«Род закрытого общества»: аничковские балы императрицы

«Род закрытого общества»: аничковские балы императрицы

Среди балов неофициальных, но относящихся к балам «большого света» М. А. Корф в своем дневнике от 16 января 1839 г. упоминает балы в «Собственном Его Императорском Величества дворце»: «…Первое место занимают здесь так называемые Аничковские балы, т. е. балы в собственном (Аничковском) дворце Государя, бывающие не в праздничные или торжественные дни, а просто так, когда вздумается повеселиться, раз шесть или более в зиму. Тут приглашения делаются не по званиям и не по степеням государственной службы, а по особенному разбору: зовется именно только большой свет, но и тот не весь ; c'est une espece de soeiete (франц. это род закрытого общества. – А. В.) и есть не один министр, который разве что только раз в зиму побывает на Аничковском бале. Кроме нескольких высших придворных чинов, тут все почти одни военные мундиры. Штатские бывают все во фраках, и вообще на таком вечере не более пены, чем в каком-нибудь частном доме. Для петербургского faschionable (франц. модник. – А. В.) высшая радость и слава – d'appartenir a la soeiete d'Anitchoff (франц. быть причастным к Аничковскому обществу. – А. В.). Я никогда еще не был удостоен приглашения на Аничковский бал» [790] . Кстати, на него никогда не приглашали иностранных дипломатов.

Для Александры Федоровны это был родной дом, который она обживала, когда переступила его порог после свадьбы. Описывая события 1818 г., Александра Федоровна вспоминала: «В городе сезон балов начался рано и открылся балом в Аничковском дворце 3 (15) октября в день рождения моего брата, наследного принца. Это было событием для нашего Аничковского дворца, так как это был наш первый прием в Петербурге и меня впервые тогда увидели исполняющей обязанности хозяйки дома!» [791]

На аничковские балы приглашали немногим более ста человек. Быть приглашенным считалось особой привелегией. Долли Фикельмон записала 24 октября 1831 г.: «Уже танцевала в Аничковом у Императрицы, а в прошлое воскресенье – в Эрмитаже; эти вечера для меня полны особой прелести и блеска. Потому что на них появляется много военных и дам в прекрасных туалетах» [792] . По свидетельству М. А. Корфа, в Аничковом дворце Николай I имел обыкновение провожать Масленицу: «На прощание с нею в Folle journee (франц. безумный день. – А. В.) завтракали, плясали обедали, и потом опять плясали» [793] . Этот же термин («безумства») употребила и Долли Фикельмон 19 февраля 1835 г.: «В воскресенье, 17 февраля, состоялся завтрак с танцами в Аничковом по случаю окончания безумств этой зимы. Я была приглашена на утро, Фикельмон (ее муж посол Австрии граф Шарль Луи. – Л. В.) на вечер. Это был еще один чудесный день, украшением которого являлась Императрица… Танцевали весь день с перерывом на обед и на получасовой спектакль – хорошо исполненный французский водевиль. Этот завершающий день танцев – всегда как бы последнее «прощай масленице» [794] . Традиция эта сохранялась и позднее. В дневнике 30 января 1839 г. М. А. Корф мимоходом отметил в череде празднеств «последнее воскресенье folle jourmee для аничковской компании» [795] .

Печальную роль аничковские балы сыграли в судьбе Пушкина. После того, как 4 сентября 1831 г. Долли Фикельмон представила Наталью Николаевну императрице, Н. Н. Пушкина все чаще стала появляться при дворе. В обществе начали шушукаться. Пушкин был недоволен и писал своему другу Нащокину 8 января 1832 г.: «На балах пляшет, с государем любезничает… Надобно бабенку к рукам прибрать» [796] . Весной 1833 г. мать Пушкина Надежда Осиповна сообщила в письме своей дочери о светских успехах невестки: «…на масляной и всю зиму много веселилась» [797] . На балу во дворце Департамента уделов она появилась в костюме жрицы солнца. Все были покорены, и Николай I объявил ее «царицей бала».

