я не осуждаю тебя. Иди, и впредь не греши».
Данный текст является ознакомительным фрагментом.