17 января 1834 г. Пушкин сделал помету в дневнике о блистательном бале у графа Бобринского. А его мать Надежда Осиповна описала бал в письме к дочери: «…на балу у Бобринского Император танцевал с нею французскую кадриль и за ужином сидел возле нее» [798] . 26 января Пушкин записал в дневнике: «В прошедший вторник зван я был в Аничков» [799] . Визит не удался, так как А. С. Пушкин прибыл одетым не по бальной форме, принятой в Аничковом дворце (нужно было надеть мундирный фрак). Он оставил Наталью Николаевну танцевать, а сам демонстративно отправился на вечер к С. В. Салтыкову. Будучи принят в привилегированное «аничковское общество», он, как заметил историк Р. Г. Скрынников, пренебрег этикетом. Естественно, Николай I выразил неудовольствие поведением поэта, сказав: «Он мог бы дать себе труд съездить надеть фрак и возвратиться. Попеняйте ему». Графиня Бобринская попыталась исправить впечатление, сказав, что у нового камер-юнкера не были пришиты пуговицы. В тот день монарх обратился к Натали (с дамами он обычно разговаривал по-французски) с нелюбезным замечанием: «Из-за сапог или из-за пуговиц не явился ваш муж последний раз?» (франц.) [800] Пушкин ревновал жену и к Николаю I, и к флигель-адъютанту Сергею Безобразову, отличавшемуся как раз красотой.

Желанными для императора дамами на балах в Аничковом дворце сначала были Бутурлина, Крюденер, Долгорукова, а затем Натали. К началу 1834 г. Наталья Николаевна родила двух детей. Похудела, снова, как выяснилось, была беременна, но продолжала танцевать на последней Масленице. 13 февраля свекровь писала по поводу жены Александра: «Его жена теперь на всех балах, она была в Аничковом. Она много танцует, к счастью для себя, не будучи брюхатой» [801] . Последний день Масленицы, 4 марта 1834 г., закончился бедой. «На масленице, – сообщил Пушкин своему приятелю П. В. Нащокину, – танцевали уже два раза в день… жена во дворце. Вдруг смотрю, – с нею делается дурно – увожу ее, и она, приехав домой, выкидывает» [802] . Об этом же написала в письме и Надежда Осиповна: «В воскресенье вечером на последнем балу при дворе Натали сделалось дурно после двух туров мазурки; едва успела она удалиться в уборную императрицы, она почувствовала боли такие сильные, что, воротившись домой, выкинула» [803] . Флирт Пушкиной с Николаем I продолжался с осени 1833 г. до начала марта 1834 г., и эти ухаживания (ничего не значащие) помогли ей дистанцироваться от других поклонников. «Как это ни странно, – писал Р. Г. Скрынников, – именно ухаживания Николая I сделали положение Натали неуязвимым» [804] . Вернувшись в октябре в столицу, она бывала на придворных празднествах, но ухаживания Николая Павловича уже не бросались в глаза. Она снова была в положении и 14 мая 1835 г. родила Григория (которого хотела назвать Николаем). Когда в августе-сентябре 1835 г. за ней стал ухаживать Дантес, то Николаю Павловичу было уже не до Натали. О появлении Н. Н. Пушкиной вновь на бале в Аничковом дворце в начале декабря 1836 г. С. Н. Карамзина сообщила своему брату. Но на этих балах Николай I флиртовал уже с другими дамами.

Как известно, после кончины А. С. Пушкина Николай I не только оплатил огромные долги поэта, но и назначил пенсионы для содержания его вдовы и детей (сыновьям до поступления на службу, дочерям – до замужества).

В 1843 г., в возрасте 31 года, вдова поэта снова появилась на балах в столице, так как нужно было устроить жизнь сестры. Весной 1844 г. Наталья Николаевна была вынуждена вновь обратиться за помощью. За счет казны, судя по документам, долги были погашены, кроме того, Николай I способствовал ее браку с Петром Петровичем Ланским. Знакомый со многими подробностями жизни при дворе, бывший лицейский сокурсник поэта М. А. Корф записал тогда в дневнике 28 мая 1844 г.: «Пушкина принадлежит к числу тех привилегированных молодых женщин, которых государь удостаивает иногда своим посещением. Недель шесть назад он тоже был у нее, и, вследствие этого визита, или только случайно, только Ланской назначен командиром Конногвардейского полка, что, по крайней мере, обеспечивает их существование, поскольку кроме квартиры, дров, экипажа и проч., полк, как говорят, дает тысяч до тридцати годового дохода» [805] .

Свидание состоялось в середине апреля, 9 мая П. П. Ланской получил новое назначение на должность, а 28 мая было объявлено о помолвке с Пушкиной. Годовой оклад в 30 ООО руб. должен был обеспечить семейную жизнь.

Николай Павлович прислал невесте бриллиантовый фермуар (франц. fermoir от fermer – запирать), украшение из драгоценных камней в виде застежки к драгоценному ожерелью. Но обычным подарком не ограничился. Он лично приехал в Стрельну на крестины вскоре родившейся дочери Александры.

Брак был счастливым.